Повернув за угол, на свою улицу, ругнулся про себя - фонарь, освещавший часть улицы, недалеко от его дома, так и не горел. Лампочка сдохла неделю назад. Он и соседи звонили электрикам, оставляли заявки, да те не спешили их исполнять.
Надо будет завтра позвонить еще раз.
Денис издалека заприметил белую машину, стоявшую возле его дома, и темную фигуру, опирающуюся о ее капот. Арбенин привычно напрягся, собрался. Быстро глянул по сторонам, вроде никого больше нет, хотя в темноте этой хрен кого заметишь, особенно если не хотят, чтоб заметили.
Не замедляя шага, он оценил ситуацию, возможные пути отхода и прикинул варианты быстро и четко - рефлекс. Он уже разглядел, что это "Нива" и что человек одет в длинное черное пальто, заметив, что "не для рукопашной нарядец-то". И почему-то неожиданно заколотилось сердце! Никогда в экстремальных или требующих немедленного действия ситуациях он не нервничал, не напрягался: видеть всю картину, решать, мгновенно оценивать обстановку! И через два шага понял: Лена! Сердце ухнуло испуганным филином и заколотилось от предчувствия беды!
Она смотрела, как он приближается, не делая движения навстречу. Черное пальто с поднятым воротником делало ее похожей на кавказскую вдову, и Денис увидел огонек сигареты, когда Лена затянулась.
Он ускорил шаг, почти побежал подошел вплотную и спросил первое, чего испугался:
- Васька?
- С ним все в порядке, - ответила чужим, незнакомым голосом, низким тоном, затянулась до фильтра, бросила в темноту бычок. - Мне надо с тобой поговорить.
Он не мог разглядеть ее лица, но вспомнил, как изменилась она тогда в кафе, потухла и постарела на глазах и как накрыла ее лицо, словно вуалью, темная отчаянная усталость.
Денис обнял Лену, прижал к себе и почувствовал, как сотрясает ее тело мелкая дрожь. Он заторопился, придерживая за талию, усадил в машину на пассажирское сиденье, подогнал автомобиль к гаражу, бегом закрыл ворота, помог ей выйти из машины и повел в дом.
Попытался снять с нее пальто в прихожей.
- Нет, холодно, - отказалась она незнакомым, пугающим голосом.
- Давай к камину, я разожгу!
- Нет. В кухню, там теплее. Попить можно? - однотонно, без эмоций.
Денис испугался за нее: этот замерший взгляд в себя, бледное лицо и голос, лишенный всяких красок. Поддерживая рукой за спину, он привел ее в кухню, усадил, включил весь свет и поспешил делать чай.
- Мне завтра надо уехать, - сказала она, оставаясь в той же позе, в которой он ее усадил: чуть боком к столу, руки на коленях. - В Казань. По делам. - И замолчала.
Он умел вывести человека из ступора паники и страха, он умел оказывать первую медицинскую помощь, он умел так отдавать приказы, что за ним шли хоть в ад!
Не зная, что с ней происходит, какая беда случилась, Денис не понимал, что делать сейчас. И как помочь! Чем?
Он принес ей чай, пододвинул второй стул, сел совсем близко и поднес кружку к ее губам:
- Выпей!
Она глотнула раз, другой, третий, смотрела мимо него, куда-то в себя, наверное.
- Еще, - сказал он настойчиво, подталкивая кружку к ее губам.
Она посмотрела на чашку, перевела взгляд на его лицо, снова на чашку, забрала ее из рук Дениса, сделала несколько небольших глотков и поставила на стол.
Встала, подошла к окну и, глядя в черноту, сказала:
- Вася не мой родной сын. Он мой. Родной. Сын. Но родила его не я.
- Он очень на тебя похож, - тихо отозвался Денис.
- Да, так сложилось, - кивнула Лена, не поворачиваясь.
Замолчала. Денис ждал, не торопил и не направлял вопросами, не представлял вообще, что говорить и как помогать ей. Лена развернулась к нему лицом, прислонилась к краю подоконника, сцепила руки в замок.
- Я брала интервью у одного историка русского зодчества…
Мужик был интересный, увлеченный своим делом, но занятой сверх меры, к тому же не москвич. Поэтому интервью у него Лена смогла взять только на вокзале, перед отходом его поезда.
Ну, хоть так! Довольная сделанным делом, прикидывая в уме, как подаст в статье их разговор, Лена заспешила к своей машине, торопясь успеть до начинающегося дождичка.
Машину она припарковала черт-те где, не найдя среди парковок ни одного просвета, у вечно забитого машинами Казанского вокзала, да и некогда ей было место получше и поближе выискивать.
Оставалось метров пятьдесят до машины, а дождик таки припустил, Ленка побежала, но тут увидела чуть в стороне, в неубедительном маленьком скверике, мимо которого бежала, как четверо пацанов избивают ногами кого-то, лежащего на земле. Люди безразлично проходили мимо, только ускоряя шаг, стараясь поскорей прошмыгнуть мимо драки и любопытно поглядывая.
Всем наплевать!
- Эй, вы что делаете? - заорала та единственная, которой оказалось не наплевать.
И пошла к ним. Ее обматерили в четыре голоса и послали куда подальше.
- Прекратите немедленно! - приказала Лена. - Вон милиция стоит, сейчас позову!
- Давай, сука, еще и тебе перепадет! - заржали пацаны, не отвлекаясь от своего занятия.
Ленка, не останавливаясь, подходила к ним, она уже разглядела, что это пацаны лет по четырнадцать, и мальчишку, совсем маленького, лежавшего на земле, свернувшись клубком, которого они колотили.
Вот здесь она завелась!
Сдернула сумку с плеча, пристроила под деревом, вести беседы больше не стала - начала бить! И бить грамотно!
В пятом классе, обидевшись на шуточки пацанов "А что, Ленка, тебя в самый раз в карате!" после совместного просмотра какого-то боевика и ее замечания, что если поучиться, то она бы тоже так смогла, Леночка Невельская пошла вместе с мальчишками записываться в секцию айкидо! Мелкая, худая, только косички тонюсенькие в разные стороны торчат!
А тренер мальчишкам объяснил:
- Айкидо - это не карате, и девочкам эта борьба больше всего подходит, ведь суть этого искусства не в нападении, а в умении не препятствовать, как бы продолжить движение нападающего врага, используя преимущество силы инерции.
- А нападать что, совсем нельзя? - спросил кто-то.
- Можно, но только если нет иного выхода.
Ленка занималась айкидо до конца школы и в университете. Гораздо меньше, когда начала работать, и совсем уж редко, от случая к случаю, когда влезла в работу с головой, а сейчас и вовсе забросила почти, так, иногда в удовольствие раза два-три в месяц заходила в зал, если находила время.
Ленино преимущество состояло в том, что она не производила впечатление спортсменки, скорее обычной беззащитной девушки. При этом имела черный пояс и первый дан по айкидо.
Она наваляла этим поганцам от души, особо не запыхавшись, но без "зверства". Трое лежали на земле и постанывали, четвертый шустренько слинял.
Лена подняла свою сумку, перекинула ремень через голову, на бок, чтоб не мешала, подняла избитого мальчишку на руки, поразившись, что он совсем легкий, и понесла к своей машине.
- Сейчас, потерпи, - уговаривала она его, укладывая на заднее сиденье. - Сейчас, в больницу поедем.
- Не надо в больницу, - слабым голосом попросил он. - Пожалуйста, не надо!
- Беспризорник? - поняла она.
- Беглый, - признался пацан и затих.
Лена села за руль, но заводить мотор не спешила, задумалась.
Про беспризорников, приемники-распределители, детские дома и социальную защиту детей она знала, как никто другой! Копалась в этом не один месяц, когда материал готовила. А в работе журналистка Невельская дама упорная, злая и скрупулезная и залезала в такие места и правды, куда путь всем заказан.
Поэтому про всю эту систему она была столь глубоко и хорошо осведомлена, что везти избитого пацана прямиком в больницу призадумалась. У нее имелся один хороший знакомый, хирург-травматолог, бывший муж ее студенческой подруги, к его помощи Ленка прибегала уже не раз, но не из-за своих травм.
Она включила свет и полезла в сумку откапывать старую записную книжку, которую всегда носила с собой, не сильно доверяясь сотовым телефонам. Нашла, посмотрела на мальчишку.
Он лежал не шевелясь, и ей показалось, что не дышал.
- Ты как там? - спросила, перепугавшись.
- Живой, - отозвался он еле слышно.
"Уже хорошо!" - порадовалась Ленка и набрала нужный номер.
- Олег, привет, Невельская!
- О, сколько лет и тех же зим! - обрадовался Олег Загоруйко. - По делу, как я понимаю?
- По нему! - покаянно вздохнула Ленка. - Ты на работе?
- На ней, увы, рыба моя! Проблемы?
- Да. Ты все там же?
- Там же, там же, куда я отсюда денусь! Срочное что?
- Да. Сейчас приеду!
Олег ждал ее у дверей отделения, сам взял с сиденья и отнес мальчика в кабинет.
- Что с ним?
- Били сильно ногами. Больше ничего не знаю.
Олег внимательно ощупывал пацана с ног до головы. Работал.
- Тебя как зовут, боец?
- Василий Федорович, - ответил мальчишка, не открывая глаз.
- Лет сколько?
- Десять почти.
- Перелом ребер, - сделал предварительный диагноз Олег, - остальное смотреть надо. Вот что, Лена, давай ты моей медсестре поможешь его раздеть и помыть.
- Я сам! - сурово сказал пацан.
- Нет, - командовал Олег, - сам - это потом!
А мальчишка потерял сознание.
Они его раздели, вымыли, и Ленка ужаснулась - весь в синяках свежих, наливающихся и других, более ранних, в старых шрамах, худой, как стиральная доска, маленький замученный ребенок! Господи, ему нет и десяти лет, а у него ужежизнь кончилась, и не в физическом смысле, хотя и в нем тоже!
"Нет, с этим мальчиком так не будет!" - твердо и окончательно решила Лена.
Она ждала в коридоре, на подранном больничном стуле, и нервничала ужасно. Что там может такое быть с ним? И Олег долго не выходил.
- Идем, - устало позвал, выйдя наконец. - Ко мне в кабинет пошли. - И повел куда-то.
- А мальчик? - оглянулась она на дверь.
- Я ему обезболивающее и снотворное вколол, спит у меня там в просмотровом на кушетке. Никуда не денется, не дребезжи!
Войдя в кабинет, устало плюхнулся в кресло за письменным столом, махнул ей рукой на стул.
- Скажи мне, Невельская, во что ты вдряпалась на этот раз?
- Ни во что. Вот мальчика избитого подобрала.
- Подобрала, значит. Ты понимаешь, что я обязан в ментовку сейчас позвонить, уведомить об избитом беспризорном ребенке?
- Потому к тебе и привезла, чтоб не уведомил, - пояснила она.
- Да? И что дальше? Ты его заберешь и на то же место, где взяла, положишь?
- Домой к себе отвезу. Подлечится - там решу.
- Невельская, насколько я тебя знаю, ты вроде не дура, а иногда такое отчебучишь! - поразился Олег. - Ты вообще в курсе про таких детей?
- Более чем! - разозлилась Ленка.
- А-а, - припомнил он, - ну да, ты ж тогда такой статьей бабахнула. Помню. Тем более все про это знаешь.
- Что с ним, Олег?
- Ну что… Ноги-руки целы, только старые переломы, два ребра сломано, множественные рваные раны зашили, на голове тоже парочку швов наложили, но сотрясения нет. Педикулез, то бишь вши, Валя его уже побрила и обработала. Общее истощение и обезвоживание организма, заболеваний наверняка полный букет, надо анализы делать, а так - обычная картина для таких детей. Насилию и сексуальным действиям не подвергался, я осмотрел. Этот еще чистенький, трусишки, маечка чистые, может, кто присматривал за ним, или сам такой чистоплотный. Судя по степени истощения, в бегах больше полугода. Вот, собственно, и все. Что делать собираешься?
- Отлежится пусть, а там посмотрим.
- Ну да, ты его в дом, а он тебя обчистит да еще на хату наведет дружков.
- Кроме меня в доме брать нечего, а для этого он маловат, - пошутила от облегчения Ленка.
- Ну, смотри, неугомонная ты моя. Но забрать тебе его придется прямо сейчас.
- Я заберу, - поспешила уверить она.
- Если не дернет от тебя поутру, приводи на днях, возьмем у него весь спектр анализов, на все и много. Но лаборанткам придется заплатить, у нас теперь не больничные платно.
- Приведу, скажи когда.
- Позвоню. Одежду его мы выбросили в утилизацию, так что придется тебе парня прибарахлить. Я его в старый халат завернул. Дарю!
- Спасибо, Олег! За мной долг будет!
- Как всегда, Невельская, как всегда, - устало отмахнулся он, потер лицо ладонями. - Сколько работаю, циник до анализа мочи, а к таким делам привыкнуть не могу никак! Истерзанные насилием женщины и вот такие дети! Те, кто на улицах больше года, все как один больные, битые-перебитые, абсолютно асоциальные, с искореженными мозгами. Как думаешь, долго это еще будет?
- Долго, - уверила Лена.
- Ладно, - посмотрев на нее внимательным взглядом, пожаловался Олег, - развезло что-то, сутки мои заканчиваются, устал. Я тебе напишу, что ему сейчас из лекарств надо и какой уход.
Олег помог ей перенести спящего мальчика, завернутого в халат, и уложить на заднем сиденье машины, пожелал удачи, посмотрел на нее внимательным долгим взглядом, но, так ничего и не сказав, ушел.
Ленка посидела немного, не заводя мотора, прикидывала, что необходимо сделать в свете возникшей проблемы.
Время не позднее, еще и шести вечера нет, успеет!
Заехала в магазин за продуктами, набрав целый ворох, в "Детский мир" - вещей для мальчика купила - и в аптеку.
Что еще? Да все! Домой!
Она слышала, как он проснулся на следующий день около одиннадцати утра, одевался. Лена ему на стул возле кровати вещи положила и сверху новую зубную щетку. Оделся и двинулся к ней в кухню, услышав, что она гремит там посудой.
Вошел. Не поздоровался. Смотрел волчонком настороженным исподлобья. Стоял.
У Ленки сердце сжалось болью! Худющий, бритая голова в шрамах и двух свежих швах, лицо заплыло уже синяками. Злой.
Но нюнить нельзя ни в коем случае и бабскую жалость выказывать - категорически!
- Садись, - приказала, махнув на стул.
Он сел не сразу. Постоял, поразглядывал ее какое-то время. Сел.
- Ешь! - сказала тем же приказным тоном.
Поставила перед ним тарелку с овсяной кашей на молоке да с маслом, другую тарелку с куском хлеба, тоже с маслом, и чашку горячего сладкого чая с лимоном.
На еду он не набросился, как ожидалось при взгляде на его истощенное тело. Посмотрел на Лену. Что он там думал, разглядывая ее?
Но надумал что-то свое, выводы сделал, взял ложку и степенно, без суеты, принялся за еду. Лена села за стол, напротив него, прихватив чашку чаю, для удобства разговора, смотрела, как он ест. Ждала.
Доев кашу, он отодвинул тарелку, взял в руку хлеб, в другую чашку и спросил:
- В ментовку сдашь?
- А ты не хочешь, - подсказала она.
Он посмотрел на нее снисходительно, как на дурочку какую, откусил кусок хлеба, запил чаем и спокойно ответил:
- Так хотел бы, не сидел сейчас с тобой.
А Лена поняла, что никакого разговора в русле "я взрослый и умный, ты ребенок и многого не понимаешь, а я знаю, как для тебя лучше!" не то что не получится, и это так же неуместно, как объяснять дедушке Ленину задачи партии.
- Давай знакомиться, - рулила беседой твердым голосом она. - Я Лена, а ты?
- Василий Федорович, представлялся уже. - И, затолкав последний кусок в рот, допив чай, прожевав, поблагодарил: - За жратву спасибо.
- Пожалуйста.
- Ну, Лена, и что тебе от меня надо? - перехватил инициативу разговора он.
Ну нет, мил-друг, это с Невельской не канает!
- За что били? - пропустив его вопрос, протокольным тоном спросила она.
- За дело, - невозмутимо ответил мальчишка.
- Я спросила: за что?
- Бабки не все в общак сдал. А я спросил: что тебе надо?
- Вот что, Василий Федорович, так разговор у нас с тобой не получится, - начала было она, но пацан перебил:
- А я с тобой базарить и не собираюсь! Помогла, шмотки купила, накормила, спасибо. Пошел я, у меня дел полно, - и начал вставать со стула.
- Сядь! - приказала Лена, да так, что он тут же подчинился. - Уйдешь тогда, когда я решу!
- Э нет, - глядя ей прямо в глаза злым, непокорным взглядом, разъяснил он расстановку сил. - Этаж третий, балкон есть, даже если запрешь, вылезу, а не вылезу, так в окно сигану. Если разобьюсь, тебя посадят. Тебе что от меня надо? Продать хочешь?
- Кому продать? - сбилась с твердости тона Ленка.
- А то ты не знаешь! Уроду какому-нибудь, который по мальчикам тащится! Что уставилась?
- Значит, так! - распорядилась Ленка, вмиг отойдя от потрясения. - В ментовку ты не хочешь и в объятия к педофилам не рвешься, как я понимаю. Хочешь, чтобы мы с тобой мирно разошлись, пожав друг другу руку, - будешь отвечать на мои вопросы, и не свою беспризорную шнягу пожалостливей! Усеку хоть намек на вранье, а я усеку, не сомневайся, скручу и вызову ментов и социальную службу! Думаю, сомнения насчет того, что я с тобой справлюсь, отпадают сами собой. Я доходчиво объясняю?
- Вполне, - усмехнулся саркастически ни на грамм не испуганный ее пламенной речью пацан. - Ты особо не заводись, мне по фигу, что в ментовку, что в приемник, я все равно оттуда слиняю, и пугать меня этим не надо, бесполезно.
- Ясно, - выслушав его, сказала Ленка. - Тогда свободен. Можешь идти, никто не держит, тебе на помойке подыхать, как я понимаю, интереснее.
Он поднялся, осторожно, но не скривился от боли, не позволил себе показать перед ней слабость, выбрался из-за стола, прошкандыбал на выход, но у двери остановился, повернулся, посмотрел на нее задумчиво:
- Странная ты тетка. Притащила в дом беспризорника, барахло ему купила да еще пугать взялась. - Он покрутил по-стариковски головой. - В добренькую поиграть хотела и научить ребенка, как правильно надо жить. Знаем такое дело. И чего от меня хотела? - И развернулся уходить.
- Я-то знаю, чего хочу, а вот чего хочешь ты, Василий Федорович? - спросила Лена.
Он остановился, снова, медленно, повернулся к ней.
- Как все, - поколебавшись, все-таки ответил он.
- Желания у людей разные, - не приняла такого ответа Ленка. - Вот чего конкретно ты хочешь, не в данный момент, а по жизни?
- Я ж говорю, как все. Бабки, семью, работу, дом свой.
- И как ты собираешься это получить? Или у вас на помойке и такие богатства водятся? - спокойно поинтересовалась Лена.
А он разозлился! Сильно, аж глаза прищурил, выстрелив злым, недетским взглядом.
- Тебе какое дело? Что пристала?
- Может, помочь хочу, - выдвинула предположение Лена.
- Да пошла ты! Помочь она хочет! Конфетку дать, копейки сунуть, по голове погладить, а потом руки вымыть! Добренькая нашлась! Знаем мы вас добреньких. Одно зло от вас и неприятности! Ой-ой, бедный ребенок, и к ментам: государство обязано о вас позаботиться! Позаботилось уже, спасибо!
- Ну а если я, а не государство хочу о тебе позаботиться? - не меняя тона, спросила Лена.
- Да не смеши меня! Сытая, молодая москвичка - заботиться! - И, скривив презрительную мину, детским голоском: - Мамочкой моей стать?
- Ну, мамочкой не мамочкой, а твоим шансом выбраться из дерьма я вполне могу стать. Но это зависит от того, насколько ты сам хочешь из него выбраться.
- Еще от чего? - хмыкнул он.
- В первую очередь от того, получится у нас разговор на моих условиях или нет.