Любовь.ru - Андреева Наталья Вячеславовна 17 стр.

- Я решил к нему съездить еще раз. Если не Иванов, то кто тогда? Стрельцов? Смешно! Скорее Градов. Но сначала я захотел позвонить, убедиться, что он дома. Сунулся в свои записи, и, знаешь, телефон показался мне знакомым. Кре­тин! Это я про себя. У меня же хорошая память на цифры. Он дал мне телефон, потому что даже вообразить себе не мог, что я вместе с тобой буду заказывать по нему пиццу! А я, кретин, совсем забыл про Алексея Градова. Целиком сосредо­точился на Сергее Иванове и Павле Петровиче. И тот странный разносчик... Ничего в голове не щелкнуло, представляешь? Только сегодня. Кстати, его разыскиваем не только мы с тобой.

- А кто еще?

- Те самые умники из отдела "Р".

- Он что, хакер?

- Видишь ли, сегодня мы встречались с операми из отдела по борьбе с преступлениями в области высоких технологий (ух, пока произ­несешь, дыхание перехватывает), и выяснилось много интересного. Я поделился своими наработ­ками, они раскрыли свои карты. Оказывается, действительно дыма без огня не бывает. В том самом Интернет-кафе, совладельцем которого был одно время твой муж - Петров Олег Анато­льевич, работал парень-компьютерщик, который на спор взломал сервер коммерческого банка. Очень талантливый парень. Был даже предмет спора. Ящик пива.

- Ты меня разыгрываешь?!

- Они ж не воруют, эти хакеры, они само­утверждаются.

- Но ты же говорил, что была украдена крупная сумма...

- Да. Никто не понимает, почему он это сде­лал.

- Кто? Градов?

- Да. Он исчез, как только узнал, что его ищет милиция. До сегодняшнего дня о нем не было ни слуху ни духу. А сегодня мы опозда­ли. Умный, черт, - в сердцах повторил Стае ту же фразу, что сказал Любе по телефону. - РУБОПовцы подозревают, что у этого парня есть ноутбук с внутренним модемом и автомобиль "Жигули" восьмой модели. Ну и сотовая связь, разумеется. Он может "работать" откуда угодно. Мобильные сеансы Интернет, каково, а? До чего дошел прогресс! Наверняка телефонный номер зарегистрирован за кем-то другим. Ему приписывают несколько случаев виртуального мо­шенничества, когда снимались и обналичивались деньги с "нулевых" счетов. Парень умудряется заказывать через Интернет дорогие вещи, ис­пользуя эти счета. Талант, а? Не поймешь, то ли пропадает, то ли процветает, - усмехнулся Стае и добавил: - Исчез. Или догадался, что мы его вычислили, или из предосторожности часто ме­няет квартиры.

- Но почему он преследовал Олега?

- Не знаю. Может, из-за тебя?

- Ты невнимательно читал письмо. Он сле­дил за своим врагом в тот день, когда увидел ме­ня на автобусной остановке в первый раз. Врагом, понимаешь?

- Подумать только, я два раза столкнулся с ним лоб в лоб и не узнал! Ведь разговаривали же! Кретин!

- Он и лампочку, наверное, специально вы­ворачивал. Темно, и кепка с козырьком. Ну и спе­цодежда... Стае, а что он хотел?

- Чтобы ты дверь открыла.

- А потом?

- Ну откуда я знаю, что у этого психа в го­лове?

- А теперь он совсем разозлился, - грустно сказала Люба. - Кем он, интересно, прикинется, чтобы до меня добраться? И что я ему сделала? Что?

- Не ответила взаимностью, - с откровен­ной иронией сказал Стае.

- Но он даже не пытался никогда откровенно со мной поговорить! Все время какие-то тайны, какие-то игры непонятные.

- А если бы попытался? Что бы ты сделала?

- Наверное, попыталась бы его успокоить, - неуверенно сказала Люба.

- Что ж ты тогда заявила Линевой, что ее не­навидишь? Что ж сорвалась?

- А при чем здесь Линева?

- При том, что я сегодня к ней уже не успе­ваю.

Он посмотрел на часы, потом в окно:

- Неудобно в десять вечера? Пока доеду, бу­дет около полуночи. Или удобно? Как думаешь?

- Ты собрался к Линевой?! Зачем?!

- А кто ж тогда скажет правду о твоем муже?

- Какую правду?

- Я все-таки посмотрел дело об убийстве Михаила Стрельцова. Давно уже посмотрел. И это теперь стало моим делом. Там есть один очень интересный факт: кроме отпечатков По­лины Стрельцовой на рукоятке ножа обнаруже­ны микроволокна нитяных перчаток. Конечно, девушка могла рыхлить землю, надевая эти перчатки. Но они странным образом исчезли по­сле убийства Стрельцова. Хотя все время лежа­ли там же, на краю кадки. И другой интересный факт: рядом с телом был найден окурок сигареты. Стрельцов-то не ругался с мачехой, а спокойно стоял и -курил, когда ему нож в спину воткнули. Ты можешь представить себе человека, который орет на женщину и курит?

В этот вечер Люба лежала без сна еще долго. Глаза не открывала, все время, прислушиваясь к тому, ровно ли, глубоко ли он дышит? Любовь не любовь, страсть не страсть, дружба не дружба, и чем все это закончится, совершенно непонятно.

Может, в один прекрасный день они без ссор, без скандала, без упреков так же тихо и спокойно, как сошлись, разойдутся в разные стороны, и дальше уже у каждого будет своя жизнь. Да, соб­ственно, она и сейчас у каждого своя. Главное, что он помог ей наконец-то повзрослеть и избавиться от многих иллюзий и комплексов. А то так бы и прожила всю оставшуюся жизнь одна, вздыхая о милом прошлом и храня светлую память о чело­веке, который просто использовал ее, как удачно подвернувшийся в жизни шанс.

3

Стае ушел рано утром, наказав Любе ни при каких обстоятельствах не открывать никому дверь и чуть что - сразу же звонить ему на ра­боту. Кто-нибудь да приедет.

- А ты куда? - спросила Люба. - К Лине­вой?

- Сначала к девушке Гуле заеду. Мне же ну­жен предлог, чтобы навестить актрису.

- И что ты придумал за предлог?

- Потом расскажу.

- И когда тебя ждать? Сегодня? Когда? Ве­чером?

- Может быть. Ну пока.

Он шутливо чмокнул Любу в нос, отчего она чуть было не чихнула, накинул на плечи теплый свитер (на улице стало заметно прохладней) и исчез. Она вернулась в комнату, села за компью­тер. Где-то ведет свое собственное расследование незнакомый парень по прозвищу Мики, а Павел Петрович Стрельцов сидит у себя в трехэтажном особняке и думает, что его личный психолог рабо­тает в контакте с милицией. Ничего себе, контакт! Самый что ни на есть прямой.

Люба решила, что хватит играть со Стрель­цовым в прятки. Пора разоблачить его вранье. Не такой уж он простой человек, этот Павел Петрович.

КОМУ: Пациенту ОТ КОГО: от Доктора ТЕМА: вопрос

Павел Петрович, ведь вы знали, что Михаил не ваш сын? И как давно вы об этом узнали?

Ответ Стрельцова Люба получила только во второй половине дня. Очередное многословное послание, в котором Стрельцов в первую очередь оправдывал себя.

Я знал, что рано или поздно вы это поймете. Мне не повезло: ни с первой женой, ни со второй. Хотя о том, что Мишка мне не сын, я, честно признаться, долго не догадывался. До самой смерти жены, мож­но сказать. Любимой и единственной моей Полины. Лицом Мишка был весь в мать, а насчет его способ­ностей я не слишком голову-то ломал. Кто знает, откуда чего берется?

А может быть, я и догадывался, но знать на­верняка не хотел. Кто мог ответить на этот вопрос? Только жена моя - Полина.

Приняв сына на руки, я выбросил друга Василия из головы напрочь. Жизнь у меня была тяжелая и непростая. И встретились мы снова только через много лет, в больнице, когда жена моя Полина уми­рала. Но я-то все надеялся на операцию, на чудо. Надеялся до самого конца.

И обратился к нему, как к последней своей надежде. Василий, разумеется, взялся помочь. К тому времени он стал известным хирургом, ав­торитетом. Честно надо признать: все, что мог, он сделал. Да поздно уже было. После операции моя Полина поначалу вроде бы даже на улучшение пошла. Но болезнь взяла свое, и спустя несколько месяцев ей стало совсем плохо. Полину вновь по­ложили в больницу, а через две недели Василий вызвал меня.

"Она умирает, Паша. Иди, простись".

Надо сказать, что последние дни Полина была то в беспамятстве, под действием наркотиков всяких да обезболивающих. А тут пришла в сознание и хотела вроде как сказать последнее слово. Я вошел, она сказала несколько слов, но каких-то ничего не значащих. А потом вдруг попросила:

"Васю позови, Паша".

Позвал. Стою смотрю, как он возле ее кровати присаживается. А жена смотрит на меня и молчит, но по взгляду ее все понимаю. Вроде как просит: уй­ди. Вышел. До сих пор ком в горле стоит, как вспом­ню. Что со мной было те десять минут в коридоре, описать словами невозможно. Ревность? Она же умирала. Какая тут ревность? Я гадал только, лю­била ли она меня, ну хоть немного, или просто всю жизнь была признательна за то, что женился, когда она ко мне пришла.

Когда Василий из палаты вышел, вижу - пла­чет. Я было туда, к Полине, а она глаза прикрыла, сестра лекарство в шприц начала набирать.

"Не могу больше, Паша, - шепчет Полина. - Прощай".

Она впала в кому и больше уже в сознание не приходила. Я к Василию, а он у себя в кабинете ле­карства пьет. Сердечные. Плохо ему, значит. А мне хорошо. Спрашиваю:

"Ну, что? Простились?"

"Простила", - отвечает.

"И за что ж тебя прощать?"

"А ты будто не знаешь?"

"Догадываться-то, может, догадываюсь, только она мне за всю нашу совместную жизнь ни слова про это не сказала. Мишка - твой сын?"

"Мой".

"За это она тебя простила?"

"Ничего ты, Паша, не знаешь. Подлец я. Я любил ее. А когда забеременела - испугался. Стал угова­ривать сделать аборт. А чтоб все шито-крыто, об­ратился не к кому-нибудь, а к своему родному отцу. Он же был известный хирург-гинеколог".

"Как же так? Как же он мог на свое родное семя..."

"Так я ему сказал, что ребенок-то у Полины от тебя. А она, мол, попросила помочь по старой дружбе. Вот потому и подлец. Как же он тебя ругал! Говорил, что раз нашкодил, то должен жениться. А я стоял и головой кивал. А что в душе у меня творилось, одному Господу известно. Все зачлось, Паша. Все".

"Вася, но как ты мог?"

"За карьеру опасался. Ну на что мне эта же­нитьба тогда нужна была, сам посуди? У нее много­детная семья, им помогать надо, а я студент. И еще несколько лет буду студент. Так что ж, институт бросать? А все твердили в один голос, что у меня блестящее будущее. Что докторскую обязательно защищу".

"Защитил", - горько усмехнулся я.

"Защитил, - согласился Василий. - И выучил­ся, женился. И сын у меня есть, и дочка. И камень на сердце. Сегодня вот скинул. А тебе спасибо".

"Что женился на ней тогда? - усмехнулся я. - Почему же она к твоему отцу идти не захотела?"

"Паша, она сначала к тебе пошла. А дальше уж ты знаешь. Вот и вся история. Ты бы не волновался так, Паша. Мишка-то уже большой".

И тут я посмотрел на его руки. Пальцы длинные, нервные, беспокойные. И ногти все такие розовые, гладкие, аккуратные. Ничего не было у Мишки от отца, но руки... Почему я раньше не хотел замечать? Как посмотрю на Мишкины руки - сразу взгляд отвожу. Чудится что-то знакомое.

Но после этого многое я понял. Понял, откуда в "моем" сыне эта гниль. Почему он чужой, почему с женщинами так непорядочен, почему жениться не хочет. Тоже, значит, карьеру делает. А на аборт к кому своих девушек посылает? Тоже папу родного просит?

Простите доктор, совсем разволновался. Мишки все равно больше нет, пора бы и успокоиться. Вот вы Думаете, что я вру, что скрываю правду. А что мне скрывать? Накрутила жизнь, наковеркала. Прости­те, доктор. Простите...

Люба тоже почувствовала ком в горле, когда прочитала послание Стрельцова. Страдает чело­век, видно, сильно страдает. Что ему на это ска­жешь? Она решила подождать, пока не проверит одну догадку. Что-то некстати Павла Петровича потянуло на откровенность и на выжимание сле­зы. У кого? У милиции? Ведь он уверен, что его послания читает не одна Люба.

Вечером пришло еще одно послание, Люба ему обрадовалась. Оно было от Мики, который со­общал интересные подробности об отце Полины.

Сегодня я пытался его найти. По моим сведени­ям, этот человек взял в долг большие деньги у Ми­хаила Стрельцова. Надеюсь, вы меня понимаете? Он бизнесмен средней руки, не особо удачливый, насколько я знаю. Потому что Полина рассказыва­ла, что мать частенько знакомила бывшего мужа со своими богатыми любовниками. Занимала для не­го денег, потому что якобы одного его любила всю жизнь. Но замуж вновь за несчастного неудачника не хотела. У того все время что-то не складывалось. То ли не везло, то ли способностей не хватало. По­сле того как они разошлись, ей повезло гораздо больше.

Она начала делать карьеру в провинции, была замечена, я так полагаю, что из-за своей потряса­ющей внешности, вскоре перебралась в столицу. Там ее любовником стал режиссер одного из теа­тров, который и помог ей на первых порах. Потом он внезапно умер от сердечного приступа, и Линева начала искать нового спонсора. А отец Полины до самых перестроечных времен тянул лямку простого инженера на заводе, в пригороде столицы, квартиру так и не получил, бросил работу и стал заниматься частным бизнесом.

Я так думаю, что раз он был должен деньги Михаилу Стрельцову, то вполне мог с ним и рассчитаться. Ножом в спину. Да и ревность примеша­лась. Ведь Стрельцов-младший вроде был и молод, и красив. Отец Полины - подозреваемый номер один, это точно. Но в результате моих поисков вы­яснилось, что этот человек странным образом исчез. Квартира, в которой он был прописан, продана, и в ней уже третий месяц живут совершенно другие люди. Улица Весенняя, дом 28, квартира 112. Какая-то толстая тетка в халате и в бигуди никак не хотела открывать мне дверь. Разговаривали через цепочку. Я выяснил только, что квартира куплена через по­средника, с хозяевами она не общалась. Понятия не имеет, куда те делись.

Я пытался поговорить и с Алиной Линевой, но она меня просто не пустила на порог. И что мне те­перь делать?

Мики

Люба сидела и плакала. Как ни прячься от правды, она все равно тебя найдет. Улица Весен­няя, дом 28, квартира 112. Чужая тетка в бигуди, что она могла знать? Вот тебе и счастье: прилете­ло, поклевало зернышки с ладошки, а оказалось, что это чужая птица. Чья-то другая, не ее. Что ему ответить, этому Мики?...

Звонок в дверь.

Пошла открыла дверь.

- Что случилось?

- Ничего, - всхлипнула.

- Хочешь, я тебя развеселю?

- Попробуй.

Он протянул пакет с продуктами:

- Пожалуйста.

- Знаешь, я не голодная.

Я голодный. Но это на самом деле не пода­рок. Подарок у меня в кармане. Только пойдем к свету. К окну.

На кухне Люба стала разбирать продукты, а Стае вынул из кармана носовой платок и стал его разворачивать.

- Что это? - спросила Люба.

- Вот. Смотри.

Бриллианты она раньше видела только в витринах ювелирных магазинов. Но никогда не останавливалась перед ними и не глазела. Что толку? Ей никогда не носить их. Бриллиантовое колье в руках Стаса было очень тонким и изящ­ным. И наверное, очень дорогим. Несколько не­больших камешков в центре мерцали так же за­гадочно, как и фиалковые глаза Алины Линевой. Стае положил колье на стол, камни вспыхнули и затаились.

- Что это? - удивилась Люба.

- Линева тебе просила передать.

- Мне? За что?

- Не знаешь? Не догадываешься?

- Значит, никто не воровал у нее колье? Стае тяжело вздохнул:

- Воровал. С утра зашел к девушке Гуле в магазин. Я долго не мог понять ее привязанности к этому маленькому магазинчику. А там, оказы­вается, и был тайник. В пустых банках из-под кофе было спрятано много ценных вещиц.

- И что теперь ей будет?

- А что будет? Ты хочешь, чтобы всплыло это дело? Убийство Осокина? Чтобы она показа­ния начала давать? Против кого?

- Но ведь его убил Дмитрий Иванов.

- Необходимая самооборона, вот как это бу­дет квалифицировано. Осокин же первым начал драку.

- Он только сказал гадость.

- Гуля скажет, что полез драться. И по­том, ты хочешь, чтобы парни из РУБОПа сдали своего? Или хотя бы позволили под него копать? Ты знаешь, кто такой Дмитрий Иванов? Герой. Многие ребята ему жизнью обязаны. Отчаянный парень. А кто такой Осокин? Мразь. Нет, Люба, забудь.

- А колье? Разве не он залез на дачу к Ли­невой?

- Нет, конечно. Дмитрий такими делами не занимается. Он парень честный.

- Надо сказать, что у него очень своеобраз­ное понимание кодекса чести.

- Что ты в этом понимаешь!

- Уж как понимаю... Значит, эта Гульна-ра - воровка?

- Девчонка она еще. "Девочка с гор", - как правильно заметила Линева. Дикарка. Помнишь то место на кассете, где Гуля говорит об ужине в ресторане?

- И что?

- В тот вечер Линеву попросили срочно вер­нуться в Москву и отыграть спектакль. В связи с болезнью знаменитого артиста спектакль с его участием заменили на "Маленького принца". Пришлось быстро собираться, и она забыла колье на туалетном столике в спальне. А после спектакля к ней подошел Осокин с Гульнарой и пригласил в ресторан. Линева была со своим новым любовником, с Михаилом Стрельцовым, и обрадовалась случаю познакомить его с Осо-киным.

- Зачем?

- Помнишь, Марианна Руслановна сказала, что мог бы существовать целый клуб мужчин, брошенных Линевой? И там царили бы прекрас­ные дружеские отношения. Она действительно имела привычку держать бывших поклонников как бы "в резерве". И связывала их между со­бой деловыми отношениями. Так вот, они пошли вчетвером в ресторан, и там Линева со смехом сказала, что одета не слишком подходяще для такого места, потому что прямо с дачи и даже с вещами и ключами. У нее действительно была с собой довольно вместительная кожаная сумка. Не маленькая дамская сумочка.

- Почему же она ее в машине не оставила?

- У них со Стрельцовым вышла какая-то размолвка. Линева не знала, поедет она из ре­сторана с ним или попросит Осокина подбросить ее до дома. Потом Стрельцов, видимо, вымолил прощение. Так вот, Линева обмолвилась также, что забыла на даче ценную вещь: бриллиантовое колье. Бросила на туалетный столик, да там оно и осталось. Гульнара давно на это колье глаз поло­жила, еще в ювелирном магазине. Осокин купил колье, да не ей. И девушка выбрала момент, когда Линева вышла курить, Стрельцов следом, чтобы с ней отношения выяснить, а Осокин пригласил какую-то девицу на танец. Ну, наша девочка с гор и вытащила из сумки ключи. А ночью кинула Осокину снотворное в кофе и на его машине на­ведалась на дачу Линевой.

- Почему он на жену подумал?

- Так он же у Гульнары ночевал. Осокин сильно пьяный дома не появлялся, стеснялся де­тей. И был уверен, что любовница всю ночь мирно сопела носиком у него под боком.

- Это тебе Гульнара рассказала?

- Да. Знаешь, мы все оформили так, будто она случайно обнаружила в магазинчике тайник. А сделали его осокинские ребята.

- И ты тут же повез Линевой колье? - усмехнулась Люба.

- Мне надо было с ней поговорить.

- О ком? О моем муже? И давно ты знаешь; что он тот самый человек, который проходит главным свидетелем по делу об убийстве Михаи­ла Стрельцова? Что он отец Полины?

- Слава те Господи! Прозрела!

- Ты меня за этим к Линевой возил? Чтобы она от ревности проговорилась? Ведь она же сама сказала, что только одного его любила всю жизнь! Но почему вдруг Алина? Что, так плохо звучит Мария Петрова?