- Я тоже не жалею, - призналась я. - С технического этажа вид на Дефанс просто фантастический! - И почувствовала, что заскучавшая при нашем профессиональном разговоре, Кларис теперь откровенно заинтригована.
- Вы опять вогнали меня в краску, господа, - сказал Гастон. - Это что же, из-за меня вы оказались отрезанными от мира и спускались с чердака по веревке?
- Примерно. - Я кивнула и, пока Алекс не начал сообщать подробности, предложила допить шампанское и приступать к делу. Мне не терпелось показать свой вариант сметы Гастону.
Своим бокалом Гастон потянулся к бокалу Алекса, глядя при этом на Кларис.
- Я так рад, дорогая, что малыш Дюваль возвращается! За тебя и твое возвращение, старина!
- Погоди, Шанте. - Алекс неожиданно поставил бокал на стол. - У меня теперь своя фирма. Я не собираюсь ликвидировать ее и работать в твоей компании.
- А что ты скажешь насчет компании "Шанте и Дюваль"? Или даже "Дюваль и Шанте", если так для тебя звучит приятнее?
- Ты?.. Ты… - Алекс вдруг часто задышал. - Ты это серьезно?
- Конечно, старина. Я давно мечтал об этом.
"Дзык-дзык-дзык-дзык" - далеко не хрустально прозвенели мои дешевые фужеры.
Мы выпили, и Гастон, все больше воодушевляясь, начал очень толково и подробно рассказывать о преимуществах и перспективах будущей, воссоединенной компании. Алекс кивал, приглаживал или чесал усы, задумчиво произносил: "Хмм", кое в чем спорил; Гастон соглашался или четко, буквально по пунктам, загибая пальцы, приводил более весомые аргументы. Два друга - теперь я хорошо видела, что это именно два друга, два очень близких человека, что бы там ни говорил мне про их разногласия Алекс, - раскрыли один для другого свои невидимые, отделяющие мир каждого человека от окружающего мира, эдакие условно-хрустальные оболочки и радостно-доверчиво впустили к себе друг друга. Друг - Друга.
И это был совсем другой - Другой - двойной мир. Очень похожий на тот, который бывает у влюбленных - друг в друга - мужчины и женщины. Но не интимно-эротический женско-мужской мир, а исключительно мужской, трезвый, материальный, лишенный всякой расплывчатости и эротики, очень конкретный и жестко-прочный, как надежная стальная опора, именно мужской мир. Ужасно притягательный и возбуждающий для женщины…
Гастон и Алекс существовали сейчас только друг для друга, как бы забыв о существовании остальной части планеты. Они смотрели глаза в глаза с братской, а порой и с отцовской заботой, нежностью, терпением, с гордостью, доверием и пониманием.
Я вдруг перехватила взгляд Кларис на Гастона. В ее взгляде, я уж не говорю о джокондовской улыбке, осветившей ее лицо, тоже сплеталось множество эмоций: гордость, восхищение, радость оттого, что такой человек есть, и оттого, что он рядом, нежность, ласка, желание и доверие… Настоящая гамма чувств! Как в музыке: до, ре, ми, фа, соль, ля, си… Это для ушей, а для глаз - радуга! Я вспомнила! Та самая многоцветная светящаяся дуга, которую я видела во сне, которая струилась из глаз моей сестры в глаза какого-то неведомого парня… Да мало ли что бывает во сне, главное, что наяву - сейчас! - это чудо реально существует! А я? Почему не умею смотреть так я? Почему из моих глаз никогда в жизни не вылетала радуга?
- Принеси, пожалуйста, ту дискету, Беа. Ты знаешь, где она лежит, - обернувшись ко мне, попросил Алекс. - Мне не хочется тревожить кота.
- Что? - переспросила я, плохо соображая, что происходит. Из глаз Алекса в мои определенно что-то хлынуло. Что-то совсем незнакомое, ослепительное и на удивление родное…
- Твой кот спит у меня на коленях. - Алекс ответил совершенно нормальным голосом, но взгляда не отвел. - Видишь?
- Кот? - Чтобы избавиться от наваждения, я зажмурилась на миг, встала, обошла стол - Алекс сидел напротив - и посмотрела на его колени. - Вижу. И давно он тут спит?
- Понятия не имею. Сначала не было, а потом чувствую - тяжесть, и мурчит. А теперь вот спит.
- Правда, спит, - сказала я и погладила кота; Алекс погладил мою руку.
- Разобрались с домашним животным? - из другого измерения спросил Гастон. - Давай дискету, Беа. Я включил компьютер.
- Не буду вам мешать. - Кларис встала из-за стола и посмотрела на часы. - О, я еще вполне успею привести себя в порядок! Счастливо, Алекс. Пока, дорогой. - Она легко чмокнула щеку Гастона, он с улыбкой ответил тем же. - Проводишь меня, Беа?
- Конечно.
- Я тебя умоляю, - зашептала она в прихожей, - не говори ничего Гастону! И не переживай сама. Честно, я не знаю, что на меня нашло! Все давно в прошлом.
- Ты о чем?
- Ну не дуйся, я же вижу, что Алекс тебе нравится…
- А как ты поведешь машину после шампанского? - перебила ее я, после радуги мне действительно не особенно хотелось вспоминать инцидент с поцелуями. Но и обсуждать какие-либо симпатии не было желания тоже.
- Пустяки! У меня полно жвачки. Стоп. А где моя сумочка?
- На диване или под, - все-таки по привычке съязвила я и вдруг неудержимо, до слез, зевнула.
Сестра пристально посмотрела на меня, шумно выдохнула, но оправдываться больше не стала. А я как нарочно зевнула еще раз! Кларис фыркнула и попыталась что-то сказать, но тоже широко зевнула!
Ее сумочка лежала на журнальном столике рядом с дискетой.
- Какая же ты зараза, Беа, из-за тебя я чуть не вывихнула челюсть!
- Почему из-за меня?
- Ладно. - И Кларис опять зевнула!
- Забудь, - сказала я. - Лично я все уже забыла.
- Постараюсь. Я тебе позвоню. Пока.
- Пока. - Я закрыла за ней дверь и с дискетой в руке пошла в кухню к мужчинам.
- Оказавшись в твоей шкуре, я сразу все понял, - говорил Гастону Алекс. - Все тебя ненавидят, ненавидят и лебезят, когда ты хозяин.
- Неправда, - возразил Гастон. - Перед моим отцом никто не лебезил и никто его не ненавидел. Все его уважали и любили.
- Думаешь, тебя все тоже любят и уважают? - хмыкнул Алекс. - Каждый день, с утра и до вечера?
- Во всяком случае, я на это надеюсь. И ты тоже, старина, что бы ты там ни говорил. Я все для этого делаю, как отец.
- Угу. Как будто я не делаю! А все равно, по их мнению, кретин или, в лучшем случае, Кот в сапогах!
Гастон усмехнулся.
- Мило. А я вот, по-прежнему, Шанте-сынок. Люди есть люди, старина.
- Сплошное жулье и бездельники! Невозможно положиться ни на кого!
- Да со львами легче! Те хоть в клетке!
- И не говори…
- Вот дискета, - сказала я, возвращая их от абстрактных рассуждений о несовершенстве рода людского к действительности. - Только давайте сначала кофе. У меня от шампанского глаза слипаются.
Они уставились на меня и в один голос спросили:
- Устала?
Вернее Гастон заговорил на секунду раньше, потому что ровно столько времени потребовалось Алексу, чтобы послать мне радугу, прежде чем спросить.
- Ничего. Вы же оплатите мне сверхурочные, господа патроны?
- Может, лучше дадим ей отгул, компаньон Дюваль?
- И премию, и за сверхурочные, компаньон Шанте.
- Мы разоримся, компаньон Дюваль!
- Это вряд ли, компаньон Шанте!
Глава 22, в которой можно наконец принять душ и поспать
Поделилась я своими замыслами с Геркулесом, в начале десятого закрыв за компаньонами дверь. Не знаю как насчет душа, но против идеи поспать Геркулес явно не возражал. Я с удовольствием осуществила первую часть плана и без промедления собиралась приступить к реализации второй, но телефон взволнованно потребовал моего внимания.
- Ты одна? Эти ушли? - спросила сестра.
- Ушли. Одна.
- Давай встретимся в "Стрельце", - предложила она.
- Неподалеку от нашего колледжа? Ностальгия? Ты заканчиваешь во сколько?
- Нет, прямо сейчас.
- Что еще случилось?
- Приезжай. Не по телефону.
Я с завистью посмотрела на Геркулеса. Он безмятежно посапывал в любимой позиции: на спине, поперек кровати.
Я приехала на такси.
- Закажем коньяк? - Кларис смущенно разгладила на столе скатерть. Несмотря на свежайшую блузку, макияж и старательно уложенные волосы, выглядела она ужасно. - Ты не возражаешь?
- С утра? Ты разве не вернешься на работу?
- Я отпросилась. В смысле предупредила Ирен, что у меня семейные обстоятельства. Деловые встречи она отменит. А для руководства - я у дантиста.
- Понятно. - Сразу вспомнилась анкета мадам Лебуафлори. - А коньяк по какому поводу?
- Хочешь вина?
Я кивнула. На самом же деле больше всего на свете я хотела спать. Но что толку вспоминать об этом, если я все равно уже приехала?
- А позавтракать? Что тебе взять?
Если я поем, то уж точно усну прямо здесь.
- На твое усмотрение, Кларис. Что себе, то и мне.
Сестра сделала заказ. Официант отправился на кухню. Мы молчали до самого его возвращения. Он откупорил бутылки и налил ей коньяк, а мне прозрачное, зеленовато-желтоватое вино. У коньяка был красивый цвет темного янтаря.
- Что-нибудь еще? - спросил официант.
- Пока достаточно, - ответила Кларис. - Спасибо. - И проводила глазами его спину.
- Зря ты заказала по целой бутылке. Мы не выпьем.
- С собой возьмем.
- Шутишь?
Она невесело хмыкнула и залпом опустошила свою рюмку.
- Ты стала совсем взрослая, - без всякой связи сказала Кларис. - Я всегда относилась к тебе, как к маленькой девочке, и вдруг сегодня поняла, что ты давно взрослая женщина, скоро тридцать.
- Не очень скоро. - Я отпила глоток. - Приятное вино. Мне пока двадцать семь.
- Мне было столько же, когда все это произошло.
- Что произошло?
- Все. - Она налила себе еще и снова выпила.
- Ты бы закусывала. Охмелеешь. - От ужаса, что моя старшая сестра тайно спивается, сонливость как рукой сняло. - Неужели ты стала пить?
- Все произошло. Все сразу. - Похоже, Кларис не слышала меня. - Алекс, Гастон, замужество… Ты точно не хочешь коньяку? - И налила себе еще.
- Не надо, Кларис! Мне за тебя делается страшно!
- А знаешь, как мне было страшно за тебя? - Она не выпила, а вертела ножку рюмки в пальцах и через коньяк смотрела в окно.
- Когда? Когда тебе за меня было страшно? Почему я никогда раньше не знала, что ты встречалась с Алексом?
- Я и сама-то об этом не очень знала. А, ладно. - Она все-таки выпила коньяк, поставила рюмочку и погладила мою руку. - Не бойся, я не сопьюсь. Я ужасно жадная.
- Ты действительно пугаешь меня, Кларис. Может, отвезти тебя домой, пока не поздно?
- Не сейчас. Я должна кое в чем признаться тебе.
- Поешь. Салат очень вкусный.
- Да, конечно. - Она поковыряла вилкой в стожке зелени. - Понимаешь, ведь тебя раньше не было, потом ты появилась, маленькая-маленькая! Как кукла. Потом ты уже была. Была, была, и вдруг раз - и ты взрослая женщина.
- Кларис…
- Не перебивай. - Нетерпеливый жест рукой. - Я хочу, чтобы все шло по порядку. - Замолчала и уставилась в окно.
Дождя больше не было. Солнце поторопилось высушить асфальт, и он светлел прямо на глазах. Официантка протирала уличные стулья и столики: новые отважные посетители решили расположиться на свежем воздухе.
В кафе определенно было душно. Вероятно, на улице тоже.
- Парит, - сказал кто-то за моей спиной. - К ночи опять будет гроза. Точно.
- Гроза… - произнесла Кларис. - Почему-то все происходит обязательно в грозу!
- Не знаю, - сказала я.
- Я была совсем маленькая, но очень хорошо помню, как была жуткая гроза и пришли люди. Вернее, я проснулась от грозы и побежала к родителям в спальню, но в гостиной плакала мама и ее утешали двое мужчин. Это были папины друзья - дядя Патрик с усами и Юбер. У Юбера тогда не было усов, но у него тоже был пистолет, как у папы и дяди Патрика. А потом мама увезла меня к бабушке в Корнуай . В большом доме мы с бабушкой жили только вдвоем, мама приезжала редко - раз в месяц. Может быть, раз в месяц ездить из Парижа в Корнуай - и не так уж редко, но я была очень маленькая, и для меня это было очень редко. Хотя не могу сказать, что я так уж скучала. В деревне было так здорово! Берег моря, коровы, козы, кошки, собака, деревья, трава, цветы, куры… И меня очень занимало, что у одной из кошек вдруг быстро стал расти живот, она сделалась как бочонок на ножках. Бабушка объяснила, что у Нану - надо же, я помню, что кошку звали Нану! - будут детки. Однажды вечером котята родились. Я с трепетом смотрела, как Нану вылизывает малюсеньких новеньких существ. Их было пять или шесть. Я тогда еще плохо умела считать. Но на следующий день у кошки был только один котенок! Бабушка без тени сомнения объяснила, что этот самый крепкий, а остальных утопили, потому что они "лишние". Это потрясло меня! Как может такое быть, чтобы живые, только что родившиеся детки могли быть лишними?! К тому времени я уже однажды видела собаку, утонувшую в море, и поэтому понимала, что "утонувший", значит, неживой. У меня случилась истерика, но по счастью именно в тот день приехали мама и Юбер. У Юбера были новые усы, а у мамы… У мамы - живот! Может быть, он был и в прошлый раз, но тогда я, вероятно, не заметила. Мне же не было еще пяти. Я вообще плохо помню свое детство, но ночной разговор взрослых, подслушанный случайно, когда я тоже проснулась от грозы, я запомнила слово в слово.
- Почему ты до сих пор ничего не сказала девочке? - спросила маму бабушка, она упорно называла меня "девочка", а не "внучка". - Лала большая, все понимает.
- Я тоже считаю, что давно надо было ей объяснить, но Жюльет ни в какую, - сказал Юбер.
- Вряд ли понимает, - усомнилась мама. - Она ведь никогда не спрашивает об отце.
- Потому и не спрашивает, - сказала бабушка. - Ей в школу через год, а фамилии у всех будут разные.
- Через два, - поправила мама.
- Ну и что? - сказал Юбер. - В память о сержанте Рене Вольере. Он мой лучший Друг. Она должна всегда о нем помнить.
- Как назовете? - спросила бабушка.
- Я хочу Алексом, а он - Рене. Как все равно мемориал устраивает.
- Или Беатрис, если девочка, - добавил Юбер. - При чем здесь мемориал?
- Не ссорьтесь, - сказала бабушка. - Рене - хорошее имя.
- В таком случае, пусть будет Гийом, как твой отец, - сказал Юбер.
- Хмм… Гийом. Он был мужчина, что надо, - сказала бабушка.
Глава 23, в которой я удивилась
- Но ведь у нас нет брата?
- Нет. - Кларис скосила глаза на коньяк, покусала губу, подозвала официанта и попросила принести соку.
- Какого именно, мадам?
- Неважно, но в самом большом бокале.
Официант кивнул и ушел.
- Понимаешь, тут и началось самое ужасное. Я ведь по кошкиному опыту решила, что у мамы в животе много деток, а они ссорятся из-за того, кого оставить! Мальчика или девочку? Еще же неизвестно, кто самый крепкий, чтобы утопить лишних.
- Это смешно.
- Нет, Беа. Совсем не смешно. Я выбежала к ним с криком: "Не смейте! Не смейте никого топить! Мне нужны все"!
Официант принес сок. Сестра выпила весь. Чуть не литр.
- Они меня утешили, дескать, никто не собирается никого топить, к тому же больше одного ребенка сразу редко бывает, и тогда радость еще больше. Что детей в отличие от котят никто не топит, ну и все в таком духе. Я утихла, но не особенно поверила. Потом мама и твой отец не приезжали дольше обычного, а когда приехали - живота у мамы больше не было. Не было и обещанных братика или сестрички. Ты даже не можешь себе представить, что это значило для меня! К вечеру начался жар, тем более что буквально накануне ощенилась Фиалка, и всех ее щенков - всех! - утопили. Они были лишние. У бабушки и без них бегало по двору две собаки… В мамино горе и в объяснения взрослых про то, что ребенок умер во время родов, я не желала верить.
Я молча наблюдала за тем, как моя сентиментальная и уже в общем-то пьяненькая сестрица вливает в себя еще порцию коньяку.
- А когда у мамы опять завелся животик, я решила во что бы то ни стало не допустить ничего подобного. Я никому не сказала о своих планах, но заявила, что желаю жить вместе с мамой и папой Юбером в Париже. Как ни странно, взрослые не возражали. Дело в том, что той осенью я должна была пойти в школу. Конечно, это обстоятельство затрудняло мне слежку за мамой - как бы она не родила без меня и не утопила лишних. Естественно, уследить мне не удалось, маму увезли в больницу, когда я была в школе. А на следующий день папа Юбер повел меня навестить маму и проведать сестричку Беатрис. "Она родилась только одна?" - тайком спросила я у медсестры. Ни маме, ни Юберу я давно не доверяла. "Красавица! - не поняла меня медсестра. - Закажи маме, она тебе еще и братика купит!" "Где купит? У кого?" - растерялась я. А взрослые смеялись…
- Понятно, - сказала я. - Они навесили на тебя еще одну проблему с покупкой. Но почему ты решила все это рассказать мне? Ты же раньше ничего такого никогда не рассказывала.
- Да. Извини. Просто ты всегда для меня загадка. Из сморщенного существа на моих глазах то ли быстро, то ли медленно росла девочка. У меня давно свои дети, причем, как видишь, сразу двое, но ты все равно осталась загадкой, - повторила Кларис, вновь наливая себе коньяку.
- Ради Бога, Кларис! Достаточно!
- Не кричи. Что подумают другие посетители?
- Пожалуйста, Кларис…
- Понимаешь, в детстве я долго не могла понять, почему из всех - по моим представлениям мама же родила нескольких деток, - сестра зажмурилась и выпила явно через силу, - выбрали именно тебя?
- Кларис…
- Ладно, - ласково разулыбалась она и погладила мою руку. - Шучу. Детские глупости. Просто понимаешь, все эти годы я испытывала вину перед Алексом. И вдруг мы встретились. - Она вздохнула. - Да пойми ты, все опять нахлынуло! Он такой… Я места себе не нахожу!
- Ты все это нарочно про детство плела, не решаясь откровенно поделиться со мной тем, что у тебя на сердце?
- Зря я это все рассказывала, ничего ты не поняла.
- А что я должна была понять?
- Да то, что я не переживу, если Алекс окажется с тобой в одной постели? Ты же всегда была маленькая сестренка, котенок… И вдруг ты и Алекс!
- Тебе было бы легче, если бы в одной постели со мной оказался Гастон?
- Что? Я люблю Гастона! Ты не шути на эту тему!
- Вот как? Я так поняла, что ты вышла за него по расчету. - Зачем я это говорю? Я же видела радугу из ее глаз. Но меня несло. - Ты же целовалась с Алексом! Ты чувствуешь свою вину перед ним. И Алекс тоже так считает!
- Откуда ты знаешь?
- Я с его слов поняла.
- Ну-ну. - Сестра хмыкнула и не очень уверенным жестом попыталась гордо поправить волосы. - Что он тебе сказал еще?
- Ничего особенного. Вы с ним встречались, все было хорошо, а ты взяла и вышла за богатенького сынка его хозяина.
- Он называет это "встречались"? Да он трахал меня на полу в конференц-зале!
- Тише, Лала! Все же слышно.
- Именно это слово, Беа! - В голосе сестры была все та же запальчивость, но звучал он гораздо тише. - И не изображай из себя девственницу. Можно подумать, он тебя не завалил, пока вы там на чердаке… Что вы делали на чердаке? Стихи читали?
- Представь себе, разговаривали. И стихи он читал тоже!