Пытаюсь вытянуть из цепких пальцев дылды своего плюшевого медведя.
– Он мой! Мой! – продолжаю, не сдаваясь.
Соперница лишь хитро усмехается, не утруждает себя ответом. Она скалится, и я не могу отвести взгляд от ряда кривых зубов, похожих на желтые пенечки. Из ее рта пахнет кислой овсянкой и сигаретами. Девчонка сильно пихает меня в грудь – со стоном заваливаюсь на пол. Боль пронзает затылок.
Комната наполняется шипением и лишь когда оно стихает, понимаю, что шипела сама. Плюшевый медведь издает громкий стон – лапа с треском отрывается, нелепый обрубок остается в моих руках. В воздух взлетают и тут же падают на пол куски ваты. Дылда презрительно морщит широкий нос.
– Ну, вот, сломала! – зло сплевывает она. – Дура!
Она недолго вертит в руках моего мишку, потом откидывает в сторону, как ненужную больше вещь. Внимание дылды переключается на меня. Она медленно наклоняется и зависает надо мной, вглядываясь в лицо. От этого взгляда становится страшно. Поджимаю губы и заставляю себя смотреть, не мигая.
– Что уставилась?! – прищуривается дылда. – Мало получила?
Не дожидаясь ответа, она резко заносит ногу и пинает меня под ребра. Дыхание прерывается, а потом возвращается с громким кашлем. Дылда возвышается белым размытым пятном. Я моргаю и не вижу ее.
– Что за хрень? – шипит она.
– Пошла вон, – раздается голос. – Ты что оглохла, Коровина? Я сказал – пошла вон!!!
– Со слухом у меня все в порядке, защитничек, а вот с головой у тебя похоже – нет. Какого хрена, Непогодин, ты вмешиваешься в мои дела?
Когда способность различать предметы вновь возвращается ко мне, вижу две фигуры совсем рядом. Девичью высокую и мальчишечью коренастую. Дылда резко поднимается на ноги и потирает ушибленный локоть.
– Отвали! – сплевывает парень. – Здесь тебе ничего не обломится!
Коровина хитро ухмыляется, послушно разворачивается к выходу.
– Доиграешься, Непогода, ты у меня. Ох, доиграешься! А с тобой, малявка, мы еще встретимся.
Виляя угловатыми бедрами, Коровина выходит из комнаты, походкой победителя. Громко хлопает дверь. Морщусь от неприятного гула, который возникает в голове от каждого громкого звука.
– Ты как? Сильно досталось?
– Терпимо, – отворачиваюсь и пытаюсь встать.
– Давай помогу, – протягивает ладонь он.
– Сама справлюсь, – хмурюсь и решительно откидываю его руку.
Мама говорила, что я должна быть сильной, и я буду.
Разве я просила о помощи? Чего привязался? Мама говорила, что я не смею быть слабой. Мне нельзя. И я не слабая.
Медленно поднимаюсь, ноги подгибаются и я повторно заваливаюсь на спину. Защитничек подскакивает так быстро, что я не успеваю опомниться, как он поднимает меня на руки и прижимает к себе. Я чувствую запах желейных конфет.
– Погоди немного. Я сейчас. Потерпи.
– Мишка. Мой мишка… – указываю на дальний угол, куда Коровина отшвырнула игрушку.
Мальчик хмурится, приседает со мной на руках и сует в ладони мишку. Облегченно улыбаюсь. Вскрикиваю, от резкой боли. В голове взрывается фейерверк. Тяну руку и прикладываю ко лбу. Мокрый.
Непогодин осторожно ощупывает мою голову, на миг его рука застывает на затылке. А когда он отдергивает руку, не смотря на стремительность жеста, я успеваю заметить красное пятно на его ладони.
– Потерпи-потерпи, – ускоряет он шаг. – Медпункт недалеко. Там тетя Вася – она хорошая.
– Не надо! Не надо в медпункт! Я не хочу! Со мной уже все хорошо. Видишь?
Пытаюсь улыбнуться. Он кидает скупой взгляд на меня, поджимает губы.
– Разберемся.
Через несколько минут Непогодин бедром толкает дверь и вваливается в комнату. В нос бьет кислый запах лекарств и хлорки.
– Что случилось? – подбегает женщина. – Кто это так ее?
На ее побледневшем лице ярко пылает россыпь крупных веснушек.
– Упала я. С лестницы. Кубарем. Зацепилась.
Медсестра мельком переглядывается с парнем и хмурится. Что-то в ее взгляде говорит, что эта версия не была принята за правду. Но вопросов о случившемся она больше не задает.
– Давай сюда девочку, Непогодин, ее надо осмотреть.
Медсестра протягивает руки и, невольно, я вжимаюсь в тело парня сильнее, цепляюсь пальцами за тонкую футболку на груди.
– Время идет! Давай быстрее!
Я чувствую, как Непогодин разжимает пальцы, и мое тело перекочевывает в руки медсестры. Вскоре я смотрю на белый потолок, лежа на твердой кушетке в углу комнаты.
– Как тебя зовут? – улыбается медсестра, задирая мое платье.
– Дарья.
– А меня Вася, – хмурится она.
Осторожно проходит пальцами живот. Вскрикиваю.
– Вася?! – отвлекаюсь. – Но как так? Вы же… Женщина?!
Вася прыскает со смеху.
– Васлава я, девочка, – делится она. – Малышня выговорить раньше не могла вот и сократила до Васи. Так это имя за мной и закрепилось.
Вася перестает улыбаться и нажимает глубже на живот, резко отнимает руку. Мой собственный визг наполняет комнату, тело выгибает дугой. Сейчас я ненавижу эти бледные руки с длинными пальцами, которые доставляют столько боли.
– Так я и думала, – говорит она дрожащим голосом.
Вася задумчиво подносит ладонь ко рту, словно собирается пожевать собственный палец, потом разворачивается.
– Что ты застыл?! Можешь идти на занятия.
– Я буду рядом. Я должен.
Вот прицепился же! Волей-неволей, но я чувствую благодарность к этому парню.
Не оставил.
Помог.
Переживает.
За меня давно некому было переживать. Это забытое и непривычное чувство вызывает жжение в глазах. Зажмуриваюсь.
– Ладно. Если хочешь помочь, беги скорей в кабинет директрисы и вызывай машину скорой помощи. Артем, быстрее! У нее внутреннее кровотечение! Не стой столбом!
Слышу, как громко хлопает дверь, фейерверк в голове надрывается новым залпом и меня поглощает пустота.
– Тебе не нравится пирог?
Все еще затуманенный от воспоминаний взгляд скользнул по серьезному лицу Артема. Уголки губ опущены, в глазах пролегла глубокая тень. Он почти не изменился! Только вот стал выглядеть как-то обреченно. Раньше этого не было. Я точно помню.
– Ты почти ничего не съела, – в его тоне послышался то ли укор, то ли волнение.
Неловко опустила глаза – тарелка почти полная, пирогу с аппетитной румяной корочкой не достает маленького, совсем крошечного кусочка.
Сказать ему правду?
– Я не голодна.
– Врешь, Даша. Я же знаю, когда ты врешь.
Я раскрыла глаза от удивления, а он и бровью не повел.
– Не смотри на меня так, – широко улыбнулся Артем. – Я помню все, что связано с тобой.
Я напряглась, а он вдруг тихо рассмеялся.
– Да перестань, Дашок. От твоего взгляда я чувствую себя серийным маньяком. Неужели ты думала, что я забыл тебя?
– А разве, нет?
– Нет, конечно. Разве я мог? Дашенька, есть люди и вещи, которые невозможно выкинуть из памяти. Как бы этого не хотелось.
Я потупила взгляд, чувствуя, что смягчаюсь. Внутри разлилось спокойствие, похожее на теплый кленовый сироп, что медленно растекается по поверхности тоста, подогревая затвердевшую корочку.
В кафе вкусно пахло свежей выпечкой и кофе. Редкие посетители наслаждались своими заказами. Когда мы сюда пришли, Артем выбрал дальний столик у окна, где нам никто не мог помешать. Смешная рыжая официантка, общалась с Артемом очень приветливо и я догадалась, что он постоянный завсегдай кафе. Принеся заказ, рыжая сидела у барной стойки, я частенько перехватывала ее заинтересованные взгляды в сторону Артема. Она хмурилась и прятала взгляд, но как только встречалась глазами с Артемом – расплывалась в широкой приветливой улыбке. Почему-то из-за рыжей внутри поднималось раздражение.
– Поешь, – Артем пододвинул тарелку ближе ко мне.
Я сжала вилку, поковырялась в сдобном тесте, подняла взгляд. Артем ободряюще улыбнулся.
– Прости. Я, правда, не голодна.
Кусок не лез в горло. Сердце глухо ухало, внутри сжималась тугая спираль, готовая вот-вот выстрелить истерикой.
– Что-то случилось? – нахмурился Артем.
Вилка звякнула, опустившись в тарелку. Я уронила голову на руки. Этот жест сказал все Артему без слов. Я почувствовала, как теплые пальцы, прикоснулись к предплечьям, всего на миг задержались, будто впитывали ощущения и переместились на голову.
Укрывшись волосами, я зажмурилась, вдыхала тошнотворный запах собственного страха. Он пропитал кожу.
– Значит, я угадал. Но хотелось бы знать подробности. Даш?
Я сидела тихо-тихо, продолжая изображать невозмутимость. Что я могла ему сказать? Другу, нет, парню из моего прошлого. Парню, которого одновременно желала и боялась увидеть. Увидела. Разговор не клеился. Внутри все рассыпалось тысячами мелких льдинок. Они зудели, навязчиво саднили где-то на уровне солнечного сплетения. А теперь от этого парня ничего не осталось – мужчина, совсем чужой мне, сидел напротив.
– Даша?
Под ложечкой засосало. Теперь, даже не поднимая головы, я отчетливо чувствовала на себе его взгляд. Он обжигал. Я не шевелилась, только медленно вдыхала и выдыхала воздух, чтобы привести мысли в порядок. И на это, казалось, уходили все силы.
Артем несколько секунд помолчал, а потом его рука стала поглаживать мои волосы. Медленно, осторожно, с долей нерешительности, будто он ждал, что я его остановлю. Артем отвел пряди, его ладонь дотронулась лица, пальцы немного сжали подбородок, заставляя поднять голову. Я подчинилась.
– Скажи мне, Даша. Скажи, что случилось? – попросил он.
Вглядевшись в обеспокоенное лицо, я натянуто улыбнулась.
– Я просто устала.
Он кивнул, ладонь сдвинулась от подбородка и стала поглаживать щеку.
– От чего? Тебя кто-то обидел?
– Нет. Я просто устала.
Артем вздохнул, глаза его сузились в щелочки.
– Но ты так ничего и не объяснила, – напомнил он.
– Не спрашивай меня ни о чем.
Я не удержалась и потерлась о его подставленную к щеке руку. Артем улыбнулся, глаза его засветились. Я дернулась, поджала губы и отодвинулась. Между нами вновь пролегло расстояние. И стол, который сейчас разделял нас, был здесь не причем. Я сама поставила стену, что несколько мгновений назад пала от мужского прикосновения. Рука Артема зависла в воздухе, совсем рядом с моим лицом. В нерешительности. Потом он сжал пальцы и забрал ее, опустив на колено.
– Хорошо, как скажешь. Я сделаю все, как ты скажешь.
Я скривилась. Больше не верила его обещаниям.
Коморка под лестницей примерно два на два метра, всегда была завалена кучей коробок и бумажных пакетов. Сюда прятали ненужные или сломанные воспитанниками вещи.
Насыщенный запах сырости и пыли щекочет нос. Я морщусь, на секунду прикрываю глаза, – невесомость накатывает на тело, – и громко чихаю.
– Ш- ш- ш! – шипит Непогода. – Всех перебудишь!
Поворачиваю голову, вглядываюсь в лицо друга. В плотных сумерках оно кажется восковым и ненастоящим. Улыбаюсь и насмешливо отвожу отросшие светлые пряди с его лба. Непогодин отшатывается, хмурится. В последнее время он болезненно реагирует на все мои прикосновения, даже случайные. Я не понимаю, что происходит.
– Не волнуйся, – также тихо шепчу в ответ. – Воспиталка спит, а ребятня в карты под одеялом режется. Им не до нас.
Непогода неохотно кивает и отворачивается, с безучастным видом разглядывает синюю коробку в углу. Я прислоняюсь спиной к его плечу, достаю мишку и, осторожно отодвинув край плюшевой шеи, лезу указательным пальцем вглубь. Палец утопает в вате, пока не натыкается на что-то холодное и скользкое. Подцепив цепочку кончиком пальца, как крючком, вытягиваю свое сокровище наружу. Верчу медальон в руках, вглядываюсь в дивные символы на камне. Каждый раз, когда я закрываю глаза, эти знаки огненными змеями вспыхивают в сознании. Наверное, это из-за того, что я слишком часто ими любуюсь. Уже наизусть выучила каждый изящный поворот зигзагов или угловатый строй непонятных палочек, только вот до сих пор так и не разгадала, что эти символы обозначают.
Полюбоваться дорогой сердцу вещицей могу только здесь, в старой пыльной коморке, подальше от чужих глаз и поближе к Артему. Он защитит. Только ему я могу довериться. Не надо бояться, лгать или защищаться от мира. Можно просто сидеть вдвоем и молчать или шепотом играть в города. Все равно. Лишь бы рядышком. Но недавно все поменялось. Стремительно и резко. Я чувствовала, что Артем осознанно пытается отгородиться, словно выставляя руку между нами. Он изо всех сил старался, чтобы я не смогла пересечь то расстояние, которое так тщательно прокладывал. И каждый раз злился, когда отдалиться не получалось. Нас тянуло друг другу.
Четыре года прошло с того злополучного дня, как я попала в интернат №8. И с того самого дня, когда Артем защитил меня от Коровиной – он постоянно был рядом. Неуловимой тенью, твердой опорой, надежным другом. Я уже и не представляю себе жизнь, в которой не будет веселого и упрямого Непогодина. Как совершенно не представляю себя в этом неизвестном и пугающем мире без него.
– Держи вот, – неловко кашляет Артем, прерывая мои мысли. – С обеда припас.
Улыбаюсь. Вот, кто бы еще заботился о том, что я страдаю от недостатка сладкого? Беру протянутую карамельку, и на миг касаюсь пальцев Артема. Он вздрагивает, словно его бьет током, и стремительно отдергивает руку.
– Что с тобой? Что-то случилось?
– Нет. Все в порядке, – хрипло тянет Непогода, прячет глаза.
– Ну, я же вижу! – упрямо продолжаю. Он должен мне сказать! – Я же не слепая! Не ври мне!
Непогодин глубоко вздыхает, но молчит. Я кривлюсь от досады, шумно разворачиваю конфету, резко отбрасываю фантик в сторону. Бумажка с шуршанием опускается между коробками и затихает. Провожаю ее взглядом. Потом уберу. Засовываю карамельку в рот и с наслаждением закрываю глаза, смакуя.
Вишневая. Моя любимая.
Через несколько минут тягостного молчания, пробую разговорить друга еще раз.
– Если ты мне сейчас не скажешь, я обижусь, – предупреждаю с максимальной серьезностью в голосе, на которую способна. – Перестану с тобой разговаривать, а ты будешь изнывать от скуки и просить прощения. А я все равно не прощу!
Знаю, что моя угроза выглядит по-детски. А еще, что все равно первая сдамся, не выдержу ссоры с Артемом. Но я упрямо вздергиваю подбородок, надеюсь, что друг поверит и не решится устроить мне испытание игнором.
Артем хмыкает, разворачивается и запускает пальцы в мою густую вечно растрепанную челку. Кажется, сработало. Поверил!
– Какой же ты еще ребенок, Алексеева! – улыбается он.
– Я жду, – хмуро напоминаю я.
– Со мной все хорошо, Даша, правда, – вся веселость исчезает с его лица, будто и не было. – Просто грустно. Через два дня мне исполнится восемнадцать и я, должен буду уйти из детдома.
Не могу сдержать облегчения, что тут же окутывает душу. Смеюсь. Сколько всего страшного я успела надумать! Потом быстро спохватываюсь и прикрываю рот. Вдруг услышали?
Совсем недолго мы сидим тихо, прислушиваемся. Когда же понимаю, что тишина в коридоре все еще не прерывается лишними звуками, я решаюсь продолжить разговор.
– Так это же здорово! Взрослая жизнь! Институт, работа, свое жилье… – мечтательно вздыхаю. – Вот бы и мне так….
Артем хмурится и тщательно всматривается в мое лицо, словно увидел там что-то новое.
– Что? Что я такого сказала?!
– А ты, правда, не понимаешь?
– Нет. Я… нет.
Парень нервно облизывает пересохшие губы. Задерживаю на них взгляд и чувствую, как короткий вздох, помимо моей воли, вырывается изнутри. Пристыжено опускаю голову. Это новое ощущение, сродни щекотки в груди, появилось у меня совсем недавно, а я уже не могу с ним совладать! Хоть бы Артем не заметил моего смущения! Сейчас же я не в силах заставить себя поднять взгляд и прочитать ответ в глазах друга, вижу только напряженно сцепленные пальцы Артема.
– Я ведь больше не смогу приглядывать за тобой… – неохотно признается он.
Я вздрагиваю. Об этом я совершенно не подумала! Как же так? Как я теперь без него? Одна…
– Не волнуйся, – отвечаю, как можно уверенней, а голос все равно подводит, дрожит. – Со мной все будет хорошо.
Артем крепко сжимает мою ладонь, так сильно, словно в последний раз. Слезы застилают глаза. Я сильно стискиваю зубы, чтобы не разреветься. Громко и надрывно. Так по девчачьему…
– К тому же, – пытаюсь улыбнуться. – Ты сможешь ко мне приходить. А через четыре года и мне исполнится восемнадцать.
– Четыре года… – задумчиво отвечает Артем, словно пробуя слова на вкус. – Четыре долгих года…
– Всего-то четыре года! – хлопаю его по плечу. – Пффф! Да они пролетят как четыре дня!
Я передергиваю плечом, стараясь вложить в этот жест как можно больше беззаботности и легкомыслия. Актриса из меня плохая, не выдерживаю, резко отворачиваюсь и прикусываю губу. Первый раз я благодарна сестре-хозяйке, что та постоянно забывает поменять лампочку в кладовой. В глухой темноте комнаты, Артем не сможет разглядеть боль на моем лице. Не сможет, а значит, не расстроится еще больше.
Сейчас я впервые понимаю, что разбитое сердце не афоризм. Оно ноет.
Внезапно страшная догадка заставляет меня сжать онемевшие пальцы в кулак.
– Ты ведь будешь приходить ко мне? – звенящим от напряжения голосом выдавливаю в тишину.
– Конечно, буду! – с готовностью обещает Непогодин. – Я тебя никогда не оставлю.
Я стиснула зубы от огорчения – надо же, Артем думает, что я поведусь на эту удочку дважды?!
– Мне пора, – вскочила я.
Куртка, что висела на спинке стула, не хотела поддаваться моим дрожащим рукам.
– Подожди, – Артем вдруг оказался за спиной и взял за плечи.
– Не могу. Мне пора на работу.
– Даша… – нерешительно произнес он.
Забавно, но меня почему-то еще трогало, каждый раз, когда он произносил мое имя. Повернувшись, вопросительно посмотрела на Артема.
– Останься еще совсем чуть. Пожалуйста.
– Хорошо, – сдалась я.
Бороться с притяжением к Артему становилось невыносимо, и я решила позволить себе временную слабость. Могу же я остаться чуть больше, чем надо и побыть рядом с человеком, от любви к которому умирала двенадцать лет? Еще чуть-чуть побуду, посмотрю на него, а потом выйду из кафе, вернусь в свою привычную жизнь и забуду навсегда, – именно так я себя уговорила, когда оставила в покое куртку и вернулась за стол.
Я отхлебнула холодный кофе.
– Ты поранилась? Дай, я посмотрю.
От его взгляда моя кожа покрылась мурашками. Я отмахнулась, не столько от предложения, сколько от желания согласиться.
– Ерунда. Порезалась. Перевязать надо просто.
Покопавшись в сумке, вытянула белую косметичку, где хранила лекарства для первой помощи. Достала бинт и маленькие ножнички. Посмотрела на грязную тряпку, что служила повязкой для раны, поморщилась и уцепилась за узел другой рукой. Плотная ткань никак не хотела поддаваться.
– Позволь мне, – Артем перехватил мое запястье.
– Какого черта? – взвилась я, вырвав руку. – Перестань делать вид, что ничего не произошло!
Артем скривился, его лицо перекосилось от боли, и я почувствовала себя уязвимой. Неужели я все еще не избавилась от привычки реагировать на его эмоции, как на свои?! Рядом с ним, я все еще уязвима – сколько бы времени не прошло.