- Я знаю, - сказала Инна, готовясь насладиться эффектом, который произведет ее сенсационное сообщение, - он и не мог им быть.
- Откуда вы знаете? - серьезно спросил Володя. Он внимательно взглянул на Инну и даже отпустил на секунду ее руку.
- Потому что на портрете - прапрабабушка вовсе не Полины Покровской.
- А чья же? - удивился эксперт.
- Моей тетушки - Изольды Гурко. Эту картину ее отец, Карл Иванович Шмидт, когда-то хотел подарить Изольде на совершеннолетие, но война и блокада спутали все его планы.
- В таком случае должен вас огорчить. У Полины Андреевны совсем другая картина. Не та, которую вы с тетушкой искали.
- Как… другая?
- Очень просто! Вор пытался украсть из квартиры Покровской копию. Искусную подделку. Она, конечно, тоже стоит денег, но отнюдь не таких огромных, как оригинал.
- А где же оригинал картины? Неужели и вправду пропал в блокаду, как боялся Артемий Саввич.
- К счастью, нет. Портрет уцелел и сейчас находится там же, где и мы с вами: в Русском музее. За давностью лет, разумеется, он уже принадлежит государству.
Инна завертела головой и, близоруко сощурившись, попыталась увидеть знакомую картину.
- Нет-нет, не ищите его в этих залах. Разумеется, портрет графини Шаховской хранится не в постоянной экспозиции, а в запасниках. Все же неизвестному автору восемнадцатого века далеко до уровня тех же Боровиковского или Левицкого… Вы, наверное, хотите узнать, как портрет попал в музей? Вскоре после войны НКВД задержал нескольких спекулянтов, наживавшихся в блокаду на человеческом горе. Среди них оказался и антиквар с темным прошлым. Его опознали многие из тех, кто менял в блокаду картины на хлеб. Конфискованные ценности поступили в фонды питерских музеев. "Портрет графини" был передан Русскому музею. Одним словом, эта картина нашла здесь свое постоянное пристанище. А несколько лет назад один сильно пьющий, но весьма одаренный художник сделал ее копию…
Инна глубоко вдохнула, чтобы переварить сенсационное известие, а потом с нетерпением спросила:
- А почему в таком случае вор польстился на подделку?
- Ну, как вы догадываетесь, отнюдь не все уголовники получили искусствоведческое образование. Никита Покровский был в этом смысле скорее исключением из правил.
- А зачем в таком богатом доме понадобилась фальшивка? Там ведь были и великолепные подлинники?
- Наверное, однажды Никита как хороший сын захотел сделать матушке приятное. Вот и подарил старушке на день рождения "фамильный" портрет. В тот период, похоже, у него были серьезные проблемы с деньгами, и Никита решил ограничиться хорошей копией. А Полине Андреевне наплел про "неизвестного автора восемнадцатого века" и про сходство графини Шаховской с его маменькой.
- Кто же в таком случае украл из дома Покровской поддельную "Графиню"?! - воскликнула Инна с нетерпением.
- Вот это я как раз и хочу выяснить в ближайшее время. А теперь, Инна Павловна, извините, мне пора, - сказал Владимир Ильич и церемонно раскланялся. А потом нежно пожал, так и не решившись поцеловать, ее руку, которую все еще держал в своей. Резко повернувшись, он решительно направился к выходу.
С ЛЮБИМЫМИ НЕ РАССТАВАЙТЕСЬ
- Вы не представляете, что я сегодня узнала! - закричала Инна, едва увидев Изольду. Она просто сгорала от нетерпения тут же рассказать тетушке все-все.
- И что же ты такое особенное узнала? - спросила Изольда, рассеянно наливая себе чаю. Она сегодня явно витала в облаках. - Да, будь любезна, объясни, пожалуйста, ради чего ты заставила меня все бросить и примчаться в такую даль.
- Ваша картина…
- Ладно, расскажешь позже. У меня более важные новости. Представляешь, Васенька пригласил приехать к нему с младшей внучкой на все лето! Я так рада! Анечка тоже будет в восторге. Там, в их холодной и прагматичной Европе, девочка большую часть времени предоставлена самой себе. На Западе вообще все сами по себе. Вас здесь тоже, я заметила, пытаются загнать в индивидуализм. Не выйдет. Вы, то есть мы, от исконной нашей общинности, от врожденной готовности помогать людям все равно никуда не денемся. Вот мой Васенька, он никогда не пройдет равнодушно мимо плачущей женщины, ребенка или старика с грустными глазами. Обязательно спросит, не может ли он чем-нибудь помочь. Да что там - люди! Однажды видела, как он бездомному псу скормил всю колбасу, купленную на пенсию. Вот почему мне так плохо без него там, в Германии.
- Да забудьте вы хоть на пять минут про вашего областного принца! - с раздражением потребовала Инна. - Вернитесь с небес на землю. Я тут пускаюсь в рискованные авантюры, занимаюсь вашим замшелым наследством, а вы крутите любовь с провинциальным обожателем. Так вот, если вам, конечно, интересно знать, тетушка… "Портрет старой графини"…
- Что с картиной, говори скорее! - Изольда усилием воли вернулась от "Васеньки" к действительности и от нетерпения схватила Инну за руку.
- С ней все в порядке. Только ваша картина находится не в квартире у Полины Андреевны Покровской, а неподалеку от нее - в Русском музее. Все сроки давности прошли. Так что заполучить портрет нам вряд ли удастся.
- Что ж, возможно, это наилучший финал всей истории, - грустно улыбнулась Изольда. - Круг замкнулся. Когда-то Артемий Саввич поставил печать Русского музея под своим заключением о подлинности картины. А теперь холст оказался там, где ему и положено быть, - в Михайловском дворце. Хорошо, хоть ты послушала нас с Василием Петровичем и Ксеничку и оставила свою дурацкую затею с похищением. Вот был бы номер, если бы ты рисковала головой из-за подделки!
- Не из-за подделки, а из-за вас, тетушка! - поправила родственницу Инна. - В детстве я очень любила сказки братьев Гримм. Волшебный страшноватый мир манил и затягивал в себя, как бурлящий водоворот. Сладко было бояться и одновременно знать, что в конце все будет хорошо. Мне кажется, я не перестала верить в волшебные финалы страшных сказок и сегодня. Вот и на этот раз мне очень хотелось, чтобы конец вашей длинной и запутанной русско-немецкой сказки был счастливым.
- А именно?
- Ну, чтобы вы вернули себе наконец семейную реликвию, которую завещал ваш отец. И тогда его трагическая жизнь обрела бы завершение и смысл, а душа, исстрадавшаяся на чужбине, - упокоение.
- Знаешь, Инна, жизнь очень талантливый писатель, - улыбнулась Изольда. Инна вдруг заметила, что ее улыбка больше не выглядит трагической, как при их первой встрече, теперь это была обычная улыбка просто счастливой женщины. - А признак истинного таланта - способность постоянно удивлять, - продолжала тетушка. - Вот жизнь и дописывает за нас наши истории совсем не так, как мы их задумывали. А выдающиеся портреты, как я уже говорила тебе однажды, порой влияют на нашу жизнь самым неожиданным образом.
- То есть? - не поняла Инна.
- Ладно, не буду дольше тебя интриговать: я возвращаюсь в Питер.
- На лето? - осторожно уточнила Инна.
- Нет, навсегда.
Инна выскочила из-за стола, обежала его и обняла Изольду - хрупкую пожилую европейскую даму, так по-русски всхлипывавшую сейчас в мокрый от слез платочек.
Инне хотелось сказать, что она тоже скоро приедет в Питер, что не может долго жить без этого города, как без любимого человека - слегка суховатого, но умного, глубокого и тонкого, - но вместо этого она уткнулась в плечо Изольды и тоже разревелась, как дура. Так они стояли, обнявшись, и ревели на два голоса, по-бабьи. Хорошо, что в кафе, как обычно, было пусто. В этот раз племянница и тетка окончательно убедились в том, что знали давно: Санкт-Петербург, этот город, полный туманов и тайн, никого не отпускает навсегда.
ЖЕ ВУ ЗЕМ, МАДАМ!
Все повторилось, как во сне. Отъезд Инны из Питера оказался очень похожим на ее недавнее расставание с Москвой. Только город в этот раз был другой: "сэр Петербург", смахивавший на чопорного, блестяще образованного, но небогатого интеллигента. Он был мил, но слегка наскучил своими безупречными манерами. А Инна уже с нетерпением ждала встречи с шумной, крикливой, броско и безвкусно одетой, простоватой, но денежной "матушкой-Москвой".
В этот вечер все было так же, как несколько дней назад. Инна, как тогда, тащила по платформе тяжелую сумку, которую она опять не без труда вырвала из худеньких рук Изольды. По пустынному ночному перрону, как и в тот раз, завивалась поземка, а озябшие на ветру пассажиры и провожающие стремились быстрее прошмыгнуть в теплые вагоны.
"Красная стрела" отправлялась через десять минут. Инна расцеловалась с Изольдой и не без труда выпроводила ее из вагона: было уже почти полночь, а пожилой даме предстояла дальняя дорога домой.
Инна осталась одна в купе и, как несколько дней назад, грустно уселась у окна, пытаясь сосредоточиться и подвести итоги. Словно вспомнив о чем-то, она достала из сумочки зеркальце. Отражение, как и в тот раз, оставляло желать лучшего. Синяки под глазами, смазанная губная помада… За несколько дней в Питере она явно не отдохнула и не похорошела. Кто бы сомневался! Как ни крути, вышло, что в Питер она съездила зря. Во-первых, идея с заказной книгой провалилась, значит, надежда разбогатеть в очередной раз растаяла, как дым. Во-вторых, бурный, но краткий роман с Романом тоже растаял в разноцветной дымке театральных прожекторов, оказавшись эффектной обманкой, случайным эпизодом в ее жизни.
Словом, настроение Инны было хуже некуда - как с похмелья после зажигательной вечеринки. Она автоматически попудрила нос и подкрасила губы. И опять расстроилась. Хлопоты вокруг "Портрета графини" тоже ведь оказались напрасными! Если бы заранее знать, что старинный холст давно и прочно прописался в Русском музее! Тогда бы Полина Андреевна не тешила свое самолюбие копией, а Изольда - пустыми мечтами. Да что картина! Даже простое житейское дело оказалось Инне не по силам: она так и не сумела по-родственному помирить Изольду и Марка. Галка и Светлана будут этим обстоятельством весьма недовольны. Похоже, перспектива обрести отчима (а Галке - аж второго) взрослым дочерям Изольды совсем не улыбается. И то, что мать возвращается в Питер, их вряд ли обрадует. Реже будет выбираться к ним в Европу, чтобы пообщаться с внучками и освободить дочерей хотя бы на несколько дней от бытовых забот.
"А может, все обойдется?! Переживут, свыкнутся, обуздают свой эгоизм, лишь бы мать была счастлива", - подумала Инна, поглядывая на метель за окном.
"Мусик, я съездила в Питер совершенно напрасно. Очень устала. Завтра увидимся", - послала она очередную эсэмэску Машке.
"Следи за вещами и билетом", - не замедлила ответить практичная подруга.
На перроне заиграли "Гимн великому городу", и Инна чуть не заплакала. То ли от переживаний последних дней, то ли от усталости. Поезд медленно пополз вдоль перрона.
- Добрый вечер! - Дверь в купе отворилась, и в нее заглянул… Владимир Ильич, собственной персоной!
- Вас-то мне и не хватало! Для полноты картины, - не удержавшись от подколки, искренне обрадовалась Инна.
- Какой еще картины? - не понял он. - Мало вам, что ли, картин было в Питере, Инна Павловна?!
- А такой! Знаете, как бывает, когда складываешь большой пазл и не хватает одного маленького кусочка? Не находится - и все, пазл разваливается! А с вашим приходом пазл сложился: мой нынешний отъезд из Питера стал теперь точь-в-точь таким, как прощание с Москвой. Как говорят французы, дежавю: мы это видели.
- Ну, с французского могли бы мне и не переводить, - улыбнулся Володя, - это мой рабочий язык.
- Так вы что же, в этот раз будете говорить со мной в поезде не на русском ненормативном, а по-французски? - кокетливо улыбнулась Инна. - Это меняет дело. Всегда мечтала познакомиться с истинным французом.
- Уи, мадам! - кивнул Володя. - Бон суар!
- Это добрый вечер, что ли? - догадалась Инна.
- Ну, тогда вы, надеюсь, еще кое-что угадаете, - сказал попутчик и вдруг нервно закашлялся. Он поставил чемоданчик на полку, снял куртку и уселся напротив Инны.
- Ну, что же вы замолчали? - заволновалась Инна. - Говорите, Володя…
- Же ву зем, мадам.
- Я вас люблю, - автоматически перевела Инна и уставилась в недоумении на попутчика.
- Ну, с трудностями перевода покончено, теперь будем пить чай, - пробормотал Володя, окончательно смутившись, и поставил перед Инной коробку с роскошными пирожными. Инна почувствовала, что он решил сменить тему.
- Кто же все-таки пытался украсть поддельный "Портрет"? - спросила она. Просто поинтересовалась, чтобы разрядить обстановку. Все, что было связано с той картиной и ее клоном, Инну уже не волновало, потому что осталось в другой, теперь далекой, петербургской, жизни.
- О, это типично питерская история! В духе незабвенного Федора Михайловича. - Володя улыбнулся и, как недавно в музее, посмотрел Инне прямо в глаза. - Ни за что не догадаетесь, кто грабитель!
- Да где уж мне, - обиделась Инна. - Мыто о ваших Достоевских ни сном ни духом…
- Короче, грабителем оказался… - Рассказчик сделал долгую паузу и продолжал, насладившись эффектом: - Электрик ДЭЗа! Того самого, что обслуживал дом Полины Андреевны. Его начальник приятельствовал с одним вашим знакомым - художником по свету из Малого оперного. Однажды этот "электрический", в меру пьющий художник побывал с одной знакомой дамой авантюрного склада в квартире старушки. Там он и сфотографировал "Портрет графини". А потом за "рюмкой чая" в кабинете дружка, начальника ДЭЗа, показал фотографию приятелю: вот, мол, какие картины хранятся в богатеньком доме на Мойке. Живут же богатеи! А тут в кабинет начальника, как на грех, зашел по своим делам работяга-электрик. И услышал весь разговор от первого до последнего слова. Ну, в душу простого человека и запала крамольная мыслишка. Как у Родиона Раскольникова: тварь он дрожащая или право имеет. Кстати, этот тип уже однажды отсидел за мошенничество. Ну, он и решил, что право имеет. Короче говоря, электрик потихоньку, с шутками-прибаутками выудил у господина осветителя, уже изрядно принявшего на грудь, информацию: что, мол, да как в той квартире с сигнализацией. А потом, как он сам говорит, "бес попутал". Вернее, бес запутал его в долгах и кредитах. Что ж, тут его можно понять: все сейчас хотят жить красиво, не хуже намозоливших глаза персонажей из телевизора. Вот электрик и решил, что отключит сигнализацию, отвлечет охранника и возьмет только эту картину. Мол, никто и спохватиться не успеет, а он уже будет далеко. Потом заляжет на пару недель на дно, пока шум не утихнет. Все продумал, даже отпуск на две недели взял в ДЭЗе.
Короче, он решил, что у богатой старушки от одной картины не убудет. "Раскольников" несколько дней следил за квартирой старушки, выяснял, кто еще там живет, в какое время пожилая дама пьет чай, ужинает, кого посылает в магазин. Ну и выбрал наконец час, когда она осталась одна. Но немного не рассчитал. Старушка, как назло, не вовремя вышла из дальних комнат. В итоге пришлось слегка стукнуть ее по темечку. Слава тебе господи, топора, как у Раскольникова, у грабителя не было. Тюкнул старушку по затылку чемоданчиком с инструментами, она и вырубилась. Это, похоже, в его планы не входило. Ну, раз уж так получилось, грабитель прихватил с собой из квартиры кое-что из мелкой скульптуры и старинной посуды. Не рисковать же, в случае чего, свободой из-за одной картины!
В этот день электрику капитально не везло: в подъезде на него внезапно напала служебная собака. Поэтому вырезанный из рамы холст воришка бросил. Впрочем, это вы и сами видели. Однако он все же успел убежать с сумкой, набитой предметами антиквариата, особенной ценности не представлявшими. Благодаря нашим коллегам, а также служебной собаке и ее хозяину воришку выследили. В итоге "джентльмену удачи" придется опять отправиться на нары, теперь уже за грабеж.
- А та дама, ну, авантюрного склада, она ни в чем не виновата? - осторожно поинтересовалась Инна.
Владимир опять внимательно посмотрел ей прямо в глаза и чуть заметно улыбнулся:
- Ну, во-первых, дамские фантазии уголовно не наказуемы. Иначе полстраны село бы за то, что втайне мечтало ограбить богатых и оказаться на их месте. Ну, притащила эта дамочка с собой в гости к старушке художника по свету - так ведь Полина Андреевна его сама в дом и впустила. А он бабульке и вправду проводку починил. В том, что театральный осветитель стал невольным наводчиком, его злого умысла не было. Точно известно, что ему из награбленного ничего не перепало. А во-вторых, эта авантюрная дамочка очень помогла следствию: вернула холст, брошенный грабителем в подъезде, законной владелице, поручила хозяину собаки организовать слежку за преступником… И вообще благодаря этой активной дамочке и ее приятелю за квартирой Полины Андреевны было легче несколько дней вести наружное наблюдение.
- Я еще в квартире на Мойке поняла, что вы в курсе моего похода с Романом Караваевым к Полине Андреевне, - пробормотала Инна.
- Ну, разумеется, я все знал, - улыбнулся попутчик. - Мне по должности положено знать такие вещи. Наблюдение за квартирой Покровской, отслеживание связей Полины Андреевны и было одной из целей моего приезда в Санкт-Петербург. Каким-то шестым чувством, необходимым оперу, я почуял: вскоре может произойти ограбление. Важно было не допустить нескольких вещей. Во-первых, чтобы пожилая женщина, она же - ценный свидетель многих интересных питерских событий, случайно погибла. А во-вторых, чтобы произведения искусства, представляющие немалую ценность и большей частью приобретенные Никитой Покровским незаконным путем, не сгинули за границей. Что же касается вас, Инна Павловна, то ваш пристальный интерес к Полине Андреевне угадать было совсем несложно. Правда, я до сих пор не понимаю, почему вас так интересовал именно поддельный "Портрет графини"? Вы что-то говорили во время нашей встречи в музее про тетушку…
- Это длинная, запутанная и грустная семейная история, - вздохнула Инна и рассказала в общих чертах про Изольду, ее отца-немца и завещанный тетушке портрет прапрабабушки.
- Благодаря вам я сейчас понял одну важную вещь, которая мне не давала покоя с тех пор, как увидел оригинал "Графини" в Русском музее, - медленно сказал Володя. - Теперь и мой пазл тоже наконец сложился. Я все думал, что за странная надпись на изнанке "настоящего" портрета. И кто такая "Изольдочка", которой некий Карл Шмидт так трогательно подарил эту картину на совершеннолетие? Надо же, как неожиданно легко благодаря вам разрешилась эта загадка!
Владимир вздохнул, ослабил тугой узел галстука и откинулся на спинку сиденья.
- Ну ладно, спасибо портрету, хоть он мне, признаться, изрядно надоел, - за то, что помог нам познакомиться поближе, - улыбнулся Владимир Ильич. - Поневоле поверишь в мистические свойства старинных картин и во все эти страсти, над которыми я прежде смеялся…
Он еще раз посмотрел на Инну. Поправил волосы, положил на стол свои красивые руки и сказал совсем другим тоном: