- Нет, просто поэтом. Ты слышала Мэлори в машине. Они были очень поэтизированы... поэт... политизированы. - Гэнси посмеялся над собственной заминкой. - Поэты были политизированы. Знаю, тут язык точно не сломаешь. Я весь день слушал Мэлори. П-п-политизированы. Поэты. Иоло писал реально лестные стихи о прошлой доблести Глендовера, его доме и землях. О его семье. И тому подобном. О, а что я тут вообще ищу?
Он остановился, чтобы определить местонахождение крошечной микроволновки. Изучил внешний вид кружки, прежде чем налить в неё воду. Вынимая лист мяты из кармана, чтобы его пососать, он заговорил, пока вода подогревалась.
- Кстати, если бы Глендовер был Робин Гудом, то Иоло Гох был бы... тем другим парнем.
- Девицей Мэриан, - подсказала Блу. - Маленьким Джоном.
Гэнси указал на нее.
- Как Бетмен и Робин. Но он погиб в Уэльсе. Мы можем поверить, что он вернулся в Уэльс после того, как оставил Глендовера здесь? Нет, я такой вариант отклоняю.
Блу любила такого нудного, учёного Гэнси, слишком окутанного фактами, чтобы сообразить, как он оказался снаружи. Она поинтересовалась:
- У Глендовера была жена, так?
- Умерла в Лондонском Тауэре.
- Братья, сестры?
- Обезглавлены.
- Дети?
- Миллион, но большинство были заключены в тюрьму и умерли или просто умерли. Он потерял всю семью во время восстания.
- Тогда поэт!
Гэнси спросил:
- До тебя когда-нибудь долетал слух, что, если кипятишь воду в микроволновке, то она взорвётся, когда ты её коснешься?
- Вода должна быть чистой, - ответила она. - Дистиллированной. Обычная вода не взорвётся из-за минералов. Не нужно верить всему, что читаешь в интернете.
Ревущий звук перебил их, внезапный и всеобъемлющий. Блу вздрогнула, а Гэнси просто поднял глаза вверх.
- Это дождь по крыше. Должно быть, слив.
Он повернулся с кружкой в руках, и внезапно они оказались в дюйме друг от друга. Она могла учуять запах мяты у него во рту. Видела, как двигалось горло, когда он глотал.
Она была разгневана на своё тело за предательство, за то, что желала его не так, как любого из других парней, за отказ слушать её настойчивые убеждения, что они только друзья.
- Как твой первый день в школе, Джейн? - спросил он голосом, другим, не как прежде.
Мама ушла. Ноа взорвался. Я не пойду в колледж. Я не хочу идти домой, где всё странное, и не хочу возвращаться в школу, где всё нормальное.
- Ох, ты знаешь, общественная школа, - сказала она, не встречая его взгляда. Вместо этого она сконцентрировалась на его шее, которая была прямо на уровне её глаз, и на том, как воротник неровно лежал по его коже из-за адамова яблока. - Мы просто весь день смотрели мультики.
Она предполагала, что выйдет иронично, но не думала, будто у неё получилось.
- Мы найдем её, - сказал он, и в её груди снова появилась боль.
- Я не знаю, хочет ли она быть найденной.
- Всё ясно, Джейн, если... - Он остановился и взболтал чай. - Надеюсь, Мэлори не хочет молока. Я совершенно забыл.
Ей было жаль, что она не могла пробудить ту Блу, которая презирала его. Ей было жаль, что она не знала, почувствует ли себя Адам плохо из-за этого. Ей было жаль, что она не знала, заставит ли борьба с этим чувством предсказанный конец Гэнси послабее её разрушить.
Она закрыла микроволновку. Гэнси вышел из комнаты.
На диване Мэлори рассматривал чай, как человек смотрел бы на смертный приговор.
- Что ещё? - мягко спросил Гэнси.
Мэлори столкнул с себя Псину.
- Я бы хотел новое бедро. И лучшую погоду. А... всё равно. Это твой дом, и я знаю, что я посторонний и далёк от того, чтобы критиковать или вообще переходить границы. Однако известно ли тебе, что кто-то там есть, под...
Он указал на темную от грозы площадку под бильярдным столом. Если бы Блу сощурилась, она могла бы разглядеть фигуру в чёрном.
- Ноа, - сказал Гэнси, - выходи немедленно.
- Нет, - ответил Ноа.
- Ну, вижу, вы друг друга знаете, и всё в порядке, - произнёс Мэлори таким голосом, будто кто-то чует наступление проблемы, но не взял с собой зонт. - Я буду в своей комнате залечивать последствия смены часовых поясов.
После того, как он удалился, Блу с раздражением воскликнула:
- Ноа! Я тебя звала и звала.
Ноа остался там, где был, обернув руки вокруг себя. Он выглядел заметно менее живым, чем ранее; было что-то размытое в его глазах, что-то нечёёткое с их краями. Отчасти было тяжело смотреть на место, где остановился Ноа и где начиналась тень под ним. Что-то неприятное происходило в горле Блу, когда она пыталась понять, что не так с его лицом.
- Я устал от этого, - сказал Ноа.
- Устал от чего? - ласково поинтересовался Гэнси.
- От разложения.
Он плакал. Вот что было неправильно с его лицом, осознала Блу. Ничего сверхъестественного.
- Ох, Ноа, - произнесла Блу, присаживаясь.
- Что я могу сделать? - спросил Гэнси. - Мы. Что мы можем сделать?
Ноа пожал плечами слезливым способом.
Блу внезапно отчаянно испугалась, что Ноа мог бы захотеть по-настоящему умереть. Казалось, этого хотят большинство призраков - покоиться с миром. Ужасная мысль навсегда сказать прощай. Её эгоизм сильно боролся с каждым граммом этики, которую она получила от женщин своей семьи.
Чёрт. Она должна.
Она задала вопрос:
- Ты хочешь, чтобы мы нашли способ... ммм... должным образом... упокоить...
Прежде чем она даже закончила, Ноа начал качать головой. Он притянул ноги ближе к себе.
- Нет. Нет-нет-нет.
- Ты не должен стыдиться, - сказала Блу, потому что это звучало так, как сказала бы её мама. Она была уверена, что мама добавила бы ещё что-нибудь утешительное о загробной жизни, но в этот раз она не могла найти ничего утешительного, так как сама хотела бы утешиться. Запинаясь, она закончила: - И не должен бояться.
- Вы не знаете! - воскликнул Ноа с неясной истерикой. - Вы не знаете!
Она протянула руку.
- Ладно, эй...
Ноа повторял:
- Вы не знаете!
- Мы можем поговорить об этом, - сказал Гэнси, как будто разлагающаяся душа была тем, что могло решиться при помощи разговора.
- Вы не знаете! Вы не знаете!
Ноа встал. Такое было невозможно, так как под бильярдным столом не было места, чтобы он мог стоять. Но он каким-то образом просочился с обеих сторон, окружая Гэнси и Блу. На зеленой поверхности отчаянно затрепетали карты. Облако пыли вылетело из-под стола и помчалось по улицам миниатюрной модели Генриетты Гэнси. Настольная лампа заморгала.
Температура упала.
Блу видела, как расширились глаза Гэнси за облаком, возникшим от его собственного дыхания.
- Ноа, - предупредила Блу. У неё закружилась голова, так как Ноа отбирал её энергию. Она уловила струйку, как ни странно, запаха старого ковра в кабинете школьного консультанта, а затем живой, зеленый запах Энергетического пузыря. - Это не ты!
Ветряной вихрь всё ещё усиливался, хлопая бумагами и опрокидывая стопки книг. Псина лаяла из-за закрытой двери старой комнаты Ноа. Мурашки поползли по коже Блу, и её конечности отяжелели.
- Ноа, перестань, - произнёс Гэнси.
Но он не перестал. Дверь затрещала.
Блу сказала:
- Ноа, теперь я прошу тебя.
Его не заботило, или там не было достаточно Ноа, чтобы заботиться.
Стоя на шатких ногах, Блу начала использовать все защитные образы, которым обучила её мама. Она представила себя внутри небьющегося стеклянного шара; она видела все, но никто не мог её коснуться. Она представила белый свет, пронзающий грозовые облака, крышу, темноту Ноа, отыскивающий Блу, покрывающий её бронёй.
Затем она выдернула вилку из розетки, которой была Блу Сарджент.
Комната затихла. Бумаги улеглись. Свет ещё раз моргнул и укрепился. Она услышала тихий всхлип, а потом абсолютную тишину.
Гэнси выглядел шокированным.
Ноа сидел в центре комнаты, бумаги вокруг него, мятные пластинки запачкались от его рук. Он весь сгорбился, тени не было, его фигура была худощавой, испещрённой полосами и едва видимой. Он снова плакал.
Очень тихим голосом он обратился к Блу:
- Ты говорила, я могу пользоваться твоей энергией.
Она встала на колени напротив него. Ей хотелось его обнять, но его на самом деле там не было. Без её энергии он был тонким, как бумага, он был черепом, он был воздухом в форме Ноа.
- Не так.
Он прошептал:
- Прости меня.
- И ты меня.
Он закрыл лицо, а затем исчез.
Гэнси произнёс:
- Это было впечатляюще, Джейн.
Глава 8
В тот вечер Блу откинулась на ствол раскидистого бука на своем заднем дворе, её глаза считали звезды, а пальцы прикасались к холодной гладкой коре одного из корней. Свет кухни, проникающий через раздвижные двери, казался далёким.
"Это был впечатляюще, Джейн".
Хотя Блу прекрасно осознавала положительные эффекты от своих способностей, она, по правде говоря, никогда не задумывалась об их изнанке. И, тем не менее, Ноа разнёс бы Фабрику Монмаут, если бы она не отрезала себя от него.
Сквозь буковые листья подмигивали звёзды. Она где-то прочла, что новые звезды формируются парами. Бинарные звезды, движущиеся по кругу в непосредственной близости друг от друга, становятся одиночными только тогда, когда их партнер сталкивается с другой парой бешено вращающихся новых звезд. Если она притворялась достаточно сильно, то могла видеть множество пар, цепляющихся друг за друга в разрушительной и созидательной гравитации своих созвездий.
Впечатляюще.
Возможно, она была немного под впечатлением. Не из-за отключения мёртвого мальчика - это казалось грустным, здесь нечем хвастаться. А из-за того, что сегодня она узнала кое-что про себя, а она считала, что ей уже давно про себя узнавать нечего.
Звезды медленно передвигались у неё над головой, множества возможностей, и впервые за долгое время она чувствовала их отражение в своем сердце.
Кайла открыла раздвижную дверь.
- Блу?
- Чего?
- Если ты закончила валять дурака на сегодня, то я бы попользовалась твоим телом, - сказала Кайла. - Мне надо заняться гаданием.
Блу приподняла брови. Мора временами просила помощи только для очень важных предсказаний, а Кайла никогда не просила. Скорее любопытство, а не повиновение притащило Блу к её ногам.
- А не поздновато? Сейчас?
- Я ведь говорю про сейчас, не так ли?
Оказавшись внутри, Кайла унеслась с гадальную и позвала Персефону столько раз, что не вытерпела Орла и проорала в ответ, дескать, люди здесь пытаются разговаривать по телефону, а Джими выкрикнула:
- Может, я сгожусь?
Странно, но вся эта суета заставила Блу занервничать. Гадания на Фокс Вей 300 случались настолько часто, что, казалось, они осуществлялись машинально, и в них не было ничего волшебного. Но это производило впечатление хаоса. Возникло такое чувство, будто могло случиться что угодно.
В дверь позвонили.
- ПЕРСЕОФОНА, Я ЖЕ ТЕБЕ ГОВОРИЛА, - проорала Кайла. - Блу, займись дверью. Я буду в гадальной. Приведи его туда.
Когда Блу открыла входную дверь, то обнаружила стоящего в свете фасадного фонаря аглионбайского студента. Вокруг его головы порхали мотыльки. Он был одет в штаны светло-оранжевого цвета, в белые топ-сайдеры и мог похвастаться безупречной кожей и взъерошенными волосами.
Затем её глаза привыкли, и она поняла, что он был староват для воронёнка. Слегка. Сложно было представить, как это ей вообще взбрело в голову хотя бы на мгновение.
Блу сердито посмотрела на его обувь, а потом на его лицо. Несмотря на то, что всё в нем было доведено до совершенства, чтобы произвести впечатление, она нашла его не таким впечатляющим, чем могла бы ещё несколько месяцев назад.
- Ола.
- Здорово, - откликнулся он с весёлой улыбкой, полной неудивительно ровных зубов. - Я здесь, чтобы прощупать свое будущее. Полагаю, время всё ещё подходящее?
- Правильно полагаешь, морячок. Входи.
В гадальной к Кайле присоединилась Персефона. Они сидели по одну сторону от стола, словно жюри. Мужчина встал напротив них, лениво барабаня по спинке стула.
- Садитесь, - произнесла Кайла.
- На любой старый стул, - мягко добавила Персефона.
- Не на любой старый стул, - возразила Кайла. Она ткнула пальцем. - На этот.
Он сел напротив, его светлые глаза проследовали по всей комнате, как и он сам, всё его тело находилось в движении. Он был похож на человека, который доводил дела до конца. Блу не могла решить, красив он, или её дурачило его поведение, которое заставляло таковым его считать.
Он спросил:
- Итак, как это работает? Я должен вам сначала заплатить, или вы сами решаете, сколько это будет мне стоить после того, как узнаете, насколько запутанным окажется мое будущее?
- Как угодно, - сказала Персефона.
- Нет, - отрезала Кайла. - Сейчас. Пятьдесят.
Он, не злясь, расстался с деньгами.
- Могу я взять квитанцию? Деловые издержки. Кстати, там потрясающий портрет Стива Мартина. Прямо вижу, как его глаза следят за тобой по всей комнате.
- Блу, не выпишешь квитанцию? - попросила Персефона.
Блу, помедлив у двери, прошлась за визиткой, чтобы написать на ней сумму. Когда она вернулась, Персефона говорила Кайле:
- О, мы просто должны воспользоваться твоими. У меня нет своих.
- Нет своих! - недоверчиво воскликнула Кайла. - Что с ними случилось?
- Футболка Кока-Кола их забрал.
Фыркнув от всей души, Кайла достала карты таро и проинструктировала мужчину, как следует их тасовать.
- Затем вы отдаете их обратно мне, рубашкой вверх, и я буду вытягивать, - закончила она.
Он приступил.
- Когда вы их сдвинете, то должны будете подумать о том, что хотите знать, - добавила Персефона своим тоненьким голоском. - Это немного сфокусирует гадание.
- Хорошо, хорошо, - ответил он, тасуя карты более агрессивно. Он поднял взгляд на Блу. А потом, без предупреждения, перевернул колоду так, чтобы карты были лицевой стороной вверх. Он разложил их веером, его глаза разбегались от выбора.
Кайла его совсем не так проинструктировала.
Что-то заставило нервы Блу натянуться струной.
- Итак, если вопрос будет "Как я могу заставить это случиться?" - Он вытащил карту и положил её на стол. - Это хорошее начало, ведь так?
Наступила гробовая тишина.
Карта оказалась тремя мечами. На ней было изображено окровавленное сердце, которое прокололи вышеупомянутые мечи. Загустевшая кровь капала с лезвий. Мора называла её "карта разбитого сердца".
Блу не нужно было быть экстрасенсом, чтобы почувствовать угрозу, сочившуюся из карты.
Экстрасенсы уставились на мужчину. У Блу скрутило желудок, она поняла, что подобного поведения от него они никак не ожидали.
Кайла прорычала:
- Что за игра?
Он продолжал улыбаться своей радостной, благоприятной улыбкой.
- Вот вопрос: здесь есть кто-нибудь ещё? Кто-нибудь больше похожий на неё? - Он ткнул пальцем в Блу, желудок которой скрутило ещё сильнее.
Мама.
- Проваливай к черту, - взорвалась Кайла.
Он кивнул.
- Я так и думал. Вы ожидаете её вскоре? Я бы с удовольствием с ней поболтал с глазу на глаз.
- Черт, - вступила Персефона. - Вообще-то, в этом случае я целиком и полностью соглашусь. Поскольку всё к тому идет.
Что этот человек хочет от мамы?
Блу лихорадочно запоминала в нём всё, чтобы позже суметь его описать.
Мужчина поднялся, подхватив три меча.
- Знаете что? Я возьму это. Спасибо за информацию.
Когда он развернулся, чтобы уйти, Кайла двинулась за ним, но Персефона положила палец Кайле на руку, останавливая её.
- Нет, - тихонько сказала Персефона. Входная дверь закрылась. - Его нельзя трогать.
Глава 9
Адам читал и перечитывал свое расписание на первую четверть, когда на стол рядом с ним навалился Ронан.
Они были только вдвоем в классе, застеленном тёмно-синими коврами. Адам прибыл очень рано в Борден Хауз. Казалось неправильным, что первый день школы должен нести тот же самый эмоциональный вес, что и тревожный день в пещере воронов, но невозможно было отрицать, что ликующее и упреждающее колебание в его венах теперь было столь же очевидным, как те бездыханные минуты, когда птицы пели вокруг них.
Ещё один год, и он с этим покончит.
Ну, разумеется, первый день был самым лёгким. До того, как всё по-настоящему начнется: домашка и спорт, столовка и консультации по колледжу, экзамены и дополнительные расходы. До начала ночной работы Адама и учёбы до трёх ночи тайком, которые, сговорясь, его и погубят.
Он снова прочел свое расписание. Оно изобиловало предметами и факультативами. Оно казалось невозможным. В Аглионбае было сложно учиться: хотя для Адама ещё сложнее, потому что ему нужно было быть лучшим.
В прошлом году Беррингтон Велк стоял перед ним в этом классе и преподавал латынь. Теперь он был мёртв. Адам знал, что он видел смерть Велка, но, похоже, не мог вспомнить, как выглядело на самом деле это событие - хотя он мог, если бы хорошенько постарался, представил бы, как это должно выглядеть. Адам на мгновение закрыл глаза. В тихом пустом классе он мог слышать шелест листьев и ещё шелест листьев.
- Я этого не вынесу, - сказал Ронан.
Адам открыл глаза.
- Чего?
Видимо, просиживания штанов. Ронан пошёл к доске и начал писать. Почерк у него был взбешённый.
- Мэлори. Он всегда жалуется то на бедра, то на глаза, то на правительство... о, и эта его псина. Он же не слепой, не калека или типа того.
- А почему у него не может иметься нечто нормальное типа ворона?
Ронан проигнорировал вопрос.
- И он по три раза за ночь встаёт, чтобы поссать. Мне кажется, у него бластома.
На что Адам сказал:
- Ты ж всё равно не спишь.
- Больше нет.
Маркер Ронана скрипел в знак протеста, когда он корябал латинские слова. Хоть Ронан и не улыбался, а Адам не знал некоторую лексику, Адам был уверен, что это грязная шутка. На мгновение, наблюдая за Ронаном, он попытался представить, что тот был преподавателем, а не Ронаном. Такое было невозможно. Адам не мог решить, от того ли это, как Ронан засучивал рукава, или дело было в апокалиптическом способе, которым он завязывал галстук.
- Он всё знает, - сказал Ронан как бы между прочим.