Грусть, которая часто присутствует, когда умирает старый человек и его личные вещи, заботливо собранные за всю жизнь, выбрасывают как ненужный хлам, вдруг охватила меня. Я заметила явное свидетельство присутствия тети Эммы: голубой глиняный кувшин на подоконнике с желтыми лепестками у ободка. Должно быть, когда-то в нем стоял букет хризантем. Стопка разномастных блюдец, когда-то расставленных по кухне, - белые кружочки напоминания об исчезнувших кошках. В шаткой оранжерее с гвоздей свисали пучки бессмертников и еще каких-то сухих цветов.
Рикки тащил меня дальше через оранжерею в сад. Маленький, забытый всеми сад.
- Осторожно, - предупредил он, отдернув меня от края колодца, скрытого зарослями высокой травы.
- Это ведь опасно! - сказала я. - Удивляюсь, как она дожила до таких лет.
- Она всегда помнила о нем, - пояснил Рикки. Он засмеялся. - Однажды я положил на него дощечку и бросал камни, чтобы услышать эхо. Она страшно злилась.
- Не удивляюсь. Значит, ты все-таки помнишь кое-что!
- Совсем чуть-чуть, обрывки, - уклонился он. - Пойдем наверх.
Нехотя я повернулась и пошла за ним внутрь. Затем еще раз оглянулась. Маленькие кустики бледно-желтого первоцвета росли у тропинки, а дальше, тяжело наклонившись к изгороди крупными белыми цветками, сияло грушевое дерево. Красивое место. И чувства так переполнили меня, что мне снова стало плохо.
Я тяжело взбиралась по узким ступеням за Рикки. Он говорил и говорил. Я была как пьяная, казалось, голова набита ватой. К нашему удивлению, в большой спальне стояла двуспальная кровать, покрытая вышитым стеганым одеялом. Может, она хранила родительскую постель.
- Душно, - Рикки распахнул окно, и мне было приятно почувствовать легкий ветерок на разгоряченном лице. - Кажется, она любила картины.
Я огляделась: один или два местных пейзажа, олень в шотландской долине. Ну, хорошо!
- Мы должны сохранить хотя бы ее картины, - сказала я.
Какое-то мгновение я смотрела в сад. Рикки исчез в маленькой спальне, которая смотрела на другую часть участка. Он все еще разговаривал со мной, и его голос звучал совсем издалека.
Вдруг он замолчал, и наступила тишина. Через минуту я вышла из комнаты и пошла туда, где стоял Рикки, глядя в окно. Что-то неестественно прямое и жесткое в его позе показалось мне странным.
- Рикки! - позвала я.
Ответа не последовало. Я подошла и встала сзади него. Как будто в трансе, он уставился туда, где у неровного холмика или куска скалы одиноко стояло маленькое, кустистое деревце, густо покрытое маленькими белыми цветочками. Солнце зашло, и небо приобрело серо-стальной цвет.
Он ответил мне наконец, не отрывая глаз от этой картины, ответил неожиданно и сухо:
- Шотландская рябина.
Странно, однажды он уже упоминал ее, в тот первый отпуск. Я думала сначала, что в его памяти осталось лишь название, а сейчас поняла, что не все так просто. Хотя он и слышал меня, и ответил, он все еще был где-то далеко, там, где он был недостижим. Он не двигался. Мне хотелось сказать что-то, что вернет его ко мне, разрядит напряженную атмосферу.
- Рикки, - услышала я себя, говоря на высокой ноте, с нажимом. - У меня будет ребенок.
Он тут же обернулся, и мгновение мы смотрели друг на друга. Я не знаю, что было в моих глазах, но в его я увидела ужас. Я почувствовала, как рыдание подступает к горлу. Повернулась и, не разбирая дороги, побежала вниз по лестнице. Я запнулась уже на последней ступеньке, и он поймал меня и поднял, как маленькую. Но у меня перед глазами стоял его взгляд.
- Пусти меня, - я попыталась высвободиться. - Уходи, уезжай во Францию. Ты мне не нужен. - Я боролась с кольцом, пытаясь стащить его с пальца.
- Лорна, Лорна! - Он повернул меня лицом к себе, ухватив за руку. - Посмотри на меня. Собери себя.
Я невольно начала улыбаться на его очередную ошибку. На меня смотрел прежний Рикки: ласковые, обеспокоенные глаза - почти удивленные.
- Тебе весело? - завелась я.
- Ах ты, моя старомодная девочка. - Он привлек меня к себе, отвел в оранжерею и посадил на широкий подоконник. - Итак, у тебя будет ребенок. Значит, мы поженимся раньше, а ты купишь себе платье пошире. Я так и подумал тогда, во Франции, что я у тебя первый, а мы не поговорили об этом.
- Я не принимала таблетки, - сказала я. - Я не думала…
- О, мои обольстительные чары! - Рикки улыбался во весь рот.
- Нет, чары Лазурного Берега, - парировала я.
- Когда ты узнала об этом?
- Минуту назад, - призналась я. И когда я произносила эти слова, во мне росло удивление: еще минуту назад я ничего не знала, а теперь говорю эти невероятные слова.
- Ты должна знать наверняка.
Я кивнула, но в глубине сердца я знала точно.
- А твои чувства ко мне не изменились?
Я смотрела на него: человек, который повернулся ко мне от окна спальни с загнанным выражением черных глаз, и человек, который сейчас обнимал меня, произнося нежные, старомодные слова, не может быть одним лицом - но я любила его в любом настроении.
- А ты?..
- Я думаю, это мальчик, - сказал он с воодушевлением. - И мы назовем его Ричард, в честь моего отца, и Стэнли, в честь твоего.
- Бедная малютка, - рассмеялась я, и смех звучал очень странно в моих ушах после того потрясения. - А та маленькая комната была твоей, пока ты здесь жил?
Он кивнул. На лице ничего не отразилось. И я выбросила этот случай из головы.
Мы сидели на подоконнике в оранжерее. Солнце собралось с силами и еще раз раздвинуло облака. К вечеру резкий ветер стих; дом и сад выглядели добродушно-мягкими из-за обманчивого тепла заходящего солнца. Мне было уютно и спокойно в объятиях Рикки. Мы болтали: у обоих было немного денег, а потом будет еще немного после продажи коттеджа. И можно даже занять в банке под продажу.
Рикки считал месяцы на пальцах.
- Сейчас у тебя уже два месяца беременности. Я постараюсь заработать побольше. Что, если мы поженимся в августе. Думаю, я смогу снять виллу Пьера. Ты будешь уже на пятом или шестом месяце. Ага, это будет декабрьский ребенок, может, даже появится на свет в мой день рождения. И все случится сразу. Я вскрою письмо…
Я совсем не мыслила так далеко вперед. Я представила себе восставших бабушку с дедушкой - пять месяцев беременности. Нет, мне хотелось тихой свадьбы здесь, в Англии, я беру на себя проблему с отцом и Шейлой. А затем медовый месяц - где? Там, где спокойно и тихо, одни.
- До весны коттедж не будет продан? - спросила я.
Рикки нахмурился:
- Не бойся, мы найдем деньги.
Причем здесь деньги? У меня был план.
- Давай тихо поженимся в Англии, - предложила я. - Затем несколько месяцев с дедушкой и бабушкой, а я буду навещать тебя, когда ты захочешь.
Он вопросительно смотрел на меня, затем кивнул:
- Да, так, наверное, справедливо по отношению к твоим родителям.
Но я думала не о том. Я просто была эгоисткой.
- А знаешь, где бы я хотела провести медовый месяц?
Было видно, он даже не догадывается.
- Здесь.
- Здесь! В теткином коттедже!
- Я приеду сюда за одну-две недели. Открою его. Лето будет в разгаре, тепло, - я скрестила пальцы за спиной.
- Это уж слишком для тебя, - запротестовал он. - И ты будешь так занята, что захочешь остаться дома.
Нет, это было то место, где мне хотелось быть при надвигающейся свадьбе. Я все уже планировала в уме. Отец и Шейла сойдутся только на час или два в отделе регистрации браков, затем мы с Рикки уйдем, и на этом все закончится. Отец вернется к Мхэр, а Шейла уйдет с Лэрри. Она приведет его, чтобы доказать отцу, что она не одна.
Я подавила угрызения совести. У отца есть Мхэр и ребенок, к которым он вернется, а Шейла! Когда все закончится и у меня будет надежная семья, я буду часто навещать ее, а она смогла бы приезжать ко мне.
- Попробую, - сказала я, осматриваясь кругом. При открытых окнах и дверях, когда солнечный свет струится внутрь, здесь вполне можно будет жить. За неделю хватит времени проветрить постели, все почистить, закупить продукты. Это будет наш первый дом, пусть даже временно. И мы будем счастливее, чем в ту прекрасную неделю на Лазурном Берегу. Я докажу Рикки, что на английском побережье тоже может быть приятно в конце лета. Иногда мы будем есть в маленьких ресторанчиках, гулять по берегу и - и когда, наконец, дом продадут, ему будут вспоминаться только счастливые моменты и образы тети Эмминого коттеджа.
- Если это действительно то, что ты хочешь, - он перешел на французский. - La femme, elle est йnigme, - заметил Рикки снисходительно.
Я почувствовала силу. Сколько может сделать мужчина для той, которую он любит. Маленькая скрытая мысль предупредила меня взять как можно больше - такое потворство женским слабостям недолго длится!
Уютно устроившись в его объятиях, я пообещала:
- Медовый месяц будет замечательным.
Рикки вдруг сел. Ну, а теперь что случилось? Он посмотрел на часы:
- Я хочу есть. Пойдем, перекусим. Мы еще должны поискать, где остановиться на ночь. Скоро стемнеет. Какова здесь жизнь ночью, нет ли какого шоу?
- Вряд ли. Ведь не сезон. - А для себя отметила: не так интересно, как во Франции, но ведь у нас здесь будет медовый месяц.
Рикки, казалось, не расстроился из-за отсутствия шоу.
- Ты устала, тебе надо отдохнуть, - сказал он.
По правде говоря, я чувствовала себя хорошо, но всегда приятно сознавать, что о тебе заботятся и любят. Я позволила ему осторожно вывести меня за дверь и ждала, пока он ее запирает. Взглянула на темные окна в сумерках: будет ли время перестирать занавески?
Коттедж выглядел покинутым, вишневые лепестки, коричневые, а не розовые, лежали на дорожке. Мне было грустно покидать это местечко.
- Я вернусь, - сказала я с нежностью.
Глава 5
Наряженный по-праздничному курорт был неузнаваем. Как человек, вернувшийся к жизни, - дерзкий, шумный, здоровый, энергичный. Наконец, я свернула на Морское шоссе. Сейчас все летние домики были заняты, семейное имущество было вывалено и разбросано на клочках поникшей травы.
Я с удовольствием глубоко вздохнула, когда миновала их и подъехала к коттеджу тети Эммы, как всегда, одинокому. Его зияющая дырами черепица и выщербленная кирпичная кладка обнажились под ярким летним солнцем, поджидая меня. Конец лета обещал быть мягким. Я себя чувствовала хорошо, была счастлива, беременность едва-едва становилась заметна. Свадьба через десять дней - я бросила все и всех и скрылась, чтобы подготовить мой медовый месяц.
Шейла предложила свою помощь. "Хотя я совсем не понимаю, почему ты решила похоронить себя в этой сырости, - добавила она. - Кто бы мне дал хоть полшанса провести медовый месяц в Греции… Эта дыра будет пахнуть кошками, и тебе станет плохо".
Удивленная такой заботой, я поблагодарила, но постаралась отвлечь ее внимание на изготовление совершенно прозрачного платья, которым она хотела сразить наповал отца. Я не сказала ей, что Мхэр тоже предлагала мне свою помощь и хотела приехать сюда вместе с Розмари. Нет, мне хотелось пуститься на авантюру самой.
Я открыла парадную дверь. В лицо ударил спертый, тяжелый воздух. Раскрыв окна, я вышла в заросший сад, с удовлетворением заметив грушевое дерево, сгибающееся под тяжестью плодов. Затем поднялась наверх, по дороге раскрывая окна. Там я долго смотрела на большую, пустую двуспальную кровать. Хоть у меня с собой и был предсвадебный подарок Мхэр - простыни и наволочки, я не собиралась спать в кровати, предназначенной для медового месяца. Я прошла в маленькую спальню: лучше пока спать здесь, на низенькой кроватке, когда-то принадлежавшей Рикки.
Сейчас с этой стороны в саду уже была тень. Это означало, что солнце будет посещать меня каждое утро. Совсем как в детстве, когда я любила просыпаться при ярком свете солнца. Я с улыбкой посмотрела на группочку ранних розовато-лиловых хризантем - нарву немного - и на дерево, название которого Рикки, к моему удивлению, хорошо помнил. Ветки шотландской рябины были усыпаны гроздьями ягод, которые немного позже станут красными, как кровь.
Отвернувшись от окна, я вывела пальцем на пыльном зеркале туалетного столика наши с Рикки имена и соединила их сердцем, засмеялась и стерла. В углу стоял комод - единственный предмет мебели. Мимоходом я заглянула на сложенное в стопку постельное белье, затем принесла себе спальный мешок.
В большой спальне возвышался шкаф. Я открыла дверцу. Тетя Эмма смотрела на меня со всех полок. Не так уж много вещей: два тяжелых старых пальто, несколько бесформенных юбок, шерстяные платья, пара шлепанцев. Они были большие. Высокая и худая - такой помнил ее Рикки.
После медового месяца так много предстоит сделать! Рикки, по-видимому, придется вернуться во Францию, чтобы закончить все дела там. Ему пообещали работу учителя в небольшой частной школе в десяти милях отсюда. Должен начать в конце октября. У меня было несколько листочков агента по недвижимости, вскоре нам надо начать поиск квартиры. Да, здесь надо все привести в порядок, а это будет, в основном, на мне. Я закрыла дверцу, нахмурившись, и пошла вниз разгружать машину.
Время летело быстро. Я принесла радио, наполнив звуками дом, энергично взялась убираться на кухне, вытрясла матрасы, вычистила полки, выселила толстых пауков и подмела оранжерею. Приятно будет здесь завтракать. Завтра отыщу ближайший магазин и позвоню Рикки.
Потихоньку опускалась ночь, и к девяти часам сад, обрамленный изгородью, потемнел. Тени примостились в углах - и я поняла, что сильно устала.
Присутствие тети Эммы стало более явным. Я закрыла черный ход, заперев его на задвижку. Мне стало смешно, глядя на тяжелую пару ботинок для работы в саду. Легкий вечерний ветерок через разбитое стекло шелестел подвешенными на гвоздях пучками сухих цветов. Что она делала с ними? Я прошла через оранжерею на кухню, затем через кухню в гостиную, закрывая за собой двери. Чувство было странное, будто я отступала перед надвигающейся силой. Днем гостиная хранила увядающее очарование: там были симпатичные безделушки, семейство китайских кошек восседало на подоконнике. На двух больших стульях - вышитые чехлы; бедная одинокая старуха. Но сейчас тусклый свет слабых, слишком затененных лампочек приводил в уныние. Завтра куплю лампочки на 100 ватт и наполню дом светом.
Ну, а сейчас последняя чашечка кофе - и в постель. Моя рука потянулась выключить радио на чистом кухонном столе, так как шум казался не к месту - и тут молчание окружило меня. Я устала, да, я чертовски устала. Я даже не смогу выпить кофе. С трудом, пошатываясь от усталости, я поднялась вверх по ступенькам, бросила спальный мешок на кровать, разделась и с блаженством забралась в него.
Я проснулась, совсем очнулась от сна! Мой мозг тут же запечатлел, где я находилась, пока глаза осматривали незнакомые очертания комнаты и резной узор, оставленный на стене лунным светом, - я прислушивалась.
Внизу кто-то был! Я тихо свернулась в клубок под одеялом. Почему я так упряма, почему я одна? Звук шел со стороны черного хода и напоминал шарканье ботинок, как будто кто-то возвращался после работы в саду! Мне вспомнилась пара тяжелых старых ботинок у черного хода, как бы поставленных там чьими-то узловатыми руками.
Тетя Эмма! Ужас охватил меня, но и заставил двигаться. Я выскользнула из спального мешка, ноги тут же охватило холодом. Я должна знать, была ли это тетя Эмма?
Очень осторожно спустилась по лестнице. Тени темным ковром лежали в гостиной. Сама как тень, я скользнула через нее на кухню, подавляя возглас страха, пока, наконец, не поняла, что длинная черная тень у шифоньера - это очертания сложенной деревянной ширмы, а не фигура неподвижной престарелой дамы.
- Вы здесь? - услышала я свой совершенно идиотский шепот. Но не было никого, ничего. Я стояла у окна оранжереи и смотрела в темный сад. И вдруг, поворачивая голову, глазами ухватила движение более темных теней на фоне неба, двух фигур, пролезающих сквозь изгородь. Я только заметила, что одна фигура была выше другой, и они выскочили на дорогу, а потом исчезли.
До меня дошло посмотреть на часы. Всего 11.30! Я думала, что это раннее утро. Я должно быть быстро и глубоко уснула, поэтому казалось, что спала долго. Как глупо. Наверняка, это были влюбленные, ищущие уединения.
- Ты и вправду меня напугала, - с улыбкой сказала я тете Эмме, повернувшись, чтобы подняться наверх. Но когда мои слова отозвались эхом в тишине, страх снова охватил меня, страх, рожденный от осознания того, что в действительности я почувствовала присутствие, но не старой эксцентричной дамы, а скрытой злобы. Я долго не могла уснуть.
Проснулась рано, с солнцем, радуясь нормальной жизни. Я продолжу сегодня. Я должна! А позже позвоню Рикки. Мне нужно застать его в перерыве между работой в кемпинге и частными уроками. Он будет ждать моего звонка. Меня заполонило удивление, что еще год назад мы не ведали о существовании друг друга, а сейчас он знал, чего хочет и куда идет, а во мне зрело начало семьи, о которой я так мечтала. Я вскочила: нельзя терять ни минуты!
Я перенесла завтрак из кухни в гостиную. После свадьбы и медового месяца Рикки предстояло вернуться на несколько недель в Вар, чтобы закончить работу. Возможно, кое-какая мебель тети Эммы временно послужит нам в новой квартире. На глаза попалась книга "Деревья сельской местности". Я вспомнила о том, что Рикки знал название дерева под окном его комнаты. Неужели его привлек только цвет обложки? Ведь в 9 лет он мог уже читать.
Я быстро перелистывала страницы. "Шотландская или горная рябина в действительности не относится к рябине, а к яблоням". Вот как! Мои глаза задержались на последних словах: "Иногда зовется колдовским или ведьминым деревом. Ее листья обладают особой силой". Я в задумчивости положила книгу на место.
А сейчас мне пора на поиски магазина, может, взгляну на море. Хотелось осмотреться вокруг получше, ознакомиться с местностью до того, как поеду домой, к свадьбе. Хватит, ли выдержки у Шейлы до конца короткой церемонии бракосочетания, чтобы не начать ссориться с отцом? Почему я не могу сбежать на свой медовый месяц, оставив всех, не думая, не мучаясь от любви? Хватит себя жалеть! Жизнь такова, а у меня была мечта - мечта о нормальной счастливой семье, которую ничто не поколеблет, нас троих, - я вспомнила, что должна найти здесь больницу и врача, встать на учет, перевести сюда все наблюдения и анализы.
Я вышла в легкий утренний туман, обещавший жару. Когда я прошла ворота, из первого бунгало вышла девушка. Ей было около семнадцати, дружелюбная, уверенная, открыто любопытная.
Мы заулыбались друг другу.
- Где здесь ближайший магазин? - спросила я.
- Вы собираетесь здесь жить, значит? - она ответила вопросом на вопрос.
- Нет, просто отдыхаю.
- И я тоже. Я - Кэрол. Вообще, это домишко моей тети. Мы с Грегом здесь на несколько дней. Тетя думает, что я здесь с подругой, - она кивнула с улыбкой на окно, и я увидела взъерошенную голову. - Ну вот, он проснулся!