Подперев худеньким плечом дверной косяк, Женька стояла, смотрела, как она топчется по прихожей, снимая туфли.
– Устала, мам? Погоди, я тебе сейчас тапочки принесу.
– Давай… А чего ты дома-то? С Денисом поссорилась, что ли?
– Нет, почему… Просто я к экзамену готовлюсь, а он… У него родители завтра из отпуска возвращаются, в квартире холостяцкий бардак убрать надо.
– Ну, так и помогла бы ему, чего ты!
– Да я бы помогла, только он не хочет.
– Почему?
– Не знаю, мам…
Женька вздернула вверх плечики, уныло опустила вниз уголки губ и надолго застыла в позе грустного недоумения. Помолчав, добавила осторожно:
– Он вообще сегодня весь вечер был какой-то… напряженный.
– Может, жениться раздумал?
– Нет! Нет, что ты! Он парень очень серьезный, такими вещами шутить не станет. Наоборот, весь день сегодня только об этом и говорил. У нас же любовь, мам! Самая настоящая! Нам друг без друга уже никак нельзя. Тем более его никто за язык не тянул с этим предложением, он сам…
– А мне сегодня тоже предложение сделали, Жень.
– Мам, ты чего, смеешься? Какое предложение… Кто?!
Женькино "кто" прозвучало так испуганно резко, будто в маленьком пространстве кухни, куда они постепенно переместились из прихожей, лопнул тугой воздушный шар.
– Кто он, мам?
– Хм… А чего ты так вдруг испугалась, Жень? Это… Это человек один… Его зовут Павел Сергеевич Жук.
– Так. Так! Ничего себе, хорошенькая фамилия! Прямо скажем, очень обнадеживающая! И откуда ж он взялся, этот Павел Сергеевич Жук? Почему ты мне о нем ничего раньше не говорила?
– А я раньше и сама ничего о нем не знала.
– А теперь, стало быть, знаешь?
– А теперь знаю.
– Мам, ты чего? У тебя крыша не поехала, случаем? Ты ж у меня вроде с головой женщина! Это же наверняка какой-то развод, ты чего?
– Ну почему сразу развод, Жень…
– Да потому! Вот скажи мне, у этого твоего Павла Сергеевича ПМЖ имеется?
– А что это такое – ПМЖ?
– А ты не знаешь? Постоянное место жительства, вот это что!
– Ах, это… Это да, Жень. Я думаю, что у него имеется просто сногсшибательное ПМЖ. По крайней мере, все предпосылки для этого ПМЖ имеются. И машина имеется, и дело свое, и шикарный офис в центре города. В этом плане никакого развода нет. Не переживай, Жень.
– А где ты с ним познакомилась?
– В маршрутке. Хотя нет, вру. В маршрутке мы как раз и не знакомились. Мы потом с ним познакомились, когда в его машине ехали.
– А… какая у него машина?
– "Лендровер", кажется. Такая большая и черная, знаешь?
– Ух ты… Классно! И что, он прямо натурально тебе предложение сделал? В смысле – замуж за него выйти?
– Ну да…
– А ты?
– А я сказала – подумаю. Вернее, он сказал, чтобы я так сказала. А ты сама-то что по этому поводу думаешь, Жень?
– А он как, ничего? Он тебе понравился или так себе?
– Кажется, да… Кажется, понравился. И даже очень…
– Ну и что тут думать, мам? Тут не думать надо, а чемодан по-быстрому собирать и – к нему на ПМЖ! Какие могут быть еще раздумья? Если это и в самом деле не развод, конечно… Хотя… На что нас с тобой разводить, у нас же нет ничего!
– Ты и в самом деле так думаешь?
– А почему нет, мам? Я очень даже за тебя рада буду! Даже не рада, а просто счастлива! Да это… Это же все наши проблемы решит, мам! Ты к этому своему Жуку переедешь, а мы с Денисом тут будем… Ой, как это замечательно, мам! Ты даже не представляешь, как это замечательно! Ты же нас просто от всех проблем спасешь!
– От каких… проблем?
– Ой, да как ты не понимаешь! Мы же с Денисом учимся еще, денег на съемное жилье у нас нет, естественно. Я думаю, он из-за этого и нервничает, что пришлось бы у родителей просить… А если так – просить ничего не придется!
– Постой, постой, Жень. Ишь, как ты галопом вперед поскакала. Я и сама пока не знаю, что мне со всем этим делать, а ты уж и решила все за меня! И вообще – я подумать должна. Не каждый день мне такие предложения делают.
– Вот именно что не каждый… По крайней мере, очереди из страждущих за дверью нашей квартиры точно не наблюдается. Ой, прости… Я опять хамлю, да? Прости…
Зажав ладошки между голыми худыми коленками, она глянула исподлобья, по-детски вытянув губы трубочкой, протянула:
– Просто я же с тобой как с подружкой, мам… Иногда ляпну чего-нибудь не подумав… Не обиделась, нет?
– Да делать мне больше нечего, как на тебя обижаться! – устало махнула Лина в ее сторону ладонью. – Лучше поесть чего-нибудь дай, сейчас умру с голоду.
– Ой, так пирожки же есть! Тепленькие, с капустой! Сейчас я тебе чай сделаю!
– Пирожки? Откуда у нас пирожки? Только не говори, что сама испекла, ни за что не поверю!
– И правильно. Не верь, конечно. Это тетя Люся принесла, она час назад приходила.
– Да? А чего ей надо было?
– Не знаю. Тебя хотела увидеть. Еще она сказала, чтобы ты обязательно к ней сегодня зашла.
– Так поздно уже!
– Ага, она так и сказала. Если, говорит, мать поздно придет и начнет кочевряжиться, ты ей скажи, что спать не лягу, пока она не придет. Ну, ты же свою приятельницу знаешь, мам!
– Да, знаю. Что ж, придется идти… Ой, а пирожки какие вкусные! Все-таки умеет Люська готовить, не то что мы с тобой!
– Так ей положено, она дама замужняя. Вот мы замуж пристроимся и тоже научимся, делов-то!
– М-м-м… – с удовольствием запихивая в рот второй пирожок, промычала Лина в ответ, то ли соглашаясь, то ли насмешничая. Прожевав, подскочила с места. – Я тогда чай не буду, Жень! У Люси попью…
Дружба с Люсей, соседкой с верхнего этажа, образовалась лет пять назад и по совершенно скандальному поводу – Люся ее затопила. Причем капитально так затопила, горячей водой по только что поклеенным обоям. И одного дня свеженькая красота не простояла, вся скукожилась от бурых потоков. Она готова была убить рыжую толстую размазню, открывшую ей дверь и бубнящую что-то извинительно-невразумительное! Так ей в лицо пискляво и выпалила – приходите, мол, завтра с утра с новыми обоями и сами их клейте, и чтобы ни часом, ни днем позже! И тут же ушла, развернувшись, и только дома дала волю злым слезам. Ни на какое утро с новыми обоями не рассчитывая конечно же. А зря.
Утром чуть свет раздался звонок в дверь. Толстая размазня по-хозяйски шагнула в прихожую и, отодвинув ее, до конца не проснувшуюся, в сторону, деловито приступила к осмотру сотворенного безобразия. Так деловито, будто и не сама она его сотворила. Стояла, уперев руки в бока, языком цокала, головой качала. Потом развернулась к ней резко:
– Ну? И чего стоишь, глазами цокаешь? Умывайся-одевайся, работать будем! Я мужика своего в магазин за обоями снарядила, вот, пришла посмотреть, сколько рулонов брать надо. Я думаю, шести хватит. Надо светленькие взять, тут светленькие больше подойдут. А те, которые ты поклеила, больше на крематорий похожи. Ну что это за цвет, прости меня господи?
– Нормальный цвет, терракотовый… Это сейчас очень модно… – растерянно пролепетала она, сжимая на груди ворот пижамы.
– Ну, вот и хорошо, вот и договорились. Покупаем светленькие, от них радости больше. Сейчас мой Коля в магазин сгоняет и приступим, помолясь. К обеду, я думаю, управимся. Тебя как звать-то, психованная?
– Лина…
– А я, стало быть, Люся. Будем знакомы, значит. Одна живешь, без мужика?
– Одна…
– Оно и видно, раз дерьмового цвета обои на стены ляпаешь. Это ж надо, придумала! Ну ничего, это мы сейчас поправим…
Странно, но ее почему-то вовсе не злила Люсина бесцеремонность. Наоборот, смешно было. И очень легко. Выплывала из этой бесцеремонности такая обескураживающая доброжелательность, что хотелось натянуть ее на себя, как теплую одежду в холод. И потом, относительно "дерьмового" цвета обоев Люся оказалась права. Когда общими трудами поклеили "светленькие", комната ожила будто, разнежилась в лучах солнечного света. Потом сидели на кухне, обедали, слегка выпивали за знакомство. Не знали еще, что оно в приятельство перейдет. Легкое, непритязательное, ни к чему не обязывающее. То самое, в котором душа отдыхает, долгами и претензиями не напрягаясь. Видимо, переизбыток Люсиной горячей доброжелательности очень уж удачно и безоговорочно поместился в ее хоть и горделивую, но порой до ужаса перепуганную незащищенность. (Чего уж греха таить – была, была в ней эта незащищенность, куда ж от нее денешься в одинокой женской жизни?) Такая вот гармония у них получилась, можно сказать, взаимовыгодная.
– Привет, Линк… Молодец, что пришла. А чего щеки бледные? Опять твоя старуха всю тебя отхлобыстила? Зря ты на это дело подписалась, Линка, ой зря… Пойдем, я тебе хоть шиповника заварю…
Изобразив на лице нарочитую детскую к самой себе жалость, она ткнулась лбом в круглое Люсино плечо, покрутила головой так же по-детски капризулисто, даже похныкала немного – мм, мм… Нет, все-таки это хорошо – вкусить иногда с устатку хоть каплю искренней к себе жалости-доброжелательности. Вроде и никчемная штука, а хорошо.
– Есть хочешь?
– Нет, Люсь. Я пирожков твоих поела.
– А котлетку? Как ты любишь, с поджаристой корочкой?
– Ладно, давай.
– Ага, ага… Садись, я сейчас подогрею…
– Ой, а это что? Вы новый холодильник купили, да?
– А ты разве еще не видела? – с любовью провела Люся по боку гордого белого красавца. – Третьего дня привезли… Дорогой, зараза, опять пришлось в кредит оформлять… Так все и бьемся, и бьемся с Колей, никак из этих кредитов не можем выползти…
Они обе вздохнули, одинаково покачав головами. Помолчали, объединенные трудной материальной минутой.
Все в этом доме, сколько она помнит, приобреталось именно так – из последних сил. Евроремонт, новая мебель, плита, стиральная машина, теперь вот, пожалте, и холодильник. Все самое дорогое, самое лучшее. На всем стояла печать головной боли просроченных платежей по кредитам и временно "забытых" долгов по друзьям и знакомым. Наверное, потому и выглядело все это, с напряжением приобретенное, по-особенному? Вещи как будто выпячивались из общего строя вперед, кичливые, гордые от материальной недоступности и презрения к местной панельной малогабаритности.
– Зато смотри, какая у него морозилка большая! – с гордым придыханием распахнула дверь холодильника Люся. – Сюда целого поросенка вместить можно!
– Ага… Хорошая морозилка… – грустно кивнула она, наблюдая, как Люся трепетно разглядывает полупустое нутро холодильной камеры, как бережно закрывает дверцу обратно.
– Конечно, выплаты по кредиту опять офигенные получились, но что делать, Лин, если хочется? Прямо страсть как?
– Люсь… Ты чего меня позвала-то? Холодильником, что ль, похвастаться? Еще и котлеткой поманила…
– Ой, и правда, чего это я? – по-слоновьи протопала к плите Люся, схватилась за сковородку. – Сейчас, сейчас, погоди, будут тебе и котлеты, и какао с чаем… Вообще-то у меня к тебе дело, Лин…
– Дело? Какое?
– Шубу у меня купи, а? Норковую?
– Шубу? С ума сошла, что ли? Она ж мне на три размера велика!
– Ну и что? Перекроишь и за милую душу носить станешь. Я ж почти задаром ее отдаю!
– А чего тебе вдруг приспичило?
– Ой, и не говори. Правильно ты говоришь – приспичило. Телевизор новый хочу купить. Большую "плазму". Страсть как хочу, прямо зудит во мне все! Зудит-то зудит, а денег совсем нет!
– Люсь, уймись… На кой хрен тебе эта "плазма" сдалась? У тебя же нормальный телевизор в гостиной строит!
– Ну да, нормальный… Только он, понимаешь… в новый ремонт не вписывается. В глаза бросается, как заплата на новых портках. А так хочется, чтобы все кругом одно к одному было. Богато, одним словом…
– Богато? – переспросила она, стараясь нарочито хэкнуть на букве "г".
Получилось довольно выразительно – буква "г" вышла объемная и по-хохляцки вкусная, как сало с чесноком. По крайней мере, самой понравилось – смешно было. Однако Люся, похоже, никакой смешной нарочитости в ее стараниях вовсе не заметила.
– Ну да, богато… А чего ты улыбаешься? Да, чтобы достойно было, как у людей! Что мы, хуже других?
– Да каких других, Люсь? По-моему, у вас и так все отлично!
– Да ладно, понимала бы чего… Скажи лучше – будешь покупать шубу или нет? Купи, а? Всего за двадцатку отдам!
– А сама зимой в чем ходить будешь?
– Так до зимы далеко еще!
– А мне, значит, близко?
– Так. Понятно. Не будешь брать, значит. Ну и фиг с тобой.
– Так у меня все равно денег нет, Люсь… – промычала она, с удовольствием вдыхая в себя сочный мясной пар из подсунутой Люсей тарелки. – О боже, как вкусно пахнет… Чего ты в котлеты кладешь такое, что скулы от аппетита сводит?
– Да ничего особенного. Розмарин, петрушку… А чего денег-то нет, если на двух работах вкалываешь?
– Так у меня свадьба на носу, Люсь. Женька вроде замуж собралась.
– Иди ты! Это за кого же? За того крепенького боровичка, которого я давеча во дворе с ней видела?
– Ага. Наверное.
– Молодец, Женек! Одобрям! С этим делом запаздывать нельзя, надо мужика вовремя брать, пока влюбленный да тепленький. А он из каких, Лин? Из богатых или так себе?
– Ну, ты и спросила, Люсь… А что, других критериев жениховства у тебя нету?
– А какие они нынче еще могут быть, критерии-то? Или бедный, или богатый, других и не бывает.
– Ну уж…
– Да ладно, не умничай! Ты же знаешь, я всякого словесного украшательства не люблю, всегда говорю как есть. Чего мы меж собою-то будем жеманиться? Родители у него из каких, у женишка вашего?
– Хм… То есть как это – из каких?
– Ну, кто они? Пролетарии, торгаши, чиновники?
– Скорее всего, последние. Денис говорил, у него отец в палате недвижимости работает.
– Ого! Это уже хорошо. Я тебе всегда говорила, что твоя Женька не промахнется. А где они после свадьбы жить собираются? Я надеюсь, с его родителями?
– Не знаю. Вообще-то они самостоятельно хотят…
– Это что, квартиру снимать, что ли? Знаешь, в какую копеечку вам всем эта самостоятельность выльется?
– Знаю, Люсь. Хотя… Есть тут один вариант… Нет, он, конечно, с Женькиным замужеством никак не связанный… То есть он как бы сам по себе…
– Что за вариант?
– Ой, ладно, Люсь, отстань!
– Нет уж, говори, раз начала! Терпеть не могу, когда вот так пролепечут, а потом ручонками машут – ах, оставьте! Хотя погоди… Ой, кажется, я и сама доперла! Неужто мужичонка на твоем горизонте высветился? Да? Я права, Лин?
– Да права, права, моя ты ясновидящая…
– Иди ты… Ой, Линк, ну, наконец-то! Только я не поняла… Он что, этот твой вариант, будет помогать снятую для молодых квартиру оплачивать?
– Нет, Люсь. Он меня замуж позвал. Представляешь? Мы толком и поговорить не успели, а он сразу – и в лоб… Даже не знаю теперь, что мне об этом думать! До сих пор в себя не могу прийти.
– Да уж, задачка… Вообще-то у серьезных людей так быстро этот вопрос не решается, сама понимаешь. А попадется какой-нибудь идиот, потом смаешься с ним и рада будешь развязаться, да не так просто окажется… У тебя ж опыта замужества вообще никакого нет, даже самого мало-мальского. Так ведь?
– Так, Люся, так.
– Ну, тогда я своим поделюсь, что ли…
Плюхнув полное тело на стул, она стянула губы гузкой, свела брови к переносице, задумалась на минуту. Вздохнув, заговорила с явными нотками интимной снисходительности в голосе:
– Замужество, Линка, вещь для любой бабы трудная. Надо, чтобы в этот костер и мужик и баба одинаково бросались, иначе ни хрена из этой затеи не получится. У меня вот, например, только по третьей ходке все получилось.
– Хм… Как ты забавно выразилась – ходке…
– Так иначе ведь и не назовешь! Помню, с первым моим мужем так пластались, чуть до смертоубийства дело не доходило! Все решали, кто из нас в доме хозяин. А со вторым я вроде сразу себя поставила, загнала его под каблук да намертво придавила. Ну и дальше что? Сама же потом и смаялась. Поначалу радовалась, а потом так опостылело… Зато теперь с Колей у нас полная гармония! Я ж опыта набралась, знаю теперь, как надо с мужиком обращаться. Ну, да ладно, не обо мне речь. И вообще, такого опыта на словах не передашь, его на собственной шкуре выстрадать надо. Как ты? Сумеешь?
– Не знаю, Люсь. По крайней мере, ни воевать, ни под каблук загонять кого бы то ни было у меня желания не возникает. А без этого что, никак нельзя? – рассмеялась она, не сдержавшись, чем вызвала, похоже, крайнее Люсино недовольство.
– А чего ты веселишься, я не понимаю? Ей дело говорят, а она веселится! Ты лучше скажи, сам-то он как тебе? Душа лежит или ее уговаривать приходится?
– Если честно, то лежит, Люсь, ой как лежит… Упала, отжалась и встать не смеет.
– Вы не спали еще?
– Нет… Не успели как-то.
– Вот это да! Что за мужик, ей-богу? Ни разу с бабой не поспамши, уже и предложение делает! А ты сама-то как? Без опаски с ним в постель ляжешь? Я вот когда с Колей сходилась, шибко этого вопроса опасалась. Думала, противно будет. А потом ничего, привыкла. Коля-то мой в этих делах, знаешь… так себе. Не орел. А с другой стороны – это ж дело не главное, лишь бы человек хороший был. Чтоб мужик в семье! Чтоб за тебя – горой! Семья, знаешь, великое дело… А этот, твой-то, он из каких? Не очень задрипанный?
– Совсем не задрипанный, Люсь. Наоборот, лощеный весь, в себе уверенный.
– Так это что, он из богатых, что ли?
– Из богатых, Люсь. Если со мной да с тобой сравнивать, то очень из богатых. Он бизнесом занимается, элитное жилье в городе строит. Да ты, наверное, слышала про такую фирму – "Формат" называется?
– Да ты что, Линк?!
Люся всхлипнула, будто подавилась своим же вопросом, глядела на нее со священным ужасом, возложив пухлую руку на такую же пухлую грудь. Потом вдруг огляделась по сторонам, словно проверяла, не подслушивает ли кто. Посипев горлом, будто откашливаясь, сглотнула, проговорила тихо:
– Вот это да… Чего ж ты мне сразу-то не сказала? А я тут, как дура, опытом делюсь… Ты это… Ты забудь, что я тебе сейчас о всяких там сомнениях наговорила! Костер не костер, постель не постель… Конечно, фигня все это, если он богатый. Эх, и свезло же тебе, черт… Заживешь теперь как белый человек. Главное, смотри, чтоб не обманул. У них, у богатых, с этим как дважды два…
– Люсь! Ну что ты заладила – богатый, не богатый! При чем тут его богатство, не понимаю? Он же в первую очередь человек, мужчина…
– Да ладно, не понимает она! Человек, мужчина… Дурочку-то из себя не строй! Могла бы и сразу сказать, чтоб я лишний раз сердобольностью не разорялась!
Быстрый Люсин взгляд мазнул по ее лицу, и тут же будто высеклась, сверкнула коротким сполохом искорка отчуждения. Маленькая такая искорка, пробежала и погасла, оставив после себя запашок тяжкой неловкости.
– Я пойду, наверное, Люсь… Поздно уже, засиделись.
– Иди, раз засиделись. Что ж. А я, главное, еще шубу ей предлагаю купить, вот идиотка какая! У тебя, поди, сейчас этих шуб будет, хоть задницей ешь…