должно произойти. Моя мама говорила, что когда-то ты начнешь ревновать к тому, что я хожу на свидания, а ты - нет. Она говорила: "Не показывай этого Джен, Катрина", но я отвечала: "Джен не такая, мам. Она радуется за меня. Ей безразлично, что у меня есть бойфренд, а у нее нет". Но, подозреваю, моя мама оказалась права, а, Джен? Потому что все из-за этого, да? Из-за того, что я иду на "Весенние танцы", а ты не идешь?
- Меня пригласили на "Весенние танцы", - ответила я Трине.
- Ну и хорошо, - смеясь, сказала Трина, Правда, смех ее был каким-то неприятным. - И кто же?
- Люк Страйкер.
Трина покраснела так, будто я ее ущипнула.
- ЧТО?
И самое жуткое, что это было правдой. Я даже не врала. Меня ПРИГЛАСИЛИ на "Весенние танцы". И это был Люк Страйкер.
То, как это было сделано, не могло бы никого ошеломить больше, чем ошеломило меня. Это произошло самым странным образом. Мы сидели на террасе, оба, я думаю, утомленные долгим разговором. Люк принес еще пива и колы. Несколько минут мы помолчали, потягивая напитки, а потом в доме начал звонить телефон. Спустя секунду раздался стук в дверь.
- Ну, - сказал Люк, - полагаю, пришло время держать ответ.
- Ох, - сказала я, в легком шоке от того, как быстро они его нашли. - Ужас.
- Да нет, - сказал Люк. - Я-то к этому привык. А вот тебе, похоже, придется плохо.
- МНЕ? А что ты обо МНЕ беспокоишься?
- Потому, что они и к тебе прицепятся, - ответил Люк, - когда вся история выплывет наружу.
- А-а-а… - сказала я. - Со мной все будет в порядке.
Люк пристально посмотрел на меня. Затем сказал:
- Знаешь что? Я думаю, так и будет. Слушай. Мне как-то неловко: сначала я пригласил тебя, а потом только рычал.
- Все в порядке, - сказала я. - Я постараюсь что-нибудь сделать. Не даю никаких обещаний, но… я попытаюсь.
- Рад это слышать. - Телефон в доме звонил и звонил. Стук в дверь становился все громче. - И все-таки это неправильно. Позволь мне все это компенсировать. Позволь мне пригласить тебя на "Весенние танцы".
Я тут же поперхнулась своей колой, и по лицу полились слезы. Я начала понимать, почему Джери Линн любит колу без газа. Когда она поднимается тебе в нос, хоть не так больно.
- Эй, ты в порядке? - спросил Люк, шлепнув меня по спине. - Вот салфетка.
Я промокнула колу и слезы салфеткой и засмеялась.
- О господи, - сказала я. - Прости. Мне кажется, ты сказал… понимаешь… я подумала, что ты меня пригласил на "Весенние танцы"…
- Я и пригласил, - сказал Люк.
У меня все оборвалось внутри - будто меня переехал автобус.
Потому что, правда, я совершенно не нуждалась в этом приглашении. В приглашении на "Весенние
танцы" от этого идола подростков. У меня и без того было достаточно проблем, чтобы еще сражаться с кучей девчонок, только чтобы распить бокал пунша с тем, кто меня пригласил.
- Прежде чем ты ответишь "нет", выслушай меня, - сказал Люк, будто прочитав мои мысли. - Теперь все будет не так, как сегодня. Сегодня все было слишком неожиданно. Но если мы пойдем на "Весенние танцы", все будет по-другому. Может, конечно, и появятся какие-нибудь фотографы, но все будут знать, что я с тобой, так что они не будут… Ну, ты понимаешь. Бросим их на меня.
Я молча уставилась на него и подумала, что ему в голову ударило пиво. Или, может быть, где-то здесь установлена камера, и это одно из реалити-шоу. И через секунду выйдет какой-нибудь телеведущий и скажет мне, что меня разыграли…
- Как я тебе уже говорил, - продолжал Люк, - я никогда не ходил в среднюю школу. Так что я никогда не был на школьных танцах. И мне очень хочется посмотреть, что это такое. Признаюсь, в моем следующем проекте есть подобная сцена, но я не потому хочу пойти. Я хочу пойти для себя, честно. Мне хочется ничего не пропустить в жизни.
- Чего не пропустить? - Я покачала головой. - Люк, ты был в Африке. Ты тысячу раз был в Европе, на прошлогодней церемонии Оскара ты сидел рядом с Клинтом Иствудом. Я это видела, не отрицай. Как это ты что-то ПРОПУСТИШЬ?
- Легко, - ответил Люк. - Я пропустил все, что делают нормальные люди. Джен, я даже не могу пойти в продуктовый магазин за молоком, чтобы у меня тут же не попросили автограф. Разве так плохо, что я хочу испытать то, что испытал каждый американский подросток, но только не я?
Не каждый американский подросток бывает на "Весенних танцах". Гляньте на меня, например.
Но я не хотела его огорчать. Мне необходимо было разобраться с тем, что больше всего меня заботило…
- Но почему я? - спросила я его. - Ведь ты мог бы пойти на "Весенние танцы" с кем-нибудь еще. Трина гораздо красивее меня, и она так хочет пойти…
- Ага, - ответил Люк. - Но Трина мне не друг, ведь так?
Я поежилась.
- Ну, не друг.
- И Трине я нравлюсь не по-дружески - как тебе - верно?
Тогда я поняла. Я поняла, почему Люк пригласил меня. И я поняла, о чем он меня спрашивал.
И мое сердце наполнилось жалостью к нему. Я понимаю, это смешно - я… испытываю жалость к миллионеру, кинозвезде, к человеку, которого боготворят женщины всего мира, и у которого есть свой собственный "феррари".
Но есть одна вещь, которую не купить деньгами и красотой Люка Страйкера. Это дружба. Истинная дружба человека, который не собирается использовать Люка ради того, чтобы разбогатеть и стать знаменитым, человека, которому нравится Люк сам по себе, а не те герои, которых он играет в кино. Люк хочет только одного - чтобы с ним обращались как с обычным нормальным человеком.
А если задуматься, что может быть более нормальным, чем "Весенние танцы"?
Люк побуждает меня больше не быть маленькой Дженни Гриинли, всеобщим другом. Он сказал мне, что я способна на нечто особенное.
Но, похоже, мне придется еще раз побыть миленькой Дженни Гриинли. И я сделаю это для него. Даже если он и не сообразит, почему я это делаю.
- Конечно, - сказала я нежно. - Конечно, я пойду с тобой, Люк, на "Весенние танцы".
Его это взволновало, действительно взволновало. То, что он сможет пойти на "Весенние танцы". Со мной.
Бедный парень.
- Здорово! - обрадовался он. - Слушай, я, вероятно, улечу в Л.А. из-за этого… Он имел в виду
трезвон телефона и стук в дверь. - Но в следующий уик-энд я вернусь, чтобы отвести тебя. Отвести на "Весенние танцы". Ну, на самом деле, это ты меня отведешь, поскольку это же твоя школа, но…
- Буду ждать, - сказала я, посмеиваясь над его энтузиазмом. Это напомнило мне о Джейке, герое Люка в фильме "Небеса, помогите нам!", который получает урок помощи бездомным и проводит Рождество в благотворительной столовой, а вернувшись домой, обнаруживает мотоцикл, подаренный ему в награду одним из богатых прихожан церкви его отца.
Потому что, знаете ли, если вы помогаете бездомным, всегда найдется кто-то, кто купит вам мотоцикл.
А в это время репортеры, собравшиеся у дома Люка, выкрикивали его имя и делали фотографии. И когда мы со смехом пырнули с террасы внутрь, Люк распорядился, чтобы меня отвезли домой, заверив, что приедет за мной в следующую субботу в семь часов вечера.
И часом позже, Трина, стоя на веранде моего дома, ясно, просто не могла всему этому поверить.
- Невозможно, - твердила она. - Невозможно. Невозможно, чтобы ТЫ пошла на "Весенние танцы" с Люком Страйкером. НЕВОЗМОЖНО.
- Прекрасно, - сказала я. - Можешь мне не верить. Но вернемся к Стиву. Что с ним будет? Потому что я, на самом деле, устала приводить все в порядок после всего, что ты обычно с ним вытворяешь.
Лицо Трины, которое сначала было спокойным, исказилось злобой, затем снова стало спокойным, а потом она залилась слезами.
- Как ты могла? - вопила она. - Как ты могла согласиться идти с ним на "Весенние танцы", когда тебе известны мои чувства к нему?
- Трина, - сказала я, - ты плохо его знаешь. Ты влюблена вовсе не В НЕГО. Ты влюблена в Ланселота. Или в Тарзана. Или, что еще хуже, в мальчика, который играет в фильме "Небеса, помогите нам!".
Трина прижала обе руки к лицу, стала всхлипывать так же громко, как всхлипывала Кэйра Шлосбург, и побежала с моей веранды к себе. Когда она добежала до своего дома, она распахнула входную дверь и вбежала внутрь с истерическим криком: "Ма-а-а!"
Через секунду на веранду вышла моя собственная мама и озабоченно спросила:
- Что за крики? Это была Трина?
- Да, - печально ответила я.
- Что это значит, что ты ей сказала?
- Правду.
Спросите Энни
Задайте Энни самый сложный вопрос, который касается сугубо личных отношений. Вперед, дерзайте!
В "Журнале" средней школы Клэйтона публикуются все письма. Тайна имени и адреса электронной почты корреспондента гарантируется.
Дорогая Энни!
В школе есть одна девочка, которая все время соревнуется со мной. Когда мы получаем свои сочинения, она непременно хочет знать, какая у меня отметка, и если у нее отметка лучше моей, она ведет себя так, будто это очень существенно. Она всегда хочет знать, какую тему для сочинения я выбрала, и когда я ей это говорю, она берет туже тему! И потом всегда желает видеть, кто сделал лучше. Мне это надоело. Что сделать, чтобы она это прекратила?
Та, которая делает свою собственную работу
Дорогая Работяга!
Легко. Перестань рассказывать, какую ты получила отметку. А также не докладывай ей, какую выбрала тему для сочинения. Она не сможет играть, если ей не с кем будет играть, верно?
Энни
Одиннадцатая глава
Помните того пижона с белыми волосами в рекламе, который красит банки с супом? Ага, тот-тот. Он говорил, что у каждого бывает пятнадцать минут славы.
Так вот, он ошибался. Потому что на этой неделе, после мытья машин, у меня было ее гораздо больше, чем какие-то пятнадцать минут.
По Интернету было сообщений больше, чем на пятнадцать минут. Газеты пестрели заголовками:
"Большая Звезда посетила маленький город"
"Упрятанный горб!"
"Люк в провинции!"
"Кумир средней школы"
И это продолжалось и продолжалось. Внезапно Клэйтон, штат Индиана, который даже не найти на большинстве карт, попал в свет лучей рампы. На наш маленький город подобно обезьянам в "Волшебнике Изумрудного города", обрушились журналисты. Они были за каждым углом.
Не хочу отрицать, что сначала это было даже здорово. Казалось, все хотят получить у меня эксклюзивное интервью, у меня, у девушки, которая показала Люку Страйкеру, что значит быть настоящим подростком.
Когда сведения о том, что Люк и я вместе идем на "Весенние танцы" выплыли наружу - что произошло очень скоро, - звонки с просьбами об интервью со мной раздавались непрерывно. В конце концов мой папа снял с аппарата телефонную трубку.
Потому что, знаете ли, я не могла давать эти интервью. По поводу того, что Люк - мой друг.
Вы же не пойдете на телевидение давать интервью о своем друге.
О, конечно, если кто-нибудь подсовывал мне к лицу микрофон, когда я утром выходила из автобуса у школы, и спрашивал:
- Дженни Гриинли, трудно было держать в секрете правду о Люке Страйкере? - я, чтобы быть вежливой, отвечала им. Я говорила:
- Нет.
Или:
- Дженни Гриинли, можете сказать нам, что вы оденете на танцы?
И я отвечала:
- О, знаете ли - платье. (Платье моя мама выбрала по каталогу: я не могла пойти в торговый центр, потому что там меня мгновенно окружала толпа восхищенных подростков. Неожиданно оказалось, что если ты идешь на "Весенние танцы" с Люком Страйкером, то сам становишься знаменитостью.)
Но, как бы там ни было, я не собиралась часами говорить о Люке. В отличие от других учеников нашей школы, которые делали это с удовольствием. Вы бы видели Карен Сью Уолтерс, рассказывающую, как после исполнения ею соло в "День за днем", ее похвалил Люк. Так случилось, что я слышала, как Люк сказал ей всего лишь два слова: "Милая песня".
Но она подавала все так, будто Люк репетирует с ней и готовит из нее звезду.
В эту историю включился даже мистер Холл. Он хватался за каждого репортера, который попадался ему на пути, со словами:
- И "Трубадуры" будут выступать на конкурсе "Бишоп Люерс" в эту пятницу. И не пытайтесь нас остановить!
Ах, мистер X.! Я уверена, что вся Америка жаждет увидеть "Трубадуров", запускающих трели в песне "Столько, сколько я буду ему нужна".
Но все прошло очень быстро. На третий день для меня все кончилось. И меня уже не волновала злость Трины. Она все твердила перед камерами: "О! Дженни - моя лучшая подруга", но со мной была абсолютно холодна. Казалось, Трина не может простить мне:
а) разговора о Стиве и
б) то, что я согласилась пойти на "Весенние танцы" с Люком.
Была еще одна вещь, которую она не могла мне простить, хотя в этом не было моей вины. В сущности, я ничего для этого не делала. Стив - старый, добрый, надежный Стив так устал слушать хныканье Трины о Люке Страйкере… что бросил ее.
Ага. Бросил Трину. И рассказал мне за ланчем - он начал есть с нами, пока Трина оставалась в комнате хора, - что нисколечко не сожалеет об этом. Он собрался идти к Куангу на вечеринку "АнтиВесенние-Танцы" и был абсолютно счастлив, почувствовав себя наконец свободным.
Джери Линн, однако, решив дать отставку своему парню, не казалась такой же счастливой. Не то, чтобы она была несчастна от разрыва со Скоттом. Больше было похоже на то, что она несчастна из-за того, что Скотт вовсе не огорчен. Каждый раз, когда я видела ее, она начинала расспрашивать меня о Скотте. Как я думаю - ему нравится кто-то еще? Она чувствует, что ему нравится кто-то еще, и поэтому он совсем не возражал, когда все это случилось. Может, это означает, что ему кто-то еще понравился? Он мне ничего об этом не говорил? Ей вообще-то все равно, но…
Если бы не тот день в доме у Люка, то я должна была бы продолжать нянчиться с Джери: "Да нет, Джери Линн, он мне ничего не говорил. Но я уверена, он до сих пор страдает из-за разрыва. Если тебе его так не хватает, почему бы тебе не подойти, не поговорить с ним? Вы были такой великолепной парой, вы должны снова соединиться".
Невозможно. Теперь я просто сказала:
- Знаешь что, Джери? Ты рассталась с ним. Все кончено. Теперь - вперед!
У Джери глаза стали такими большими, словно она вот-вот расплачется. Пришлось мне извиниться (хотя все равно я не сказала, что считаю, будто они должны снова быть вместе).
Но больше она со мной не пыталась поговорить. Что было большим облегчением.
Все действительно заговорили обо мне после некоего случая с Кэйрой.
То есть сначала это была только Трина. Знаете, всем, кто согласен был выслушать ее, она жаловалась на то, что с той поры, как Люк Страйкер пригласил меня на "Весенние танцы", я переменилась
Затем, после того разговора с Джери, она тоже стала говорить;
- Что случилось с Джен? С ней все в порядке? Она так странно себя ведет…
Никто ничего не говорил мне прямо в лицо, но я знала, что разговоры идут. Когда я входила в дамскую комнату, голоса смолкали, это был точный знак того, что темой разговора была я.
И за столом во время ланча все старались избегать в разговоре предмета, занимавшего умы учащихся средней школы, - Люка Страйкера.
Единственным человеком в школе, который вел себя со мной нормально, - исключая мистера Холла, который по-прежнему вопил на меня из-за моих неловких рук, - был Скотт. Скотт оставался тем же самым, старым Скоттом, высказывал недовольство но поводу макета газеты, помогал мне отпечатать письма для "Спросите Энни", обсуждал со мной книги, предлагал мне во время ланча кусочек домашнего тортеллини с соусом из четырех сыров…
Скотт был… просто Скоттом.
Даже мои родители стали обращаться со мной по-другому. Не знаю, было ли это потому, что меня пригласили на школьные танцы - впервые в жизни - или из-за того, КТО меня пригласил. В любом случае, внезапно они стали обращаться со мной так, будто я оказалась ближе по возрасту к ним, чем к Колу или Рику. Например, папа спросил меня, не хочу ли… получить водительские права, чего он рань-то не позволял, потому что боялся за меня, и я всегда была уверена, что он должен сидеть рядом со мной, когда я за рулем.
Тем временем мама удивила меня за завтраком, заговорив со мной так, будто я ее подружка, а не дочь:
- Я бы хотела, чтобы ты взяла с собой в кино или куда-нибудь еще Кэйру Шлосбург, Дженни. Ее мама вчера на йоге сказала мне, что у Кэйры очень плохое настроение. Она даже попросила родителей перевести ее в Военную академию для девушек.
В Военную академию? Кэйра? Я была поражена. Но ведь нельзя обвинять Кэйру за то, что она хочет уйти туда, где при виде нее не будут мычать.
Но в ВОЕННУЮ школу? Клэйтонская средняя, конечно, место плохое, но не такое плохое, как ВОЕННАЯ школа.
Или это не так?
Я поняла, что нужно немедленно принимать меры. Во время ланча, в тот же самый день, как со мной поговорила мама, я подошла к Кэйре и спросила:
- Что ты делаешь сегодня после школы? Кэйра прожевала листья салата - лишь это она взяла на ланч. Мне, конечно, было известно, что в ее ящичке полно всякого печенья, которое она ест, когда думает, что этого никто не видит. Кэйра посмотрела на меня и сказала:
- Я? - Затем она оглянулась, как будто хотела увериться, что за ней никто не стоит и что я действительно обращаюсь к ней. - Хм… Ничего. А что?
- Я хочу с тобой кое о чем поговорить, - сказала я. - Можно прийти к тебе домой?
Кэйра была потрясена. Меня захлестнула волна вины, когда я сообразила, что, возможно, я - первый человек, попросивший разрешения прийти к ней домой.
- ТЫ хочешь прийти ко мне домой? - Кэйра с подозрением смотрела па меня, будто подозревала, что я задумала какую-то каверзу. - Зачем?
- Я уже сказала. Мне нужно кое о чем с тобой поговорить. Ты на каком автобусе едешь?
- На тридцать пятом, - ответила Кэйра. - Я выхожу из школы в три десять. Но…
- Увидимся в три десять, - сказала я. И повернулась к своему столу.
- Минуточку… - Лицо Кэйры покрылось красными пятнами. Полагаю из-за того, что до нее дошло, сколько людей оказались свидетелями нашей беседы. Я, в конце концов, иду на "Весенние танцы" с Люком Страйкером. Вы могли бы подумать, что мне нравится внимание, с которым отслеживается каждый мой шаг. - Ты уверена… Ты уверена, что в этом нет никакой ошибки?
- Я уверена, - сказала я и пошла прочь.
Мне пришлось пропустить собрание в "Журнале", но я понимала, что один день без меня в газете обойдутся. А Кэйре, понятно, я сейчас больше нужна.
Подойдя к ее дому, я поняла, что все будет гораздо легче, чем я себе представляла. Оказалось, что Кэйра живет в абсолютно нормальном доме - не в трейлере, не с родителями-лунатиками, как доносили слухи, - где был полный порядок и где по сторонам дорожки стояли горшки с геранью.
Миссис Шлосбург встретила нас у входа с блюдом, на котором лежало еще теплое, прямо из духовки шоколадное печенье (Кэйра явно предупредила маму о гостье). Это была привлекательная женщина, в модном свитере, а все говорили, что она беззубая и с вредными привычками, и она вышла к нам