Усевшись на единственный свободный стул, Пенелопа еще больше смутилась. Тот факт, что свободное место оказалось рядом с Радмуром, только усугублял ситуацию. Ведь он видел ее почти обнаженной, а она видела его во всей ослепительной наготе. Увы, в правилах хорошего тона, каковым ее когда-то учили, ничего не сообщали о том, как следует вести себя в такой ситуации. И уж тем более она не знала, как следует поддерживать вежливую беседу с джентльменами, которым было известно, что она лежала в борделе, привязанная к кровати.
Доев очень вкусное лимонное пирожное, Эштон вдруг заметил, что волосы Пенелопы и рукав платья испачканы мукой. И почему-то он решил, что это делает ее еще милее.
- Вы сами все это пекли? - спросил виконт, кивнув на печенье и пирожные.
- Да, конечно, - ответила Пенелопа и снова смутилась. - Я люблю готовить. Это помогает мне думать. Хотя корзиночки с малиной приготовила моя знакомая кухарка. Эта женщина все время присылает сюда еду, но люди, у которых она служит, об этом не знают, - добавила она потупившись.
Лорд Маллам улыбнулся и, взяв корзиночку с малиной, проговорил:
- Не беспокойтесь, мы сохраним вашу тайну.
- Почему я никогда не видел вас в Хаттон-Мур-Хаусе? - спросил Эштон; он был не в силах поддерживать ничего не значивший вежливый разговор, и ему хотелось как можно быстрее получить ответы на все терзавшие его вопросы.
Пенелопа мысленно прокричала все известные ей ругательства, и список этих ругательств был довольно длинным. Теперь она почти не сомневалась: Радмур знал, кто она такая. Но ей все же хотелось убедить его в том, что он ошибается.
Пожав плечами, Пенелопа спросила:
- А с чего бы вам там меня видеть?
- Ваша фамилия Уэрлок, не так ли?
- Откуда вам это известно?
- Над входом в этот дом висит табличка с надписью "Хижина Уэрлока".
- О, я забыла!.. Это мой кузен Орион ее повесил. - "В следующий раз, когда с ним встречусь, ему от меня за это крепко достанется", - решила Пенелопа. - Видите ли, мой кузен так шутит. С тем же успехом можно было бы повесить табличку с надписью "Бунгало для бастардов".
Эштон не знал, как реагировать на это заявление. Его друзья тоже в недоумении переглядывались.
- Значит, здесь, в этом доме, ваши родственники держат всех своих… - Эштон умолк, пытаясь подобрать слово, которое не звучало бы как оскорбление, но тут вдруг заметил в глазах Пенелопы те же озорные искорки, что видел до этого в глазах Пола.
- Совершенно верно, внебрачных детей, - сказала Пенелопа со смехом. Друзья Эштона тоже рассмеялись, и даже сам виконт улыбнулся. - Хотя изначально этот дом предназначался для иных целей. Видите ли, мой отец не был верен моей матери, и, Артемис со Стефаном - тому подтверждение. Когда же мать снова вышла замуж, ее новый муж отказался взять к себе мальчиков. К сожалению, у матери не было сил или, возможно, особого желания противиться воле своего нового мужа, и потому тетя Олимпия предоставила этот дом в мое распоряжение. Дом, знаете ли, пустовал, потому что район, в котором он был построен, больше не считался подходящим местом для проживания людей, считающих себя респектабельными. И я поселила здесь своих братьев. Затем, один за другим, стали приезжать остальные - начиная с Дариуса, сына дяди Аргуса от бывшей любовницы, решившей выйти замуж, но не желавшей брать с собой ребенка. Аргус выкупил дом у тети Олимпии и переписал его на моих братьев и на меня, но формальным владельцем дома, до тех пор пока я не достигну совершеннолетия, является мой дядя Аргус. Теперь в этом доме живут десять мальчиков, и их отцы делают все, что могут, чтобы помочь деньгами, которые нужны, чтобы растить детей.
- Разве мальчики не должны находиться в школе?
- Они посещают школу, когда денег хватает, чтобы платить за обучение, но обычно приходится ограничиваться услугами гувернера.
- И вы тоже живете здесь? Поэтому я и не видел вас у Хаттон-Муров?
- Нет, я здесь не живу. А Чарлз и Кларисса, насколько мне известно, ничего об этом доме не знают. Я прихожу сюда, когда могу. К счастью, это случается довольно часто. Пока мне не исполнится двадцать пять, я должна жить у Хаттон-Муров.
Пенелопа решила, что ее гостям не обязательно знать о том, что она жила там лишь по одной причине - боялась, что только таким образом сможет по достижении двадцати пяти лет заявить свои права на этот дом. Им не следовало знать и о завещании - в нем было сказано, что дом станет ее собственностью, когда ей исполнится двадцать пять, или же в том случае, если она выйдет замуж. Она могла бы получить в наследство еще один дом, но Чарлз с Клариссой уже объявили его своей собственностью. Что осталось от того немалого состояния, которым владела ее мать до второго замужества, Пенелопа точно не знала, однако очень опасалась, что может каким-то образом потерять и этот дом. Ведь от Чарлза всего можно было ожидать - в этом-то она нисколько не сомневалась.
- Вы все еще не ответили на вопрос, - сказал Эштон. - Почему я вас не видел в доме Клариссы?
- По правде сказать, никто из нас не может припомнить, чтобы видел вас хоть где-нибудь, - добавил лорд Маллам. - Ни на одном балу, ни на одном ужине…
- И никто из нас ни разу не слышал про вас от Хаттон-Муров, - заметил барон Фишертон. - Хотя вы тоже из Хаттон-Муров.
- Да, но только формально, - сказала Пенелопа. Очевидно, эти люди зря времени не теряли - почти все о ней узнали. - Видите ли, барон удочерил меня лишь потому, что так ему было легче наложить лапу на все, что оставил после себя мой отец. Но затем, после смерти барона и моей матери, нужда в лицемерии отпала. Меня выселили на чердак и почти забыли о моем существовании. Поэтому я могу так часто приходить сюда. К счастью, Хаттон-Мурам нет до меня дела. Пока я не попадаюсь людям на глаза, у них со мной нет проблем. И меня такое положение дел вполне устраивает. - Едва заметно улыбнувшись, Пенелопа продолжила: - О том, что происходит у них в доме, мне рассказывают некоторые слуги, а также… Стыдно признаться, но я порой подслушиваю. В доме множество всяких закоулков и тайных переходов, о которых Хаттон-Муры ничего не знают. По каким-то неизвестным мне причинам моя мать ничего не говорила своему второму мужу об этих особенностях дома. И она наказала мне хранить все это в тайне.
- Так вы узнали о моей помолвке с Клариссой, когда подслушивали. Или из газеты? - спросил Эштон.
- От Чарлза с Клариссой. И для того чтобы узнать о вашей помолвке, подслушивать мне не пришлось. Они… э… довольно громко обсуждали это событие после вашего ухода, лорд Радмур. - "И атмосфера в доме стала настолько тяжелой, что я едва не задохнулась", - мысленно добавила Пенелопа.
Эштон поморщился и с удивлением посмотрел на нее:
- Значит, в ту ночь вы знали, кто я такой?
- Да, знала, - ответила Пенелопа.
Она попыталась скрыть свое смущение, но тут же поняла, что ей это едва ли удалось - щеки ее так вспыхнули, что даже жарко стало.
- Черт возьми! Почему же вы ничего мне не сказали?!
Пенелопа пожала плечами:
- Наверное, из-за того зелья. Оно очень сильно на меня подействовало, милорд. Правда, я предприняла попытку все вам объяснить, но не получилось, к сожалению. - Она вдруг нахмурилась и спросила: - А вы пришли сюда, так как боитесь, что я расскажу Клариссе про ту ночь? - Пенелопа была почти уверена, что Кларисса обо всем знала. Не знала, возможно, лишь о том, что тем самым мужчиной, которому ее продали до утра, оказался лорд Радмур.
- Нет, я… - Эштон провел ладонью по напомаженным волосам. - Я не могу сказать, зачем пришел. Возможно, для того, чтобы извиниться. - Виконт вздохнул, когда она покачала головой и пробормотала: "Не нужно". - Я проявил недопустимое высокомерие, не пожелав прислушаться к тому, что вы пытались мне рассказать. По правде говоря, я был ошеломлен, когда узнал от своего дворецкого, кто вы такая. Наверное, надежда на то, что дворецкий все же заблуждается, и привела меня к вам. Видите ли, мой дворецкий рассказал нам кое-что об Уэрлоках, - добавил он, заметив растерянность Пенелопы. - Вы знаете, каким образом… вернее - почему вы оказались там?
- Стоило бы начать с того, что в тот вечер я возвращалась отсюда в Хаттон-Мур-Хаус позднее обычного и одна, без спутников. К тому же чувство опасности притупляется, когда постоянно ходишь одной и той же дорогой на протяжении нескольких лет. А почему это случилось именно со мной? Кто знает… У меня нет предположений. - У Пенелопы были подозрения, и весьма серьезные, но доказательств не было, и посему она решила промолчать о своих подозрениях, что было весьма благоразумно, так как мужчина, который сейчас с ней разговаривал, приходился Клариссе женихом.
- Как насчет ваших похитителей? - спросил лорд Маллам. - Вы могли бы нам что-нибудь о них рассказать?
Заметив, как пристально смотрят на нее гости, Пенелопа, пожав плечами, описала своих похитителей. Она не была уверена, что эти мужчины могли ей помочь, не знала даже, почему они решили ей помогать. А может, в Лондоне еще не перевелись рыцари? Так или иначе они не разделят ее подозрений относительно Чарлза и Клариссы. Да и какие у нее доказательства? Не было у нее и положения в обществе, которое могло бы заставить этих пятерых прислушаться к ее словам.
"Но я непременно получу доказательства", - сказала себе Пенелопа. Внимательно посмотрев на гостей, Пенелопа поняла, что те искренне ей сочувствуют. И было ясно, что они к тому же весьма заинтригованы. Что ж, не исключено, что эти джентльмены могут быть ей полезны, хотя особых надежд питать не стоило. И вообще было бы лучше, если бы они утратили к ней интерес. Ведь если они проявят настойчивость в своем стремлении узнать, кто стоит за ее похищением, ей придется довольно часто встречаться с Радмуром. И в результате она, Пенелопа, будет страдать еще сильнее, потому что он скоро женится на Клариссе…
Интуиция подсказывала ей: более близкое знакомство с Радмуром не излечит ее от страсти к нему. Та ночь в борделе уже превратила обычную влюбленность в нечто более глубокое, более основательное. И, что еще хуже, вместо девичьих мечтаний о нежных словах и поцелуях она теперь мечтала совсем о другом - просыпаясь, даже дрожала и изнемогала от желания, и от ночи к ночи это желание становилось все сильнее. Увы, она оказалась в цепких лапах похоти, и теперь, чтобы спасти свое бедное сердце, она должна была держаться от Радмура как можно дальше.
Проводив виконта и его друзей до двери, Пенелопа произнесла вежливую фразу - мол, всегда будет рада принять у себя гостей. Однако она прекрасно знала, что у нее не хватит воли противостоять искушению, если ей снова придется встретиться с лордом Радмуром.
- Что им было нужно?
Пенелопа вздрогнула от неожиданности - Артемис подошел к ней совершенно бесшумно.
- Они знают, кто я, - ответила она брату, возвращаясь в гостиную, чтобы забрать посуду.
- Как они узнали? - Артемис помогал ей убирать после гостей. - Мы ведь были очень осторожны…
- Вам не в чем себя винить. Просто Радмур увидел табличку над входной дверью, а потом его дворецкий сообщил ему все остальное. Теперь, похоже, Радмур и его друзья хотят узнать, почему меня похитили.
- Ты знаешь почему?..
- Почему похитили, не знаю. Зато знаю, кто стоит за моим похищением. Конечно, я могу ошибаться, но все же… Видишь ли, мне очень не хотелось бы думать, что лишь неприязнь к Клариссе и Чарлзу заставляет меня подозревать их в столь гнусном преступлении.
- А кто, кроме них, способен на такое?
Пенелопа пожала плечами:
- Понятия не имею. Я ведь, кроме них, почти никого не знаю, верно? Но я намерена найти ответ на этот вопрос. - Пенелопа улыбнулась. - И похоже, пятеро титулованных джентльменов собираются мне в этом помочь.
- Твои братья тоже тебе помогут, Пен.
Артемис произнес эти слова так, что у Пенелопы мурашки по спине пробежали. Было ясно: ее брат превращается из мальчика в мужчину. И сердце ее заныло при мысли о том, что уже нет того милого и ласкового мальчика, за которым она присматривала все эти годы. Но память о том маленьком ласковом мальчике будила в ней желание схватить брата и запереть в кладовке, чтобы уберечь от беды. Она была абсолютно уверена: поиски ответов на мучивший ее вопрос сопряжены с серьезной опасностью.
- Видишь ли, Артемис… - Пенелопа строго посмотрела на брата. - Ты должен понять.
- Я выясню, кто это сделал, - перебил юноша. - И не пытайся, меня остановить.
Ах, как ей хотелось и впрямь запереть его в кладовке! Но она знала, что это невозможно.
- Только обещай мне, что будешь осторожен, Артемис.
- Я всегда осторожен.
Это была ложь, и они оба о том знали. Уэрлоки редко бывали осмотрительны. Пенелопа мысленно пообещала себе, что будет еще лучше присматривать за своими мальчиками. Внутренний голос сообщил ей, что она будет переживать также за Радмура, но она игнорировала этот голос. Радмур - взрослый мужчина, и он помолвлен с Клариссой. И вообще может сам о себе позаботиться.
- Ты действительно решил выяснить, почему мисс Уэрлок похитили? - спросил Корнелл, заходя следом за Эштоном в его кабинет (все четверо друзей снова пришли к нему).
- Да, решил, - ответил Радмур. Он налил себе бренди и жестом пригласил друзей угощаться. - Я должен это сделать уже хотя бы потому, что она дочь маркиза. В ее семье, судя по всему, избыток плодовитых мужчин, - проигнорировал смешки приятелей виконт, - но ясно, что постоять за нее некому. Я уверен, что эти мальчики готовы все для нее сделать, но они, в конце концов, всего лишь дети. - Он уселся в кресло, а ноги закинул на столешницу.
- Выходит, ты решил, что мы должны взять ее под защиту?
Окинув друзей взглядом - те расселись в креслах и на диване, - Эштон кивнул:
- Да, я так решил. У меня есть сестры, и мне становится жутко при мысли о том, что могло с ней случиться. Я тогда даже не прислушался к ее словам, а ведь считаю себя разумным и порядочным человеком. Когда в голове у меня прояснилось, я осознал, что не только слова Пенелопы указывали на ее невинность и ее происхождение. Я просто не хотел замечать очевидное. И теперь мне надо выяснить, кто приказал ее похитить.
- А я хочу знать, зачем тебе это, - проворчал Брант. - Ведь у нее нет ничего, кроме десяти маленьких мальчиков - побочных детей ее сородичей - и дома в не очень-то приличном районе. Так какая же причина?.. Неужели неудовлетворенная похоть?
- Давай на время забудем про похоть, - проговорил Эштон. - Похоже, что Хаттон-Муры действительно прячут ее на чердаке - словно сумасшедшую тетушку. Но почему они так с ней обращаются? Разве не ее мать помогла им выбиться в приличное общество? Разве не благодаря ее матери их приняли в обществе?
Корнелл внезапно выпрямился.
- Да, верно. Там был ее дом. И были ее деньги, ее доброе имя. Так почему же не ее дочь, не мисс Уэрлок, унаследовала все богатство своей матери?
- Возможно, ее матери просто не хватило ума уберечь свое состояние от жадных лап барона, - пробормотал Эштон, пожав плечами. - А может, смерть ее отца была внезапной и он не оставил завещания… Хотя нет, разумеется, завещание есть. Как только у человека появляется титул, все его родственники - и близкие, и дальние - начинают донимать его, требуя составить завещание. Я думаю, к Хаттон-Мурам стоит присмотреться повнимательнее.
- И к покойному маркизу Солтервуду - тоже. Возможно, он разбрасывался своими деньгами так же беспечно, как и своим семенем.
- Вам ни к чему это знать, - заявил виконт. - И вообще вся эта история не имеет ни к одному из вас никакого отношения. Я едва не обесчестил ее, вы же не сделали ей ничего дурного.
- Эта женщина заботится о десятерых бастардах только потому, что в них течет ее кровь, - пробормотал Брант. - Как я могу называть себя джентльменом, если не протяну ей руку помощи, когда она в ней нуждается?
Все выпили за Пенелопу и за ее доброе сердце, в котором нашлось место для тех, от кого отказались родные матери. Потом они принялись обсуждать, какую именно информацию им следует искать. Эштон не мог избавиться от мысли, что к похищению Пенелопы напрямую причастны его невеста и ее брат. Словно кто-то нашептывал ему в ухо зловещие слова. Давно пора ему самому заняться Хаттон-Мурами, вместо того чтобы перепоручать это другим.
Глава 6
Пронзительный визг словно вонзился Эштону в мозг, лишив его удовольствия насладиться сладкой утренней полудремой. Он застонал и накрыл голову подушкой. Но разве подушка могла отгородить его от шума, создаваемого целой армией возбужденных женщин, и от грохота, производимого множеством коробок, саквояжей и сундуков? Эштон выругался сквозь зубы. К нему приехали родственники, и приходилось с этим мириться.
- Вы еще спите, милорд?
А вот и его слуга…
Осторожно выглянув из-под подушки, Эштон обнаружил, что Коттон стоит прямо над ним. К счастью, Коттон принес ему лекарство от похмелья - неизбежного следствия ночных возлияний с друзьями. Виконта ужасно мутило, но все же он заставил себя приподняться и протянул руку за кружкой. Выпив одним махом целебное зелье, он со стоном повалился на кровать. Теперь следовало дождаться, когда желудок перестанет бунтовать и утихнет сердцебиение.
- Милорд, прибыли ваши родственники! - объявил Коттон.
- Да, уже слышал, - пробурчал Эштон.
Он медленно поднялся с кровати, горько сожалея о том, что пил всю ночь.
Конечно, он мог бы и не пить, мог бы сообразить, что его родственники поспешат приехать к нему сразу по получении письма. И разумеется, он знал, что мать будет возмущена аферой Хаттон-Муров, пусть даже она и надеялась на столь необходимые им всем деньги, то есть на приданое леди Клариссы. "Трудно будет отвечать на вопросы матери, не усугубляя ее тревогу", - со вздохом подумал Эштон. А мысленно помолился о том, чтобы голова его обрела ясность, необходимую для того, чтобы успокоить мать, не побуждая ее задавать неудобные вопросы.
- Я готов, Коттон. Давай попытаемся придать мне… надлежащий вид. - Виконт взглянул на часы на каминной полке и добавил: - Впрочем, до ленча еще осталось немного времени…
Лишь усевшись за стол, Эштон наконец почувствовал, что готов к встрече с родственниками. Впрочем, он не был вполне уверен, что чувствует себя достаточно бодрым для предстоящего испытания. Все, кроме его брата Александра, приехали в Лондон. И Эштон подозревал, что и Александр не заставит себя долго ждать. Эштон усадил мать по правую руку от себя, а Лукас, самый младший его брат, усадил самую старшую из тетушек по левую от него руку. Все прочие члены семейства расселись там, где захотели. В какой-то момент Эштон вдруг заметил, что все пристально смотрят на него. Однако никто не произнес ни слова.
- Я привезла изумруды Радмуров, - сказала мать, как только слуга вышел из столовой.
- Не стоило с этим торопиться, мама, - сказал Эштон.
Ее тяжелый вздох был для него как болезненный удар.