Псина не выглядела так, будто сожалеет.
Мэлори заговорил дальше:
- Меня беспокоит не то, что у людей снаружи, а то, что внутри. С тех пор, как я был ребёнком, я был способен видеть ауры и всё такое. Индивидуальность. И если человек...
- Подождите, вы сказали, что можете видеть ауры?
- Джейн, я не ожидал, что как раз ты будешь судить.
Блу была хорошо знакома с идеей об аурах – энергетических полях, которые окружали все живые объекты. Орла проходила через подростковый период, рассказывая каждому, что говорят о них ауры. Она сообщила Блу, что её аура говорила о её росте. Она была довольно ужасным подростком.
- Я не судила! - заверила она Мэлори. - Я уточнила. Это относится к Псине, потому что...?
- Потому что когда люди слишком близко ко мне, их ауры дотрагиваются до меня, а если слишком много аур дотрагиваются до меня, это меня запутывает и заставляет чувствовать, как по-дурацки называют врачи, тревогу. Врачи! Дураки. Я не знаю, рассказывал ли тебе когда-нибудь Гэнси о том, как мою мать убила британския система здравоохранения...
- О, да, - быстро солгала Блу. Ей было очень любопытно послушать о том, как Мэлори видит ауры, что точно в её интересах, и нелюбопытно слушать о смертях матерей, которые были решительно вне круга её интересов.
- Это шокирующая история, - сказал Мэлори с каким-то удовольствием. Затем то ли из-за лица Блу, то ли из-за её телосложения, он поведал ей историю. И закончил со словами: - И я мог наблюдать, как её аура медленно исчезала. Так что видишь, вот как я знаю, что Гвенллиан принадлежит такому месту, как это.
Блу вернула своему лицу выражение.
- Погодите-ка. Что? Я что-то пропустила.
- Её аура как твоя... она синяя, - сообщил он. - Ясновидящая аура!
- Правда? - Она собиралась быть чрезвычайно раздражённой, если именно так она получила своё имя... как будто назвали щенка Пушистиком.
- Такой цвет ауры у тех людей, кто может прорывать завесу.
Она решила, что сообщение о том, что фактически она не могла прорвать завесу, только продлило бы беседу.
- Вот почему меня первоначально тянуло к Гэнси, - продолжил Мэлори. - Несмотря на его подвижную индивидуальность, у него очень приятная и нейтральная аура. Я не ощущаю, что я с другим человеком, когда я с ним. Он не забирает у меня силы. Теперь он немного громче, но не сильно.
У Блу было очень ограниченное понимание того, что значило "подвижный", и из-за этого ограниченного понимания ей пришлось нелегко в попытках применить это слово к Гэнси. Она спросила:
- Какой он был тогда?
- Это были прекрасные дни, - ответил Мэлори. Затем, после паузы, добавил: - Кроме тех дней, которые такими не были. Он тогда был меньше.
Способ, которым он произнёс "меньше", заставлял думать, будто он говорил не о росте, и Блу показалось, она знала, что он имел в виду.
Мэлори продолжил:
- Он всё ещё пытался доказать, что у него были не просто галлюцинации. Он был всё ещё довольно одержим самим событием. К его счастью, кажется, он вырос из этого.
- Событие... укусы? Я имею в виду, смерть?
- Да, Джейн, смерть. Он озадачивал её всё время. Он всегда привлекал пчёл, ос и всякое такое. Кричал от ночных кошмаров... Он должен был иметь собственный дом, потому что я не мог так спать, как ты можешь себе представить. Иногда эти припадки случались и в течение дня. Мы только бродили по тропе в Лестершире, и следующее, что я знал, он на земле царапал своё лицо, словно психически больной. Тем не менее, я ему дал время, и он двигался своим чередом и был в порядке, будто ничего не случилось.
- Как ужасно, - прошептала Блу. Она представила эту лёгкую улыбку, которую Гэнси научился набрасывать на своё истинное лицо. Она со стыдом вспомнила, как однажды задалась вопросом, что заставило парня, как он, парня, у которого было всё, обучиться этому навыку. Как несправедливо она полагала, что любовь и деньги исключают боль и страдания. Она подумала об их ссоре в машине прошлой ночью с некоторой виной.
Мэлори, казалось, не слышал её.
- Хотя такой исследователь. Такой острый нюх на скрытые вещи. Ты не можешь такой натренировать! С таким надо родиться.
Она слышала голос Гэнси в пещере, глухой и испуганный:
- Осы.
Её затрясло.
- Конечно, потом однажды он исчез, - задумался Мэлори.
- Что? - Блу резко сфокусировалась.
- Мне не следовало быть удивлённым, - ненавязчиво сказал профессор. - Я знал, он был великим путешественником. Но я думал, мы до конца не закончили исследования. У нас были равные шансы исправить это. Но тут одним утром он просо исчез.
- Как исчез?
Псина забралась на грудь Мэлори и теперь лизала его подбородок. Мэлори его не прогонял.
- Ох, исчез. Вещи, сумки. Он многое оставил, то, что ему не было нужно. Но он так и не вернулся. Прошли месяцы, прежде чем он позвонил мне снова, будто ничего не произошло.
Было трудно представить Гэнси, оставляющим что-либо таким способом. Вокруг него были все вещи, за которые он яростно цеплялся.
- Он не оставил записки или чего-то такого?
- Просто исчез, - пояснил Мэлори. - После этого мне иногда звонила его семья, пытаясь выяснить, куда он исчез.
- Его семья? - Она чувствовала себя так, будто ей поведали историю про другого человека.
- Да, я, конечно, рассказал им, что мог. Но я, правда, не знал. Перед тем, как он пришёл ко мне, это была Мексика, после, думаю, Исландия, перед Штатами. Сомневаюсь, что всё ещё знаю и половину. Он собирался и двигался так легко, так быстро. Он так делал много раз до Англии, Джейн, она для него была как старая шляпа.
Прошлые беседы медленно перестраивались в голове Блу, приобретая новые смысловые оттенки. Она припомнила одну напряжённую ночь на склоне горы, проведённую в наблюдении за тем, как Генриетта сверкает, будто волшебная деревня. Он тогда сказал "дом", будто это причиняло ему боль. Будто он не мог в это поверить.
Не то чтобы история, рассказанная Мэлори, противоречила Гэнси, которого она знала. Скорее Гэнси, которого она видела, был частично истинным.
- Это была трусость и глупость, - раздался голос Гэнси из дверного проёма. Он облокотился на косяк, убрав руки в карманы, как часто делал. - Мне не нравились прощания, так что я просто воздержался, и я не думал о последствиях.
Блу и Мэлори уставились на него. Было невозможно сказать, как долго он там стоял.
- Очень славно с вашей стороны, - продолжил он, - не говорить ничего этого мне. Это больше, чем я заслуживаю. Но зная всё, я сожалею. Сильно.
- Ну, - сказал Мэлори. Казалось, ему было жутко неудобно. Псина смотрела в сторону. - Ну. Каков вердикт вашей пещерной женщине?
Гэнси положил лист мяты в рот. Было невозможно не думать о прошлой ночи, когда он положил один и ей.
- Она останется здесь. Сейчас. Это не я, это Персефона. Я предложил обустроить первый этаж Монмаута. Это, может, прекратит то, что происходит.
- Кто она? - спросила Блу. Она попыталась назвать имя: - Гвенллиан.
Она произнесла его неверно – двойная "л" не звучала так, как выглядела.
- У Глендовера было десять детей с его женой, Маргарет. И, по крайней мере, четыре... не с ней. - Гэнси сообщил эту часть с отвращением; было ясно, что он не находил такое подходящим для своего героя. - Гвенллиан – одна из четырёх незаконнорожденных по записям. Существовали две другие очень известные Гвенллиан, которые были связаны с валлийской свободой.
Было что-то ещё, что он хотел сказать, но не стал. Это означало, что оно было неприятным или скверным. Блу произнесла:
- Говори начистоту, Гэнси. Что?
Он продолжил:
- Тот способ, которым она была похоронена – дверь гробницы с Глендовером на ней, как и крышка гроба. Не с её изображением. Мы можем спросить её, хотя вытащить реальную информацию из неё довольно сложно, но мне кажется, скорее всего, она была похоронена в фиктивной могиле.
- Как это?
- Иногда, когда есть очень богатая могила или очень важная, то где-то рядом находится могила-двойник, которую легче отыскать, чтобы позволить расхитителям гробниц найти что-нибудь.
Блу была возмущена:
- Его собственную дочь?
- Незаконнорожденную, - уточнил Гэнси, но не испытывая по этому поводу удовольствия. - Ты слышала её. В наказание за что-то. Это всё так противно. Я умираю от голода. Куда Пэр... ушли Адам и Ронан?
- Купить припасов для Гвенллиан.
Он посмотрел на свои грандиозные красивые часы своим грандиозным озадаченно-нахмуренным взглядом.
- Давно?
Она скорчила рожицу.
- Вроде того.
- Что мы сейчас делаем? - спросил Гэнси.
Из другой комнаты Кайла проорала:
- ИДИ КУПИ НАМ ПИЦЦУ С ЭКСТРА СЫРОМ, БОГАТЕНЬКИЙ РИЧ.
Блу заметила:
- По-моему, ты начинаешь ей нравиться.
Глава 31
Ронан поехал обратно к Святой Агнесс. Адам подумал, что тот собирается подняться в квартиру Адама над офисом, но, когда они оказались на улице, Ронан повернул и направился ко входу в саму церковь.
Хотя Адам и жил над церковью, внутри неё он ни разу не был с тех пор, как переехал сюда. Пэрриши никогда не были чьми-либо прихожанами, и, хотя, Адам подозревал, что Бог, возможно, существует, он также подозревал, что это неважно.
- Линч, - сказал он, когда Ронан открыл дверь в мрачное святилище. - Я думал, мы собираемся поговорить.
Ронан обмакнул палец в святую воду и прикоснулся им ко лбу.
- Пусто.
Но церковь не чувствовалась пустой. Казалось, она заставляла ощущать клаустрофобию ароматом ладана, вазами заморских лилий, стопками белой ткани, сломанным, пристальным взглядом скорбящего Христа. Она кровоточила историями, которых Адам не знал, обрядами, которые Адам никогда не узнает, связями, которые никогда не разделит. Она была заполнена напевами истории, которые заставляли его почувствовать лёгкое головокружение.
Ронан ударил Адама по руке тыльной стороной ладони.
- Пошли.
Он прошёл вдоль задней стороны сумрачной церкви и открыл дверь на крутую лестницу. Наверху Адам обнаружил себя на укромном балконе, заставленном двумя скамейками и органной трубой. Статуя Девы Марии (наверное, Девы Марии?) протягивала к нему свои руки, но это было потому, что она не знала его. А затем вновь она умоляла уже Ронана, и, скорее всего, его она знала. У её ног горело несколько свечей.
- Здесь сидит хор, - сказал Ронан, садясь за орган. Без предупреждения он заиграл ужасно громкий и отвратительно звонкий фрагмент.
- Ронан! - прошипел Адам. Он взглянул на Марию, но её, похоже, ничего не беспокоило.
- Да я же тебе сказал, нет тут никого. - Когда Ронан понял, что Адам ему не верит, то объяснил: - Сегодня день исповеди в Вудвилле, и они отправили принять участие в нём нашего преподобного. Именно в такие дни обычно Меттью упражнялся в игре на органе, потому что никого не было в округе, чтобы оценить, насколько отстойно он играл.
Адам, наконец, сел на одну из церковных скамей. Прислонившись щекой к гладкой спинке, он смотрел на Ронана. Как ни странно, Ронан принадлежал и этому месту, как он принадлежал Барнс. Эта шумная, пьянящая религия создала его точно так же, как мир грёз его отца. Казалось, столько всего, сколько было намешано в Ронане, в одном человеке существовать не может. Адам начал осознавать, что Ронана он совсем не знал. Или точнее, ему была известна его часть, а он принял её за Ронана целиком.
Мимо Адама проплыл аромат Энергетического пузыря – запах деревьев после дождя, и он понял, что пока он смотрел на Ронана, Ронан смотрел на него.
- Итак, Гринмантл, - озвучил он, и Ронан отвел взгляд.
- Урод. Ага.
- В первую ночь я просмотрел все доступные публикации. - Ронану ничего не стоило сделать это и самому, но, возможно, он хорошо знал, что Адаму нравятся головоломки. - Дважды доктор, дом у Бостоне, за последние восемнадцать месяцев три штрафа за превышение скорости, бла-бла-бла.
- А что по поводу его паутины?
- Не имеет значения, - ответил Адам. Ему потребовалось лишь немного времени, чтобы получить легко доступную версию жизни Колина Гринмантла. И чуть больше времени, чтобы понять, что это, на самом деле, была не та жизнь, которая ему была нужна. Ему не нужно было тратить силы на уничтожение паутины... возможно, с ней и ничего нельзя было сделать. Ему нужно было сплести новую паутину.
- Ну разумеется, это важно. Здесь всё важно.
- Нет, Ронан, слушай... иди сюда.
Адам начал писать в пыли на скамейке рядом. Ронан присоединился к нему, пригнувшись, чтобы прочитать написанное.
- Что это?
- То, что мы бы хотели прояснить, - сказал Адам. Он проработал всё мысленно. Хотя легче было бы написать это всё на бумаге, ему было бы проще. Но лучше не оставлять никакого бумажного следа или электронных записей. Только Энергетический пузырь может проникнуть в разум Адама. - Это все доказательства, которые тебе нужно нагрезить, и то, как нам нужно их похоронить.
Некоторые вещи должны были быть буквально похоронены. План был аккуратен в своей концепции, но не в исполнении; это был бы грязный бизнес в чьём-то обрамлении, а убийствам требуются тела. Или, по крайней мере, части тел.
- Кажется, много всего, - заметил Адам, потому что так оно и оказалось, когда он всё расписал в пыли. - Я предполагаю, что это, своего рода, всё. Но это, главным образом, мелочи.
Ронан закончил читать план Адама. Он слегка отвернул лицо от этого ужаса, точно так же, как он отворачивал лицо от нагреженного предмета. Он сказал:
- Но... это не то. Это не то, что сделал Гринмантл.
Ронану не нужно было говорить: это была ложь.
Адам должен был бы догадаться, что для него это будет проблемой. Он изо всех сил пытался объяснить.
- Я знаю, что это не то. Но слишком сложно выставить его в качестве убийцы твоего отца. Для этого требуется тонкость, и здесь так много мелочей. Я не знаю. Он мог бы опровергнуть одну из наших деталей любой настоящей или чем-то настоящим, как в реальной шкале времени, тем, что он на самом деле сделал, и это может разрушить то, что мы бы придумали. Но если я создам вымышленное преступление, то смогу контролировать все его части.
Ронан просто таращился на него.
- Слушай, и это должно быть что-то поистине ужасное, что-то, из-за чего он не захочет пойти в тюрьму, - сказал Адам. Сейчас он чувствовал себя слегка мерзко. Он не мог понять: выражение отвращения на лице Ронана было то ли из-за характера преступления, то ли из-за Адама, способного вообще замыслить такое преступление. Но он настаивал, потому что было слишком поздно, чтобы теперь отступить. - Мы хотим, чтобы он слишком боялся даже думать о том, чтобы открыть рот в возражении. Если его даже обвинят, то ему придёт конец, и он будет знать об этом. Если мы загоним его в угол, с людьми, которые совершают преступления против детей, очень плохо обращаются в тюрьме, и об этом он тоже узнает.
Адам мог видеть две стороны воюющего Ронана. Мог видеть, как невероятно ложь капитулировала.
- Только раз, - быстро добавил Адам. - Это просто один раз. Я мог бы план переделать, чтобы он фактически был о твоём отце, но это было бы не безошибочно. А потом тебе бы пришлось иметь дело судебными разбирательствами. Как и Меттью.
Он почувствовал себя плохо из-за последнего, даже несмотря на то, что это была правда. Потому что он знал, это бы склонило Ронана, и так и произошло.
- Ладно, - грустно согласился Ронан. Он посмотрел на план, написанный по пыли, и нахмурился. - Гэнси бы это не понравилось.
Потому что это был худший вид грязи. Королям не следовало волочить по ней свои подолы.
- Вот почему мы ему ничего не расскажем.
Он ожидал, что Ронан тут заартачится, но тот только кивнул. Они пришли к согласию по двум аспектам: защитить осыпающиеся чувства Гэнси и врать по умолчанию.
- Думаешь, ты сможешь? - поинтересовался Адам. - Тут много специфичного.
Это должно бы стать невозможным. Никто не должен быть способным пригрезить любую из этих штуковин, тем более их все. Но Адам видел, что мог Ронан. Он читал нагреженное завещание, водил нагреженный Камаро и был в ужасе от нагреженного ночного кошмара.
Вполне возможно, что в этой церкви было два бога.
Ронан снова присел на скамью, изучая список, его пальцы лениво пробегались по щетине, пока он думал. Когда он не старался выглядеть как придурок, его лицо было совсем иным, и на какой-то момент Адам ощутил поразительное неравенство их отношений: Ронан знал Адама, но Адам не был уверен в том, что знал-таки Ронана.
- Я сделаю это сейчас, - наконец, выдал Ронан.
- Сейчас? - недоверчиво спросил Адам. - Здесь? Сейчас?
Ронан сверкнул самоуверенной усмешкой, довольный полученной реакцией.
- Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня, Пэрриш. Сейчас. Всё, кроме телефона. Мне нужно увидеть, что у него за модель, прежде чем я смогу её нагрезить.
Адам оглядел безмолвную церковь. Она по-прежнему ощущалась такой населённой. Даже несмотря на то, что он умом верил Ронану, будто церковь пуста, в его сердце она была переполнена... возможностями. Но лицо Ронана излучало вызов, и Адам не собирался отступать. Он сказал:
- Я знаю, какая у него модель телефона.
- Рассказать мне о модели будет недостаточно. Мне нужно её увидеть, - ответил Ронан.
Адам колебался, а затем предложил:
- А что если я попрошу Энергетический пузырь показать тебе этот телефон во сне? Я знаю, какой он модели.
Он ждал, что Ронан запнётся или поинтересуется странностью Адама, но Ронан только выпрямился и потёр руки.
- Ага, хорошо. Хорошо. Слушай, может, тебе всё же стоит уйти. К себе, и встретимся после того, как я всё сделаю.
- Почему?
Ронан объяснил:
- Веришь или нет, не всё в моей голове отлично, Пэрриш. Я говорил тебе. И когда я тащу что-нибудь из сна, иногда не получается притащить только что-то одно.
- Я рискну.
- По крайней мере, дай мне некоторое пространство.
Адам отступил и сел около Девы Марии, пока Ронан растянулся на скамье, стерев сомнительный план джинсами. Что-то в его неподвижности на скамье и в траурном характере освещения напомнило Адаму об изображении Глендовера, которое они видели в гробнице. Спящий король. Хотя Адам не мог представить странное, дикое королевство, которым мог бы управлять Ронан.
- Прекрати наблюдать за мной, - произнёс Ронан, хотя его глаза были закрыты.
- Как угодно. Я собираюсь попросить у Энергетического пузыря телефон.
- Увидимся на той стороне.
Пока Ронан ёрзал, Адам перевёл глаза на свечи у ног Девы Марии. Было труднее смотреть на пламя, чем в чашу с чёрной водой, но цель была та же самая. Его зрение расплывалось, он чувствовал, как его разум ослабевал и отделялся от тела, и прямо перед тем, как он вылетел из себя, он попросил Энергетический пузырь дать Ронану телефон. "Попросил" было не совсем правильным словом.
"Показал" - лучше, потому что он показал Энергетическому пузырю, что ему нужно: изображение телефона, являющегося Ронану.
О времени судить было невозможно, когда он занимался ясновидением.