Срочно требуется семейное счастье - Елена Булганова 4 стр.


– Это тебе решать, – немедленно отозвалась мать и даже руки на животе сложила, демонстрируя полное невмешательство. – Конечно, зная твой максимализм, я на это и не надеюсь. А как взрослая женщина, скажу: Юра – далеко не худший вариант. Не каждый бы стал так убиваться, как он сейчас.

Эля устало опустила голову на подушку, прикрыла глаза.

– Скажи ему, чтобы уходил, – попросила она мать. – Скажи, что, если он войдет в палату, я выброшусь в окно.

– Я поняла, – коротко ответила мать.

Элина палата представляла собой нечто вроде подсобки, превращенной в палату в связи с крайней перегруженностью больницы. Унылые стены, низкий потолок, кое-как втиснутая койка. Когда прошла постоянная сонливость, Эля стала тяготиться убожеством палаты. Даже единственное окно выходило на скучную пустынную улицу и радости не приносило. Читать было настрого запрещено. Единственным развлечением оставались обеды и ужины. Но кормили плохо, скудно, мерзкий запах дурной пищи застревал в палате надолго. Эльвира даже обрадовалась, когда санитары принесли еще одну койку и долго крутили ее так и сяк, стараясь установить.

Ближе к вечеру у Эльвиры появилась соседка – совсем юная девушка с некрасивым и очень подвижным лицом, похожая на веселую обезьянку. У девушки была перевязана правая рука и щеки пылали, как перезревшие маки. Полежав немного и осмотревшись, девушка сползла с постели и без приглашения уселась к Мухиной на край койки.

– Ты с чем тут лежишь? – спросила она.

Рот у девушки был велик, нос – толстый и слегка вздернутый, а скулы так широки, что лицо казалось малость сплющенным. Но при уродстве отдельных черт в целом лицо выглядело милым и приветливым. А пушистые волосы цвета гречишного меда были просто хороши.

– Велосипед сбил, – саркастически ответила на вопрос Эля.

– Правда? – пораженно воскликнула девушка. – Вот тоже невезуха. Как у меня прямо. Только у меня – еще хуже.

– А что у тебя случилось? – невольно заинтересовалась Эльвира.

– Ой, представляешь, – зачастила девушка, – приехала в Питер из Воронежа, сняла комнату в коммуналке, за два месяца заплатила. А ночью сосед напился и сжег квартиру. Мы с другими жильцами еле на улицу выбрались. Ой, боженьки мои, как полыхало! У меня все сгорело, абсолютно, денежки, документы, все! А руку сломала, когда из квартиры драпала.

Все это девушка выдала на одном дыхании и так оживленно, как будто рассказывала о бог весть каких радостных вещах.

– А ты зачем сюда приехала? – заинтересовалась Эля. – У тебя тут есть кто-нибудь близкий, родственник?

– Ой, да нет никогошеньки. – Девушка махнула в запале загипсованной рукой и тут же пискнула от боли. – Я на парикмахершу сюда приехала учиться.

– А что, в Воронеже твоем на парикмахера нельзя выучиться?

– Можно, – с готовностью ответила девушка. – Только на работу потом никуда не устроиться. А если с нашенским дипломом сюда приехать, так тоже никуда не возьмут. Вот я придумала, что здесь на курсы устроюсь, пока учусь, подрабатывать стану и попутно основную работу искать, в модном салоне. А теперь без документов вообще никуда не возьмут.

– А ты родителям будешь сообщать, что с тобой случилось?

– Ни-ни-ни, – затрясла пушистой головой девушка. – Что они смогут сделать? Им сюда добраться – это ж уймища денег уйдет. Вот заработаю тут немножко – и рвану на родину документы восстанавливать.

– А заработаешь где? – допытывалась Эля.

– Ой, да не вопрос! Пойду туда, куда люди с документами работать не идут. Убираться или вот в больницу санитаркой.

Вид у девчонки в этот миг был такой лихой, какой бывает у маленьких котят, впервые решившихся на самостоятельную прогулку по комнате. Эля смотрела на нее снисходительно, как на малое дитя. Они были ровесницами, но она в последнее время ощущала себя такой старой и пожившей…

– Я тебе помогу, – сказала она девушке. – Вот выпишемся отсюда, и я пристрою тебя в нашу компанию. Как тебя зовут?

– Марусей… А что делать-то надо? – живо заинтересовалась девчушка.

– Поначалу – косметикой торговать. Людей приводить в бизнес и за них получать бонусы…

– Фу, – скривилась Маруся, словно к ее смешному носику поднесли что-то непотребное. – Это ж маркетинг! Я про него слыхала. Там вообще ничего заработать невозможно, одно обдиралово!

– Зря ты так, – одернула ее Эля. – Заработать можно где угодно. Было бы желание работать.

Больше о вопросах бизнеса они не говорили. Зато Маруся рассказала новой подруге всю свою жизнь, начиная с яслей, в которые ее отдали в полгода и которые, по словам Маруси, она прекрасно помнила. В палате стемнело, свет они не включали, медсестра с ужина к ним не заглядывала. Эля давно заметила, что в этой больнице пациентов вообще не баловали особым вниманием. Зато часов в девять вечера вдруг приоткрылась дверь и в щелку просунулась длинная узкая рука, принялась шарить по стене. Вслед за рукой появилось лицо с непомерно длинным носом и острым подбородком. Слабонервная Маруся взвизгнула от ужаса. Но тут вспыхнул свет, и девушки увидали какое-то странное заморенное существо в синем балахоне.

– Мухина здесь лежит? – проскрипело существо, вертя маленькой головой на непомерно длинной шее.

– Это я Мухина, – приподнимаясь на локтях, отозвалась Эля. – А что случилось?

– А то, – наклоняя голову набок, неимоверно сварливым голосом произнесла женщина, – что твой жених уже невесть сколько времени у меня из вестибюля не уходит. Сейчас снова собирается ночевать. Если ты на письмо его не дашь ответа.

– Вы ошиблись, – спокойно проговорила Эля. – У меня нет никакого жениха. Этот мужчина что-то перепутал.

– Так уж и нет? – заскрипела вахтерша. – Ты мне нервы не мотай, я не молоденькая птичка, чтобы с почтой по этажам порхать. Сейчас позвоню в отделение, и все дела. Пусть его забирают.

– Я бы на вашем месте позвонила туда уже давно, – вежливо заметила Эля, откинулась на подушку и натянула одеяло до самого носа.

– Учить меня еще будет, коза! – возмутилась визитерша. – Ах, девка, дура же ты какая. Парень хороший, красивый, пакет гостинцев принес и букет уж сколько раз бегал менять! Деньги мне сулил, да я из принципа не шла к тебе. А потом дрогнула, за бесплатно пошла. На, читай письмо, через полчаса зайду за ответом. И чтоб был ответ, слышишь! Иначе пеняй на себя.

Швырнула на одеяло квадратик исписанной бумаги и вылетела за дверь. Эля с ее уходом даже не пошевелилась, только глаза закрыла. Маруся несколько минут просидела в выжидательной позе, вся вытянулась в струнку от напряженного любопытства. Потом спросила, недоумевая:

– Что, не будешь даже читать?

– А что, интересно, она мне сделает? – усмехнулась из-под одеяла Эльвира. – Потребует моей досрочной выписки? Да я просто мечтаю поскорей свалить отсюда.

– Да тьфу на нее! – возопила Маруся. – Тебе что, не любопытно прочитать? А его правда твой жених написал? Что ж ты мне про самое интересное ничего не рассказала?

– Хочешь, возьми и прочитай, – сжалилась над любопытной приятельницей Эля. – А потом пойди и выкинь бумажонку куда подальше, чтобы всякий мусор в палате не накапливался.

Маруся сделала молниеносное движение – и письмо оказалось у нее в руках. Сперва она читала молча, старательно шевеля толстыми губами, потом начала подозрительно шмыгать носом. А потом вдруг начала читать вслух, почти выкрикивая слова, чтобы заранее заглушить возможные протесты:

"Мой милый Эль! Не прошу тебя о прощении, потому что эти слова ничего не значат для тебя. Долго думал, почему не чувствую себя виноватым перед тобой. И понял, что с самого начала ты была для меня на недостижимой высоте и ничто мирское не имело к тебе отношения. Узнай я вдруг, что у тебя есть другой мужчина, я сказал бы: значит, так нужно, я не должен обижаться на нее. Соверши ты преступление – я ни на секунду не осудил бы тебя за это. Даже сжимая тебя в объятиях, я чувствовал, что недостоин тебя. И ничто, происходящее в моей жизни, не могло унизить или обидеть тебя. Теперь я понимаю, какую страшную ошибку я совершил. Я был так слеп в моей любви к тебе, что почти перестал осознавать реальность. Я жил с другой женщиной, чтобы не тратить деньги на съем комнаты и поскорее купить для нас достойное жилье. Я так боялся, что другой, более удачливый, отберет тебя у меня. А в результате сам все разрушил. Элька, родная, но это же невозможно! Я не могу потерять тебя сейчас, когда только начал понимать, что значит – любить! Постарайся не простить – понять. Ответь мне хоть словечко, и с него начнется новая наша история. Схожу с ума от тревоги, ты знаешь почему. Напиши хотя бы об этом, все ли в порядке. Не будь жестокой, ответь, родная, моя любимая…"

Последние слова Маруся дочитывала, давясь слезами. Дочитала, уронила письмо на одеяло и тоненько закричала, запрокинув голову:

– Господи, какой мужчина! Бежи к нему, Элька, бежи вниз! Потому что лучше умереть, чем потерять такого мужчину!

Посидев несколько секунд в своей почти молитвенной позе, Маруся скосила глаза на Элю. Та лежала в прежней позе, только одеяло с лица убрала. Наверное, для того, чтобы новая подружка хорошо услышала ее слова:

– А теперь пойди и выбрось эту писульку в сортир. И если ты еще хоть слово скажешь мне об этом письме, последующие дни в этой палате пройдут в полном молчании. По крайней мере, я со своей стороны это тебе гарантирую.

Маруся разом примолкла, словно пришибленная собачонка. Прижала здоровую ладошку к губам и не удержалась, прошептала почти обморочным голосом:

– Ой, Элечка, ты мне самое последнее скажи: кто же он такой?

– Никто, – устраиваясь поудобнее на подушке, ответила Эльвира. – Обыкновенный предатель. Грязь на дороге.

Девушек выписали в один и тот же день, ровно через неделю после их знакомства. Обе чувствовали себя не слишком хорошо, но были рады покинуть осточертевшую клинику. Особенно страдала Маруся: привыкшая к родительским харчам, она совсем не наедалась больничной пищей.

За Элей, как и обещал, приехал отец с институтским водителем. В вестибюль больницы девушка спускалась с опаской. Юры там, по счастью, не оказалось. Водитель, с которым Эля была немного знакома, в ответ на ее приветствие промычал что-то неопределенное. Он явно был зол и раздражен, и ему не терпелось поскорей освободиться. Эле вообще последние несколько дней казалось, что люди вокруг ведут себя как-то нервно. И только отец выглядел безмятежно счастливым.

– Исцелилась моя доченька, – сказал он и шутливо пожал Эльвире руку. Так он и в детстве говорил, когда после болезни она в первый раз вставала с постели.

Эля в ответ неловко обняла отца и попыталась придать лицу по возможности бодрое выражение.

Маруся застыла на пороге больничного корпуса и тоже старалась выглядеть безмятежной. Перехватив Элин взгляд, махнула подруге рукой и зашагала по дорожке к воротам. Но Эля немедленно догнала ее, схватила за плечо и отвела к машине.

– Куда ты собралась? – выговорила подруге. – У тебя же квартира сгорела и денег нет. Полезай на заднее сиденье. – Потом, повернувшись, объяснила отцу: – Папочка, Маруся поедет с нами. Я пригласила ее к нам в гости. Ты же не против?

Отец поспешно закивал, а водитель еще больше помрачнел и взмолился:

– Ну, поехали, что ли, Иван Сергеевич. Дел нынче невпроворот.

За сорок минут доехали до дому. Водитель гнал так, будто спешил на пожар. Высадил их у дома и сразу уехал, бросив на прощание:

– Ну, крепитесь, Иван Сергеевич. В такой уж стране живем.

– О чем это он? – спросила Эльвира, тревожно глянув на отца. Но отец только плечами пожал.

Мать выскочила в прихожую в халате, с растрепанными волосами. Эля сообразила, что до их прихода мать спокойно сидела над очередным научным трудом и к приему гостей не готовилась. Заметив рядом с дочерью незнакомую девушку, улыбнулась гостье ласково и безмятежно.

– Знакомься, мама, это Маруся, моя соседка по палате, – объявила Эльвира. – Все ее имущество сгорело. Ей некуда идти. Я подумала, что она может немного пожить у нас.

Мать шагнула к Марусе, ласково обняла за плечи:

– Бедная моя, так все и сгорело? Конечно, девочка моя, какой разговор. Проходи, располагайся. Вот прямо по коридору – Элечкина комната.

Но, подтолкнув Марусю в сторону комнаты, дочь придержала за руку, легонько кивнула ей в сторону кухни. Неужели мать недовольна появлением Маруси? – тревожно подумала Эля. Ведь прежде в их квартире вечно находили приют бездомные аспиранты и разведенные коллеги родителей.

– Понимаешь, Эльчонок, – сказала мать, теребя от смущения рукав ветхого халатика. – Я не знаю, чем нам кормить твою гостью. Для тебя мы захватили обед из институтской столовой, но вот ей… Я в панике…

– Да ты что, мама! – изумилась Эльвира. – Неужели не найдется чем накормить одного человека? Сейчас я приготовлю нормальный обед, и мы все вместе сядем за стол.

С этими словами Эля шагнула к холодильнику. Открыла – и не поверила своим глазам. Нутро холодильника сверкало стылой пустотой. Только на боковой полке одиноко маячили несколько банок с Элиными маринадами. Эля отступила, всплеснула руками:

– Ну, мам, ты просто себя превзошла. Чем же ты отца кормишь? И неужели так сложно сходить в магазин?

Мать, кажется, слегка обиделась. Поджала губы и ответила куда-то в сторону:

– Я ходила в магазин. Там одни очереди и никаких товаров. А если что-нибудь и продается, то нам такие покупки не по карману. Отец верно сказал: надо переждать немного, все как-нибудь нормализуется.

– Да что случилось-то? – едва не заорала Эльвира. – Куда продукты подевались? Или, пока я в больнице лежала, советскую власть восстановили?

Мать махнула рукой, выражая свое отношение ко всем переменам, вместе взятым:

– Да не знаю я, Элька. Доллар, что ли, вдруг начал расти, а потом продукты исчезли. Мы с отцом в это как-то не вдавались.

Мать еще что-то говорила, но у Эли в голове мысли понеслись как метельные всполохи. Часть денег, которые хранятся в укромном местечке в офисе, она предусмотрительно перевела в доллары. Да, но часть так и осталась в рублях. Как бы узнать, потеряла она или, напротив, выгадала что-то на перемене курса? И как сильно он переменился? Эля побежала к соседке по лестничной площадке. Та, в отличие от родителей, в эмпиреях не витала, поэтому вполне конкретно поведала о дефолте и о том дне, который получил в народе название "черный понедельник". Эльвира поахала насчет родительской непрактичности и одолжила по-соседски чай, сахар, банку тушенки и килограмм риса.

Рано утром Эля растолкала безмятежно спящую подругу:

– Собирайся, мне на работу пора.

Маруся с видом несчастным и сонным сидела на краешке кровати и никак не могла сообразить, что от нее требуется. Эля усмехнулась про себя: знай только Маруся, что в офисе она может встретиться с автором письма, настолько потрясшего ее, – понеслась бы к автобусу. Но знать об этом Марусе было совсем не обязательно. Саму Элю встреча с Юрием волновала лишь с точки зрения возможного подвоха. А вдруг в отместку он выпрет ее с фирмы, не даст даже забрать заначку? Или станет домогаться ее любви, шантажируя работой. Эльвира Мухина в глубине души готовилась к суровой схватке.

Но то, что она увидала в офисе, оказалось для нее полной неожиданностью.

Железная дверь оказалась распахнутой настежь. В офисе вольготно шуровали какие-то люди. Двое рослых парней в кожанках рылись в столах и на полках, скидывали на пол кипы документов.

"Воры!" – промелькнула паническая мысль. Эльвира даже попятилась к выходу, толкая перед собой таращившую глаза Марусю. Но один из парней поднял голову, окинул девушек равнодушным взглядом, крикнул:

– Эй, Акула, тут какие-то телки пожаловали. Клиентки, наверное. Гнать их, или пускай забирают товар?

– Пусть убираются, – прозвучал голос со стороны комнаты, где стояла раскладушка и где хранились все Элины сбережения. – Я это дерьмо оптом кому-нибудь спущу.

– Мы не клиентки, – подала голос Мухина. – Я здесь работаю. И, насколько я знаю, до конца лета за офис заплачено.

Через секунду в коридоре показался неизвестный человек, его голый череп сверкал, как позолоченный купол под дождем, а выпяченные губы почти касались кончика вислого носа. "Действительно, похож на акулу", – подумала Эля, стараясь не пугаться. Она прежде не видела хозяев арендуемой площади, но знала со слов Юры, что эти люди весьма опасны и не слишком церемонны.

– Насмешила, – сказал Акула, сверля ее взглядом. Острые белые зубы сверкнули между узких синеватых губ. – Ты знаешь, сколько теперь этот офис будет стоить в пересчете на новый курс? А начальник твой куда подевался? Он у меня денег занял в самом начале этой заварушки, а теперь его баба говорит по телефону, что он пропал. Давай колись, где вы его прячете.

– Я только вчера вышла из больницы, – четко и медленно проговорила Эля. Она сразу для себя решила, что с этими людьми надо говорить конкретно, в споры не вступать. – Я пока не знаю, кто и куда подевался. Но я готова с небольшой отсрочкой заплатить вам арендную плату. И продлить аренду, если это возможно.

Ее слова вызвали бурное веселье. Сперва залился смехом Акула, его поддержали товарищи.

– Ха, крутая, не много ли на себя берешь? – сказал, словно плюнул, лысый. – Ты не поняла в своей больничке, какие времена наступили? Косметика твоя больше на хрен никому не нужна. Все, безработная!

– Но вам ведь эта площадь тоже пока не слишком нужна. Продавать ее сейчас невыгодно, вдруг цены вырастут? А я гарантирую вам арендную плату по новому тарифу, – не сдавалась Эля.

Акула молчал, ощупывая девушку нехорошим взглядом. От этого взгляда Эле захотелось немедленно убежать. Но она заставляла себя стоять ровно, не опускать голову.

– Ладно, поверю тебе, зайду через недельку, – зловеще посулил Акула. – Посмотрим, что ты мне сможешь предложить. И это, паспорт свой давай.

– Зачем паспорт?

– А чтобы не вздумала остатки товара вывезти и сама смотать отсюда. За базар должна ответить. Вот на этой бумажке я пишу тебе, сколько за офис и сколько твой дружок мне лично задолжал. Все, покеда!

Когда Акула с сопровождающими лицами покинул офис, Эля перевела дух и вытерла ладонью холодный пот со лба. Потом бросилась в комнату отдыха. Отодвинула раскладушку, под отслоившимися обоями обнаружила пакет с деньгами. Это был ее личный тайник, о котором она не говорила даже Юре. Хотела, идиотка, однажды поразить его своим скромным вкладом в их благосостояние. Пересчитывать деньги Эля не стала.

Она еще вчера, после разговора с соседкой, все прикинула, просчитала и с радостью обнаружила, что осталась с прибылью.

Эльвира поднялась с корточек и осмотрелась по сторонам. В этой комнате по-прежнему стояли ее вещи – в основном симпатичные сувенирчики и мягкие игрушки. То, что она привозила сюда, чтобы украсить их первое с Юрой жилье. В банке на окне дотлевал розовый букет, подаренный Юрой в их последний вечер. Эля слабо удивилась тому, что все это не вызвало в ней абсолютно никаких эмоций. Словно было в другой жизни. В нехорошей, преданной жизни, которую предстоит как можно скорей позабыть.

Вдруг она услышала слабый плач. Перепуганная Эля выскочила из комнаты и обнаружила в коридоре распухшую от слез Марусю с клочком бумаги в руках.

– Ты чего?! – прикрикнула на нее Мухина. – Испугалась качков убогих?

Назад Дальше