- Вы простите… я на вас тогда накинулась… просто вы так похожи… - слышалось между всхлипами. - Илья - все, что у меня осталось после Сережи… а ваш отец не виноват, я знаю… просто… я так испугалась, знаете… ваша фамилия… как предвестник смерти… нет, не так… Господи, простите меня - несу всякую чушь…
Так продолжалось еще пару минут. Ник так и стоял все это время молча. Он понятия не имел, как на такое можно и нужно реагировать. Все, любые действия казались сейчас нелепыми и неправильными. Но когда мимо прошел, бросив косой любопытный взгляд, его коллега, Ник не выдержал, аккуратно взял плачущую женщину за локоть.
- Послушайте, Татьяна…
- Да-да, простите, - это "простите" у нее просто зациклило. Но отстранилась так же резко, вытерла щеки. - Я… я просто…
- Все в порядке, - так принято говорить, кажется?
- Да уж, теперь точно в порядке, - она вдруг усмехнулась сквозь слезы. - Это все нервы, правда. Это срыв, - она помолчала немного. - Знаете, наверное, это судьба. Я была несправедлива к вашему отцу. Судьба дала мне шанс исправиться. Правда, я им… своеобразно воспользовалась. Вы простите меня, Николай Глебович?
- Вам не за что… Да, конечно, - поняв, что так будет проще и быстрее.
- И перед отцом извинитесь за меня. Я знаю, что он сделал все, что мог. И даже больше, наверное. Я, правда, не уверена, что он помнит…
- Он помнит.
- Он очень… очень талантливый доктор. Просто… просто нам не повезло, - Татьяна прерывисто вздохнула. - Николай Глебович, могу я вас просить быть нашим лечащим врачом?
Он удивился, но решил не спорить.
- Да, конечно.
- Спасибо.
- Тогда, на правах вашего лечащего врача… Не знаю, сказал ли вам Владимир Алексеевич, но паховый канал я тоже подшил - чтобы два раза не резать.
- Вы замечательный доктор. Как и ваш отец.
Чудны дела твои, Господи. Так он думал, глядя в спину заходящей обратно в здание больницы Татьяны Луцык. А когда обернулся - тогда понял, что на самом деле они чудны теперь. Потому что в паре шагов за его спиной стояла Люба. Стояла, скорее всего, уже какое-то время. А у него сегодня образцово-показательные выступления, видимо. Он шагнул ей навстречу.
- Привет.
- Привет.
У нее слегка удивленный вид. И она невозможно хороша - румянец, растрепанные мартовским ветром волосы, ярко-синий воздушный шарф и клетчатое пальто с перехваченной кожаным ремнем тонкой талией.
- Это была мама пациента. Я… ее сына сегодня прооперировал, - он зачем-то посчитал нужным пояснить.
- Ясно. Часто у тебя… такое?
- Впервые.
- Впечатляет.
Она иронизирует? Серьезно? И вообще - зачем она здесь?
- Ник, послушай. Я приехала, чтобы… - Люба словно прочитала его мысли. - В общем, я хочу попросить у тебя прощения.
Сегодня его день. Все у него прощения просят. Ник дернул плечом.
- Это не обязательно.
Но смотрит он почему-то в сторону. Ему ужасно идет это короткое двубортное темно-серое пальто, и даже торчащий из-за воротника капюшон неизменной толстовки - сегодня кирпично-красной - не портит.
- Ты хочешь сказать, что ты на меня… что я тебя… не обидела тогда? В нашу… последнюю встречу?
Он какое-то время еще смотрел мимо нее. А потом все-таки перевел взгляд на ее лицо. Губы дрогнули, и в лице его, в глазах вдруг появилось что-то совсем детское. Детское, растерянное и…
- Обидела.
Он сказал это так, что она просто не смогла устоять на месте. Снова на цыпочки, руки на шею, притянуть к себе и шепнуть в многострадальный кашемировый шарф:
- Прости меня. Пожалуйста, прости меня.
Руки его не промедлили ни секунды. Как же хорошо, что снова можно обнять ее! Как ему этого не хватало. Странно, неправильно и непривычно не хватало.
Они стояли так, обнявшись - стояли какое-то время. Наверное, на них пялились из окон больницы, наверное, кто-то из коллег и знакомых проходил мимо. Ему было все равно. Он стоял, прикрыв глаза и прижавшись щекой к ее виску. Хорошо. Просто хорошо. Как же хорошо…
Еще чуть приподняться, чтобы дотянуться губами до уха.
- Простил?
- Да что ты такое говоришь! - руки его сжимаются еще крепче. - Я тоже тогда… отличился. И ты прости меня, пожалуйста. Я просто тогда уставший был ужасно. И не надо было мне приезжать. Но я…
- Тшшш… Не надо… - выдохнула ему на ухо. А потом отстранилась. - Давай посидим где-нибудь, а? Поужинаем, поговорим? Я так… - она осеклась. Но несказанное "соскучилась" все равно будто бы прозвучало.
- Пойдем, - улыбнулся - немного растерянно и радостно одновременно. - Тут недалеко есть пиццерия. Ничего особенного, но не отравят точно.
Крупная рука в черной кожаной перчатке уверенно обхватывает изящную ладошку в ярко-синей.
Глава десятая, в которой говорится о настоящей мужской дружбе и о пользе, которую она приносит
Ей есть не особенно хотелось, но она все равно себе заказала, просто чтобы Нику не было неловко - он-то отсутствием аппетита традиционно не страдал. А ей, вместо того, чтобы кушать самой, почему-то хотелось смотреть, как ест он. Странное желание какое-то, абсурдное. Неприлично это - смотреть, как человек ест. Но хотелось.
А потом, когда они уже пили кофе, Люба попросила его:
- Ник, расскажи мне про эту женщину.
- Да это мама мальчика, которого я сегодня ночью оперировал.
- Вот и расскажи мне, почему она плакала у тебя на груди.
- Ну, если тебе это интересно…
- Очень.
На лице Ника отразилось явное изумление, но комментировать не стал, вместо этого послушно пересказал трагическую историю семьи Луцык.
Его рассказ Любу потряс. Особенно та часть, что касалась Глеба Николаевича.
- Господи, ужас какой. Несправедливо, что она его обвиняла. Я понимаю, что горе у человека. Но назвать твоего отца убийцей… - Люба покачала головой. - Кошмар.
- И, тем не менее, - Ник пожал плечами. Дым от чашки с кофе искажал выражение глаз. - У каждого врача есть свое персональное кладбище. И у моего отца в том числе.
- А у тебя?
- Пока нет. Но оно обязательно будет. Иначе не может быть. А я пока морально готовлюсь… к его открытию.
Люба не знала, что на это сказать. На эти страшные, если вдуматься, слова, произнесенные ровным тоном. Просто не знала. И поэтому…
- Ник, как ты думаешь… - она придвинулась к нему совсем близко. - Если я тебя поцелую, как скоро нас выгонят?
- А ты поцелуй. А я попробую отбиться от охраны. Не зря же я восемь лет вольной борьбой занимался…
Наверное, на них снова пялились. Но ей, как и ему - плевать. Нет, она не позволила себе целовать его так, как хотелось. Просто нежные касания - в уголок губ, в верхнюю, в нижнюю. Сносило крышу от другого. Его пальцы пробрались под манжету блузки и гладили запястье - то размеренными круговыми движениями, то плотно потирая место, где бился пульс. Ровно такими же движениями, которыми он гладил ее совсем в другом месте.
Отстраняться пришлось резко, на клочках, остатках приличного воспитания хорошей девочки. Но руку ее Ник так и не выпустил, крепко перехватил запястье.
- Любаш… У меня есть вариант… как мне реабилитироваться за свой прошлый провал…
- Тебе не за что реабилитироваться!
- Есть за что. В общем, у меня есть друг. Со своей квартирой. Если ты не против, то я…
Люба слегка покраснела. Хотя… Чего уже стесняться?
- Не против.
- Я переговорю с ним, и тебе позвоню, хорошо?
- Ладно. Пойдем? Поздно уже.
- Пойдем.
- Проводишь меня домой?
- Люба! - он сказал это как-то даже не то, чтобы серьезно - строго. - Я, конечно, звероящер, но немного… прирученный. Что ты обо мне так думаешь, будто я совсем… хам какой-то невоспитанный? Конечно, провожу. Это даже не обсуждается.
- Ну, тогда пойдем.
В квартиру Ник отказался заходить. Зато был поцелуй прямо у двери, в темноте подъезда - страстный, горячий, так, как они не позволили себе в кафе. И было совершенно невозможно оторваться от его губ. Невозможно. Пока подлый звероящер не нажал вдруг на кнопку звонка. Вывернулся из ее рук, чмокнул в лоб, шепнув: "Так и до секса в подъезде недалеко! Я позвоню. Пока". И был таков - лишь быстрые шаги по лестнице. Люба едва успела перевести дыхание, прежде чем открылась дверь квартиры. Ей показалось, что отец что-то заметил странное в ее внешнем виде, но никак не прокомментировал. А ведь раньше она себе такого не позволяла. Таким приключениям место в жизни школьницы-старшеклассницы. Ну, в крайнем случае - студентки. А она - взрослая работающая женщина! Люба усмехнулась своим мыслям. С Ником она почему-то чувствовала себя действительно как чуть ли не школьница. Девчонка. Лет на шестнадцать. Видимо, побочный эффект от того, что ты вляпалась в сексуальные отношения с другом детства. И время будто пошло вспять.
- Денис Валентинович, приветствую.
- И вам не кашлять, Николай Глебович, - пробасил в трубку Батюшко.
- Как дела? Как клиентура?
- Сплошные приятности перед глазами и денежный дождь в карманы. И так - с утра до вечера.
Ник усмехнулся. Дэн в своем неизменном репертуаре.
- Ну, а если серьезно?
- Да как обычно - без потрясений и бурь. Ты как? Все детей потрошишь?
- Не всем же так повезло с призванием, как тебе…
Тут хмыкнул уже Дэн.
- Ладно, этак мы паясничать долго можем, а у меня прием, между прочим. Ты зачем звонишь? По делу?
- По делу.
- Излагай.
- Дэн, квартира нужна.
Денис демонстративно вздохнул.
- Вот сколько раз я тебе говорил, Самойлов - в твои годы стыдно жить с родителями!
- Зато удобно!
- Угу. А как потрахаться, так: "Денис, дай ключи от квартиры!". Несерьезно, Николай Глебович. Хочешь иметь свободу половой жизни - снимай квартиру. Или бери ипотеку. С твоими родителями это вообще вопрос несложный.
- Батя, не учите меня жить. Лучше помогите материально.
- Голодранец! Ладно. У меня послезавтра дежурство в отделении. За ключами сам приедешь. И помни мою доброту.
- Спасибо, о благодетель!
- "Спасибо" в карман не положишь и в стакан не нальешь. Я жажду грязных подробностей. Она хорошенькая?
- Она красавица, - и тут же хотелось себе рот заткнуть. Вот кто его за язык тянул?
Дэн хохотнул.
- Ты научился убедительно врать, Коля. А то я не знаю твой вкус. Тебе же главное - чтобы дала без лишних разговоров. А внешность - дело десятое. Никакой любви к прекрасному.
- Я тебя переубеждать не собираюсь.
- А вот это подозрительно. Ты возбудил мое любопытство. Не оставить ли мне включенной веб-камеру?…
- Не пересчитать ли мне тебе зубы?
- Не очень вежливо по отношению к благодетелю.
- Ладно, увидимся еще. До встречи.
- Бывай, Казанова.
Ник позвонил и сказал, что договорился. С одной стороны, это замечательная новость. Она безумно хочет остаться с ним наедине за закрытыми дверями, только он и она, и чтобы не мешал никто хотя бы несколько часов. А с другой - это так… неприкрыто, откровенно. Встреча ради секса. Неужели это нормально? Тело сладостно предвкушало встречу, чувство собственного достоинства упрямо бунтовало. А Любе хоть разорвись!
Они условились, что она заедет за ним на работу, а оттуда поедут уже вместе. На место… хм… свидания. Ей так не удалось найти мир самой с собой. Внутренний голос шептал гадости, среди которых были такие слова как "бесстыжая" и даже "шлюха". Затыкался внутренний голос лишь когда она представляла, как Ник, обнаженный и напряженный, накрывает ее тело своим. Чуть остановку нужную не проехала, замечтавшись! А стоило выплыть из тумана чувственных мыслей, как зловредный внутренний голос затянул снова о том, достойна ли уважения та, которая так безропотно соглашается на интим - безо всяких прелюдий, ухаживаний, хотя бы флера приличий! Взять хотя бы прошлый раз… Как она докатилась до этого?! В общем, до Ника она добралась в состоянии войны сама с собой.
В последнее время жизнь его представляла череду совпадений: события просто не приходили в нее поодиночке, а непременно парами - чтобы нескучно было. Событиям. И ему заодно.
Ник стоял на крыльце и ждал Любу. Она опаздывала, но его это не удивляло. Он был готов ждать столько, сколько нужно.
- Николай Глебович! - его окликнули. Он обернулся. Нина Гавриловна. И не одна.
- Вот, знакомьтесь. Дочка моя, Альбиночка. А это наш молодой, но очень перспективный доктор - Николай Самойлов, я тебе рассказывала, доча.
- Привет, - Альбина улыбнулась. Взгляд ее был определенно оценивающий. Сначала. А потом - заинтересованный.
- Привет, - а она ничего. Правда, черты лица простоваты - ни безупречных скул, ни изящного тонкого носа, ни бездонных синих глаз. Более крупная фигура - такую не страшно обнять покрепче. Макияж кажется ярким, а духи - слишком резким. Вот черт! Ник чихнул. - Извините, - убирая от лица ладонь в кожаной перчатке. - Простыл, наверное. Рад знакомству, Альбина. Твоя мама много о тебе рассказывала.
- Надеюсь, хорошее? - тон ее определенно кокетливый, да и прицельная стрельба глазами говорит сама за себя.
- Ну, мама разве плохое скажет про своего ребенка? - он улыбнулся как можно нейтральнее.
- Альбина у меня золото! - поспешила прийти на помощь Нина Гавриловна. - Вот, решила меня развлечь - в кино старушку-мать вывести.
- Ай-ай-ай, - рассмеялся Ник. - Нина Гавриловна, вам напомнить как "старушка" на новогоднем "корпоративе" цыганочку с выходом плясала? Да так, что все отделение хлопало?
- Ох, вспомнил тоже! - Нина Гавриловна совсем по-девичьи зарделась. А потом вспомнила о своей цели. - А я вот думаю, что негоже симпатичной девчонке с матерью в кино ходить - коли есть с кем другим.
На него уставились две пары выжидающих глаз. Намек был толщиной с бревно. Сделать вид, что он не понял, просто не получится.
- Вы… хм… извините, но у меня…
Ладони в ярко-синих перчатках закрыли ему глаза.
- Угадай, кто?
Он обернулся. Люба.
- Я опоздала? Ну, прости меня, малыш! Отвыкла от общественного транспорта.
А потом его неожиданно, демонстративно, но все равно чертовски приятно поцеловали.
- Ник, познакомь нас, - Люба какая-то странная. И обе женщины напротив смотрят на нее как-то… неприязненно. А вот он - любуется. Идеальные ножки сверху обтягивает трикотажное платье, снизу облегают изящные сапожки. Короткая кожаная куртка и обманчиво небрежные темные волосы, в которые смертельно хочется запустить пальцы - до зуда. Кажется, выражение лица выдает его с головой.
- А… хм… знакомьтесь. Это Нина Гавриловна, наша лучшая операционная сестра. И мой личный ангел-хранитель. Присматривает за мной по доброте душевной. И… А это Альбина - дочь Нины Гавриловны.
- Здравствуйте, - Люба мило улыбнулась. - А я Люба, девушка Коли.
Глаза Ника обрели размеры и форму чайных блюдец. А Люба продолжила, обращаясь уже к снова нему, на добивание:
- Пойдем, солнышко? Я ужасно… проголодалась.
"Блюдца" распахнулись еще больше.
- Да, конечно, пойдем. Всего хорошего, - кивнул неловко Нине Гавриловне с дочерью.
- Ну, знаешь ли! Стоит тебя на пару дней одного оставить - и ты уже намылился налево!
Ник остановился как вкопанный. Она что… ревнует его?
- Люба, да я ее сегодня в первый раз в жизни увидел!
- Ты же сказал, что она твой личный ангел-хранитель!
- Я Альбину имел в виду! Ее я в первый раз сегодня увидел!
- Ну-ну… - Люба постукивает пальчиками по ремешку сумочки на плече. - А что это она на тебя глядела, как кот на сметану, только что не облизывалась?!
- Слушай, да ты… - Ник смотрел на нее, не веря в то, что она… Неужели и в самом деле… ревнует?! Рассмеялся - легко, счастливо. - Сметана в этом не виновата, если что!
- Пошли уже, сметана! - она берет его за руку. - Молочные продукты - они скоропортящиеся, между прочим. Как бы не… скисла сметана.
Изящные пальцы в ярко-синей кожаной перчатке уютно покоятся в большой ладони в черной.
Это был порыв - сиюминутный, неконтролируемый. Она сразу поняла, что Ник нравится это девице в вульгарном пальто. Почувствовала - не пойми чем. И желание показать… да что там… надо называть вещи своими именами - застолбить территорию - было невозможно сдержать. Хотя, имела ли Люба право? А, все равно - раскаиваться не собирается. Но и обсуждать свое поведение с Ником тоже не хотелось. И вообще, это нахальство - смотреть на других, когда она рядом. Так что теперь… теперь, когда они приедут на место - пусть реабилитируется. Сам согласился, что ему есть за что. Она представила, как все будет - нежные губы, требовательные пальцы… по всему телу - долго, томительно медленно… и весь вечер и ночь впереди… Дыхание участилось. Она бросила на него косой взгляд. Он смотрел на нее. И, такое ощущение, точно знал, о чем она думает.
Щелкнул, закрываясь, замок входной двери. Они посмотрели друг на друга. И события понеслись совершенно по другому сценарию.
Полетели на пол шарф, сумочка, куртка, пальто. Разлетелась по углам торопливо скинутая обувь. Путаясь в ногах, запинаясь о брошенные вещи и не прекращая целоваться - до дивана. Раздеваться не было ни моральных сил, ни, главное, терпения - и вот трикотажное платье просто задрано на талию, жалобно затрещали то ли плотные колготки, то ли круженные шортики. От возбуждения горло схватило комом, и она даже сказать ничего не может. Но он понимает все и так. Легкий толчок мужской ладони ей в спину, коленями на сиденье, руками упереться - одной в спинку дивана, другой - в стену. Прогибается в спине как кошка, пустота внутри, его отсутствие там в данный момент - почти болезненно.
- Нииик…
- Сейчас… - хриплый низкий голос, шелест фольги и вот, наконец-то…
Уже успевшая позабыться острая боль полоснула изнутри.
- Ай!..