- Я убеждаю?
- Конечно! А кто художник? Если бы ты застывала в таком постоянстве, мир не увидел бы в этих работах нового. Была б из картинок одна, или несколько, но - похожих. И все! Если бы ты видела мир, как однажды привыкла. Кошмар, как все было бы просто и пресно! А ты каждый день видишь мир по другому: и внутренний и окружающий.
- Убеждаешь. Да, так должно быть…
- Ну, так зачем тогда спорить? Соглашайся и улыбнись. И тогда поймешь, Люда, можно понять… - потерял он, кажется, верное, слово. Он к слову внимателен, знала она. И поэтому мог быть внимательным к людям".
- Что? - едва слышно спросила она, - Понять…
- Что и потери, Люда… Что их не надо бояться! Они естественны. Ну, это же можно понять, Люда? Можно! Ну, ты ведь - художник…
- Это ты мне нарисовал себя? Нас, Потемкин? Я правильно поняла?
- Правильно.
- "Естественны"?... Так убедительно просто…
- Но, придет завтра, как приходило когда-то и позавчера: когда мы не знали друг друга.
- Понять это можно, так и окажется. Пережить я не знаю как?...
- Сейчас ты немного потеряна, я это вижу. Я понимаю тебя, поэтому, промолчать не вправе. Иначе, с моей стороны, это все - баловство. Похоже ли это на баловство? А пережить - я подскажу тебе, как пережить...
- У меня ощущение, знаешь, какое-то, как предчувствие…
"Предчувствие?!" - встрепенулся Потемкин, и, скрыв тревогу, продолжил:
- И так же придет послезавтра. Больше, чем послезавтра - потом… И меня уже нет у тебя, как не было, в недалеком пока еще, позавчера! Все продолжится дальше, естественным ходом, продолжится жизнь. Так было, и так же будет! Я не понимаю тревоги, Люда?
- Ты хочешь уйти?
- Мне надо, Люда.
- Я тоже не понимаю тревоги…
"И правильно, нет ее!" - хотел подбодрить Потемкин.
- Но не могу с ней справиться, - боль она тоже скрывать умела, да так же мог видеть ее Потемкин.
- Люд, - сказал он, и приблизился к ней. - посмотри, - сказал он, склоняясь так, чтобы глаза могли быть напротив. - В глазах не увидишь выдумки, но они могут выразить то, чего не нашлось в словах. Ты видишь, но там же ведь все хорошо? Видишь, Люда!
Ответом, в упор ему, был взгляд:
- Пусть придет послезавтра, потом… И меня уже нет у тебя, как не было позавчера! Пусть будет как хочешь, как надо, Потемкин! Я уступаю, согласна…
Губы неловко, спонтанно припали к его губам. Она отстранилась, и смежив веки на миг, не спрятала глаз от Потемкина:
- Пусть будет, но только ты не уходи сегодня…
Таял, сопровождая слова ее, взгляд напротив. Потемкин, как два крыла, бережно, положил ей на плечи руки и сам нашел ее влажные и горячие губы.
***
Припозднился со службы сегодня ротный. Такое, к концу дня впечатление оставалось, что либо сделал не все, либо - не то, что надо… "Так, - думал он, - патрули на маршрутах, старшие экипажей и патрулей, командиры отделений, и два командира взвода - о, боже, их так, между прочим, немало! Чего я волнуюсь? Все, каждый из них: от сержанта до капитана, свое дело знают! Домой, брат, домой пора, пан майор!".
Опустив в карман руку, ротный нашел ключи от своей машины. И зазвонил телефон. "Кто назовет меня, - думал ротный, - умным, если я возьму трубку?" Он мог бы не брать. Но взял.
- Шатунов! - сказал он.
- Евдокимов! Ты, вот что, подай-ка Потемкина мне! Он сейчас же на службе? Я знаю!
- А-аа, не могу, подполковник…
- Майор, не шути! Стал бы я понапрасну тебе тарабанить?
- Да, нет. Я же знаю, что нет…
- Так в чем дело?
- А нет его, понимаешь, на службе.
- Потемкина нет? Не смеши!
- Совсем нет, Владимир! Я его отпустил…
- На часы, Валентинович, смотришь? Мы с тобой сколько времени потеряли! Значит, я позвоню домой.
- Владимир Иванович? Как? Да Вы что?...
- Валентиныч, да что значит "Что"?
- Так ведь времени - десять! Поздно…
- Смеешься? А человек собирается в розыск! Жена, если он раньше чем в десять домой придет - удивляться должна!
- Да его же, Иванович, его дома нету…
- И где это он?
- Спецзадание… Ты понимаешь? Спец… Я направил!
- Серьезно? Ну, ладно, я вижу, Потемкин у вас…
- Да, что есть, так оно и есть! - оживился ротный.
- Найдешь его сам, и скажи: чтоб он был готов отчитаться по сведениям ИЦ. Умовились?
- О, да! Звычайно!
- Но, - как можно быстро, хотя и завтра. Ну, будь здоров!
"А кто с Евдокимовым шутит шутки!" - подумал ротный.
На утро он был самым первым из райотдела, на службе. Первым хотел он увидеть техника связи. Он больше часа ждал под дверями его аппаратной, в которой, в отсутствие шефа, гудело, работало все само по себе. Появился техник:
- Привет! - удивился он, - Ты ко мне? И вот с этим?
- К тебе, и вот с этим! - убрал Шатунов за спину, под поясницей, пакет.
- Заходи.
- А здоровье-то, как у тебя? Ничего? - с надеждой спросил Шатунов.
- Да, совсем ничего! Нормально. А что?
- За ценой, понимаешь, я не постою! А ты дай мне пожалуйста, выписку, вырезку, - как называется все у вас там, не знаю - дай!
- Вырезку?
- Ну, в общем, звонки мне нужны! На мой телефон, вчера.
- Нет проблем. Приди завтра, в такое же время. Получишь. Хотя, ты все знаешь…
- Знаю! Оперативникам делаешь. Знаю! А я - вне закона.
- Да человек, Валентинович, ты сердечный! Хотя, ты, конечно же, не Евдокимов… Как я могу не учесть? - рассматривал техник то, что принес Шатунов, - Сердечный…
- Мне надо сегодня, и - как можно быстро!
Подобные просьбы, техник Сергей, офицер милиции, отклонять привык.
- Время, хотя бы, Валентинович, дай мне. Диапазон. В чем искать?
- "Потемкин будет здесь через час…". - вспомнил ротный, - Пятнадцать ноль-ноль, вчера. Сергей, или около этого. Можешь.
- Давай так: четырнадцать тридцать - пятнадцать тридцать, вчера! Годится?
- Вот, самый как раз! А колбаска, смотри - домашняя! Класс!
- О, да ты что? Суперкласс! А настойка?
- На зверобое.
- А желтая почему?
- Там еще пол-стакана меда.
- А где посуда?
Шатунов огляделся: - Ты это - меня?
- В общем, - махнул рукой техник, - я пью из кружки, а ты - из колбы. А спирт, знаешь, я его ненавижу!
- А зачем нам спирт? Телефон давай!
- Десять минут - все получишь.
- Спасибо.
- Майор, да за что? Ты еще приходи, когда надо.
- И ты, тоже…
- Людмила Станкевич? Майор Шатунов!
- Что случилось?
- Кажется, я же выполнил Вашу просьбу…
- Именно так. Спасибо!
- А Вы, мою, можете?
- Я поняла… Он Вам нужен?
- Немедленно!
Потемкин все слышал. Звонок прозвенел. Подошла Людмила. Две грудки ее, были прямо перед Потемкиным. Он, не трогая их на ощупь, видел: они затвердели. Они его ждали! Он взял две тесемки, чуть ниже сосочков, свел вместе их, и связал. "Уходя - уходи!" - помнил он.
Она развязала. И не грудью, не животом, - всем телом и сутью своей, припала к губам Потемкина. Кожа, сухой и горячей была, и совсем не казалось жадным, тело. "Я просто люблю!" - говорило оно.
…В момент напряжения высшего, в полусекунде от самой вершины: он тихо спросил:
- Может, нам надо прерваться? "Мы залетим!" - последнее, кажется, дай бог, сказал про себя, а не вслух…
Она промолчала и не послушалась: Его обхватили ее, как печь-буржуйка, жаркие бедра, и сомкнулись ладони, горячие, как кипяток, на спине!. "Боже! Стонала она, - как все хорошо, - не волнуйся! Ты слышишь, милый? Мы полетели!".
А потом… Доверяла она, и не стеснялась своего обнаженного тела. Вытянулась вдоль спины, как пантера; прогнулась, упругой пружинкой, и тихо сказала:
- Потемкин - счастье! Спасибо, его я не знала, но знаю теперь! Я боялась, что не узнаю. Что не успею узнать! Теперь - все хорошо! Не волнуйся, ладно, Потемкин? Как перед смертью… - наслаждалось, тянулось ее обнаженное, юное, чистое тело.
- Ты что? Я ослышался, Люда?
- Не знаю. Так говорят, когда невозможно насытиться. Очень редко… Я правда боялась, что не успею узнать, что такое счастье. Даже не знаю, с чего бы? Но я же успела! Теперь можно все. Не страшно… Тебе звонили!
- Я понял.
- Ждут!
- Люда, - протянул он ладонь, и положил ее там, где стучало ее сердечко.
Потом обхватил ее в обе сильных руки, развернул к себе.
- Люда, - с любовью смотрел он в глаза, - а ты знаешь, что такое "Большая дорога любви"?
- Я читала… Два "ромбика", да?
- Да. А я должен идти. Я пройду по ней, Люда…
Сомкнулись губы в вершине первого ромбика - на губах Людмилы. Оторвавшись, Потемкин приник к правой грудке, к левой. В ямке пупка, завершали мужские губы, вершину первого ромба в дороге большой любви.
А потом его губы припали: как это назвать - края, или может, вершины бедер? Ниже талии.: где выступают верхние косточки бедер, которых стесняются, кажется, женщины… Они получались в вершинах больших углов ромба, справа и слева, у живота… От них, как от широкого основания восхитительной пирамиды, грея дыханием плоский хевсурский щит женского живота, губы мужчины двинулись к главной вершине, вниз…
Стон затаенный, едва различимый, сорвался с прикушенных губ Людмилы, исчез в пространстве.
***
- Спецзадание, да? - уточнил Евдокимов, - Шатунов тебе не пенял?
- Нет, пока что, - ответил Потемкин.
- Ну, да, ты же их приучил, на тебя не пенять! Ты выборку брал из ИЦ. Помогла?
- Да, помогла.
- Да? И как тебе Лена?
- Нормально… - не уловил Потемкин.
А Евдокимов молчал. Потемкин поднял взгляд, и встретился с ним.
- Ты же, - сказал Евдокимов, - хочешь ко мне на работу! Ну, бог с ним, Евдокимовым - ты хочешь в розыск. Так?
- Так. Конечно…
- Ну и, когда же поставишь крест на своих нездоровых привычках! Ты где сейчас, а? Ты здесь? "Нормально" - ты это о ком? Я о ком тебя спрашивал, ты отдаешь отчет? Вопрос вовсе не обязательный, но…
- О ком?
- Куликова Елена, - ИЦ, оператор, - о ней я спросил. А ты?
- Извините…
- Я тебя третий день не вижу? Выборка, - это серьезно! Что делал? Готов рассказать?
- Да, готов.
Евдокимов выслушал.
- Сколько всего адресов у тебя?
- Тринадцать.
- Число нездоровое. Бог с ним! Ты все проверяешь?
- Нет. Я убрал область и пригород.
- Так. Ну, и, понятно: старушек и малолеток. Понятно!
Потемкин все рассказал.
- Так и думал, примерно. Что ж, возьмем первое… Видишь: анатом. А это нам интересно? Да, безусловно! А кто может лучше, чем мы картошку, раскраивать трупы? Потемкин, а по мотивам ты проходился?
- Да.
- Говори.
- Пара они, на мой взгляд, негармоничная…
- Как это так?
- Ну, он захудалый такой. А она у него - кровь с молоком!
- Ну и что? Ты, если хочешь сказать, говори.
- Она хочет, Владимир Иванович, а он - не может…
- Ты по себе это судишь? Ну, бог с ним! И что?
- Как что? Революционная ситуация!. "Верхи не могут, низы не хотят"! Такого не может быть долго.
- Кажется, я приехал, Потемкин!
А тут телефон тарабанил:
- Да занят я, занят! - сказал подполковник, - зайдешь через девять минут!
- Так, - Евдокимов опять был с Потемкиным, - что у нас во втором случае? Негармоничная пара?
- Да, более чем! Потерпевший - уже не один! И подруга, я сам ее видел, ждала, всю жизнь. А им - сорок пять! И - ремонт в доме! Она, я так понял, они… ждали всю жизнь, друг друга!
- Прекрасно!
- А он был женат. И жена - гуляла со всеми, напропалую!
- Не дай бог! Не дай бог, а ты бы такую, Потемкин, убил?
- Я?
- Да. За это убил бы? И порубил на части?
- А, разве это логично?
- Что?
- На меня ссылаться? Я - один человек; там - другой!
- Нелогично! И верно ты смотришь, - зацепки там есть. И мотивы реальные - могут быть! Это надо работать. А как ты теперь это видишь? Мне их сюда вызывать и колоть? Дескать: "Вот, опер мой накопал: Вы же с Эллой договорились! Мы все видим, все знаем! Договорились, убили, гады! Ремонтик теперь вон, в разгаре, следы заметаем…". Ты так это видишь, Потемкин? Да, может быть, даже и так, - но ты был там. И ничего не сделал! Зачем же ты был? Ты наследил там, и провалил оба адреса. Это понятно?
Потемкин увидел весь мир по-другому. Все понял, и попросил:
- Владимир Иванович, я через три дня приду, хорошо? Сам приду. Или Вам позвоню, еще можно?
- Тридцать первого, до двадцати трех, - еще можно… Все ясно?
- Спасибо. Все ясно!
***
"Тридцать первого?" - не паниковал Потемкин, - Сроки в три дня - оптимальные, кажется, да, в милиции? Вот и Кобзарь мне три дня назначал!"…
С этого и начиналось. Но разве жалел Потемкин?
"Была б цель.! - думал он. Вспоминал он. Он слышал однажды, - А бомбы найдутся. С бомбами, главное - возвращаться нельзя! Детонация при посадке - взрыв. И бомбы, и самолет и летчик - все улетает в небо, при той, бесполезной посадке!".
"Так, с ними я был… - вспоминал он мужчин и женщин, с которыми был, и рассказал Евдокимову, - Значит, мне остается, чтобы не сжечь понапрасну бомбы…".
Худшее оставалось - идти к БОМЖам! К стае -несчитанной, безликой, неопределенной... Но так было надо! Истину, если она там есть- там и нужно искать. Не кому-то искать - ему…
Из-за того, что там найти невозможно: "Стая безликая, дым без огня!" - говорили, и капитан-участковый, и сам Евдокимов - и осталось, по сей момент, преступление нераскрытым. Убит человек, и никто, ничего не знает! Потемкин, давай!
***
"Так", - гулял он по улицам, там, в том районе, где жил Жуляк. А как так? Да, пока что, никак! Он искал: а кто знает, как отыскать, когда надо, БОМЖа?
Невольно, да проходил он вблизи злополучного дома. Фасад свежевыкрашенного флигелька, да и то, краем глаза, как бывший художник, он замечал. И не мог понять: "А зачем?" Анну Ивановну, Олю, Сергея, Кирюху, - всех, не торопясь, он вспомнил… Кирюху хотел бы он, черт подери! Очень хотел бы он видеть!
"Так!" - он остановился. - Кирюха в СИЗО. А СИЗО - в этом же микрорайоне! О, - сделал вывод Потемкин, - это многое для меня решает!".
- Я из Червонозаводского, - сказал он, предъявляя удостоверение, - могу я увидеть вашего спортинструктора?
- Ну, - отвечали на КПП СИЗО, - Пятихатка, спроси, Галушенко есть? Подождите.
Потемкин не меньше, чем пять минут, ждал.
- Потемкин, - услышал он наконец, - дружище!
- Рад, что ты отозвался, Виктор! Иначе я рыл бы яму, - махнул рукой наугад, Потемкин, - оттуда…
- Чтобы попасть к нам, в тюрьму?
- Вот именно.
- Чаще - наоборот! Но, я так понял - тебе это надо?
- Да, надо, и очень, Виктор… Я иду в розыск. Пока что без статуса оперработника - так, скажем, на этот момент - подпольно. А нужно, мне очень нужно увидеть кренделя, который у вас живет.
Не скрывая надежды, поинтересовался: Виктор
- Без этого, что же, - никак?
- Никак.
- А он к нам "пришел" по тому же вопросу? По твоему?
- Нет, арестован совсем по другому делу.
- Проблема! Ты знаешь: допрос, или те же свидания, - это по предписанию, по разрешению. Я в этом плане - бесправный...
- Да есть замысел, Виктор. "Мой друг из райотдела в спортзал приехал, потренироваться". Откажут?
- На КПП не откажут. Но это, лишь первый этап, Потемкин, а там - еще надо думать! Да, что с тобой делать-то, а? Мне отказать тебе трудно! Идем! Но, - Виктор остановился, - ты мне расскажешь, договорились?
- Да. Расскажу.
- Достал? - не слишком-то удивился Мац. - Так и думал. Я что, тебя чем-то обидел? Чего-то тебе не сказал? Так ты, извини, не за мной приезжал! Вот, под что ты копал - я не прятал. А в том, чего ты не знал - глупо было колоться! Не так?
- Да. Все так.
- Не нашел, значит, да, трудяга? Да, не пойму: чего ты из-под меня-то теперь, мил человек, добиваешься, а? Говори, раз пришел! И меня, может быть, услышишь. Хотя, знаешь ли, здесь молчат. Хлебнешь, если будешь работать. Здесь каждое слово выуживать надо. Хотя и, с тобой - это дело другое… Ты куревом угостишь?
- Да, конечно!
С глубокой затяжкой, с большим удовольствием, курил сигарету Мац:
- А ты чем меня слушал? Я ж все сказал! Что, ты нашел во мне друга, и я тебе должен помочь? Человека лепить из тебя? Я? Да смешно - я же рецидивист!
- Из Люхи уже лепил! Маму любить человека учил…
- Вот маму не трожь! Не надо бы… - голос заметно сник на последней фразе. - А может... - Мац тяжело смежил веки, тяжко вздохнул, - Могу и помочь. Зла на тебя мне держать нет резона. Чего уж?... А это кто? - кивнул он на Виктора.
- Это мой друг.
- Друг? А может он выйдет?
Потемкин не сразу нашел что сказать.
- Хотя, если друг, - твое дело, смотри! Я дело сказать мог бы, наедине. Настоящее дело! Смотри, Я скажу: что терять мне? Нечего! Все, на что жизни хватало, уже потерял!
Мац докурил сигарету до фильтра. Гасить было нечего: просто, сгорела…
- Я сел конкретно, Потемкин. Могу это взять на себя. Сделать последнее доброе дело. Ты знаешь, - и даже хочу! Так давай!
- Что, давай?
- Признаюсь, что убил Жуляка, или не понимаешь? Тебя обозвать? И глупостей не говори. Мне их не говори! Все сойдется. Ну я бы не знал этой кухни! Следствие, суд, - совпадет все, сойдется! Усвоил? Чего онемел?
Мац смотрел неподвижным взглядом: в таком никогда не прочтешь правды. Глядя в него, усомнишься - а есть ли вообще она, правда? Правда - может всего лишь выдумка, в которой одни убеждают, другие согласны...
- Смешно мне, Потемкин: боишься? А откуда ты знаешь, что и в самом деле не я натворил? Не веришь? Ты веришь алиби? Так - на все сто? А мотивы? Ты же искал их. И ты их нашел: я Люху по шее бил, и убить обещал. Нож, топор, - все найдете на стройке: зачем зарывать? Хочешь спрятать надежно - клади все на самое видное место! Подумай, тебе же - карьера!
- Я думаю. Очень уж откровенно ты все говоришь…
- Ну!...
- Так вот, откровенно - действительно ты за меня хлопочешь? Зачем? - Мац видел: в глазах его ищет ответ Потемкин. Не выдержал, и сделал вид, что отвлекся, - Ты знаешь, как оно, не курить, - хреново?...
Потемкин отдал пачку "Космоса". Мац закурил: - Это мне?
- Все - тебе. Я на воле возьму.
- На воле… - вздохнул равнодушно Мац, выпуская первое облачко дыма.
- Уж так получилось, Кирилл, что оба мы недооценили друг друга. Я ошибся тогда, ты - теперь. Бывает… Но, - прошло время ошибки, - пришло время исправить ее. Я тебя понял, - а это и есть как раз то, в чем я тогда ошибся. Человек никчемный - он хуже врага! Я же правильно понял?
Потемкин поднялся.
- Ты, вот что, - приободрил его, улыбаясь, Мац, - Кирилл никогда не дает отката. А я обещал!
- Считаешь, Кирюха причастен? - полюбопытствовал Виктор, когда они вышли на волю.
- Нет. Но я так считал.
- Обещал рассказать.
- Послушай.