Попробовать сначала на собственном же примере? Ведь у меня целых две способности, полученные при соединении с Сердцем Луны. Прятаться от чужого взгляда, используя самые условные покровы - даже просто измазаться грязью подходит. Из-за этого люди Тота не могли найти меня на довольно небольшом участке леса, когда я стала жертвой теракта в прошлом году… Мне невольно вспоминаются слова фон Адлигарба о чудесном везении. И правда, как ни крути - я была единственной, кто выжил в машине, не считая Батори; упав в воду, наконец-то вернулась к сознательной жизни впервые после ритуала; выбрела на Кристо (на голого Кристо - так, не отвлекаемся, Лиляна) - вот чем обернулся для меня взрыв на мосту. Ну, а вторая способность - каким-то образом отводить смерть от своего ритуального мужа. От императора, то бишь. Как там говорил Твардовский? Если в императора кинут гранату, найдётся причина, по которой она не взорвётся.
То, что объединяет две эти способности, должно быть как-то связано с цыганской магией - хотя бы потому, что создатель Сердца Луны, Айдын Угур, был цыганом и артефакт изготовил так, что воспользоваться им могла бы только носительница цыганской крови. "Сердце Луны должно приносить пользу цыганам," - как-то так было написано в завещании, обнаруженном мной в библиотеке Марчина.
Можно ли сказать, что воцарение Батори принесло пользу цыганам? Ну, разве что "волкам" - теперь нам не приходится убивать вампиров, чтобы поесть их крови; а это освобождает нас от проклятия и продлевает жизнь, не говоря уж о том, как часто убивала охотников несогласная со своей участью добыча. Впрочем, настоящий вопрос не в этом.
Сердце Луны работает на цыганской магии, какой-то более глобальной, чем известные мне мелкие хитрости и приметы. В некий момент заключённое в ожерелье волшебство стало работать против меня - скорее всего, из-за неумелого с ним обращения. Выяснить причину и обуздать вышедшую из-под контроля силу - одна из первостепенных задач. Наряду с вопросом о том, кто там такой добренький собирается спасти Венскую Империю от её императора, каким обладает конкретно оружием - и что я могу этому оружию противопоставить. Ясно только, что ставить лучше всего на цыганские секреты. По крайней мере один из них мне уже помог.
(Кажется, Ловаш прав, я в самом деле насквозь проканцелярилась. Так и лезут в голову словечки с совещаний и из приказов. Я ведь правда только что подумала "первостепенные задачи"?)
Если бы только я могла понять, что за руны изображены на двери - и что это за птичка "ламия". У вампиров очень многое завязано на разную символику, и за эти ниточки вполне можно размотать клубочек. Но вот беда, я не могу так просто взять и отправиться в прогулку по окрестностям. Прежде я могла попробовать уговорить Кристо. Теперь мне надо искать какой-то другой выход. Если бы мне на хвост не присел Тот, я могла бы попытаться задействовать цыганскую почту - насколько я знаю, все заказы на ковку и литьё в Будапеште проходят через две мастерские. Одна из них как раз цыганская. А если заказ был сделан не в ней, то за небольшую мзду было бы нетрудно узнать во второй, кто же был клиентом. Но кровососы с обеих сторон связали меня по рукам и ногам.
Ещё странное поведение Батори… я беру в руки пуговицу, которую сразу определила на его роль - довольно крупную, шоколадно-коричневую, с золотой короной и кантом, и кидаю взгляд на пасьянс, прикидывая куда мне пристроить императора. И тут до меня доходит.
Молодец, Лиляна! Потрясающей проницательности и глубины интеллекта ты человек. Даже какой-то венгерский вампир, подписанный, наверное, на все журналы моды в Империи, умнее тебя! По крайней мере, он догадался предположить, что носительница Сердца Луны может исчезать, используя магию ожерелья. То есть, ему, конечно, шестьсот лет и всё такое, но у меня всё равно стойкое чувство, что это не Ловаш мудр и опытен сообразно возрасту, а я - непростительно тугодумна.
Похоже, мне удастся выбраться из дворца раньше, чем вампиры-жрецы обо мне вспомнят.
Я даже не утруждаю себя тем, чтобы собрать пуговицы обратно в коробку или дождаться указанного господину Балогу часа дня. Мне хочется действовать. Немедленно.
Я срываюсь в направлении Зелёных покоев. Всё, что мне нужно - обычная простыня, накинуть на себя, и в момент, когда чары только наводятся - исчезнуть из поля зрения. Это нетрудно, камеры есть только в коридоре. Мне достаточно оставить приоткрытой дверь, но в комнате встать так, чтобы гвардеец, приставленный к моим покоям (по счастью, не императорский, из "волков", а обычный, молодой белобрысый словак) меня из коридора не видел.
К слову, а мне не полагается кроме часового-охранника ещё и денщик? Выдирая из-под одеяла простынь, я на мгновение - с острым удовольствием - представляю надувшуюся от злости сиротку Рац, заправляющую мне постель и начищающую парадные полуботинки.
Словак неуверенно заглядывает в комнату - я жестом велю ему отвернуться. Кстати, пока я обитаю здесь, надо будет поставить возле кровати ширму. Уверена, во дворце есть и полноценные гостевые покои, в две комнаты, но Тот мне подсунул что похуже. Спасибо, что не чулан с тряпками и швабрами.
Зайдя за шкаф, я скидываю обувь и драпируюсь в простынь, словно турчанка в покрывало. Замираю на пару минут, зажмурившись. Надо просто очень-очень хотеть, верно? "Пусть меня не увидят! Пусть меня не увидят!" В прошлые разы это было довольно просто. В любом случае, по реакции паренька в коридоре я смогу понять, получилось или нет. Мягким, скользящим шагом я выбираюсь из покоев, умудряясь не задеть дверь. Видят ли меня камеры? Когда я шла по песне монахов, они, наверное, давали помехи - раз никто не знает, каким путём я выходила. В десятке шагов от моей временной квартиры у меня подворачивается нога; я непроизвольно чертыхаюсь вполголоса и тут же с тревогой оглядываюсь на гвардейца. Парень смотрит в мою сторону круглыми глазами. По-видимости, возжелав одновременно перекреститься от греха подальше и сделать козу в мою сторону, он изображает сложенными "козой" пальцами кривой размашистый крест. Из деревни его, что ли, взяли?
Я стараюсь ступать как можно осторожнее, проходя мимо гвардейцев. Нельзя сказать, что они меня видят - честь они не отдают - но что-то их явно смущает: пока я дошла до одной из лестниц, как минимум половина тишком изобразила пальцами козьи рожки. Немножко не тот эффект, что наблюдался в Польской Республике, а?
Половину лестничного пролёта я прохожу успешно. Однако уже на верхней после промежуточной площадки ступеньке под правую ногу попадает самый, кажется, краешек простыни, и этого оказывается довольно, чтобы она вновь подвернулась, и я почти что кубарем покатилась вниз, размахивая руками и с облепленным простынёй лицом. Мой стремительный полёт заканчивается на удивление удачно. Я врезаюсь в Кристо и Тота разом.
***
Говорят, что ещё при Франце Иосифе приговорили одного цыгана из-под Унгвара к расстрелу. Напоследок он попросил не покурить, а сплясать один раз, покуда не устанет. Ему разрешили. Вот он вышел плясать, и пляшет, и пляшет. Час пляшет и другой, вся рубашка вымокла. Солдаты уж и ждать устали, но так было положено, нельзя было отказать в желании. Так вот, плясал цыган, а потом, когда солнце село, провалился сквозь землю. Только его и видели.
Другие говорят, что он спрыгнул с обрыва в реку и не то утонул, неловко ударившись, не то уплыл - в темноте его застрелить не могли. Но потом его утянули на дно мавки.
***
Первой из нас троих - считая двух гвардейцев на посту, пятерых - опоминаюсь я.
- Как спать в могиле мне спокойно, когда мой дух взывает к мести, когда я слышу запах крови от рук убийцы моего? Меня напрасно нарядили в одежды мирные невесты, я не на свадьбу шла - на смерти холодносердой торжество, - замогильным голосом декламирую я дурацкую пьесу из школьной программы, цепляясь за лацканы Тотова плаща. - Скрывает это ожерелье следы предательской удавки; не спрятать кольцами на пальцах следы верёвки на руках! Я поднялась - и обвиняю! Попробуй же теперь слукавь-ка! Король, я требую, велите убийце объяснить свой страх!
- Во имя святых апостолов, это слишком даже для вас, - Тот без особого труда отцепляет мои пальцы, чтобы отстраниться. - Эй!
Я почти падаю на пол, вскрикнув от резкой боли в левой ноге. По счастью, Кристо успевает схватить меня под мышки. Однако его попытка поставить меня прямо оказывается безуспешной: в ноге стреляет ещё сильнее, и я, взвыв, вцепляюсь в его рукав.
- Ты как призрак воешь или тебе больно где-то? - нахмурившись, уточняет муж.
- С ногой что-то…
- Это никогда не кончится, - закатив глаза, изрекает Тот. - Тут нужна помощь психиатра. Нормальный человек не будет себя постоянно ставить в такие условия, чтобы обязательно покалечиться.
- Слова изменника и вора, - не удерживаюсь я от ещё одной цитаты.
- Господин личной императорской гвардии капитан, уймите свою жену, - через мою голову кидает Ладислав. - А когда справитесь с данной даже для меня трудноватой задачей, сопроводите её в медблок. Здоровье императорской любимицы драгоценно для нас.
Он нарочно это делает? У Кристо надуваются желваки на лице. Когда Тот легко взбегает вверх по лестнице, я пытаюсь подбавить позитива:
- Зато ты можешь говорить всем, что я хромаю, потому что ты меня проучил. Типа того пнул.
- Я не бью женщин, - коротко отвечает муж, даже не глядя на меня. Я чуть было не напоминаю ему о сабельном сражении с покойной Люцией Шерифович, но вовремя останавливаю порыв.
- Извини. Ладно, думаю, тебе лучше прислать кого-то из волчиц. Я могу пока постоять здесь, на одной ноге. За перила подержусь, - моё предложение совершенно искренне, но Кристо чуть заметно морщится:
- Не придуривайся.
Он взглядывает на меня только затем, чтобы размотать с меня злополучную простыню. Увы, о том, чтобы он понёс меня на руках, не может быть и речи, так что мне приходится прыгать на одной ноге сначала шесть метров до лифта, как назло, везущего каких-то чинуш при галстуках - они таращатся на меня, будто на заспиртованного младенца - а потом ещё пол-этажа до медблока, цепляясь за руку мужа. Он даже не пытается поддержать меня за талию. Не знаю, от этого ли или просто от боли в пятке к концу путешествия у меня в глазах от слёз одни цветные пятна. Приходится по-детски вытирать ресницы кулаком.
Дежурного доктора я помню со времён происшествия в раздевалке. Всегда подозревала, что врачи - тайные садисты: этот неподдельно радуется, увидев меня в своих владениях. Кристо исчезает, едва я присаживаюсь на кушетку в кабинете, предоставляя мне самой объясняться с ужасающе жизнерадостным эскулапом.
- Как голова у госпожи головы? - привычно каламбурит представитель медицины вместо приветствия.
- В полном порядке, доктор Копыто, - заверяю я.
- Вот как? А это у нас что за шишечка? Выглядит свежей, - господин врач с любопытством тыкает пальцем в самый центр ушиба, полученного при последнем походе к монахам. Я не удерживаюсь от вскрика.
- Можно полегче?
- Могу даже подуть, чтобы было не так больно. Так откуда у госпожи головы на голове такая новость?
- А что, выглядит опасно?
- Нет. Но если ушибчик у нас, например, от руки господина личной императорской гвардии капитана, то в моей компетенции, между прочим, прописать ему парочку очень болезненных анализов и осмотров. Советую госпоже голове не пренебрегать этой возможностью, - доктор поднимает указательный палец, со значением заглядывая мне в глаза.
- Спасибо, но, в общем, это не совсем то, ну, я хочу сказать, думаю, меня больше беспокоит левая пятка. Я сейчас упала с лестницы. Неудачно.
Господин Копыто подтягивает стул и берётся за ногу. Она, честно говоря, не очень чистая после прогулки, но врача пыль на моей ступне как будто не смущает. Он сначала вглядывается в пятку, задумчиво морща лоб. Потом прикасается к ней пальцами.
- Ай-яй! - в глазах опять всё влажно плывёт.
- Больновато? Ну, неудивительно. А давайте теперь подвигаем ножкой, - цепкие руки доктора довольно бесцеремонно принимаются вертеть мою ступню в суставе. - Так ничего? Только пяточка?
- Да.
- Для уверенности надо бы сделать рентгенчик, но, скорее всего, сильный ушиб связочек. Ничего смертельного, особенно для "волчицы", но недельку-другую ходить будет трудновато. По видимости, госпожа голова угодила пяточкой на самый краешек ступенечки. А всё потому, что при прогулках по лестницам надо носить ботиночки, - врач опускает мою ногу так же аккуратно, как и осматривал её.
- А почему не по лестничкам? - любопытствую я.
- Потому что не только в женщине должна быть какая-то загадка. Врачу она тоже не помешает, - усмехается господин Копыто. - Ну, теперь мы подгоним каталочку и повезём госпожу голову проверять косточки. А потом выпишем процедурки и больничный листочек.
- А что, разве я не смогу работать? Я же нормально сижу.
- Работать - можете. Ходить на работу не можете. Так что пускай вам приносят документики в постельку, где вы будете пребывать в полном, волшебном, чудотворящем покое. Чтобы подправить нервишки. Немного таблеточек мы вам тоже пропишем. Чтобы кое-кому стало стыдно за своё поведение и доведение, так сказать, до неврозика, - доктор вновь поднимает указательный палец.
- Я совсем не хочу стыдить капитана. По крайней мере, таким способом. И таблеточек никаких не хочу. Мне же работать с документиками.
- Бросьте, они просто с травочками. Как чаю с мятой попить. А совесть у молодых мужей, скажу я вам, как человек опытный, надо будить. Сама она у них не появляется. Не думают наши юноши ни о чём, кроме своих амбиций. У иных по двадцать годочков уходит, чтобы понять, что у жены тоже, может быть, нервы, и что отношения - не пустячок. До некоторых не доходит ни-ког-да. Нет-нет, таблеточки пропишем обязательно, и найдём названьице позаковыристей. Послушайте старого человека. Да и нервишки вам правда надо подуспокоить, пока они серьёзно не расшатались.
- А вы женаты?
- Я, госпожа голова, вдовец. Стало быть, успел свести одну жену в могилу. Я опытный человек. Тридцать семь лет в браке.
Господин Копыто вздыхает, касаясь кончиками пальца пуговицы халата - там, где на груди, должно быть, у него, как это принято у галициан, висит медальон с портретом жены.
***
Говорят, что в Чонграде в бродячем таборе умер цыган. Его понесли в церковь. Посередине отпевания он сел в гробу. Цыгане перепугались и выбежали вон, загромоздив снаружи дверь опрокинутой телегой. Тут же собрались и поехали подальше.
Через две ночи мёртвый настиг табор. Он подошёл к палатке своей жены и стал просить, чтобы она пустила. Войти сам мертвец не мог, потому что вдова рассыпала вокруг шатра серебряные гвозди. Пытаясь смягчить её сердце, цыган всю ночь рассказывал ей всякое соблазнительное, что он хотел бы с ней сделать. Она закрыла уши подушкой и спала.
Перед рассветом мертвец взял вожжи, пошёл в лес и удавился - как следует, чтоб шею переломало. На рассвете проснулся его сын и пошёл в лес собрать хвороста, чтобы сварить кофе на завтрак. Увидел отца и повесился на верёвке для дров рядом.
Вдова, встав и не увидев ни кофе, ни сына, пошла в лес сама и обнаружила там и мужчину, и мальчика. У неё разорвалось от ужаса сердце, и она упала замертво.
Глава IX. "Сам не дожевал, другому отдал". Цыганская народная поговорка
Ando gav o čajori,
ando diz o ranori.
Зелёные покои теперь ещё больше похожи на ловушку, чем раньше. Сидя в постели, как настоящая больная, я хмуро рассматриваю принесённые курьером мебельные каталоги, выбирая ширму. Мне придётся глазеть на неё почти неотрывно неделю или две, так что разглядываю фотографии с образцами я придирчиво.
Похоже, нечего и думать, чтобы попытаться самой выйти из дворца. Даже когда нога заживёт. Пока я не пойму, как правильно работать с магией Сердца Луны, мои попытки, очевидно, обречены на провал с очень большой вероятностью. Уверена, именно моим невежеством объясняются всё учащающиеся косяки. Единственное, что я могла себе позволить - это заказать в библиотеке книги. Гадание на рунах, германская и литовская мифология, справочник фауны Венской империи, животные в геральдике и в легендах. Для маскировки мне пришлось внести в список ещё с десяток книг о разных способах гаданиях и мифологии народов Европы. Пускай Тот думает, что я пытаюсь заполнить время на больничном занимательным чтением. Поцелуй меня леший, как же мне не хватает библиотеки Твардовского! Кажется, по вампирам, жрецам и "волкам" там были все сведения, которые только может прийти в голову искать.
Дьявол, пятка выглядит, как помидор. Врач заверил, что забинтовывать её ни к чему, так что я имею возможность разглядывать набухающий малиновый шар на её месте каждый раз, как мне это приходит в голову. По крайней мере, она не особо болит, пока не пытаешься на неё наступить. Я снова упираюсь взглядом в глянцевые страницы каталога. По видимости, мне жизненно необходимо вычислить, в чём заключается суть волшебства, заложенного в ожерелье; без этого с мёртвой точки не сдвинуться. И сделать это надо каким-то образом до того, как ребята в масках снова обо мне вспомнят. Я должна получить все козыри на руки. Может быть, идея разорвать связь между мной и императором - и в один прекрасный день его убить - действительно хороша, но мысль о том, что какие-то непонятные личности могут запросто подкидывать записки в мой дом и тянуть меня, словно карася на леске, когда им того захочется, мне очень и очень не нравится.
Со вздохом я, наконец, помечаю ручкой один вариант: буковая рама, плотный серебристый шёлк с нейтральным узором - букетиками незабудок и маргариток. Может, затеять, пользуясь случаем, ремонт в кабинете? Мебель там ужасно тёмная и массивная, от одного вида дышать нечем становится. Поменять бы на светлую, ту же буковую, современную да перекрасить стены из тёмно-бежевого в цвет молодых абрикосов… можно это сделать за казённый счёт? Если нет, я готова и за свой. Уверена, у меня должно хватить денег. Кого бы обо всём этом спросить? Тота теперь неловко, дёргать из-за такой ерунды. Ловаша - тем более. А о Кристо незачем думать, Кристо вообще ни при чём.
Я ещё раз взглядываю на помидор на месте пятки. Нет ничего более притягательного, чем зрелище собственных увечий и расковыривание своих болячек. Необъяснимо, но факт.
В дверь стучат. Не дожидаясь ответа, гость входит и одаривает меня мрачнейшим взглядом, поскольку это Катарина.
- Чего? - бурчит она, делая ко мне два шага, не больше.
- И тебе добрый вечер.
Сиротка дёргает плечом и повторяет:
- Чего?
- Ну, хотела поговорить с тобой. Как твоя опекунша и наставница, я, знаешь ли, чувствую за собой некоторые обязанности.
- Засунь их себе, куда добрый человек не заглянет, - советует Катарина. - Два дополнительных часа танцев! Под конец я уже готова была морду набить этому вертлявому… этому… Что это было вообще?!
- Мне кажется, тебе немного не хватает изящества, - я указываю ручкой на тяжёлые ботинки сиротки, которые выглядят даже брутальнее, чем форменные. - А мне тебя ещё замуж выдавать, так что… Как остальные занятия? Кажется, у тебя там ещё в расписании изящные манеры были?