Мы добрались до метро, в котором было восхитительно пусто в полседьмого утра в воскресенье. Я со свистом пронеслась до "Энджела" и в семь уже входила в дверь своего жилища в мертвой тишине айлингтонского утра. Слава богу. Мир и покой, хотя у меня в ушах все еще звенело. На самом деле это были звонки. Громкие и настойчивые – динг-динг. Динг-динг. Динг-динг. И тогда я поняла, что это не в ушах у меня звенит. Это звонил телефон. Как странно, потому что телефон обычно не звонит в семь в воскресное утро. Довольно Успешный! Нет, конечно нет, не будь смешной, сказала я себе, когда снимала трубку. Нужно держать себя в руках!
– Тиффани? Тиффани! – Это была Лиззи. Голос как у помешанной. Господи, что случилось?
– Что произошло? – спросила я. – Где ты?
– В постели, – сказала она громким шепотом. Где-то в отдалении слышались странные звуки: как будто кто-то прополаскивал горло.
– Лиззи, что же все-таки произошло? – По ее голосу можно было подумать, что она вот-вот заплачет. И что это за необычные звуки? – Лиззи, почему ты звонишь в такое время?
– Это из-за Мартина, – сказала она. – Он ведет себя как-то… странно.
– Странно? Что значит "странно"? Мартин никогда не ведет себя странно.
– Да, но прошлым вечером он снова это сделал.
– Что?
– Исчез.
Вдруг я поняла, что это были за звуки, – похоже, кто-то активно приводил себя в порядок и делал это в ванной комнате Лиззи.
– В пятницу он исчез, не сказав ни слова, – продолжала она, всхлипывая. – И вернулся только на рассвете. Ужасно. И прошлым вечером было то же самое. Он сказал, что "выйдет", и заявил, что не обязан отчитываться, куда идет. Сказал, что пойдет туда, где ему чертовски понравилось. Во всяком случае, он вернулся полчаса назад, нажравшийся как свинья, и сейчас обнимается с унитазом.
– Ну, это очень, м-м, нехарактерное для него поведение – все, что я могу сказать.
– Когда я спросила у него, где он был, он как-то странно усмехнулся и ничего не ответил. Ничего. – Она всхлипнула. – Знаешь, что я думаю?
– Что?
– Я думаю, практически уверена: у него интрижка на стороне.
– Лиззи, не будь дурой. Мартин не такого склада.
– Я тоже так считала, но, может, он как раз такого склада, а я просто этого не понимала. Господи, мужчины такие мерзавцы!
– Ну, подожди, пока он протрезвеет…
– Я знаю, у него сейчас новая секретарша – ей только двадцать четыре…
– …и потом поговори с ним, – продолжала я.
– Возможно, это она. Держу пари, что она. Шлюшка.
– У него, может, вовсе нет никакой интрижки, – сказала я.
– …знаешь, эти женщины, которые работают в Сити, они такие стервы.
– …тебе нужно немного выждать и потом очень осторожно…
– …все они готовы утащить вашего мужа. Все. Кроме Салли, конечно. Господи, может, это Николь Хорлик! Он как-то познакомился с ней. В 1989 году.
– …поговорить с ним и спросить, все ли у него в порядке, не беспокоит ли его что-нибудь.
– Очень глупо с его стороны, если он на самом деле завел интрижку, – неожиданно объявила она. – Потому что я разведусь с ним, обвиню в измене и найму адвоката, который оставит его без гроша.
– Лиззи, ты торопишь события.
– Адвоката-специалиста. Очень дорогостоящего адвоката. Юридический эквивалент Дживса из Белгрейвии. Я оставлю его без штанов. Я… Я… Я не могу больше с тобой говорить, – вдруг сказала она. – Позвоню-тебе-позже-пока.
Просто не верится, что Мартин завел любовницу, размышляла я, отправляясь в постель. Он не такого склада. Как-то мать Фила Эндерера давала мне один из своих многочисленных советов: "Тиффани, можешь ничего не говорить. Но ты всегда должна быть начеку, потому что мужчины-тихони в один прекрасный момент могут загулять и завести интрижку". Но я не верю, что Мартин способен на измену. Не думаю, чтобы он был на это способен. Некоторые мужчины способны, а некоторые нет. Так вот, Мартин из второй категории – в отличие от Фила Эндерера. И в отличие от Довольно Успешного, подумала я с горечью. Нет, не думаю, что Мартин подыскивает себе подружку на неполную занятость. И я говорю это с уверенностью, потому что передо мной все еще сверкает круглая блестящая лысина в "Министерстве звука", и единственное, в чем я могу заподозрить Мартина, так это в том, что он позволил себе немножко оттянуться.
Продолжение сентября
– Просто не знаю, что делать, – сказал Кит в понедельник. Он тяжело вздохнул, уставясь в чашку с алжирской "арабикой". – Господи, этот кофе слишком крепкий, Тифф, – можно сделать "Нескафе"?
– Конечно. – Я отправила обе чашки в раковину. Кит выглядел усталым. Очевидно, не выспался. – Хочешь печенье "Яффа", Кит? – Я поставила перед ним тарелку. – И нужно браться за дело – мы должны работать.
– Я слишком расстроен, чтобы работать, – сказал он, ерзая на стуле. – Не спал всю ночь. Мучился.
– Ладно, давай поговорим об этом, – сказала я. – А потом нам надо поднажать. Мы должны получить заказ на "любовные сердечки". Я знаю, мы сможем.
– Да, – отозвался Кит. – Думаю, сможем. У тебя действительно хорошие идеи. Но, – он взглянул на раскрытый пакет с пастельно окрашенными сладостями, – так тягостно заниматься творческой работой, когда не ладится личная жизнь. – Он принялся читать надписи на приторно-сладких кружочках: – "Навсегда твой", "Люби меня", "Будь моей", "Дорогая", "Да, пожалуйста". А может, лучше: "Не стоит благодарности", "Убирайся", "Пропади пропадом"? – добавил он с горьким смешком. Затем обхватил голову руками. – А мы не можем просто посмотреть "Соседей"? – спросил он. – У меня совершенно нет настроения творить.
Вообще-то Кит очень веселый парень. Он всегда – как бы это сказать? – в тонусе. Он всегда оживленный, приветливый, разговорчивый и веселый. Но в настоящее время Порция отравила ему жизнь – вот уже несколько недель я не вижу улыбки на его лице.
– Просто не знаю, что делать, – простонал он снова. – Она даже не отвечает на мои звонки. – Он воздел руки к потолку. – Не понимаю, чем я ее обидел.
– Ну, я говорила это раньше и повторяю сейчас: ей здорово повезло, что у нее есть такой преданный и внимательный друг, как ты.
Я и сама вышла бы за тебя замуж, если бы представился случай.
– Спасибо, – сказал он тихо. – А я думаю, это мне с ней повезло.
– Но почему? Она пустое, безмозглое существо, которое мизинца твоего не стоит! – возмутилась я.
На самом деле я ничего такого не сказала, потому что нужно быть очень, очень деликатной, когда даешь советы страдающим от несчастной любви друзьям. Я просто посмотрела на него. Он был такой хороший, такой симпатичный, такой талантливый, внимательный и добрый. О господи, мама была права, размышляла я. Она была права. Лиззи была права. Все были правы. Мне нужно было выйти замуж за Кита. Если бы я вышла за него, я не была бы сейчас незамужней одиночкой преклонного возраста, не бегала бы по свиданиям с незнакомыми людьми, не встречалась бы по объявлениям с женатиками и неудачниками, не была бы соискателем Нобелевской премии в номинации "Старая Дева года". Нет. Если бы я тогда вышла замуж за Кита, у меня за плечами было бы восемь или девять лет семейного счастья с четырьмя, а может, и пятью чудесными детьми, если допустить наличие близнецов.
– Я стараюсь не давить на Порцию, – пояснил Кит. – Я знаю, женщинам сложно решиться на брак, если они не уверены в своем парне. Но ведь мы встречались восемнадцать месяцев, и я хочу жениться, вот я и решил, что время пришло. Но она не желает говорить об этом. Может, мне не нужно было покупать "дискавери"? – добавил он.
– Ну, может, лучше было бы подождать, – сказала я, – пока ты не будешь уверен. И мне кажется, что не следует тащить ее в "Хамлиз" – она и так знает, что ты любишь детей. – Он молча кивнул, соглашаясь. – Думаю, что возить ее в Диснейленд тоже, возможно, было ошибкой. Она говорила, почему все-таки не готова остепениться? – спросила я. – Я имею в виду, ведь она уже не молоденькая – тридцать два года. Подумай, в тридцать два года пора хотеть выйти замуж.
– Может, она и хочет выйти – но не за меня, – сказал он с горечью.
О, надеюсь, что это так, и тогда я сама за тебя выйду.
– Ну, а мне кажется, что, если бы ей представился случай, она бы не стала слишком раздумывать, – сказала я. – Женщины очень прагматичны. Она тебя любит?
– Полагаю, да, – задумчиво произнес он, бросая в рот "любовное сердечко". – Думаю, так и есть. Она говорит, что любит, но потом я перестаю ей верить, потому что, если бы она на самом деле меня любила, она бы согласилась, ведь так?
– Ну, очевидно, здесь все сложнее, – сказала я.
– Тиффани, я не знаю, что делать, – простонал он снова, и в глазах его заблестели слезы.
Я была потрясена. Никогда не видела его таким несчастным. Сердце у меня сжалось. Я отодвинула в сторону собственные интересы.
– Не будь с ней таким хорошим, – заявила я вдруг. Его это, кажется, ужаснуло. – Не ищи ее и не бегай за ней, как ты бегаешь.
– Но она так ранима, – сказал он, отправляя в рот еще одно "сердечко". – Она нуждается во мне.
– Попробуй отступиться – и тогда увидишь, что произойдет, – добавила я. – Ты убедил ее в том, что ты всегда к ее услугам, и она знает, что ты никогда не доставишь ей неприятностей. Возможно, ей как раз нужно испытать неприятные эмоции, – продолжала я. Он, казалось, был потрясен. – Я имею в виду, ты не должен всегда выражать готовность заботиться о ней и не должен возражать против того, чтобы она работала.
– Но мне не нравится, что ей приходится ездить в автобусе, – сказал он, съев еще одно печенье.
– И может, тебе не следует предлагать свои услуги, когда барахлит ее стиральная машина…
– Но она такая непрактичная – не думаю, что она знает, куда надо звонить.
– Будь я на твоем месте, я предложила бы ей нанять кого-нибудь для работы в саду – ты не обязан это делать.
– Да, но я трачу на это не так уж много времени.
– Лучше все же пусть сама там работает. Он выглядел потрясенным.
– Ты не маляр и не декоратор, так что в следующий раз пусть нанимает профессионала для оформления своей кухни. И пусть платит за это.
– Это не имеет значения, – сказал он. – Если любишь кого-то, то все готов для него сделать, разве не так?
– Да, но, Кит, – не до такой же степени!
– А ты сама?! – сказал он. – Сама-то ты как ведешь себя с мужчинами!
Что ж, это правда. Вот почему мы с Китом друзья. Мы совершенно одинаковые. И мы, похоже, не меняемся.
– Мы оба попадаем впросак из-за любви, – сказала я. – Я читала об этом…
– Да. Я точно попал впросак, – перебил он меня с громким смехом. – И из-за любви к детям тоже.
– Французы говорят, что в любовных отношениях один целует, другой подставляет губы, – сказала я. Кит тем временем ссыпал остатки печенья в ладонь и отправил в рот. – Ну так вот, мы с тобой, Кит, целуем. А кто так делает – тот теряет, потому что мы стараемся отдать, а не получить. Я хочу тебя спросить: чего ты все-таки хочешь от Порции?
Наступило молчание, которое я назвала бы многозначительной паузой.
– Не так уж много, – ответил он невесело.
– Точно. Знаешь, Кит, ты не безответственный человек, – сказала я. – Вовсе нет. Ты приличный парень. Но, когда дело касается женщин, ты патологически скромен. Кит, пожалуйста, не съедай все "любовные сердечки" – они нам понадобятся. Ты слишком хороший, слишком добрый, – продолжала я. – Именно поэтому тебя используют. Ты встречаешь женщину и превращаешься в коврик под дверью.
– Я не коврик! – сказал он возмущенно.
– Нет, коврик.
– Ну, тогда и ты коврик! – парировал он.
– Нет, я – нет.
– Ты, черт возьми, как раз коврик, – сказал он, съев еще одно "любовное сердечко". – Позволь напомнить тебе, что, когда мы были вместе, ты гладила мои рубашки. Я никогда не просил тебя об этом.
– Ну а ты чистил мою обувь.
– А ты мыла за мной посуду! – Он наклонился ко мне. – Включая сковородки с отвратительными пригоревшими остатками.
– А ты подрезал сирень у меня в саду, – ответила я ядовито. – И глицинию.
– Ну, а ты носила Пушка к ветеринару, чтобы сделать ему прививку от гриппа.
– А ты оклеил заново мою спальню!
– А ты покупала мне лекарства в аптеке! – прошипел он.
– А ты… ты… отдавал мои вещи в химчистку, хотя она тебе не по пути.
– Ну, а ты отдавала мою машину в ремонт.
– А ты чинил мой велосипед. Шесть раз!
– А ты возвращала мне видеокассеты, – нашел он еще аргумент. – И даже со своими в придачу! И у тебя хватает смелости говорить, что ты не коврик. Ты коврик, Тиффани! Ты не отвертишься. Ты коврик!
– Ну, если я коврик, – прошипела я, – то ты СКРЕБОК ДЛЯ ПОДОШВЫ!
Кит взглянул на меня. Потом примолк. Я обидела его. О, надо же.
– Слушай, Кит, пожалуйста, не будем ссориться, – сказала я, беря его за руку. – Извини. Ведь речь сейчас не обо мне – о тебе. О твоих проблемах, не о моих. И ты должен что-то предпринять. Я имею в виду, если хочешь стать коммерческим директором, необходимо быть очень напористым – так вот, в отношениях с женщинами то же самое.
– Я могу быть очень напористым в профессиональной сфере, – сказал он с оскорбленным видом. – Это не проблема. Я могу быть даже законченным мерзавцем, если это необходимо. Ну хорошо, хорошо, согласен, мне очень трудно быть напористым в отношениях с женщинами. В противном случае я бы настоял на том, чтобы ты вышла за меня замуж много лет назад. Почему ты не вышла за меня, Тиффани? – спросил он. – Мне просто интересно.
– О, не знаю, – ответила я, бесцельно черкая в своем блокноте. – Или, вернее, знаю, – добавила я тихо. – Точно знаю. Потому что мы с тобой одного поля ягоды.
Но если бы у меня был хрустальный шар, который дал бы мне возможность заглянуть в будущее и узнать то, что я знаю сейчас, возможно, я бы вышла за него, подумала я. Слишком поздно? Если Порция уйдет от него, тогда, может быть… может быть…
– Я хочу, чтобы ты знала, Тифф, – сказал он. – Мы могли бы избавить друг друга от больших огорчений.
– Слушай, Кит, пожалуйста, держись за Порцию, – сказала я, чтобы скрыть смущение.
– Я-то держусь за Порцию, – ответил он. – Проблема в том, что она за меня не держится.
– Ну, а почему бы тебе не пройти какой-нибудь тренинг по развитию личности? – спросила я. – Или пойти на какой-нибудь семинар, где мужчин учат добиваться успеха?
– Что? Эти уикенды в лесу для хлюпиков? Да ты что! – сказал он, вспыхнув. – Это не в моем стиле. Я никогда этим не занимался.
– Понимаешь, тебе необходимо радикально измениться, если ты хочешь сохранить интерес Порции, и вот мое предложение: сделай что-нибудь не свойственное тебе и перестань быть таким хорошим. Или, вернее, обходись с ней так, как она с тобой. Просто покажи ей, что это возможно, чтобы ее равнодушию пришел конец.
– Ладно, – сказал он, доедая остатки печенья, – я подумаю об этом. Но это будет нелегко. – Он посмотрел на часы. – Хватит о Порции – возьмемся за "любовные сердечки". О господи – "Ты моя мечта".
Спустя три часа мы закончили. По крайней мере сделали наброски нашего проекта для телевизионной рекламной кампании, которая на следующий год будет запущена к Дню святого Валентина, с подробным планом видеоряда в блокноте Кита и моими словами.
– А у тебя как дела на любовном фронте? – спросил Кит, уходя.
– По большей части не очень, – сказала я. – Но скоро я встречаюсь по объявлению с одним парнем. Он производит хорошее впечатление. Я настроена довольно оптимистично. У нас встреча в эту субботу. Его зовут Джейк.
– Кто он? – спросил Кит.
– Он кинорежиссер, не женат, закончил Оксфорд – впечатление великолепное, – сказала я. – На бумаге.
Так вот, "на бумаге" – это интересная идея, идея, о которой я в последнее время довольно много думаю. Понимаете, в рекламе, особенно в телевизионной рекламе, есть тенденция показывать что-нибудь очень, очень глупое. Золотая рыбка, плавающая в голове у Билли Конноли. Кот, превращающийся в тигра внутри бутылки с водкой. Панда, мчащаяся на роликах. Человек, одетый в пустой тюбик из-под "Виталити" и ныряющий в лесной пруд. И когда вы видите рекламу на экране, она смотрится здорово. Она работает. Она совершает чудо. Но когда дело доходит до романтических свиданий, теория "на бумаге" срабатывает наоборот. Понимаете, на бумаге большинство мужчин выглядят здорово. Взять Джейка, к примеру. Так вот, Джейку тридцать восемь, рост пять футов одиннадцать дюймов, интересная работа, хорошее образование, собственная конюшня в Кэмдене. Прекрасно, подумаете вы. И я так подумала, кинорежиссер – это довольно интересно. Мне понравилось его письмо, судя по нему, он очень веселый, с чувством юмора, ищет девушку для серьезных отношений. И к тому же довольно привлекателен, хотя фотография – только голова – была какой-то нечеткой. Но, как я уже сказала, он казался очень-ничего-и-даже-почти-подходящим. Так что на бумаге Джейк был определенно сносным. Не женат. И никогда не был. Никаких алиментов. Никаких выплат ребенку. Никаких криминальных данных. Никаких зарегистрированных болезней. И зубы все собственные. Как бы то ни было, он написал, что заказал столик в ресторане где-то в Хэмпстеде, и предложил "выпить что-нибудь поднимающее настроение".
В Хэмпстеде много хороших ресторанов, думала я радостно, поднимаясь по эскалатору на станции метро "Хэмпстед". Я уже бывала в большинстве из них с Лиззи, когда ей не хотелось утруждаться готовкой. Там есть "Байронз", несколько дверей которого выходят на Дауншир-Хилл, – чертовски романтично; там есть "Вилла Бьянка" в Перринз-Корт и маленький изящный французский ресторанчик во Фласк-Уолк. Я взглянула на свои часы, проходя через турникет. Я опаздывала почти на десять минут. Конечно, его там еще нет – черт! Стоит какой-то золотушный парень, внимательно изучающий карту. Грязные джинсы, мешковатый серый джемпер, рубашка без галстука, сальные нечесаные волосы и – о ужас! – грязные кроссовки. Господи! Некоторые мужчины выглядят как чучело. И я стояла там, с нетерпением ожидая, когда же наконец появится Джейк, потому что я терпеть не могу стоять и ждать в общественном месте, как вдруг этот отвратительный парень обернулся, протянул руку и сказал:
– Здравствуйте. Вы, наверное, Тиффани. А я Джейк.
Разочарование. Разочарование. Разочарование. Страх. Вот что вас ожидает, когда вы пускаетесь в плавание по Городу Встреч. На расстоянии вид такой привлекательный – сотни неженатых, вполне подходящих парней теснятся у причала. Но когда вы приблизитесь – о боже мой! Как я уже говорила, на бумаге Джейк выглядел вполне презентабельным. Но во плоти он оказался чем-то вроде гитариста "Юрайя Хип". Сердце у меня упало практически под землю.