Воздух, которым он дышит (ЛП) - Бриттани Ш. Черри 16 стр.


— Что?

— Посмотри на нее! — сказала Фей, глядя на Элизабет. — Она не может отвести от нас глаз, потому что в ужасе от того, что мы веселимся, или я могу трогать твои шары, или ветер может запихнуть твой пенис в мой рот!

— Подожди, что?

— О, мой чертов Бог, я действительно говорю это тебе? Она ревнует, Тристан!

— Ревнует?

— Ко всем, кто смотрит на тебя, — Фей выглядела трезвой. — Просто будь полегче с ней, ладно? Не разбей ей сердце. Оно уже разбито на миллионы кусочков.

— Не беспокойся, — я пожал плечами, — мое тоже, — я посмотрел на Таннера и встретил его жесткий взгляд. — А что с ним? Он ревнует и тоже тайно влюблен в меня?

Фей с неприязнью уставилась на Таннера.

— Нет. Он просто терпеть тебя не может.

— Почему?

— Потому что, по некоторым причинам, Лиз выбрала тебя, вместо него. Ты умеешь хранить секреты?

— Вероятно, нет, нет.

Она улыбнулась.

— О, ну, я думаю, что тоже не могу, поэтому я расскажу тебе. Ночью перед свадьбой Лиз и Стивена, Таннер, спотыкаясь, пришел к дому Лиз. Хорошо, что я открыла дверь и Лиз спала, но он сказал мне, что Лиз совершает большую ошибку, что ей нужно выйти замуж за него, а не за Стивена.

— Он был влюблен в нее все время?

— Любил, вожделел, я не знаю, желал то, чего не мог иметь? В любом случае, это, вероятно, убивает его. И когда она, наконец, вернулась в город, она даже не посмотрела в его сторону. Он, наверно, надеялся, что, в конце концов, Лиз выберет его — и что за обида для его мошонки, когда она вернулась и выбрала бо́льшего мудака, чем он, — она остановилась и улыбнулась. — Без обид.

— Договорились.

Я покружил ее один раз и притянул ближе к себе.

— Хотя для справки, — усмешка Фей стала шире. — Я больше не думаю, что ты полный ублюдок, так что через несколько недель мы готовим вечеринку на день рождения Лиз, и ты приглашен. Это просто для того, чтобы ты пригласил ее танцевать на барной стойке и освободил от демонов на некоторое время, и я даю тебе полное разрешение трогать ее вагину сегодня.

Я засмеялся.

— Это определенно на тебя похоже.

— Что я могу сказать? — она ухмыльнулась. — Я великодушный друг.


***

После танца с Фей я нашел место в углу комнаты и попытался впитать все, что мне было сказано. Я наблюдал за Элизабет, разговаривающей с Сэмом, за тем, как она обняла его, и как он направился к выходу из здания. Я надеялся, что этой ночью их время подошло к концу. Хорошо. Когда Элизабет подошла, я не мог отрицать, что мое сердце пропустило удар.

— Кажется, вы с Фей хорошо провели время наедине, — сказала она, садясь рядом со мной.

— То же самое могу сказать о тебе и Таннере, — ответил я.

— Это не то же самое. Мы с Таннером просто друзья. Так что… Она просила тебя заняться с ней сексом? Готова поспорить, что ты сказал «да». Но я не думаю, что тебе следует это делать, если учесть последствия, с которыми тебе придется столкнуться, — она прикусила нижнюю губу. — Но она спрашивала тебя?

Я приподнял бровь в ответ на ее дерзкие вопросы.

— Это реальный вопрос?

— Я просто говорю, что не думаю, что засунуть свой пенис внутрь женщины — это хороший способ справиться со стрессом в твоей жизни.

— Но разве это не то, чем мы с тобой занимались? — поспорил я.

— И это не работает так хорошо, правда?

Фей была права. Ясность заполняла мою голову, когда я видел выражение лица Элизабет. Ее лицо покраснело, и она начала водить руками по своим ногам. Наши взгляды встретились. Я пододвинул свой стул ближе к ней, помещая ее ноги между моими. Наклонившись к ней, я прошептал:

— Я понял.

Я наблюдал, как она судорожно вздохнула, когда она оценивала степень нашей близости.

— Понял что?

— Ты ревнуешь.

Она громко вздохнула и засмеялась.

— Ревную? Не будь смешным, Нарцисс.

Говоря с ней мягким голосом, как у психотерапевта, я взял ее руки в свои.

— Тебе не нужно смущаться. Это абсолютно нормально в какой-то момент обнаружить чувства к своему соседу. Почему ты думаешь, что это смешно?

Она выдернула свои руки из моих, и я изо всех сил пытался не поддаться смеху, глядя на то, каким красным стало ее лицо.

— Почему? Ты хочешь знать все причины почему? Ну, для начала, ты не бреешься и выглядишь, как лесоруб, что отталкивает. С твоей лыжной шапочкой и густой бородой, я почти удивлена, что не все твои рубашки в клеточку. Ты вообще принимаешь душ?

— Принимаю. Если хочешь, мы можем вернуться ко мне и принять душ вместе, чтобы сэкономить воду.

— Посмотри на себя, защитник окружающей среды.

— На самом деле, нет. Я просто люблю делать тебя влажной, — ее щеки покраснели, когда я изучал россыпь веснушек на ее лице. Она была чертовски красива. — Плюс, — сказал я, пытаясь не думать о том, что чувствовал к ней то же самое, что, я надеялся, она чувствовала ко мне. — Я видел приложение Timber на твоем телефоне. Тебе не нужно скрывать свою любовь к лесорубам. Никто не будет осуждать тебя вслух. В основном, судят тихо, за глаза, но, на самом деле, это не считается. (Примеч. Timber — программа раскроя бревен для ленточных пил).

— Это приложение — модная тенденция на страницах фейсбука, Тристан! Фей заставила меня установить его, и мне было любопытно, вот и все! — с каждой секундой она становилась все краснее и краснее, и мое тело начало реагировать на то, как близко она была. Я хотел прижать свои ладони к ее пылающим щекам, чтобы почувствовать ее тепло. Хотел положить свои пальцы на ее грудь и почувствовать, как нервно бьется ее сердце. Я хотел попробовать ее губы…

— Что происходит между тобой и Таннером? — спросил я еще раз.

— Я же сказала, мы с ним просто друзья.

— Когда он держал тебя, это выглядело, как нечто большее.

Она засмеялась, опусти взгляд в пол.

— Ну, и кто сейчас ревнует?

— Я.

— Что? — она резко подняла голову и встретилась со мной взглядом.

— Я сказал, что ревную. Я ревную к тому, как его рука лежала на твоей спине. Я ревную к тому, что он заставлял тебя смеяться. К тому, как его слова наполняли твои уши. Я ревную, когда он смотрит в твои глаза.

— Что ты делаешь? — говорит она, ее вдохи короткие и смущенные. Мои губы в сантиметре от ее губ. Ее руки лежат на моих бедрах. Мои руки на ее пальцах. Мы так близко, что я почти уверен, что она сидит у меня на коленях, и я могу слышать ее сердцебиение.

Комната вокруг нас была громкой, как и всегда. Люди напивались, ели и обсуждали посредственное дерьмо посредственным способом. Но мои глаза… они были сосредоточены на ее губах. На изгибах ее рта. На цвете ее кожи. На ней.

— Трис, остановись, — прошептала она напротив моей кожи, но придвинула свое тело ближе. Казалось, что она была смущена, как и я, ее тело двигалось против того, что требовал разум.

— Скажи мне, что ты не хочешь этого, — умолял я ее. Прогони меня.

— Это… Я… — она заикалась, не отрывая взгляда от моих губ. Ее голос дрожал, и я мог слышать ее страхи громко и ясно, но где-то за страхами и сомнениями был маленький шепот надежды. Я хотел удержать это так долго, как мог, я хотел чувствовать ее надежду, которую она держала запертой глубоко в душе. — Тристан… Ты… — она нервно усмехнулась и пробежалась пальцами по своему лбу. — Ты думаешь обо мне? Я имею в виду… — ее язык начал заплетаться, и она замолчала. Она нервничала. — Ты когда-нибудь думал обо мне больше, чем о друге? — когда Лиз посмотрела в мои глаза, она увидела там ответ. Я чувствовал, как ее душа смотрит глубоко в мою душу. Ее глаза были полны любопытства, и ее красота смягчала атмосферу таинственности.

Я моргнул один раз.

— Каждую секунду. Каждую минуту. Каждый час. Каждый день.

Она кивнула, закрывая глаза.

— Я тоже. Каждую секунду. Каждую минуту. Каждый час. Каждый день.

Отодвинься, Тристан.

Отодвинься, Тристан.

Отодвинься, Трис…

— Лиззи, — сказал я, притягивая ее ближе. — Я хочу поцеловать тебя. Настоящую тебя. Грустную тебя. Сломленную тебя.

— Это может изменить все.

Она права. Мы пересечем ту невидимую линию, которая раскачивается прямо перед нами. Я целовал ее раньше, но это было по-другому. Это было до того, как я начал влюбляться в нее. Влюбляться и влюбляться все сильнее. Я отпустил дыхание, которое задерживал, и почувствовал, что она сделала то же самое.

— И что произойдет, если я не поцелую тебя?

— Я буду немного ненавидеть тебя, — мягко сказала она, когда я остановился в миллиметрах от нее. — Я буду сильно ненавидеть тебя.

Я прижал свои губы к ее, и она выгнула спину и схватилась мою футболку, притягивая меня ближе. Она тихонько застонала, когда я скользнул своим языком в ее рот и занялся любовью с ее языком. Она целовала меня жестко, почти соскальзывая на мои колени, почти даря мне всю себя.

— Я хочу, чтобы ты впустил меня, — пробормотала она напротив моих губ. У меня ушли все силы, чтобы не обхватить ее руками и не отнести в мой дом, чтобы исследовать каждый миллиметр ее тела. Я хотел чувствовать, как она оборачивается вокруг меня. Хотел чувствовать себя внутри нее. Я прикусил ее нижнюю губу, и она нежно поцеловала меня перед тем, как отстраниться. — Я хочу знать, кто ты, Тристан. Хочу знать, куда ты идешь, когда потерян. Хочу знать, что в твоих снах заставляет тебя кричать. Я хочу видеть тьму в тебе, с которой ты каждый день борешься. Ты можешь сделать это для меня? — спросила она.

— Что угодно.

Она положила руки на мою грудь в области сердца и наблюдала за моими вдохами и выдохами под своими ладонями.

— Покажи мне ту часть себя, которую ты пытаешься прятать. Покажи мне, где болит больше всего. Я хочу увидеть твою душу.

Глава 23


Элизабет


Он привел меня в сарай.

Долгое время мне было любопытно, чем он занимался за этими стенами. Открыв замок, он распахнул двери. Было темно, и я не могла ничего рассмотреть, пока он, потянув за шнур, не включил лампу. Комната озарилась светом, и Тристан пустил меня внутрь.

— Чарли… — пробормотала я, оглядывая комнату, которая выглядела, как мини-библиотека. Полки были наполнены романами, разнообразными детскими книгами и более взрослыми классическими произведениями, такими как «Убить пересмешника» и огромной подборкой книг Стивена Кинга. Стеллажи были самодельными, и я могла сказать, что именно Тристан смастерил их.

Был еще один стеллаж, заполненный только игрушками — динозаврами, машинками, игрушечными солдатиками.

Но не игрушки и стеллажи потрясли меня больше всего. Я смотрела на стены сарая и изучала слова, вырезанные на дереве. Это выглядело так, как если бы он наполнил стены заметками, воспоминаниями — просьбами о прощении.

— Каждый раз, когда я скучаю по нему… Каждый раз, когда думаю о нем, я вырезаю это на дереве, — объяснил он, когда мои пальцы пробежались по причиняющим боль словам, которыми Тристан делился только с собой… до этой минуты.

Прости, что я оставил тебя.

Прости, что не был там.

Прости, что я не позволил тебе читать некоторые книги.

Прости, что никогда не возьму тебя на рыбалку.

Прости за то, что ты никогда не полюбишь.

Мне хочется, чтобы я мог забыть.

Я скучаю по тебе…

— Плюс, — прошептал он. — Джейми всегда хотела, чтобы я построил ей библиотеку. Я всегда откладывал это на завтра. Я думал, что у меня много времени, но иногда завтра не наступает, и тебе остаются только воспоминания о вчерашнем дне.

Когда я поймала его взгляд, он пытался изо всех сил стряхнуть свои эмоции. Я могла видеть боль, еще свежую, жившую в его мыслях, в его сердце. Я сделала шаг в его сторону.

— Это не твоя вина, Тристан.

Он помотал головой, не соглашаясь.

— Это моя вина. Если бы я не сбежал, пытаясь начать свою глупую карьеру, я мог бы быть там. Я мог бы сохранить их жизни.

— Что случилось? Что с ними случилось?

Его голова опустилась.

— Я не могу. Я не могу говорить сегодня об этом.

Я подняла его лицо, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Все хорошо. Я понимаю это. Но я просто хочу, чтобы ты знал, что это не твоя вина, Тристан. Мне нужно, чтобы ты понял это. Ты был лучшим отцом и мужем, каким только мог быть.

Его глаза говорили мне, что он мне не верит. Я лишь надеялась, что однажды он поверит.

— Какая часть была самой сложной для тебя, когда ты их потерял? Какой был самый худший момент в первую неделю?

Он заколебался, но разомкнул губы и начал говорить.

— За день до похорон я пытался убить себя, — прошептал он, полностью обнажая и открывая тайны. — Я сидел в ванной комнате своих родителей и пытался покончить с собой.

Ох, Тристан…

— Я помню, как смотрел на себя в зеркало, зная, что мое сердце умерло вместе с ними. Я знал, что был мертв. Я был мертв с этого момента, понимаешь? Я смирился с этим. Смирился с тем, что стал мерзким и черствым, потому что был убежден, что не заслуживаю заботы. Я оттолкнул моих родителей, потому что хотел остаться с собственным призраком. Я так сильно хотел быть мертвым, потому что чувствовал, что так будет лучше, проще. Но когда появилась ты, и я начал вспоминать, что значит жить, — его бедра прижались к моим, и ритм моего сердца ускорился. Его голос послал мурашки по моему телу. — Элизабет?

— Да?

— Это проще с тобой.

— Что проще со мной?

Его рука легла на низ моей спины. Мои бедра выгнулись в сторону его бедер, наши тела медленно становились одним целым. Он пробежался пальцами по моей шее, когда я закрыла глаза, и он тихо проговорил так, чтобы моя душа услышала.

— Быть живым.

Я глубоко вздохнула.

— Ты хороший, Трис. Ты очень хороший. Даже если ты чувствуешь себя бесполезным.

— Теперь я могу увидеть твою душу? — спросил он. Я нервно кивнула и пустила его внутрь своего дома.


***

— Любовные письма? — спросил он, сидя на моем диване, когда я открыла оловянную коробочку в форме сердца.

— Да.

— От Стивена тебе?

Я покачала головой.

— Моя мама писала их моему отцу, и он писал ей в ответ почти каждый день с момента их встречи. После его смерти я читала их каждый день. Просто чтобы помнить о нем. Но потом в один из дней мама выбросила их. Я нашла их… и продолжаю читать их все время.

Он кивнул с пониманием, когда выбрал одно из них и прочел. «Ты спишь рядом со мной, и каждую секунду я люблю тебя чуточку больше. — ХБ.»

Я всегда улыбалась, читая это письмо.

— Они не всегда были так счастливы. Было нечто, чего я даже не знала о своих родителях до тех пор, пока не начала читать эти письма, — я выудила из коробки одно письмо. — Как вот это. «Я знаю, что ты считаешь себя ущербной женщиной. Я знаю, что ты считаешь себя ущербной женщиной и обвиняешь в нашей потере свое тело. Я знаю, что ты считаешь себя ущербной женщиной из-за того, что сказали доктора. Но ты неправа. Ты сильная, умная и несломленная. Ты больше, чем женщина. Ты самая прекрасная в мире, и я единственный мужчина, которому повезло называть тебя своей богиней. — КБ». Я даже не знала, что они потеряли ребенка до меня. Я не знала… — я улыбнулась Тристану, который впитывал все это. — В любом случае, мои родители были первыми, у кого я увидела настоящую любовь. Мне бы хотелось, чтобы мы со Стивеном писали друг другу письма. Это было бы здорово.

— Мне так жаль, — сказал он.

Я кивнула, потому что чувствовала то же самое.

Закрыв оловянную коробку, я придвинулась ближе к нему на диване.

— Как твоя мама справилась с его потерей? — спросил он.

— Она не справилась. Она использовала мужчин, чтобы забыть. Она потеряла себя в тот день, когда потеряла моего отца. Это просто грустно, потому что, ну, я скучаю по ней.

— Я скучаю по своим родителям. После того, как Джейми и Чарли умерли, я сбежал от них, потому что они меня поддерживали, а я не думал, что заслуживаю поддержки.

— Может быть, тебе стоит позвонить им.

— Я не знаю… — прошептал Тристан. — Я все еще не уверен, что заслуживаю их поддержки.

— Может, скоро.

— Ага. Может, скоро. Так… — сказал он, меняя тему. — Какая часть была для тебя самой сложной? Что было самым худшим для тебя?

— Эмм, сказать Эмме. Я даже не смогла сделать это правильно. В первую ночь я лежала в ее кровати, обнимая ее, и она спрашивала, когда папочка вернется домой. Я потеряла самообладание и начала плакать, и вот тогда это стало реальным для меня. С этого момента я поняла, что моя жизнь больше не будет прежней, — Тристан потянулся и пробежался своими большими пальцами под моими глазами, вытирая слезы, которые я даже не заметила. — Все нормально, — пообещала я. — Я в порядке.

Он покачал головой.

— Нет, не в порядке.

— Да. Все хорошо. Я в порядке.

Тристан прищурился.

— Тебе не нужно быть в порядке все время. Это нормально, что тебе иногда бывает больно. Это нормально, ощущать себя, словно блуждаешь в темноте. Это плохие дни, которые делают хорошие дни еще лучше.

Я пробежалась руками по его волосам, приближая свои губы к его губам.

— Поцелуй меня, — прошептала я, положив свои пальцы на его грудь, вбирая ощущение его сердца, бьющегося под моими ладонями.

Он колебался.

— Если я поцелую тебя, мы не сможем вернуться назад. Если я поцелую тебя… я никогда не захочу остановиться.

Языком я медленно провела по его нижней губе, и шепотом произнесла:

Назад Дальше