- Извините, - сказал Тэлли холодно. - Я не вижу лестницы. Если вы считаете лестницей эту прекрасную антикварную мебель, то я должен вас заверить, что, если, паче чаяния, кто-то случайно поставит на нее ногу, с ним случится то же самое, что случилось с невежественным обывателем, который менял электролампочку, взгромоздившись на бесценный чиппендейловский стул!
Снова наступила тягостная тишина, вдруг розовые щеки инспектора густо покраснели. Он нерешительно опустил глаза на документ в планшете.
- Что же, ладно, - запнувшись, сказал он. - Я понимаю, о чем вы говорите. Образец мебели… Очень хорошо, что вы так назвали. - Инспектор поставил неразборчивую закорючку в конце документа и вынул его из папки. - В таком случае, кажется, все в порядке. Ваше разрешение, мистер Маклин.
Тэлли взял бесценный бланк и внимательно изучил его, перед тем как передать его Энн, которая тихо стояла за регистрационным столом и наблюдала за происходящим.
- Вот наше разрешение от пожарников, Энн. Внесите его в банк данных на букву "П", пожалуйста, и покажите мистеру… Госкинсу, где у нас выход. У меня срочное дело на чердаке. До свиданья, мистер Госкинс, благодарю вас. - Тэлли пожал руку молодому человеку.
Энн, улыбнувшись, положила бумагу на стол и обернулась к инспектору, который был крайне удивлен, увидев, как хозяин гостиницы живо понесся по драгоценному "образцу антикварной мебели", перепрыгивая через две ступеньки сразу.
"Срочным делом на чердаке" Тэлли назвал послеобеденное рандеву с Либби, которая в ее теперешнем положении уборщицы и горничной перед открытием согласилась провести тщательную уборку в его квартире. Однако ее пластиковый пакет с принадлежностями для уборки стоял нетронутый в маленьком коридоре между спальней и гостиной. Тэлли, страстно желая убедиться, что Либби дождалась его, чуть об него не споткнулся. А беспокойство его было напрасным. Девушка-австралийка стояла в спальне, вертясь перед большим зеркалом на дверце гардероба, беспокойно одергивая лиф и юбку своего шелкового темно-синего платья. Рабочий комбинезон лежал на полу там, где она его сбросила.
- Чистишь перышки? - лениво поинтересовался Тэлли, прислонившись к двери и наблюдая с изумленной улыбкой за ее поведением.
- Это платье надо бы привести в порядок, - объявила Либби, ничуть не смущенная его внезапным появлением. - Я подумала, что, пока жду здесь, могу его померить. Предполагается, что мы в этих платьях будем подавать обед, но на мне оно плохо сидит. Посмотри на длину юбки - старомодная, и лиф - я сверху напоминаю мешок картошки.
- А на самом деле это не так, - и Тэлли, чтобы оценить получше, прошел в комнату, тщательно закрыв за собой дверь. - М-м, - протянул он, пожирая глазами Либби - от загорелых ног в сандалиях до рассыпавшихся светлых волос. - Оно определенно лучше выглядит, когда снято, а не надето.
Их глаза встретились в зеркале, и Либби широко раскрыла глаза, изобразив удивление.
- Вы считаете, что мы будем подавать обед голыми? - лукаво спросила она, как обычно, растягивая слова.
- Только для меня, - смело ответил Тэлли, улыбаясь ей в ответ тоже с вызовом.
- Однако сейчас не обеденное время, - сказала Либби, посмотрев на часы. - Сейчас время арво-чая.
- Арво-чая? Что это за чертовщина? - спросил он.
- То, что вы пьете в арво! Во второй половине дня! - повторила Либби, округляя гласные.
- Я должен попробовать этот арво-чай, - объявил Тэлли многозначительно, усаживаясь на кровать. - Он сладкий и мокрый, и его подают из походного котелка?
Либби придвинулась к нему, все еще поглаживая юбку шелкового платья.
- Нет, он горячий и с паром, а подают его с медом.
Ее грудь, обтянутая синим шелком, находилась на уровне его лица, и Либби знала, что Тэлли хочет до нее дотронуться, но повернулась к нему спиной, на которой по всей длине бежала молния. Со смешком в голосе она спросила:
- Ты не мог бы мне расстегнуть?
- С удовольствием, - проурчал Тэлли, быстро расстегивая молнию и усаживая ее себе на колени. - Что именно ты хотела бы, чтобы я расстегнул сначала?
Ответа на вопрос он не ждал, его руки уже расстегивали платье, губы прижались к губам Либби, а язык проник через раскрытые зубы в рот. Тэлли не привык так долго воздерживаться, и его нетерпеливое желание было все сильнее и очевиднее под ее сжавшимися ягодицами, и Либби это возбуждало, а не отпугивало. Секундой позже платье перелетело через голову, и он осознал с огромным удовлетворением, что под платьем у нее ничего не надето. Будоражащая мысль пришла, когда он ласкал губами ее упругую медовую грудь с твердыми темными сосками. Она мыла полы, не надевая трусов? Господи, в следующий раз ему нужно подсмотреть, когда она будет мыть лестницу! Каков, должно быть, вид между столбиками! Тем временем Либби изо всех сил старалась высвободить из тесноты брюк его собственный столбик, и очень скоро кровать королевского размера, на которой он так настаивал, использовалась для специфической цели, которую он и имел в виду, а Либби подхлестывала его такой разновидностью австралийских ругательств, каких он не слыхивал ни от кого в округе.
* * *
Новая кухня в "Талиске" сделалась царством Калюма Стрэчена. В ней он был законодателем, деспотом, а случалось, и милостивым диктатором. Во время его новогоднего визита Нелл с Тэлли убедили повара, что это благоприятная возможность не только вернуться в его любимую Шотландию, но и сохранить свое профессиональное мастерство и придумать совершенно новые блюда, которые могут со временем прославиться, как рецепты братьев Руа или даже самого великого Эскофьера! Поразмыслив в Лондоне над их предложением, Калюм прислал им детальные схемы приспособлений, а также перечень утвари, которая понадобится. И в начале марта Нелл и Тэлли были удостоены одной согласительной встречи, которая оказалась более похожей на императорскую аудиенцию. После нее они были уже полностью отстранены от кухни, когда Калюм начал проверять на деле новое оборудование и составлять свое меню. Одному-единственному человеку разрешалось входить в это закрытое кулинарное заведение, - это был парнишка по имени Крэг Армстронг, долговязый сынок владелицы местного хозяйственного магазина, дамы, которая по чистой случайности оказалась бывшей школьной подружкой матери Калюма. Крэгу было шестнадцать лет, и он упросил, чтобы ему разрешили уйти из школы и начать стряпать, и его ученичество у Калюма было как бы проверкой, на самом ли деле он готов сделать карьеру как мастер "высокой кухни".
Калюм старался изо всех сил превратить жизнь Крэга в мучение. По десять часов в день подросток только и делал, что чистил, резал и шинковал овощи и фрукты, мыл посуду, а когда случалось ему повозиться у плиты, его кулинарные попытки подвергались такой безжалостной критике, что любой парнишка в шестнадцать лет неделю проплакал был, выслушав подобное. Крэг, наоборот, только пожимал плечами и принимался готовить новое блюдо, а когда приползал домой совершенно без сил, говорил своей матери, что Калюм Стрэчен - самый удивительный человек на свете.
В конце марта новые, разнообразные, вкусные блюда начали появляться из чистейшей и новейшей кухни, а обслуживающий персонал просили оценить еду во время обеда. Нелл не была уверена в успехе этого мероприятия, потому что она представляла Калюма нетерпимым к критике, но, к ее удивлению, он внимательно слушал все, что ему говорили. А однажды, когда садовник Мик, выросший около Глазго, с отвращением отодвинул тарелку с жареной грудкой утки с кедровыми орешками и попросил "приличную порцию не такого жирного", Стрэчен воспринял это как должное.
- Он был прав, - позже заметил Калюм, вычеркивая красным рецепт забракованного блюда в записной книжке. - Это очень жирно. Утка жирная, масло есть в ядрышках кедровых орехов, и я ведь их не должен вместе соединять. Попробую вместо этого приготовить грудку индейки с жареными миндальными орехами. - Повар произносил буку "л" очень мягко, по-шотландски, и Нелл подумала, что от этого звука орехи кажутся вкуснее. Она частенько в перерыве между делами пила с Калюмом кофе, восхищаясь его кулинарной фантазией и умением ценить свое мастерство.
- Постольку, поскольку это не лесные орешки, - усмехнулась она.
- А чем вам не нравятся эти орехи? - с интересом спросил Калюм.
Когда Нелл рассказала ему о Глории, он посмеялся, и на его бледных щеках появились ямочки.
- По-моему, я в первый раз вижу, как вы смеетесь, с тех пор, как вы сюда приехали, - сказала ему Нелл. - Я уже беспокоилась, что вам тут не по себе.
Калюм подумал, сделавшись привычно угрюмым.
- Начинать новое предприятие - это не веселое дело, - наконец выговорил он. - Можно будет повеселиться, когда дела пойдут на лад.
- Калюм, а как вам кажется, "Талиска" будет процветать? - спросила она ради интереса. Нелл должна была себе признаться, что находит Калюма довольно привлекательным. И голос, и черты лица молодого шеф-повара были чисто шотландскими. У него были темно-рыжие волосы и белая кожа, покрывающаяся веснушками от первых весенних лучей солнца. Умные карие глаза в обрамлении густых белых ресниц магнетически притягивали. Стрэчен был среднего роста - пять футов, семь или восемь дюймов, и он был удивительно гибок и подтянут для человека, который проводит почти все свое время, готовя еду.
Калюм в раздумье потер подбородок, где росла такая же рыжая, как волосы на голове, щетина.
- Думаю, что будет, - сказал он, подумав. - Как только ваш брат получит разрешение на открытие отеля.
Весь февраль мало что было слышно о Тэлли. Едва закончили доставку вин в подвал, он уехал на "БМВ", доверху нагруженном рекламными проспектами, и вернулся как раз тогда, когда Энн покончила с банком данных. Тэлли привез с собой договоры по финансовым контактам, но его теория гласила, что каждый, у кого есть деньги, должен быть в дружеских отношениях с банкирами и брокерами, и именно через эти контакты состоятельные и нуждающиеся в отдыхе люди узнают об уникальных восстановительных качествах Талиски.
- Стоит только одному человеку обмолвиться несколькими словами с другим или перемигнуться с несколькими коллегами на обеде с банкирами, как они поймут, что упустили прекрасную возможность, и сами захотят приехать сюда, - предрекал Тэлли. - Сиди и жди. Мне уже обещали статью в журнале о путешествиях "Америкен Экспресс", а в апреле мы появимся в журнале "Форбс". На "конкорд" будут проданы все билеты для крикливых торговцев с Уолл-стрит, стекающихся сюда вместе с секретаршами, и тут неважно, что делает фунт с долларом. Нас должны наградить Британские авиалинии!
- А нам нужна награда от руководства по гостиничным путеводителям, - заметила Нелл. - Надеюсь, Мичлин в Эго Руней не задержатся с визитом.
Капиталовложения Маклинов в Талиску достигли огромных сумм, и часто ночью в своей комнате, подсчитывая их в уме, Нелл съедала целый пакет шоколадных бисквитов, чтобы умерить панику из-за превышения кредита.
Тэлли привык к счетам на миллионы фунтов. На товарных биржах он регулярно оперировал восьмизначными цифрами. Он понимал, что эти серьезные деньги всегда обращаются в мире, и, несмотря на почти ежедневную статистику, сообщающую о неудачах в бизнесе, он не терял уверенности, что найдутся люди, готовые легко расстаться с крупными суммами, если их убедят, что то, на что они потратятся, должно им прибавить общественный вес.
Для Тэлли Талиска была чем-то вроде содержанки - прекрасной и желанной, обладание которой требует заботы и затрат, которую другие должны домогаться и которой он - за настоящую цену - может и поделиться. Именно он устанавливал цены, выставив такой внушительный тариф на гостиничные комнаты и на обслуживание, что Нелл запротестовала, боясь, что никто вообще не приедет.
- Посмотрим, - сказал Тэлли, хитро улыбаясь. - Люди заплатят хорошие деньги за все, что им по-настоящему захочется, и они захотят поехать на Талиску, потому что это райский уголок. Единственное, что нам нужно предпринять - это сделать все, чтобы о ней стало известно.
Алесдер Макиннес сделался частым гостем, любезно привозя контракты для подписи и возвращая проверенные документы, чаще даже не ожидая, что Тэлли или Нелл приедут в Оубен.
- Мне удовольствие составляет уезжать из конторы, - объяснял он им, - и мне приятно наблюдать, как продвигается перестройка.
Несмотря на то что она первая с ним познакомилась, Нелл заметила, что хотя он и не прочь был с ней поболтать, но решать более важные дела предпочитал с Тэлли.
Нелл все больше замечала, что люди считают Талиску заслугой Тэлли. А ведь идея о перестройке замка в отель пришла в голову ей первой, и именно она выбрала почти всю мебель, керамику, фарфор, стекла, все ткани и ковры, а также подобрала цветовые гаммы - вплоть до постельного белья и полотенец. Ее брат все это присвоил так, как он овладевал женщинами - решительно подавляя своей силой воли, и тут Нелл заметила, что сведена на положение младшего, почти до одного только имени на документах. Она понимала, что это уже становится какой-то навязчивой идеей, но не могла от нес избавиться; и это мучило ее все сильнее, по мере того как отель расширялся. Тэлли нанимал все новых сотрудников во время своих разъездов, и в результате этого (хотя им сообщалось о партнерстве) все они старались угодить скорее ему, чем ей. Именно Тэлли они считали "боссом". "Не из-за полноты ли они не принимают меня всерьез? - начинала задумываться Нелл. - Возможно, излишний вес - это помеха", - думала она.
Исключением был Калюм. Если он с кем-либо заговаривал, то обычно выбирал Нелл, и однажды в середине марта он любезно пригласил ее в кухню. Сначала она просто наблюдала, чистила и резала фрукты - к радости Крэга, но потом начала суетиться у печей и духовок, приготовляя супы и жаркое, вымешивала и взбивала тесто. Калюм ничего не выпекал, не делал тортов и в свои блюда добавлял сливок совсем немного. Все молоко, надоенное от двух джерсейских коров, сепарировали, а из сливок приготовляли деликатесный сыр "Талиска", который предлагали к десерту на обед, подавая со свежими пряными травами из сада, или запекали в тесте. Там, где по рецепту было необходимо молоко, использовали обезжиренное. Калюм сам составлял и готовил соусы и особое жаркое, которые должны были прославить его кухню. Овощи Калюм тушил, супы загущал яйцом или осветлял, соусы чаще всего разбавлял жирными бульонами из костей или пюре, чем маслом, а фруктовые десерты обычно покрывал взбитым белком, а не взбитыми сливками. Каждое блюдо было необычайным по вкусу, деликатесным, и гости просили добавки, если обед из пяти блюд их не насыщал. Нелл и Калюм считали, что их клиенты должны уходить из столовой сытыми, но не до такой степени, чтобы у них была испорчена печень и их клонило бы в сон. Конечное их намерение было таково: гости Талиски должны уезжать отдохнувшие, посвежевшие и с новыми силами; самое главное - чтобы им хотелось приехать снова.
- Я думаю, у нас возникла трудность, мисс Маклин.
Нелл с раздражением отметила, что Роб Фрэйзер всегда использует в речи двусмысленное женское обращение, когда разговаривает с ней, делая ударение на "мисс", и она находила это довольно неприятным. Ей не удалось убедить его обращаться к ней по имени, и она не могла не чувствовать, что в его словах есть какой-то странный подтекст. Как садовник - мастер-на-все-руки - Роб был загадкой: он был очень квалифицированным специалистом, изучал геологию в Эдинбургском университете, а потом работал в Национальном геологическом управлении. Но год назад он оставил свою службу и стал бродягой, подрабатывая время от времени, и, до работы в Талиске, жил почти без средств к существованию. Отзывы о нем из Управления были, однако, хорошие, и Тэлли не возражал против того, чтобы дипломированный геолог копался в огороде или доил коров, если именно это он хочет делать.
Нелл почему-то всегда находила, что ей трудно встречаться с Робом взглядом. Глаза у него были желто-коричневые и слегка светились, и всегда казалось, что они хотят добавить что-то недосказанное к земным словам, которые произносят его уста. Роб был темноволосый и носил длинные волосы; его обычно напряженное лицо иногда озарялось ослепительной улыбкой, открывавшей крепкие белоснежные зубы. Нелл находила в нем что-то от молодого Шона Коннери, до того, как его одели в смокинг и заставили выступать перед публикой.
- Какая трудность, Роб? - неохотно спросила она. Он нашел Нелл в углу кладовой, где она пересчитывала туалетные принадлежности и горела желанием поскорее отправиться в кухню, потому что Калюм обещал ей показать, как осветлять консоме.
Роб прислонился к дверному косяку, загораживая Нелл выход. Он улыбался и поигрывал тонким кожаным ремешком, который обычно носил на шее.
- Путешественники, - сказал он. - Я их увидел, когда прибивал у моста новый знак. Они стали лагерем на поле Мак-Кэндлиша.
- Какие путешественники? - спросила Нелл, покорно прервавшись в середине подсчета количества туалетной бумаги, поняв, что вынуждена будет начать счет сначала.
- Вы их знаете - они называют себя "путешественниками Нового Века". Они переезжают на старых автобусах и фургонах с места на место. Большинство из них живут как бродяги.
- Так, как и вы жили? - Нелл спросила, не подумав, что лучше бы не спрашивать.
Роб нехотя улыбнулся:
- Да, мисс Маклин, как и я жил. Вот почему я знаю, кто они такие - от них одни хлопоты.
Нелл вздохнула раздраженно.
- О Господи! Пожалуйста, объясните, что вы имеете в виду. У нас и так достаточно хлопот, когда осталась неделя до открытия гостиницы. Почему это они еще добавят хлопот?
- Сейчас их еще немного, но это только первые бродяги. Сюда явится еще больше, если они найдут хорошую стоянку. Еще сотни.
Наконец Нелл поняла смысл его слов.
- Сотни - прямо у нашего порога? Ох, нет! Вы говорите мне, что наши гости будут прокладывать себе дорогу через толпу бродяг, чтобы сюда попасть? - Она ударила амбарной книгой по мешку с овсяной мукой. - Пойдемте, вы покажете мне их.
Вездеход стоял во дворе перед кладовой. В возбуждении Нелл села за руль и, поддав газу, разметала гравий из-под колес. Роб вцепился в приборную доску так, что даже побелели костяшки пальцев.
- Все в порядке, - пробормотал он. - Они никуда не денутся.
Свежий новенький знак на конце моста гласил: "Гостиница "Остров Талиска" - настоящий райский уголок". Элегантная надпись, на кремовом фоне ярко-синим цветом. Голубые цветы скабиозы, выбранные в качестве знака гостиницы, завитками украшали края. За окном, в поле, заросшем длинными коричневыми перезимовавшими травами и озимыми культурами, широким кольцом припарковались разноцветные машины. От разведенных повсюду костров в небо поднимался дым, а несколько голодных собак с надеждой разрывали кроличьи норы. Ворота были открыты, двери их провисли, и Нелл проехала через них. Вездеход понесся, ошалело перелетая через ямы и бугры необработанного луга. Машина остановилась, не доехав несколько ярдов до разноцветного двухэтажного автобуса, покрытого надписями, сделанными из спрея.
Грязный мужик в темно-красной рубахе, запачканных куртке и брюках черного цвета подошел, когда Роб с Нелл вышли из машины.
- Что вам надо? - равнодушно спросил он.