На ватных ногах я двинулась назад, глянула в черные, без зрачка, глаза и провалилась. "О господи, – взмолилась я, – не могу, не могу смотреть на него! Что же делать?"
– Моя машина к вашим услугам.
Я проследила взгляд Максима Петровича, и мы направились к лимузину.
"Так тебе и надо, козел", – ныряя в салон, подумала я о Жукове и тут же испытала приступ вины:
– А Жукова мы не берем?
В конечном счете разве не я мечтала о богатом выборе доноров? К тому же мужчины – существа стадные: не будет одного – не будет и второго.
– А зачем он нам нужен? – заговорщицки подмигнул Максим Петрович, осторожно касаясь моего локтя. – Мне показалось, он не по-джентельменски с вами обошелся. Я не прав?
Ответить я не успела.
– Я за вами! – завопил Жуков, и я поняла, что зря о нем беспокоюсь.
Машина мягко тронулась с места и уже через десять минут парковалась перед трехэтажным зданием в купеческом стиле.
По широкой лестнице мы поднялись на площадку верхнего этажа, на которую выходили четыре звукоизолирующие двери из массива.
На одной я прочитала: "Француз Максим Петрович – председатель Ассоциации фермерских хозяйств".
С такой фамилией председательствовать в Дворянском клубе, а не у фермеров.
Максим Петрович отпер замок и распахнул передо мной дверь.
Ого!
Современный офис ассоциации, обставленный со сдержанным шиком, поражал воображение: стильный и дорогой, он скорее походил на штаб-квартиру правящей партии, чем на офис добровольно объединившихся нищих фермерских хозяйств. "Откуда деньги?" – успела подумать я.
– Присаживайтесь, – пригласил хозяин кабинета, и я с некоторой робостью присела к столу совещаний, оказавшись по правую руку от Максима Петровича.
События разворачивались чересчур стремительно для моего привыкшего к тихой незаметной жизни организма. В сознании не помещалось, что это воплощение мечты, темпераментный, харизматический мужчина, по предварительной оценке настоящий Король, – теперь мой начальник.
– Кофе? Чай?
– Кофе.
– Фаина Романовна, – подняв трубку, небрежно бросил Француз, – два кофе.
Мы переглядывались и улыбались друг другу: я – смущенно, Француз – покровительственно.
Когда в кабинете появилась полная дама средних лет, мы с Максимом Петровичем практически уже были близкими людьми.
– Здравствуйте, – кивнула дама, глядя поверх очков.
Максим Петрович принял поднос с чашками и с напускной суровостью распорядился:
– Оформите Витольду Юрьевну начальником лаборатории, оклад мы обсудим позже.
Я протянула документы, Фаина Романовна покинула кабинет.
Установилась вязкая тишина. Максим Петрович со значением поглядывал на меня, под этими взглядами сердце в груди било в набат, кофе не проглатывался.
– Ха! Вы уже тут кофе хлещете! – уличил нас Жуков, влетев в кабинет. – Есть еще чашка?
– С собой носить надо, – проворчал Максим Петрович.
Арсений плюхнулся с другой стороны стола, напротив меня и тут же принялся сверлить меня взглядом.
Не выдержав перекрестного огня, я поднялась с места:
– Схожу к Фаине Романовне.
К выходу я добиралась в полусознательном состоянии: мои ноги, которые, по утверждению Дашки, являются главным украшением моей фигуры, просто заплетались в косичку под беззастенчивыми взглядами мужчин.
Сирень выкинула первые метелки соцветий, в саду было полно работы, но вместо того, чтобы заняться участком, я определила Триша на постой к Дашке и уехала в командировку за оборудованием, посудой и реактивами.
Бывают в жизни моменты, когда тебя ведет судьба и все складывается почти без усилий с твоей стороны. Очевидно, это был как раз такой момент: не сделав ни одного лишнего движения и не потратив ни одной нервной клетки, я нашла все, что искала, и даже больше. Удалось уложиться в смету и сэкономить на мебели для химлаборатории.
Меня не покидало ощущение, что на моей улице перевернулся наконец грузовик с пряниками.
Даже на вокзале в кассу не было очереди, я сразу купила обратный билет и успела зайти в кафе перекусить.
Едва я устроилась за столиком, в заведении появилась девушка.
Я отметила роскошное кожаное пальто оливкового цвета, модный оттенок волос, безупречный макияж и умопомрачительные ботиночки на шпильке. Мне бы тоже пошло такое пальто… Ботиночки при всей своей умопомрачительности в Заречье вещь абсолютно бесполезная. Да и модный оттенок волос – одни расходы, никакой окупаемости. Не для сельской местности штучка, определилась я и успокоилась.
Девушка наметила столик, сняла пальто и, проходя мимо меня, замедлила шаг.
– Ну, надо же, – воскликнула она, – вот так встреча!
Первая мысль – ко мне это восклицание отношения не имеет. Я покосилась на девицу, и первая мысль сменилась другой: меня с кем-то путают.
– Какая неожиданность! – тем временем, подсаживаясь за мой столик, ликовала девица. – Витольда, неужели ты?
Я нацепила вежливую улыбку и подтвердила:
– Да, я.
– Ну только не говори, что ты меня не узнаешь! Состояние человека, который не узнает кого-то, можно сравнить только с состоянием человека, которого не узнают. Одинаково приятно.
Я смотрела на девушку и всеми силами старалась не очень глупо выглядеть.
– Людмила Масленникова! Ну, вспомнила? – подсказала моя собеседница, готовая обидеться.
Наверное, для Людмилы многое изменилось за эти одиннадцать лет, если она забыла, что девушки на нашем курсе все время соперничали за любовь Степки Переверзева и никаких нежных или просто теплых чувств друг к другу не испытывали. Не знаю, чего ждала от меня бывшая сокурсница – что я брошусь ей на шею?
Людмила прочитала на моем лице то, что не должна была прочитать.
– Да брось ты, Витя, – понизила голос однокурсница, – все быльем поросло. Степан погиб, ты слышала?
Я медленно покачала головой, не понимая, о чем это Людка говорит?
– Никто ничего о нем не знает, – быстро добавила Людка, поймав мой ошалелый взгляд, – ходили слухи, что он на военном заводе работал, что-то с химическим оружием связано, хотя у наших мальчишек кафедра была. Помнишь, как они по танку на заднем дворе ползали?
На задворках памяти всплыла залитая солнцем аудитория, распахнутые в колодец двора окна и танк на дне этого колодца. По танку действительно самозабвенно, с детским азартом ползали наши мальчики.
– Никого не призывали, а он как-то попал в армию, – продолжала Людмила, – кто-то говорил, что тесть устроил. Степа ведь женился на дочери какого-то генерала. Помнишь?
– Да, – кивнула я, прислушиваясь к сердцу – оно ныло. Не по Степану – по собственным молодым мечтам и надеждам.
– На заводе несчастный случай произошел, взрыв, пожар – в общем, нет больше Степана.
Мы помолчали, думая каждая о своем.
– А ты все такая же молчунья, – хихикнула после минуты памяти Людка, – может, закажем вина?
– Давай, – все еще переживая услышанное, кивнула я.
– Ты-то как?
Масленникова придирчиво оглядела мой брючный костюм (лучшую вещь в гардеробе) и часы – подарок мамы на тридцатилетие.
– Нормально, – я взглянула на часы – до поезда оставалось сорок минут.
Людка уже обследовала мои руки в поисках обручального кольца.
– Замужем?
Ну, вот оно, началось.
– Нет, – настроение окончательно испортилось, – не замужем. И пока не собираюсь.
– Что, небось недавно развелась? – проявила сообразительность Людка.
– Да, недавно, – подтвердила я, думая только о том, как безболезненно проскочить тему детей, – а ты?
– Я замужем, сын растет, диссертацию пишу, вот, была в командировке на заводе. А ты с кем-нибудь из наших связь поддерживаешь? Ты же, по-моему, с Ириной Супрыкиной дружила.
Ну вот не понос, так золотуха: мимо детской темы проскочили, зато вляпались в воспоминания о дружбе.
– Знаешь, мы как-то потерялись с ней, – как можно легкомысленней произнесла я.
– Могу дать телефон.
– Давай. – Я послушно достала блокнот.
Масленникова продиктовала номер бывшей институтской подруги и понеслась дальше перебирать имена и фамилии.
Потом Людка проводила меня к поезду и долго внушала:
– Не пропадай, Витольда, не рви связи. Нам нечего и некого делить, Степка для нас был как переходящее красное знамя. Звони, будешь в Москве – встретимся, посидим, познакомлю с мужем, с сыном. Поняла?
Я приняла все аргументы в пользу дружбы, пообещала не пропадать и даже чмокнула Людку в щеку.
Всю дорогу домой я с мистическим страхом думала о том, что большого любителя женщин Степана Переверзева нет в списках живых.
Как же он предстал на суд Божий без моего прощения?
В Заречье я вернулась поздно вечером, носом к носу столкнулась на станции с соседом и едва не заорала от ужаса, но, придя в себя, решила, что мне повезло.
– Здравствуйте, – окликнула я несчастного, – я ваша соседка, вы меня не узнаете?
– Узнаю, – буркнул тот.
– Вы на транспорте?
– Ну не пешком же.
Совершенно очевидно, парень был не в восторге от встречи со мной, ну и черт с ним.
– Не отвезете домой?
– Идемте, – тем самым свистяще-шипящим голосом, от которого мороз шел по коже, коротко бросил сосед.
"Ну и тип, – обозлилась я, – точно контуженый".
Сосед явно направлялся к остановке, я, недоумевая, тащилась следом. "Хорошо, что у меня почти нет багажа", – не успевая за широким шагом соседа, радовалась я.
Сосед, точно издеваясь, дошел до остановки и встал под навес хилого сооружения.
– Вы же сказали, что на транспорте, – сдерживая возмущение, упрекнула я грубияна.
– А что, автобус транспортом не считается?
– А где ваша машина?
– В ремонте.
– Какое везенье, – съязвила я, – некоторое время можно, ничего не опасаясь, ходить по улицам нашего города.
Сосед не откликнулся, и я продолжила, упиваясь возможностью испортить ему настроение:
– Вы всегда были таким нелюдимым?
– Не ваше дело, – огрызнулся этот ненормальный.
В темноте я не видела лица, но нетрудно было догадаться, что никакого намека на дружелюбие оно не выражает. Меня распирало от любопытства: откуда, почему, зачем и как он оказался в доме для обреченных старушек? Из-за контузии? Из-за травмы?
– Меня зовут Витольда, можно Витя, – не отставала от соседа я.
– Степан.
– Очень приятно, – вежливо ответила я, хотя по понятным причинам имя Степан выносила с трудом последние тринадцать лет.
Сосед не удостоил меня ответом.
Подошел автобус, я поднялась и вошла в салон, а Степан где-то потерялся.
Обнаружился сосед только на нашей остановке. Он вынырнул из другой двери и развил такую скорость, что я фыркнула: парень определенно хотел от меня избавиться.
Нелюдимый сосед свернул на Майскую раньше меня, но у калитки я его нагнала – он возился с замком. Мне не терпелось поругаться с невежей! Я стремилась к развитию конфликта, считая, что в таком состоянии, как сейчас, наши отношения оставаться не могут. Либо мы возненавидим друг друга окончательно, либо подружимся – третьего не дано.
– Где вас воспитывали, интересно? Бросить женщину одну на улице, поздно вечером – это слишком даже для такого мизантропа, как вы, – укорила я соседа.
– Ладно, – сдался Степан, когда я уже думала, что не дождусь ответа, – я действительно чувствую себя не очень… После того, что… Когда я вас обрызгал грязью.
– О-о, неужели вы помните?
Мы со Степаном уже были каждый на своем участке, нас отделяла сетка, по которой летом обычно тянутся к солнцу вьюнки и фасоль (мама с бабой Надей раз двадцать собирались посадить клематисы вдоль разграничительной полосы, но так и не сподобились).
Из дома Степана донесся возмущенный лай, разговор готов был оборваться, даже не начавшись.
– Ерунда! – дружески заверила я одиозного типа. – Вы же не специально, а так, по пьяному делу! Кстати, у вас отличный пес – Тихон, кажется?
– Да, сейчас выпущу его побегать.
Сосед устремился к дому, взбежал на крыльцо, едва открыл дверь, как наружу вырвался Тихон и принялся радостно повизгивать и облизывать хозяина.
– Гуляй, – велел Степан.
Я думала, сосед вернется к разговору со мной, но Степан исчез в доме.
Чувствуя себя полной дурой, я постояла на крыльце, придумывая неотложное дело. Сама виновата, нечего было задирать человека.
Слава богу, на кухне зазвонил телефон, спасая мое достоинство.
Это был Жуков:
– Витя, как съездила?
– Отлично, все нашла, отобрала, полный порядок. Не знаешь, когда оплатят счета?
– Не знаю, я не был на фирме. Ты ничего не решила с земельными паями?
– Арсений! – взвыла я. – Только вернулась, устала как бобик, а ты меня грузишь какими-то паями. Нет, ничего не решила! Устраивает такой ответ?
– Устраивает, – обиделся Арсений, – ладно, отдыхай, завтра поговорим.
Положив трубку, я открыла комод, подержала в руках свидетельства на землю, вернула бумаги на место, заперла комод на ключ, а ключ спрятала в шкатулке на трюмо в спальне. Успокоенная этими манипуляциями, поплелась в душ.
* * *
Вахрушева умирала от любопытства:
– Есть новости? Сформировала поток событий?
– Новости есть. Две хорошие, одна плохая. С какой начать?
– С хорошей, – подумав, решила Дашка, и в трубке повисло заинтересованное молчание.
– Знаешь, эффект от моих тренингов получился неожиданный. В моем окружении появилось двое мужчин, с половиной.
– Это как? Половина – это безногий, что ли?
– Скорее безголовый. Понимаешь, в соседнем доме поселился парень, зовут Степан, он инвалид и от меня прячется. Поэтому за единицу соседа принять нельзя, только за одну вторую. И вообще, я бы не хотела притягивать таких мужчин.
– А что с ним?
– Арсений сказал, что Степан уволен из армии по состоянию здоровья, наверное, контуженый. И с лицом что-то – ожог, кажется. Судя по его ужасному фейсу и злобному рычанию, так оно и есть.
– А Арсений – это кто?
– Аферист.
– Подожди, – попросила подруга, – аферист и контуженый – это твои хорошие новости?
– Да, это хорошие новости. Насчет афериста я не уверена, но мне показалось, что Максим Петрович не очень уважает Арсения.
Дашка обалдела от такого количества новых имен:
– А это еще кто такой?
– Максим Петрович? Это мой новый шеф.
– Просто невероятно! Всего за неделю ты обзавелась массой знакомых!
– Нас объединяют с другими фермами, я теперь буду ездить на работу в город.
– Здорово! Это хорошая новость. А плохая?
– Аферист Арсений склоняет меня продать земельные паи, мой и мамин, – сообщила я Дашке.
– А ты?
– А я не хочу продавать землю!
– А зачем тебе земля?
– Мало ли? Гектар сельхозугодий лишним не бывает. Есть не просит, пусть будет.
– Ладно, про землю неинтересно. Ты лучше скажи, кто из мужчин тебе понравился?
– Мне понравился Максим Петрович, – с мечтой в голосе призналась я, – вот это настоящий донор. Мне только надо узнать, нет ли у него каких-нибудь наследственных заболеваний, и можно действовать.
– А как ты узнаешь о его наследственности? И как собираешься действовать?
Дашка, как настоящая подруга, умела испортить настроение.
– Еще не знаю, – опечалилась я, – надо что-то придумать.
– Пригласи его в гости, чего голову ломать?
– Если другого ничего не придумаю, придется.
Тут Дашка полыхнула в трубку:
– Явился не запылился. Где можно шляться до девяти вечера?! – И я поняла, что домой пришел Егор.
– У каждого свои проблемы, – вздохнула я и взялась за книжку: Франческа вернулась в родной город, встретилась с Рэем на вечеринке, он заинтересовался девушкой, но не узнал ее.
Максим Петрович не спешил переводить лабораторию в новое место, и я по-прежнему ездила с коллективом на ферму.
Гена Рысак больше не подталкивал меня к продаже паев, но его визиты в лабораторию заметно участились, причем без всякой производственной необходимости.
– Как дела? – без затей спрашивал Гена.
Это было не все. В гардеробе Геннадия Павловича появились вещи из сундука или комиссионки: кожаный жилет с накладными карманами и водолазки времен Грушинских фестивалей конца восьмидесятых (Гена был поклонником бардов и даже сочинил пару песенок, которые из года в год исполнял под гитару в День работников сельского хозяйства) и туфли. Туфли в нашем навозе определенно наводили на мысли…
– Хорошо, Гена, дела, – фильтруя молоко (или считая кислотность), отвечала я.
– Витольда, повезет твоему мужу!
– Почему?
– Потому что у тебя всегда ровное настроение, – поделился наблюдением Геннадий Павлович.
Заречье город маленький, все друг о друге все знают. Ходили слухи, что жена Гену поколачивает. Я так и видела, как Верка Рысакова вскакивает с постели в ночной рубашке и начинает мутузить мужа со словами: "Ах ты, чертов импотент!" Известно ведь: импотент во всем импотент, хоть в работе, хоть в поисках пути, хоть в сердечной смуте…
– Хороший ты мужик, Геннадий Павлович, но не Король.
– Слышал – "не орел". Про короля впервые, – смутился Палыч.
– Не орел? Это, по-моему, в фильме "Простая история" Мордюкова Ульянову говорит, да?
– Тебе по возрасту не положено такие фильмы знать, – сделал замаскированный комплимент Рысак.
– Классику, Гена, каждому положено знать. А чего это ты нарядный такой?
И тут Гена Рысак покраснел. Впервые видела его в столь плачевном состоянии: белобрысые брови на красной физиономии сделали Гену похожим на Деда Мороза, перепутавшего явку.
Соображала я медленно, но верно: кто смотрел Гене в правый глаз? Кто улыбался доверчивой улыбкой беспомощной девочки? Вот, пришла расплата.
Не знаю, что увидел на моем лице Геннадий Павлович, но из лаборатории выскочил.
"Три с половиной", – подвела я итог.
Дамой можно не быть, Дамой можно казаться. А сколько нужно казаться, чтобы быть?
Неожиданно оказалось, что я незаметно для себя добралась до третьего пункта плана обольщения:
стала Дамой (ну почти почти стала);
провела тщательную селекцию кандидатов.
Осталось:
выбрать Короля;
соблазнить Короля;
зачать ребенка;
расстаться с Королем.
Пф! Всего-то!
В списке кандидатов значились: Жуков, Рысаков и (что скромничать) Француз. Можно было переходить к третьему, самому ответственному пункту – выбору донора.
Выбор определяла наследственность кандидата.
О Рысакове я знала все: характер (меланхолик), хобби (песни под гитару), чем и когда болел (все детские болезни плюс песок в желчном пузыре, поясничный хондроз и гастрит), знала, что сын и дочь учатся в институте, знала также супругу Рысакова – Верку, то есть в принципе могла вывести показатель IQ самого Рысакова.
О Жукове тоже собрала достаточно сведений: холерик, любит поесть, склонен к авантюрам и быстрой езде. Бабник. Несмотря на многословность, о себе говорит мало и неохотно.