Свернув размышления о недалеком финише, стараясь забыть разговор с командиром, Потемкин перенастроил себя на реалии дня грядущего, передохнул, и снял телефонную трубку.
- Это Потемкин!
- Спасибо, - голосу, если была в нем попытка скрыть нотки усталости, скрыть их не удалось, - Ну как я могла б не узнать? Кто еще так умеет, как мы, начинать разговор без экивоков и предисловий?
- Добрый вечер, Людмила…
- И Вам, Георгий…
- Видите, эта ошибка легко поправима, правда? Приветствовать мы научились.
- Правда. Но, это, может быть, и не ошибка?
- Значит, это манера, присущая Вам и мне. И пусть она будет, какая ни есть!
- Кажется, неплохая манера…
- Может быть. Нетипичная…
- А что, это значит? Значит, неправильная? - в наивном вопросе явно угадывалась улыбка.
- Мы можем так не считать. Это наше право.
- Я им воспользуюсь. Скажите, - не без волнения, тихо спросила она, - а Вы не воспользуетесь своим правом, уклониться от моего вопроса?
- Сейчас?
- Да, сейчас.
- Не воспользуюсь.
- Почему же?...
- Когда меня кто-то ищет, я думаю, что это зачем-то нужно…
- Не знала, Потемкин, - ни расстояние, ни слепота телефонных линий, уже не смогли бы спрятать улыбки, - честное слово, не знала!
- Чего Вы не знали? - поинтересовался Потемкин.
- Что Вы конкурент Маяковского.
- А я не конкурент.
- "Ищет меня", "Значит кому-то нужно…". - так зажигают звезды! Ведь так, Потемкин?
- Да. Но я не соперник, - читатель Поэта.
- Да, Вы хороший читатель. Скажите, - помедлив, вздохнула, как перед броском в глубину, Людмила, - я могу Вас увидеть сегодня?
- Можете, - отозвался Потемкин.
- А сейчас?
- Хорошо. Говорите, где?
- Запишите адрес.
- Запомню, диктуйте!
- Наверное, надо было мне Вас предупредить, что это моя квартира? Вы не ожидали? - виновато сказала она, встречая.
Потемкин ей улыбнулся, и ободрил, - Не смущайтесь. День у Вас мог быть непростым, а я просто не знаю этого.
- Откуда Вы знаете? - спросила она отступая вглубь: - Проходите!
- Я же как раз и сказал, что не знаю. Я допускаю…
- Но это, - призналась она, - это правда… Такой он есть, мой день.
- Итожить его еще рано, Люда…
Коротко, доверительно, посмотрела она на Потемкина. Он сказал верно, хотелось бы верить. Но знал бы про Севу...
- А Вы знаете, - проводила она его к столику в комнате. - Вы были в пути, а я варила кофе. Он уже есть…
- Это значит?. - спросил Потемкин.
- Значит, что Ваш отказ - не есть вежливость, а есть высшая несправедливость!
- А кто отказался?
Он, незаметно для Люды, уже осмотрелся, и понял: Сева, - "Человек, у которого шутки не без осадка, недавно был здесь". Тяжелый осадок витал в пространстве, и легенький запах дымка сигареты "Космос".
В протокольном молчании, чинно, хлебнул по глоточку горячего кофе, Потемкин и Люда, и встретились взглядами и улыбнулись. Не получалось молчать!
- Когда я открыла Вам дверь, Вы заметили верно, - сказала Люда, - про день. Но я не думала сетовать Вам на это…
- Вы и не делали этого, я это заметил сам. Это нормально, Вы постарались помочь мне, я это помню, и помогу Вам.
- Серьезно? Я Вам помогла?
- Да, Люда, серьезно.
- Значит скоро все станет известно, про это убийство?
- Жаль, - с дружелюбной улыбкой ответил Потемкин, - но это не значит, что скоро.
Улыбка застыла. - А мне, - подумала вслух Людмила. Но мысль была неуверенной, - ладно...
- А, может, - сказал, видя это, Потемкин, - я Вас пойму? Говорите, меня это не затруднит.
- Скажите, а… - оживилась, круто меняя тему, Людмила, - что это - шутка? Приходит ко мне человек, и, между тем, сообщает: "Милиция арестовала собаку"? Ваш комментарий?
- М-мм… А когда это было?
- Да, было...
- Неважно. Отвечу, Люда. Теоретически, к нам попасть мог "любой меньший брат наш", включая пернатых. Но, вопрос: "Почему он попал?" - это не к нам, - к владельцу!
"А быть, - в уме просчитал Потемкин, - могло это либо вчера, либо, скорее всего - сегодня! Понятно ведь кто он, герой анекдота - Потемкин. А было все это позавчера. Не тот ли, поведавший эту историю Люде, - причина ее "непростого дня?"
- А шутки у Вашего друга, не без осадка, однако?
Живо вскинув навстречу Потемкину взгляд, Люда на полмгновения оторопела:
- Похоже... А-а, откуда Вы его знаете?
- Я его не знаю.
- Каламбур какой-то... А-а, Вы тоже считаете, что профессия накладывает свой отпечаток?
Потемкин очень не походил на Севу, и голос Людмилы звучал нараспев, не совсем уверенно: - Я, как-то считала, что человек - место, а не оно…
Потемкин, не зная сомнений Людмилы, признался: - Согласен: человек красит место, а не наоборот. Но, профессия накладывает свой отпечаток. Всерьез, и, может быть, глубокий, - смотря как Вы к ней относитесь. Это естественно и неизбежно.
- Неизбежно для Вас?
- И для меня…
- И Вы не боитесь признаться?
- Не боюсь, - улыбнулся Потемкин, - ведь отпечаток вполне может быть хорошим. Чего бы и нет? Профессий плохих, например я, не знаю…
- Курите, - предложила Людмила, я видела, Вы же курили. Проветрю потом…
- Спасибо. Скажите, работы, которые нас окружают, Ваши?
- Да, я книжный график.
- Можно глянуть на них поближе?
- Конечно. Вам интересно?
- Да, - поднимаясь, ответил Потемкин.
- А! - улыбнулась; озорно и шутливо, "разочаровалась" Людмила, - Они ж на меня - отпечаток…
- Профессия, Люда, у Вас хорошая!
- Далекая, очень, от Вашей.
- А, может быть, между ними общего больше, чем кажется, Люда? - остановился Потемкин, - Это Шекспир: "Ричард IV"?
- Не ошибаетесь.
- Кровавая пьеса, однако: два акта - тринадцать убийств!
- Думаю, это зависело не от Шекспира. Время было такое. Оно диктовало автору. А Вам, - просквозило в голосе разочарование, - теперь все стало ясно, наверное, да?
- Что именно?
- Ну, книжный работник, всего начиталась, фантазия есть - и решила достать Вас Людмила Станкевич…
- Я так не думал. И не уверен даже, что Вы обожаете детективное чтиво. Кристи Вы не читаете, нет?
Люда молчала. Потемкин обернулся.
- У меня впечатление, - встретившись взглядом, тихо сказала она, - что Вы меня давно знаете…
- Да, уже третий день.
Обменявшись улыбками, оба вернулись к столу.
- Для меня, - Вы, Георгий, правы, - Агата Кристи, это "Десять негритят". А Эркюль Пуаро, - нет, этого я не читаю. Читала, конечно, в порядке знакомства, знаю, но мне это неинтересно. Автор выдумывает преступления, путает их, и потом раскрывает. Меня это больше разочаровывает, чем привлекает.
- И почему же?
- Реальная жизнь, совсем не бедна в этом плане! Так ведь?
- Да. Так!
- Поэтому, кажется, что выдумывать преступления - есть, ну для меня, в этом легкий налет кощунства.
- Улыбнитесь, - серьезно ответил Потемкин, - не только мир удивляет Вас, способны и Вы удивить его так же. В хорошем, конечно же, - он улыбнулся, - плане…
- Вас удивила?
- А Вы сомневаетесь?
- В таком, именно, плане?
- В таком именно, Люда, в хорошем!
Взгляды, невольно встречались, все чаще. И оставались друг против друга, все дольше. Без замысла, просто: просто не было повода взглядам сбегать друг от друга. Прятаться - тоже…
- Я как-то забыла уже, что был день непростым для меня.
- Не вспоминайте.
- Но Вы же уйдете, я вспомню.
- Но, постарайтесь…
- Конечно же, я постараюсь. Жаль, не все в судьбе может зависеть лишь от меня и от Вас.
- Не могу я считаться участником Вашей судьбы, Людмила.
- Наверное. - кольцо обручальное видела, что делать? видела Люда, - Я понимаю, - но справедливость была бы в обратном. - Я допускаю…
- Максимум, что б я мог сделать, - не навредить Вам.
- Не быть посторонним, какой Вы есть, - это уже не мало.
- Для счастья, - катастрофически мало.
Рассеянно, молча, смотрела на столик, салфетки; на руки свои и Потемкина, Люда. Неправы те, кто обычно считает молчания знаком согласия.
- Сейчас я вернусь, хорошо? - взяв в руки кофейную турку, Люда вышла из комнаты.
Пар над горячей туркой, который всегда называют дымком, расслаивал змейками воздух. Сквозь него, двум парам глаз, видимый мир представал искаженным, немного, как в небезупречном зеркале. Разлитый по чашечкам кофе, дымился уже по обеим краям стола, и от этого зеркало стало чуть больше.
- А Вы знаете, - издали, с прищуром, через дымку, спросила Люда, - что такое: "Счастье", и где оно лежит?
- Знаю. - ответил Потемкин. Отвечал человек, из тех, кто словами другого: "работать не хочет, а учиться не в состоянии… Форма, погоны… Тебе приказали - и делай! Зачем им мозги?" "Не клеится! - думала Люда, - совсем не похоже на то, что сказал мне Сева…".
- Но я слишком обыкновенен, чтоб трактовать что такое счастье. А лежит оно, - Потемкин, как две лодочки, свел вершинами пальцев, ладони у самой груди, и приблизив вплотную, к области сердца, сказал, - вот здесь!
- Вы, как будто бы, вынули что-то оттуда. А все считают, что там, внутри…
- Именно здесь. Поэтому и потерять его человеку проще, чем самого себя. Ведь счастье - творение двоих. Там, внутри, в себе, человек не бывает счастлив. Способность вынуть, и не теряя при этом, доверить другому лучшую часть самого себя, и принять тоже самое, также, в ответ - вот в чем рождается счастье.
- Наверно, я думала также, но не могла найти образ...
- Ну, Люда, просто я старше Вас, а когда-то и я не знал…
- А Сева еще постарше…
Последнее обронила, случайно, Люда. И прикусила губку, глянула мельком: "Потемкин? - не знала она, - Обратил ли внимание? Может, не обратил?" Не знала…
"Сева, который с осадком!" - молча подумал Потемкин.
Люда глянула на часы, в сторонке, на телевизоре, в дальнем углу, и захотелось подняться, убрать их незаметно...
- У Шекспира… - осторожно заговорила Люда.
- Счастья в любви, не открывшего миру… - кивнут, в такт, Потемкин.
- Но Вы же другое нашли в нем: два акта, тринадцать убийств!
- Но не поспорил: не от него зависело, так диктовало время. Жизнь… Я с Вами согласен!
- Вот именно, жизнь… А Вы б заключали пари, в котором исход, абсолютно от Вас не зависит?
- А на кону - судьба? - серьезно спросил Потемкин, - Я правильно понял?
- Именно.
- Постарался бы не заключать. Но, так бывает.
- Бывает… Когда я звонила, я просто хотела услышать Вас. А потом я ждала, но… Как сказать?... Не ожидала. И позвонили Вы. И так получилось, что я попросила. Вообще, мне сказали, что Вы только завтра могли бы… И я назвала свой адрес.
- Врасплох? - улыбнулся Потемкин.
- Врасплох. А куда-то ехать. Собраться… Совсем не готова. И ни к чему мне сегодня не хочется быть готовой.
- Все так, я мог быть на телефоне завтра. Я позвонил бы, а встретиться мы б не смогли. А Вы пари заключали, так?
- Именно так, Георгий!
- А срок истекает завтра?
- Нет, в сентябре.
- Еще десять дней! Люда, не вижу причин для паники.
Люда украдкой, так, чтобы не видел Потемкин, глянула на циферблат. "Смотри, не смотри, - сожалела она, - а Потемкин о времени вспомнит сам!".
- Десять дней, на фоне почти полугода - ничтожный мизер, в котором ничто развернуться не может!
- В 1917-м, - улыбнулся Потемкин, - десять дней потрясли мир!
- М-мм, Вы помните, я замечание делала по телефону?
- Это было, скорее, предположение… Помню: с Вами, ну то есть, со мной спорить трудно, - так?
- Так, - хмурясь шутливо, она пожала плечами.
Кто сказал бы, увидев случайно, что это случайные люди? Двое добрых и старых знакомых, способных ценить свою дружбу!
- Предмет спора, Люда, могу я узнать?
- Нет, - потупилась Люда. Пальцы сложенных треугольной опорой у подбородка рук, побелели. - Я не смогу Вам назвать его. И не сделаю - так будет лучше, - этого никогда!
Потемкин смутился:
- Не надо. Простите, Люда. - он улыбался, ободряющей, доброй улыбкой, а мир в этот миг, потускнел у нее в глазах - Потемкин смотрел на часы.
- Извините меня, - попросила она, - я не ожидала! Все неожиданно! Три дня назад, я ничего в этой жизни не знала. Могла я представить? - спросила она с виноватой улыбкой, - Что будет здесь милиционер, вызванный мною? А я с ним пить кофе? А мне бы хотелось потрогать его руками, и совсем не хотелось, чтоб он уходил! Не знала…
- Не надо так, - попросил он.
"Впервые, на верное, растерялся милиционер!...", - сквозь готовую вот-вот уже набежать, слезу, про себя пошутила Люда.
Она взяла себя в руки. Жестом обеих рук, похожим на плавный, спокойный взмах крыльев, отвела от лица и стряхнула за плечи, длинные волны волос.
- Дай лапу Джим, на счастье мне… - с лирической грустью произнесла Людмила. - "А не ладили б Вы с Ральфом, не нашли б и мы друг друга". Так, Георгий?
- Получается, - да.
- Именно так, отвечала Вам я, в кафе. С точностью до наоборот! Кроме того, мы вполне могли ошибиться. Но у Вас нет на это права?
- Нет, - подтвердил Потемкин.
- Наверно, я тоже могу отнять у себя это право?
- Не надо.
- Да? Почему?
- Это нормальное право. Вы откажете в нем, а ошибка случится - конфликт между Вами и фактом. И он помешает исправить ошибку.
- Потемкин, мне Вас легко понять! Спасибо. С первых минут, с Ваших слов: "Говорите все так, как хотели сказать, набирая номер".
- Это хорошие свойства взаимности, Люда. Вы именно так говорите, поэтому я могу Вас понять, и ответить тем же.
- Эта моя заслуга? - вскинула брови Люда.
- Ваша! - улыбнулся, и, как недавно она, - пожал он плечами в ответ. И серьезно добавил, - Мне, в силу профессии, цена этой взаимности хорошо известна.
- Вы ее цените… - вслух размышляла Люда.
Непростой, интересной натуры, не мог не признать в ней Потемкин. Упрямством мерцал ее голос.
- Люда, - смущенно сказал он, - спасибо. Но я должен идти.
- Да, - спокойно не возразила Люда, - возможно. Но Вы могли быть до этого часа…
- Мог. Но теперь пора.
- Час поздний, да. Но и транспорт теперь уже в парке - ведь тоже да. Я говорю так, как хотела б сказать, как хотели бы Вы… - она говорила, владея собой, тихим, но ровным голосом, неторопливо, - То, что могло, как и всем, и совсем недавно, - и мне показаться нелепым, - теперь не кажется! Я знаю Вас только три дня, и отдаю себе полный отчет - для меня Вы мужчина, не только гость! И все-таки, я не хочу, чтобы Вы уходили! Потому что не знаю, что может быть с нами, но знаю, без Вас будет хуже! Непросто мне это сказать, Георгий, но разве я не могу быть понятой? Поверить в обратное, честно сказать, - покачала она головой, - не сумею...
Реснички не дрогнуло в веках, не потупилась Люда, не опустила глаз.
Потемкин молчал. Мог бы он скоро и просто ответить?. А умеет: она ведь знала…
- Люда, - вопросительным голосом, тихо сказал Потемкин, - три дня…
- И две встречи.
- Да, и две встречи, - их слишком мало, чтоб Вы могли хорошо меня знать! Ни одной из привычек, ничего из того, что там, - показал он, подразумевая "в душе".
- Женщине важно: что там! Вы правы. И Вы знаете это, да более важна способность мужчины дать это другим. Кроме того, Вы меня перебили, Вы ее цените, - в силу профессии, знаете цену взаимности. И сумели ее убедительно мне доказать.
Потемкин кивнул.
- И при этом Вы не считаетесь с ней! - упрямство мерцало в голосе. Мерцание, это Потемкин знал - свет изнутри, это блеск - отраженный свет. - Вы не слепы, и видите - в этот час, пусть сегодня, и только, - одному из нас очень важно, чтобы другой не ушел, а остался с ним. Ты ж не слеп, Георгий? - усталым, как сорванным голосом вдруг, тихо спросила она. Спонтанно, на "Ты"…
Пальцы ее неспокойно скользили, сжимая и разжимая деревянную ручку турки, отрывая бесцельно от столика, ставя назад, предмет...
Потемкин, подался вперед, и поставил ладонь рядом, с ее ладонью.
- Люда, я сделаю кофе. Ты же не против?
- Да, - на выдохе, из глубины, отозвался голос. Тихий, как стон журавлиный, протяжный, над маревом клюквенных, мшистых болот.
Податливость, мягкость, не глазу - душе уловимые, ясно увидел Потемкин. Внешность Людмилы, обычная женская днем, обретала незримые, женственно-привлекательные черты, дружелюбные таинству наступающей ночи.
Взяв турку, Потемкин пошел на кухню. Вспыхнул по кругу конфорки, яростно загудел огонь. "Пищу готовить, - подумал Потемкин, готовя горячий напиток, - занятие доброе, приводящее мысли в порядок".
- Этот кофе, - сказала Люда, когда он разливал, - для меня будет лучшим. Потому, что он не моими, - твоими руками сделан. В нем, кроме участия, растворилась и капелька-крошка, души…
- Так и должно быть, Люда. Спасибо.
Дымок над горячей туркой, расслаивал змейками воздух. Видимый мир представал не таким, каким виден обычно. Мы нуждаемся в том, чтобы видеть его, иногда, по-другому немного, не так, как обычно. Пошире, поглубже…
- Пока я готовил, мне удалось что-то в мире понять. Новое, может быть, для себя… Наступает момент, который, уже очевидно: мы чувствуем оба.
Согласие, заинтересованность, благодарность - угадывал он в глазах Люды. - "О, боже, я что, - всего этого стою?! Кошмар! Ну, зачем так?"
- Это момент, о котором впоследствии мы пожалеем оба. Можем потом пожалеть!
С быстротою богини по имени Ника, справилась с изумлением Люда:
- Не совсем уж так плохо, Потемкин, я понимаю себя. Я не буду жалеть! Не буду! Понимаешь?
- Не сомневаюсь. Я это вижу! - предупредительно, мягко, ладони, как маленький щит, развернул он перед собою, - И уважаю... Так вот что я, в этом мире, пока я готовил... Люда, все так! Но сейчас, просто ты не успела… Еще ну успела понять, разобраться! И я б не успел… День, - пояснил он тихо, - был непростой у тебя. Это ж так? Не успел бы и я, как и ты, - это точно... Люд, не сердись, - протянул он руку, коснулся пальцами, и осторожно, бережно, положил ладонь сверху горячей ладони ее, - Но, - он развел бы руками, не будь одна рука занята, - не я тебе нужен сейчас. Просто ты не успела понять, разобраться. Не я тебе нужен, а выход из ситуации… Тебе нужна точка опоры.
Нервный, короткий импульс в ладони ее, пробежал под ладонью Потемкина. Поникли плечи. К ладони свободной руки, предплечием поднятой вверх, как на древке факельной чаши, прячась, склонилось лицо.
- Потемкин, я не покушалась. А все остальное, господь не мешал, сохранить Вам в тайне!
Потемкин поднялся. На двери - автомат-защелка: входя, он заметил это, - спокойно уйти можно было без проводов.