- Руки вверх! - раздался за спиной голос Вазгена. - Кирилл, это по твоей части - шпионы в районе дислокации военных кораблей!
- Попались, красавицы, - улыбаясь, сказал Кирилл. - Знатный улов! Кто сказал, что у меня плохая работа?
- Каким ветром вас сюда занесло, дамочки? - приступил к допросу Вазген. - Настюха, я тебя за уши оттаскаю. Вот за это маленькое ушко! Кто тебе позволил пускаться в опасные путешествия? Нечего обниматься! Этим ты меня не задобришь.
Настя беззастенчиво ластилась к мужу на глазах у всего офицерского состава. Впрочем, представительниц прекрасного пола, пожелавших проводить моряков в поход, нашлось немало. Мужчины уходили на опасное задание, но настроение у них было приподнятое, что в значительной степени объяснялось присутствием обеспокоенных подруг. Политработники могли отдыхать: надоевшие бывалым мореходам высокопарные и громкие фразы, призванные обеспечить высокий душевный подъем, были ничто в сравнении с одним женским взглядом.
Клава не осмелилась на людях подступиться к Кириллу с изъявлениями любви и заботы. Ему это могло бы не понравиться. Никогда не знаешь, о чем он думает и как поведет себя в следующую секунду.
- Когда вас ждать обратно? - спросила она, мучительно сознавая, что вопрос звучит глупо и что он отлично видит ее смятение, но не пытается ей помочь.
- Этого никто не знает, - последовал логичный ответ.
Слава богу, не сердится. Глаза теплые, на твердых губах легкая улыбка, таким она его редко видела.
- Почему ты так надолго исчез? Совсем обо мне не вспоминаешь.
- Было много работы, - мягко сказал он и взял ее за руку. - Увидимся, как только вернусь.
Это ласковое пожатие лишило ее выдержки. Она разрыдалась и уткнулась лицом ему в грудь.
- Я так тебя люблю, а тебе все равно, - проговорила она, всхлипывая.
- Что ты, глупенькая. - Он обнял ее и прижал к себе. - Мне не все равно. Я очень рад, что ты здесь. Ну, ну, успокойся, не плачь. Ты стала такая красивая, и имя у тебя красивое - Клавдия. Жалуешься, а сама похорошела в мое отсутствие. С чего бы это?
- Я… мы с Настей хотели тебе что-то сказать. Нет, не сейчас, лучше, когда ты вернешься.
Разговор оборвался, так как подошел Алексей, и в маленькой группе тотчас установился порядок. При нем друзья не позволяли себе нежностей из опасения разбередить его душевную рану.
Глава 17
Через пятнадцать минут был дан сигнал к выступлению. Флотилия приступила к выполнению Тулоксинской десантной операции.
Всё тотчас пришло в движение. К полудню погрузка первого эшелона морской пехоты с вооружением, боеприпасами и техникой была завершена. Корабли начали вытягиваться из устья реки, вышли на Волховский рейд и построились в походный ордер.
И вот во второй половине дня целая армада двинулась на север, за Олонец. Впереди шли канонерские лодки. "Бира" шла под флагом командующего Черокова. Следом тронулись транспорты с десантом и сторожевой корабль "Конструктор", на котором находился штаб высадки. Двигались медленно, со скоростью пять узлов, по причине присутствия в походном ордере тихоходных транспортов. Сторожевые катера следовали на буксире в целях экономии топлива, к тому же технические данные не позволяли им длительное время двигаться малым ходом.
- Хорошо, когда над головой свои самолеты, - сказал Кирилл, стоя рядом с Алексеем. - И погодка в самый раз. Что, ребята, повоюем? - весело обратился он к пехотинцам.
- Развоевался! - буркнул Алексей. - Смотри, никакой самодеятельности. Слушайся командира десантников. Молодечество в десантной операции неуместно и опасно. Тем более что ты в этом ни бельмеса не смыслишь! Ты слушаешь меня или нет?
- Слушаю. Помнишь, ты сказал, что человек должен уважать самого себя?
- Для этого вовсе не обязательно искать шальной пули.
- Но и прятаться от нее нельзя.
- Можно и нужно! Количеством трупов сражения не выиграешь. А нам победа нужна. Понял?
- Так точно, товарищ командир! Скорей бы уже. Долго нам еще ползти?
- Хорошо, если к утру доберемся.
Скоро солнце потонуло в озере, и наступила тишайшая белая ночь, полный штиль, ни ветерка, видимость отличная. Суда медленно продвигались в мерцающем водном пространстве, которому не видно было конца. Поздним вечером караван судов нагнали бронекатера, которые на Свири поддерживали огнем наступление советских войск.
В два часа ночи стало известно, что 7-я армия взяла Гумбарицу и с боями продвигается на север.
Берег показался только в четыре утра. Два финских самолета-разведчика покружили в стороне и улетели.
- Засекли, гады, - сказал Федя Лыков. - Теперь зашевелятся, "юнкерсов" натравят.
Любопытное солнце не усидело надолго за горизонтом и выглянуло красным глазом из-за края земли. Корабли развернулись фронтом к берегу в двенадцати милях от песчаной полосы между устьями рек Видлицы и Тулоксы.
Первыми стремительно пошли на огневые позиции канонерские лодки и в пять часов утра открыли интенсивный огонь по намеченным целям.
Через пятнадцать минут в воздухе раздался гул летящих самолетов.
- Наши летят, - не уставал комментировать Федя, - бомбардировщики и штурмовики. Сейчас ка-ак жахнут, будь здоров!
На берегу загрохотали частые взрывы. В воздух взметнулись клубы огня, дыма и песка. "Конструктор" и канонерки палили из пушек не переставая. Казалось, в этом аду не в состоянии выжить ни одно живое существо, но противник упрямо отвечал стрельбой из дзотов.
- Заводи моторы! Полный вперед!
"Морской охотник" только что не встал на дыбы, рванул, как лихой скакун, к берегу. Самолеты, сделав свое дело, улетели. Теперь катера "морских охотников" и бронекатера с близкого расстояния расстреливали огневые точки врага. В это время появились две группы бомбардировщиков и, не снижаясь, беспорядочно сбросили бомбы. Корабли ответили зенитным огнем и отразили налет.
С первым броском сошли на берег коменданты пунктов высадки, корректировочные посты, инженерная группа и гидрографы. Работали слаженно и быстро. На берегу устанавливались ориентировочные знаки для командиров высадочных средств, возводились причалы, сооружались командные пункты, землянки, узлы связи; гидрографы очистили и обвехтовали подходы к берегу.
Пошли вперед высадочные средства - разъездные катера, катерные тральщики, "каэмки", мотоботы, тендеры. Катера "морских охотников" вели мелкие суда к месту высадки.
Пехотинцы попрыгали в прибрежную отмель. Грянуло русское "Ура!".
- Кирилл, стой! - закричал Алексей. Внезапная и уже знакомая боль резанула в груди.
Кирилл оглянулся; оживление и жажда битвы ясно читались у него на лице. Он больше ничего не скрывал. Мятежный дух его, та страстная сила, что жгла изнутри и вслепую толкала на противоречивые поступки, вырвалась теперь на свободу. Исчезли сомнения, недовольство собой, сейчас он точно знал, что все делает правильно.
Алексей схватил его за плечо:
- Соберись сейчас же! Ты в бой идешь, а не на увеселительную прогулку.
- Я в порядке. Никогда не чувствовал себя так хорошо. Ты лучше себя береги. Скоро увидимся, - скороговоркой ответил Кирилл, спрыгнул в воду и побежал к берегу.
Алексею некогда было размышлять. Катерные тральщики и тендеры, высадив бойцов, немедленно отошли и устремились к транспортам за новыми группами десантников и техники. Малые "морские охотники" вплотную к берегу вели огонь по уцелевшим орудиям противника и искусно ставили дымзавесу подплывающим судам.
Алексей справился у радиста:
- Что слышно о седьмой армии?
- Пока новых сообщений нет, товарищ командир.
Как видно, высадка десанта застала финнов врасплох. Сопротивление было оказано слабое, поэтому морским пехотинцам в короткий срок удалось захватить большую часть намеченного плацдарма. Но самое трудное было его удержать.
В первые часы высадки на берегу была развернута походная кухня. Казалось, победа дается легко. Матросы громко переговаривались, пересыпая речь флотским фольклором.
Алексей, воспользовавшись минутами затишья, соскочил на берег и отыскал Вазгена.
- Как ты, в порядке? Мокрый весь. Пошли ко мне на корабль, вместе перекусим.
- Нельзя, сейчас начнется разгрузка тяжелой артиллерии с транспортов. Где Кирилл?
- С десантом, - мрачно отозвался Алексей. - Ты бы его видел - счастлив, как мальчишка. Это пугает меня. Как думаешь, удержим плацдарм? Эх, скорее бы наша армия подошла!
- Финны, видно, крепко окопались. Ничего, выбьем, не сомневайся.
В лесу медики развернули медицинский пункт, вырыли щели, чтобы оказывать первую помощь на берегу, затем раненых планировалось переправлять на транспорты "Ханси" и "Чапаев", где были развернуты маневренно-хирургические группы.
Алексей наказал Вазгену быть осторожным и вернулся на корабль с неспокойным сердцем. Опыт подсказывал ему, что финны скоро очухаются и пойдут в контратаку.
Так и случилось. К девяти часам противник подтянул силы и попытался сбросить десант в озеро. Все больше вражеских орудий и минометов вступало в бой. Со стороны Пограничных Кондушей открыл огонь финский бронепоезд. Десантникам приходилось туго. Несмотря на значительные потери, они закрепились на захваченных позициях и держали оборону. Кораблям тоже досталось, многие имели пробоины, некоторые катера были буквально изрешечены пулями.
- Запроси цель у корректировщиков! - требовал Алексей у радиста. - Цель давай, цель!
- Товарищ командир, пожар в носовом кубрике! - закричал боцман.
С носа повалил густой черный дым. Загорелись сложенные в кубрике матросские бушлаты.
- Тушите, быстро!
- Есть! Хлопцы уже тушат.
Заело пулемет ДШК. Алексей соскочил с мостика, сам перезарядил ленту и устранил неполадку. Пулемет снова застучал.
Подразделения первого эшелона еще продолжали высаживаться. Командиры "каэмок", мотоботов и тендеров бросались в атаку, увлекая за собой бойцов. Малые "морские охотники" прикрывали десант дымовой завесой и били прямой наводкой по огневым точкам врага.
Алексей каждый час узнавал сводки о действиях 70-й морбригады.
Пехотинцы с большим трудом расширяли плацдарм в северном, южном и восточном направлениях. На севере достигли озера Линдоя, на востоке перерезали железную и шоссейную дороги. Только до Тулоксы не смогли дойти.
Отряд транспортов, разгрузившись, отправился в Свирицу за 3-й отдельной бригадой морской пехоты, выделенной Карельским фронтом в качестве подкрепления основным силам десанта. Транспорты буксировали поврежденные мотоботы, на палубах которых лежали изуродованные снарядами и пулями тела десантников, погибших в первые часы боя. К пятнадцати часам подошли к берегу баржи второго эшелона.
К вечеру 23 июня противник подтянул крупные силы и перешел в контрнаступление. Число убитых и раненых росло. На кораблях было много повреждений.
- Пробоина в моторном отсеке! - доложили Вересову.
Кинулись заделывать пробоину. На корме загорелась дымшашка.
Канонерки били с дистанции 25 кабельтовых, "морские охотники" и бронекатера - почти в упор.
Утром 24-го числа погода испортилась. Небо заволокло низкими облаками, над берегом расстелился туман, что крайне затрудняло действия флотской авиации. Усилился ветер. Части противника, отступающие под натиском подходящих сил Красной армии, переправились на правый берег Тулоксы и атаковали десантников. Командир десанта запросил подкрепления людьми и боеприпасами.
Канлодка "Бурея" подошла к устью Тулоксы и открыла огонь из всех орудий, рядом вывернулся из-за борта шустрый бронекатер и ощетинился трассами пуль и снарядов.
Финны не выдержали и бежали на левый берег Тулоксы.
Ветер крепчал. Над полем брани собрались черные тучи. Гром небесный перекрыл грохот пушек, яркие молнии возвестили о начале шторма, гроза разразилась над головами сражающихся людей. Гнев природы не щадил никого. Хлынул ливень, на озере вздыбились лохматые волны. Санитары в бушующем прибое, по шею в воде, держа носилки с ранеными над головой, передавали их на катера.
Малым судам было приказано отойти на рейд, чтобы их не выбросило на камни. В районе высадки остались только корабли артиллерийской поддержки.
Вересов знал, что положение десантников критическое. Ценой больших потерь они отражали атаку за атакой. Неприятель подтянул из Видлицы танки, артиллерию, пехоту, в то время как высаженный десант из-за шторма остался без подкрепления и боеприпасов.
Алексей впервые нервничал во время боя: Вазген все еще оставался на берегу, обложенном минометным огнем, а Кирилл затерялся в карельском лесу. Алексей старался не думать ни о чем, кроме необходимых действий, не отвлекаться, нельзя сейчас, чувства долой, бей врага так, чтобы плавились дула орудий, вы только держитесь, ребята, там, на суше, продержитесь еще немного…
Около пятнадцати часов к причалам, которые к тому времени успели соорудить инженеры и гидрографы, подошли транспорты с 3-й бригадой морской пехоты. Удалось выгрузить только первый эшелон. Ветер усилился до семи баллов, потом до девяти. Корабли были вынуждены отойти на рейд и стать на якорь, взяв на бакштов мелкие суда. Всякое сообщение с берегом прекратилось. Шторм бушевал всю ночь, остальные подразделения морской пехоты не смогли сойти на берег, но те, что высадились, с успехом включились в бой, и к исходу 25 июня финны начали отступать. Баржи удалось разгрузить лишь утром следующего дня. Одна баржа, обстрелянная врагом, взлетела на воздух у причала вместе с тоннами боеприпасов.
Алексей наконец-то смог сойти на берег и бросился разыскивать Вазгена. Страх гнал его, тот страх, что поселился в нем со дня гибели Ариадны. Он всегда был смелым человеком, но беспечным никогда не был. Ему сопутствовала военная удача, в чем, как он считал, была и его заслуга. Зачастую он с гордостью чувствовал себя победителем и только теперь понял, что в войне проигрывает каждый, втянутый в разрушительное противостояние. Теперь он знал, что война, постоянно грозящая оскалом смерти, имеет еще одно лицо, скрытое под этой алчной маской, - холодное, отмеченное печатью равнодушного зла. Многих она не разила насмерть, но уничтожала нравственно, а с теми, кто ей не поддавался, кто хранил честь и достоинство, расправлялась еще более изощренно - она могла оставить человека в живых, но опустошить, выхолостить душу, отнять самое дорогое, непоправимо оборвать все связующие нити с тем, что составляло для него смысл жизни, искалечить жестоко, навсегда и словно в насмешку оставить существовать в безвоздушном и беспросветном пространстве. Она могла пощадить тело, но умертвить душу, и это было для Алексея страшнее смерти физической.
Поэтому он несказанно обрадовался, обнаружив Вазгена у груды ящиков. Тот сидел, в изнеможении привалившись к ним спиной, с автоматом на коленях и Алексея не слышал, так как был оглушен взрывом. Он виновато улыбался, не в состоянии отвечать на быстрые расспросы друга.
- Что с тобой? Почему молчишь? Ранен? - Алексей торопливо ощупал его грудь и плечи.
Вазген понял и отрицательно покачал головой.
- Я глух как тетерев. - Он засмеялся. - Уши начисто заложило. И в голове какая-то ерунда, пузырится и булькает, как варево в котелке, - вперемешку какие-то теоремы, карты, фарватеры, адрес одной девицы из Москвы и почему-то портрет ее мамы. Ничего, скоро пройдет. Главное, что ты жив, теперь самое страшное позади. Сейчас отсижусь немного, и пойдем искать Кирилла. У врачей среди раненых его нет, я проверял.
- Позову санитаров. Возможно, у тебя контузия.
Вазген снова непонимающе улыбнулся.
Подбежали девушки-санитарки с носилками. Упрямец оказал сопротивление и попытался встать в доказательство своей дееспособности, но его неудержимо повело в сторону, и он вмиг оказался уложенным на носилки.
- Алеша, у меня просто кружится голова, - возмущался бунтовщик. - Я еще не докатился до того, чтобы меня несли женщины.
- Ну-ка, девушки, отдохните, - сказал Алексей, подозвал матроса, они вдвоем взяли носилки и понесли.
На причале грузили раненых на катера, чтобы переправить на транспорт. Многие были забинтованы - им оказали первую помощь на берегу.
Алексей вдруг почувствовал что-то спиной, словно налетел мгновенный порыв удушливого ветра. Он уже умел узнавать это тяжелое дыхание войны, от него перехватывало горло и опасно сжималось сердце. Он повернул голову, все еще надеясь, что интуиция его на этот раз подвела.
На брезенте, на досках недавно сколоченных мостков лежал Смуров; на груди его, сквозь бинты, проступало небольшое красное пятнышко, лицо было безжизненно, глаза закрыты. Алексей передал носилки девушкам и подошел к Кириллу.
- Капитан жив? - спросил он санитара, стоявшего рядом. Тот ругался и кричал, требуя освободившиеся носилки.
- Жив пока, товарищ капитан третьего ранга! - вытянулся санитар. - Только он совсем плох. Надо его поскорей на транспорт, к хирургам. Того и гляди помрет.
- На брезенте донесем до катера?
- Может, и донесем, только к катерам не пробиться, боюсь, растрясем сильно.
- Отвезем на моем катере.
"Морской охотник" помчался к стоявшему на рейде транспорту "Ханси". На Алексея вновь напало ужасающее оцепенение отчаяния. Надежды у него не было, он уже знал наперед, что этот сложный парень, успевший стать ему другом, уходит навсегда. Еще одна дань войне, еще одна безвременно прерванная жизнь, которая обещала стать прекрасной. Он прижался лицом к русой голове и впервые, не таясь, заплакал.