- Вот что же за бестолочь-то, а?! - дежурная медсестра резко отодвигает девочку, вынуждая ту упасть на койку. - Тебе что говорили?! Вот сейчас Николаю Глебовичу все расскажу!
- Не надо, пожалуйста! Оставьте! Меня угостили!!!
Не слушая детские крики, медсестра выгребает все из тумбочки, достает из глубин запрятанный пакет с пряниками.
- Что это, Перфилова?! Что это, я тебя спрашиваю?!
- Отдайте, - всхлипывает девочка. - Отдайте, это мое! Меня тетеньки угостили. Отдайте…
- Да что вы творите?! - не выдерживает одна из мам, лежащих тут же, в этой палате, с ребенком. - Девочка и так сирота, из детдома. А вы ее еще и последнего лишаете. Жалко вам что ли? Мы угостили, а вы…
- Нельзя ей! - резко поворачивается к взрослым медсестра. - Нельзя. Говорили же! Ни пряников, ни печенья, ничего мучного ей нельзя! Господи, ну она-то маленькая, дурочка еще…
- Как вам не стыдно!
- Да это вам должно быть стыдно! Вы-то взрослые люди, матери! Все, пойду дежурному врачу пожалуюсь!
Уже отбой, но свет не гасят, девочка из детдома лежит на кровати, уткнувшись в стену, тихо плачет. Рядом, через пару коек, возмущенно обмениваются мнениями две мамаши - о жестокости и душевной черствости медперсонала отделения.
- Анютка, скажи мне, что Галина Михайловна пошутила, - в палату заходит рыжеволосый молодой врач. - И что ты не лопала эти пряники, а они у тебя просто так в тумбочке лежали.
- Меня тетеньки угостили! - девочка отворачивается от стены.
- Тетеньки идиотки, - невозмутимо парирует доктор. - А ты знаешь, что тебе нельзя пряники. Ну, лопала?
- Лопала, - упрямо.
- Сейчас ремня всыплю.
Одна из мам возмущенно охает, но Аня Перфилова нисколько не пугается.
- Не всыплете.
- На спину ложись и ночнушку поднимай.
Девочка переворачивается на спину и привычно задирает рубашку, демонстрируя дешевые хлопчатобумажные трусики в катышки и измазанный зеленкой длинный безобразный шов во весь маленький детский живот. Пара уверенных движений взрослых пальцев, и девочка вскрикивает.
- Здесь?
- Да?
- А тут?
- Да!
Врач со вздохом встает с кровати.
- Лежи пока… Аня.
А потом делает пару шагов, становясь в центре палаты, складывает руки на груди. И начинает говорить - ровно, спокойно. Впрочем, до конца выдержать этот тон у него все равно не получается.
- У девочки спаечная кишечная непроходимость. Вы знаете, сколько раз ее оперировали? В предпоследний раз - полгода назад! В последний - пять дней назад. Ей нельзя мучного! У нее диета! А вы… Да, конечно, врачи и медсестры злые! А вы, мать вашу, добрые самаритянки! Облагодетельствовали сиротку!
- Да какое вы имеете право так с нами разговаривать?!
- А какое вы имеете право нарушать врачебные предписания?! Да еще относительно чужого ребенка?!
- Мы не знали…
- Пи… врать мне тут не надо! Всех предупреждали! Я! Сам! Лично! А можно еще мозги включать и подумать - может быть, девочке мучное не от природной жестокости запрещают есть? А для этого есть причины?
- Ну, извините, пожалуйста!
- Засуньте себе свои извинения, знаете, куда?! - он сжимает губы, сдерживая себя. Потом произносит пару фраз без звука, а, затем, не выдержав, уже на выходе из палаты: - Курицы безмозглые!
Ночью Аню Перфилову все-таки пришлось экстренно прооперировать.
- Николай Глебович, я только на работу пришел, а мне на тебя уже нажаловаться успели. Что ты там опять с бабами не поделил?!
- Благодаря этим бабам мы с Пал Палычем сегодня ночью экстренно оперировали Аню Перфилову из двенадцатой палаты.
- Мы ж ее несколько дней назад оперировали?
- Добрые тетеньки в палате накормили ее пряниками.
- Бл*дь!
- А я сказал гораздо мягче!
- Николай, да что хочешь говори! Но не при пациентах! Как девочка?
- В реанимации.
- Как операция прошла?
- Как научили.
- Ладно, - вздыхает заведующий. - Я сам еще поговорю… с жалобщицами. Но, Николай, я тебя по-хорошему прошу - держи свой темперамент в узде! Не надо говорить людям все, что ты о них думаешь.
- А как они тогда узнают правду?
- Самойлов! Хочешь работать в медицине - умей вовремя промолчать! Понял меня?
- Понял.
Надя внимательно наблюдает за уверенными движениями мужских рук. Вспоминает, как ее это изумило в первый раз - как Ник обращается с ее сыном. Они сами с Виком первое время до ужаса боялись что-то не то сделать, когда брали ребенка на руки. Бабушки целый месяц приезжали по очереди внука купать, пока молодые родители освоились. А Ник… В его огромных ручищах маленький ребенок казался совершенно хрупким, но что-то в спокойной неторопливости этих рук убеждало в абсолютном профессионализме их обладателя.
- Коля, ну что?
- Да все отлично, Надюш. С богатырем нашим полный порядок. Думаю, обойдемся без операции.
- Думаешь?
- Пока рано утверждать точно, но вполне вероятно.
- Хорошо. Ты же с работы? Голодный? Кушать будешь?
- Ааа… ммм… кто готовил?
- Ну, знаешь ли! Хамить не надо! Я научилась вполне прилично готовить! За голубцы мне даже папа твердую четверку поставил.
- Ну, если Стас Саныч четверку поставил…
- Обойдешься! - фыркнула Надя. - Раз такой привереда!
- Ну, пожалуйста… Накорми голодного доктора.
- Доктор вечно голодный. Пошли.
И, спустя десять минут:
- Надь, а добавки можно?
- А волшебное слово?
- Пожалуйста! Очень вкусно, правда.
- То-то же, - снисходительно усмехается Надя, забирая у него тарелку. Но на щеках выступает румянец довольства. Дожили - Надя Соловьева радуется комплиментам своим голубцам!
- Вик во сколько придет?
Вместо Нади отвечает дверной звонок.
- А вот и он, - Надя передает Нику сына. - Покарауль хулигана, пока я дверь открываю.
Замок в прихожей щелкнул, что-то негромко произнес Вик, потом стало тихо. Ваня дотянулся до ложки и звонко стукнул ею по столу.
- Давай-давай, - подбодрил крестника Ник. - Зови родителей. Спорим, они там целуются?
- Завидуй молча, - молодые родители зашли на кухню, обнявшись. Потом Надя прошла к плите, а Вик протянул другу ладонь для рукопожатия. Навстречу ему ответно протянулась рука Ника и ручки Вани Баженова.
- Витя, руки сначала помой!
- Что за жизнь, - чуть позже отозвался, выходя из ванной, Вик, - приходишь с работы домой, а на твоей кухне, на твоем любимом месте сидит какой-то тип.
- А ты работай больше - я еще и жену твою соблазню!
Вик переглядывается с Надей, а потом они начинают хохотать одновременно.
- Бедный малыш, - Ник демонстративно гладит по голове грызущего черенок ложки крестника, - родители у тебя со странностями.
Смех смехом, а про соблазнение он сказал в каком-то смысле правду. Учитывая сходство сестер…
Не думать!
- Чаю нальете, хозяева?
- И даже печенья дадим.
Когда они уже пили чай и обменивались с Виком новостями, зазвонил Надин телефон. Ваня радостно гулькнул, увидев у матери в руках любимую игрушку, и был тут же сдан на руки отцу, после чего Надя ответила в телефон:
- Привет, Любаш.
Тут Ник почему-то отставил поднесенную ко рту чашку с чаем, чем Ванечка сразу же воспользовался. Хорошо, что чай был уже не горячий. В общем, они с Ваниной помощью пролили чай, потом вытирали стол и пол под возмущенные вопли малыша. Надя ушла разговаривать в комнату.
- Забирай хулигана, я чай допью. Ну, что там у Любы случилось? - интересуется Вик, когда супруга возвращается на кухню.
- Да со своим очередным ругается в дым, - морщится Надя. - На извечную Гамлетовскую тему: дать или не дать?
- Замуж ей пора.
- Пусть погуляет, - усмехается Надя.
- Чую, догуляется она… - с видом закоснелого брюзги парирует Вик. - Вашу сестру надо как можно раньше окольцовывать.
- Но-но-но! Разговорчики в строю!
Вик в ответ лишь ухмыляется.
- А очередной - это который?
- Марк.
- Это тот тощий белобрысый хмырь, в которого Ванька плюнул?
- Ага, - хихикнула Надя. - И потом - кто бы говорил! Ты сам-то… огромный толстый брюнет, можно подумать.
- Но я и не тощий!
- Это точно. Тебя все-таки откормили за год семейной жизни, - ехидно встревает Ник.
- Да его что корми, что не корми… Не впрок.
- Все равно он противный. Какой-то скользкий тип, - упорствует Вик. - Пусть Люба его на фиг посылает. Он нашей девочки недостоин.
- Ты хуже папы! - Надя так знакомо закатывает взгляд к потолку. - Мало ли что противный. Может, Любе он нравится. Не тебе с ним спать.
- Хорошо, что я уже поел. Ты как скажешь…
- Ой, какие мы впечатлительные. Вик, а ты помнишь, какой завтра день?
- Помню.
- И?
- Букет роз?
- Нет!
- Коробка конфет?
- Я на диете!
- Ммм… Плюшевый мишка с сердечком?
- Витя… - предупреждающе.
- Флакончик Rose Lumiere?
- Укушу!
- Ладно-ладно, я понял. Позвоню маме, она завтра посидит с Ваней, а мы куда-нибудь сходим, да?
- Да! - звонкий поцелуй в щеку.
Когда видишь чужое счастье так близко, обмануться невозможно. Они действительно счастливы, любят друг друга и счастливы. Кто бы мог подумать, что одна из сестер Соловьевых может сделать счастливым обыкновенного парня, вроде Вика. Или его самого.
Марк доставал ее просто ежедневно. Так дальше нельзя. Надо или послать его к черту и разрывать отношения. Или… или соглашаться. Потому что это уже реально даже не смешно.
Не хотелось делать ничего. Почему ее просто не могут оставить в покое все?! Почему все в этой жизни происходит не так, неправильно, наперекосяк?!
Марк поставил ей завуалированный ультиматум. Очередная пафосная дата - День всех влюбленных. На Новый Год не вышло, так вот теперь новая идея-фикс. И она согласилась. По одной-единственной причине. Потому что ей пришла в голову странная мысль, что если она пошлет Марка к черту, то это будет вроде бы как из-за Ника. Нет уж, такой чести звероящер недостоин!
И вот теперь они будут отмечать День всех влюбленных у Марка дома. Понятное дело, что все это только повод для того, чтобы наконец-то затащить ее в постель. Исключительно из вредности она утром надела самое скромное белье, что нашла в шкафу. Эх, жаль, нет у нее в гардеробе таких теплых байковых панталон до колена, желательно, отвратительного розового цвета. Вот это был бы сюрприз дорогому Марку! Люба посмотрела на себя в зеркало и отвернулась. При мысли, что он будет вот так же смотреть на нее в одном белье, а потом и вовсе без - передернуло. Почему мысли об интимной близости с одним вызывают отвращение, а с другим… С другим вообще какая-то непонятная хрень!
Второй раз боль была почти терпимой. Но зачем она вообще - эта боль?! Несправедливо. Потому что до определенного момента ей с ним было хорошо. Даже очень… хорошо. И однозначно хотелось большего. Только вот это большее и во второй раз обернулась болью. Странная эта штука - секс. Странная и непонятная. И хорошо, и больно одновременно. Хотя, возможно, дело действительно… в крупногабаритности звероящера. И с Марком все будет иначе. Люба зажмурилась и негромко застонала. У кого бы спросить… Кто бы научил ее, как вытерпеть близость мужчины, который вызывает такое отвращение?! И отказаться уже не может. Потому что… потому что звероящер недостоин такого - чтобы из-за него отказывались! Чтобы быть единственным. Больно много чести ему!
Она сказала: "Не звони мне!". А он и не будет. Но просто так он это оставить не может уже. Какого-то дьявола он не может оставить это все так. Так… неправильно! И Марк там этот… ну-ну…
Люба вышла из здания, где находилась ее работа, под руку с каким-то типом, держа огромный букет красных роз. Красивая. Улыбающаяся. С другим. Он шагнул вперед, даже не думая, что скажет. Просто чтобы…
- Привет.
- Николай? - у нее абсолютно чужое выражение лица, и тон такой церемонный, будто они едва знакомы. Забыла, как голая лежала под ним? - Какими судьбами?
- Вы кто, простите? - пыжится тип рядом.
- Инструктор по рукопашному бою, - он в одно движение оттирает типа от Любы. - Любовь Станиславовна, вы забыли, что у нас сегодня урок?
- Колька, ты охренел?! - с нее махом слетела вся ее напускная церемонность и холодность. - Какой урок!?
- Третий бесплатный, - он забрал у нее букет и всучил в руки оторопевшего от его натиска хмыря.
- Какие уроки? О чем вообще речь? - негодует тип. - Любушка, объясни мне, что происходит?
Хрен тебе, а не Любушка!
- У Любови Станиславовны сегодня по плану урок самообороны. Отменить невозможно. Все заранее согласовано, не так ли, Любовь Станиславовна?
- Коля… - у нее совершенно потрясенные глаза. - Ты пьяный?
- Я не пью. У меня режим. Все, не будем терять время, - он схватил ее за руку. - Всего наилучшего.
- Эй, погодите! Люба!
- Или ты идешь со мной сама, - он наклонился к ее уху. - Или я к черту унесу тебя на руках. Предварительно сунув этого типа башкой в сугроб.
- Ты… ты… ты… - у нее совершенно не находится слов для хоть сколько-нибудь связного ответа.
- Все, время не ждет!
Она едва успевает перебирать ногами, Ник ее буквально тащит. А Марк так и остался стоять там, удовлетворившись ее невнятным: "Ах, да, урок… Я и забыла". И кто Марк после этого? Не мужик точно! Один размазня, другой звероящер! Вот за что ей это?!
- Ты мне так руку выдернешь!
- Извини, - не разжимая ладонь. - А мы и пришли, собственно.
- Куда?
- К машине.
И тут она начинает хохотать. До слез. Нервное напряжение отпускает, наверное. И, несмотря на возмутительное неандертальское поведение Кольки, отчего-то вдруг становится легко и хорошо. Она не хотела этого, в самой глубине души не хотела. А он пришел и спас ее. Принц Звероящер на красном Daewoo Matiz. Люба снова, едва успокоившись, начинает уже сдавленно хихикать.
- Чего ты ржешь? - тон у него вроде бы как обиженный, а глаза улыбаются.
- Ой, спасибооо… насмешииил… - она аккуратно убирает выступившие в уголках глаз слезы. - У тебя ноги из-под днища не торчат? Чем ты думал, когда такую машину выбирал?
- Она не моя. Варькина. Хотя, вообще-то, нам родители одну на двоих машину обещали купить, - он пиликает сигналкой. - А потом… В общем, на тот момент, когда они собрались машину брать, я лежал в больнице под капельницей. И Варвар выбрала, как обычно… лучший вариант для нас обоих. "Коля, ну ты же знаешь - я боюсь больших машин!", - весьма удачно передразнил он сестру. - А то, что я в маленькие не влезаю - об этом она не подумала. А отец сказал, что это мои проблемы, что у меня есть мотоцикл, а гараж не резиновый, и вообще… В общем, вот такая вот история с этой машиной, - невесело заключил он.
Люба вдруг перестала смеяться. Кое-что в его словах зацепило ее, и конкретно.
- Под капельницей? А… зачем? Почему? В смысле, я не знала, что у тебя что-то серьезное было со здоровьем.
- Да так, ерунда, - он отмахнулся. - Садись в машину.
- Нет.
- Люба… - он вздохнул.
- Ты первый, - она демонстративно сложила руки на груди. - Хочу посмотреть на это шоу.
Ник не выдержал и улыбнулся.
- Твое право. Если верить Варьке, - тут он еще раз вздохнул, - это действительно смешно.
Садился он в машину спиной вперед. Потом наклонил голову, и лишь затем втянул внутрь салона свои длинные ноги.
- Эй, шеф, - Люба наклонилась, заглядывая в машину. - А там для пассажира вообще место еще есть?
- Садись, давай, - усмехнулся Ник. - Счетчик включен.
- Ну, и куда мы едем?
- Ко мне домой.
- Чай пить? - как можно ехиднее.
- Вроде того.
- Слушай, ты, инструктор… по рукопашному бою! Ты, между прочим, сорвал мне свидание! С моим постоянным молодым человеком!
- Угу. С постоянным молодым человеком. Странные у вас отношения, скажу я тебе. Учитывая… хм… ряд обстоятельств.
- Не твое дело! Между прочим, мы планировали сегодня… - тут она краснеет, понимая, что сказала явно лишнее.
- А до сегодняшнего дня вы что… не?…
- Самойлов!
- У вас было что-то или нет?
- А с чего ты взял, что у тебя есть право задавать мне такие вопросы?! - она снова заводится и хочется скандалить. Какие-то американские горки с настроением в последние полчаса - то злость, то смех.
- Нет у меня такого права, - ровно соглашается Ник, не отрывая взгляд от дороги. - Так было или не было?
Она молчит какое-то время. А потом вдруг, тихо:
- Нет. Не было. После тебя никого не было. И вообще - не было…
Ему приходится отвернуть лицо к боковому стеклу - сдержать довольную улыбку невозможно.
- Но учти! Это еще ничего не значит! И не мечтай - я не собираюсь больше… потакать твоим капризам! Если ты думаешь, что тебе стоит только щелкнуть пальцами - и я тут же…
- Тут же - что? - темно-рыжая бровь прямо-таки сардонически вздернута.
- Тут же брошусь к тебе в постель! И не рассчитывай! И вообще… - у нее внезапно заканчиваются слова.
- Зачем ты тогда со мной едешь?
Вопрос кажется настолько неприкрыто издевательским, что Люба задыхается от возмущения.
- Знаешь, что?! Не знаю, что ты там себе вообразил, но ты мне противен! Я не хочу тебя, понял?! Останови машину! Немедленно!