Когда появилась опасность, что вот-вот вернется мама, мы снова вышли на улицу и бродили по морозу еще пару часов. Говорили о нашем будущем, строили планы, смеялись. Жизнь снова казалась мне прекрасной. Потом Марк сказал мне виноватым голосом, что ему пора бежать. Я понимала - куда, и не задавала ненужных вопросов. Марк рвался проводить меня до дому, но тут я была тверда как камень, - совсем не нужно, чтобы нас увидела моя мама. Вдруг ее снова пораньше отпустили с работы? Я больше не хотела ни с кем ссориться. Про себя я решила, что к нашему союзу с Марком мы должны идти достойно и несуетливо. Только в таком случае все вокруг перестанут считать меня ребенком.
И все-таки Марк проводил меня до начала улицы. Впервые мы с ним поцеловались в губы на виду у поздних прохожих. Впрочем, наш поспешный поцелуй выглядел совсем как поцелуй двух давнишних супругов и никто не стал на нас таращиться. И все-таки до подъезда я неслась, боясь оглянуться.
У подъезда я закинула голову и поглядела на наши окна. Мама уже была дома. И, судя по тому, что свет горел в гостиной, даже успела поужинать. Значит, дома она уже около часа. Сердце у меня тревожно заныло. А вдруг я недостаточно хорошо прибралась в квартире и мама догадалась, что Марк был у нас дома и что между нами произошло? Вот кошмар получится! Я стала торопливо припоминать, в каком виде оставила свою комнату.
С тяжелым сердцем вошла в подъезд. Лифт работал, но блуждал где-то наверху. Я вдавила кнопку пальцем и принялась тревожно обтирать боком стенку.
Потом дверь лифта распахнулась, и оттуда на площадку ступила женщина. Я попятилась от неожиданности: это была мать Марка. Конечно, я сразу ее узнала, ведь я так долго всматривалась в ее лицо на старых фотографиях. Она немного изменилась, кажется, похудела, лицо сделалось еще более прозрачным. И кажется, она стала еще красивей. Женщина замерла, заметив меня на площадке. Видно, угадала, кто я такая. Поглядела на меня странно, будто виновато, бледные губы ее дрогнули, пытаясь произнести какое-то слово. Но я была слишком смущена и растеряна, чтобы вступать с ней в беседу. Я поступила как последняя трусиха: бросилась бежать вверх по лестнице. И бежала так до самой нашей квартиры.
Мама не вышла встречать меня в прихожую, и это, без сомнения, был очень плохой знак. Я быстренько скинула одежду и обувь, не нашла впопыхах тапочки и босиком побежала в гостиную. Уж лучше скандал, чем его ожидание.
Мама сидела на диване, закутав колени пледом. Как будто заболела или просто замерзла. На гостевом столике все еще стояли поднос с двумя чашками, вазочка с конфетами, заварочный чайник с посаженным на него тряпичном котом. Мама подняла на меня глаза, взгляд ее показался мне каким-то испуганным. Это было неожиданно.
- Что случилось, мамочка? - спросила я. - Эта женщина, мама Марка, зачем она приходила?
- Так ты ее встретила, - медленно проговорила мама. - Вы разве знакомы?
- Нет, но я видела ее на фотографиях, в тот раз, когда была в гостях…
- Почему ты не сказала мне, что встречаешься с сыном доктора Левитина? - странным, словно замороженным голосом спросила мама.
- Не знаю, - растерялась я. - А какая разница?
- Нужно было сказать…
- Да что случилось? - окончательно перепугалась я. - Вы что, поругались с ней? Что она тебе сказала? И как вообще она нас нашла?
- Сегодня я договорилась насчет новой школы, - словно не слыша моих вопросов, ровным голосом заговорила мама. - Завтра с утра придет машина, ты возьмешь свои документы, дневник, тетрадки - и мы с тобой вместе поедем в Питер. Учебники не бери, пока даже неизвестно, какое у тебя там будет расписание…
- Мама, почему ты мне не отвечаешь?! - закричала я. - Да мне наплевать на новую школу! И вообще на любую школу! Зачем приходила мать Марка?
- Я все сказала тебе вчера. О Марке придется забыть, - отчеканила мама.
- А я тебе ответила, что ни за что этого не сделаю! Я никогда его не забуду и никогда не откажусь от Марка! Вы не сможете нас разлучить! Особенно после сегодняшнего дня…
Я с вызовом уставилась на мать. Она поспешно отвела глаза, словно боялась узнать, что именно случилось между нами сегодня. Мы помолчали немного. Потом мама сказала так мягко и ласково, как разговаривала со мной в те дни, когда я болела и валялась в кровати в жару и в слезах:
- Помнишь, солнышко, ты спрашивала, кто твой отец?
- А это тут при чем? - взбеленилась я. - Теперь мне это больше не интересно. Сейчас ты скажешь, что у вас начиналось так же, как у нас с Марком, а потом ты осталась одна со мной на руках. Но ты же ничего не знаешь о том, как все происходит у нас с Марком! Как можно судить?!
- Сима, помолчи! - вскрикнула мать. - Я хочу сказать совсем о другом. Твой отец - Леонид Анатольевич Левитин.
- Что? - едва сумела выговорить я, прежде чем оцепенела и превратилась в камень.
- Тебе нужно было мне сказать, что ты встречаешься с его сыном, - обреченным голосом произнесла мать. - Да и мне стоило раньше ответить на твой вопрос. Тогда бы этого не произошло.
Потом мама встала, подошла ко мне, обхватила за плечи. Я не почувствовала ее прикосновений.
- Не горюй слишком сильно, Сима, - прибавила она. - Все равно у вас ничего бы не получилось. Мужчинам из рода Левитиных обычно нравятся женщины более однозначные, что ли.
Комната поплыла у меня перед глазами. Я потеряла сознание.
* * *
Однажды из той душной пустоты, в которой я прожила почти пять лет, меня вывела необыкновенно ясная и четкая мысль: "С мамой что-то происходит". Я попыталась встряхнуться и приглядеться к матери. Несколько вечеров подряд наблюдала за ней, пока мама печатала на компьютере или занималась хозяйством.
На первый взгляд ничего не изменилось. Мама была все так же красива, тщательно следила за собой и очень много работала. Но что-то было не так. Раньше мама была как бурлящий родник, щедро разбрасывающий свои брызги и струи. Теперь она стала как плотно закупоренный сосуд, зорко охраняющий каждую каплю животворящей влаги. Это было непривычно и очень тревожно.
И еще - мама стала курить. Никогда прежде я не видела ее с сигаретой. В шестом классе я сделала попытку выкурить папиросу в ванной комнате. Попытка окончилась неважнецки - меня стошнило за ужином. Мама сделала вид, что не поняла причины моего недомогания, а на следующий день сказала мимоходом, показывая на кого-то с сигаретой в зубах:
- Для меня курение - это публичное признание того, что жизнь не удалась.
Я не слишком ее поняла, но с тех пор сама поглядывала на курящих с легкой жалостью.
И вот мама изменила своим жизненным принципам. Для этого наверняка была какая-то причина.
Переезд из нашего городка в Питер я запомнила плохо. Для меня он свершился стремительно, чуть ли не за один час. Помню, как я билась в маминых руках и кричала на весь дом:
- Пожалуйста, увези меня отсюда, немедленно!
Бледная мама крепко держала меня одной рукой, другой крутила телефонный диск. Через полчаса за нами приехал мамин начальник дядя Саша и увез нас в свою холостяцкую квартиру в Купчино. В этой странной квартире, где я не сразу отыскала кухню, мне предстояло прожить около недели. Мама в это время приводила в порядок новое жилье и перевозила наши вещи. А дядя Саша работал на дому и приглядывал за мной по мере сил. Помню, он даже пытался делать со мной уроки и все время подсовывал мне какие-то статейки "на оценку". Если я выдавливала по поводу прочитанного хоть пару слов, дядя Саша громко восхищался и кричал:
- Ты будешь такой же великой журналисткой, как твоя мать!
Но журналисткой я не стала. Я даже не попробовала поступить в университет на журфак. Все мои детские мечты испарились после той страшной ночи. Я поступила в университет кино и телевидения, сама не знаю почему, и в этом году уже должна была его закончить. Готовилась к защите диплома. Все эти годы мы с мамой прожили на Петроградке, в двухкомнатной квартире, предоставленной нам издательством. В наш маленький городок, где стояла запертой наша прежняя квартира, я не ездила никогда. Возможно, мама бывала там изредка, должен же был кто-то платить за квартиру и хоть иногда проверять ее сохранность. Но об этом мы никогда не говорили.
Да и вообще, в последние годы мы не так уж много разговаривали с мамой. Она пропадала в своем издательстве, я по полдня проводила в институте, а после шла в библиотеку или просто гуляла по Питеру. Друзей ни в школе, ни в институте у меня не появилось, с молодыми людьми я не встречалась. Жизнь текла как-то серо и сыро и иногда напоминала мне мутный сон, который часто снился мне в детстве. Иногда я страстно желала, чтобы у меня были хоть какие-то воспоминания, которые я смогла бы перебирать по ночам, словно драгоценные блестящие камешки. Увы, все, что я могла вспомнить, причиняло мне боль или стыд.
В тот вечер я долго бродила по городу и вернулась домой часов в одиннадцать. В прихожей споткнулась о нашу полосатую дорожную сумку, с которой мама изредка ездила в командировку. Правда, ездить зимой мама не любила, а сейчас была именно зима, промозглая и стылая.
В своей комнате, которая служила по совместительству гостиной, у экрана компьютера неподвижно сидела мама. Вокруг, на столе, на клавиатуре, были разложены какие-то бумаги. Мама зябко обнимала себя руками за плечи и застывшим взглядом смотрела на экран. Кажется, моего появления она не заметила.
- Добрый вечер, мамуля, - вполголоса сказала я.
Мама вздрогнула, перевела на меня взгляд, кивнула. А потом торопливо сгребла бумаги и сунула их в свою сумочку, висевшую тут же, на спинке стула. Это меня поразило: мама никогда прежде ничего от меня не прятала и не скрывала. Да я особо и не лезла в ее дела. У меня мелькнула мысль, что мама занялась каким-то криминальным расследованием. Возможно, опасным, потому и выглядела она в последнее время какой-то напряженной.
- Ты куда-то уезжаешь?
Мама коротко кивнула:
- Да, Сима, вот послали меня в командировку. Меня не будет дня три или четыре. Я оставила борщ и жаркое. Готовить ты не желаешь, ну хоть питаться не забывай.
- Ну конечно. Мама, а у тебя все в порядке? - спросила я.
Мама как будто насторожилась, посмотрела на меня очень внимательно:
- Конечно, а почему ты спрашиваешь?
- Не знаю… Ты не болеешь?
- Еще чего придумала? - хмыкнула мама. - Ты же знаешь, меня даже сезонный грипп не берет. Ты иди ужинать, Сима, а мне надо еще немного поработать.
Когда на следующее утро я поднялась по звонку будильника, мама уже уехала. На кухонном столе она оставила мне подробную инструкцию, где что в холодильнике лежит и какой обработке должно подвергнуться перед употреблением. Первый день без мамы я прожила вполне сносно. А вот на следующий кое-что произошло.
В девять часов вечера в нашу дверь кто-то торопливо и нервно позвонил. Я открыла, в очередной раз забыв спросить, кто пришел. На пороге стоял мужчина - невысокий, щуплый, с густой веерообразной бородкой.
В полутьме подъезда он показался мне смутно знакомым, я даже постаралась ему улыбнуться.
- Здравствуй, Симочка, - ответно расплылся в улыбке мужчина. - Вот, значит, какая ты стала. Барышня. Невеста.
Я перестала улыбаться. Терпеть не могу этих разговоров в пользу бедных.
- А где мама, Симочка? - спросил мужчина и напряг шею, пытаясь заглянуть в комнату.
- В командировке, - ответила я.
- В командировке? - Лицо у мужчины вытянулось. - Очень интересно, кто ее туда послал?
Я пожала плечами:
- Начальство.
- Удивительно, - сказал мужчина и потыкал себя большим пальцем в грудь. - Так ведь это я - ее начальство.
Только тогда я узнала дядю Сашу. Последние пять лет я почему-то ни разу его не встречала. Это прежде, когда мы жили в нашем городишке, он почти каждый вечер привозил маму домой на машине. Иногда заходил к нам, пил на кухне чай, травил анекдоты и, на мой взгляд, всячески тянул время. Я догадывалась, что он влюблен в маму. Но вести правильно осаду начальник не умел, просто тупо просиживал у нас штаны, и я чувствовала, что маме его присутствие не то чтобы в тягость, но здорово утомляет. Уходил он за полночь, грустный и заторможенный, полный каких-то невысказанных фраз, наверное, куда более глубоких, чем его дурацкие анекдоты. От его прощального вздоха хотелось заплакать. Однажды я сердитым голосом спросила маму, созерцая оставшуюся за начальником груду окурков.
- Почему дядя Саша так глупо себя ведет? Просто слушать противно его шуточки!
- Потому что мы с тобой никак не помогаем ему вести себя умнее, - печально ответила мама.
- А почему мы не помогаем? Давай поможем. Мама только рукой махнула в ответ.
- Проходите в комнату, дядя Саша, - голосом радушной хозяйки предложила я. - Мамы нет, я, честно говоря, не очень представляю, где она. Думала, что в командировке, но раз вы ее не посылали…
- Женечка взяла несколько дней в счет отпуска, - торопливо забулькал главный редактор, освобождаясь от ботинок. - Я уж, грешным делом, подумал, не ты ли опять разболелась. Вот, решил зайти, хоть и незваным гостем, но разведать обстановку. Но вижу, ты здорова, а Женечка наша неизвестно где. Впрочем, не надо волноваться. Это ведь так легко объяснимо…
Я поняла, конечно, что он имел в виду. Намекал, что у мамы появился мужчина. Глаза у дяди Саши разом сделались несчастными, и я поняла, что он все еще страдает по ней. Вот ведь, примчался на ночь глядя. Я улыбнулась как можно теплее.
- Я скажу маме, что вы заходили.
- Не надо, ну что ты! - взволнованно замахал руками главный редактор. - А то получится, что я ей вздохнуть не даю. Позволим маме отдохнуть от нас, верно, Симочка?
Дядя Саша еще потоптался в прихожей, снова влез в ботинки, рассказал парочку бородатых анекдотов, а потом вдруг бросился к выходу так резко, будто кто-то дернул его за невидимые веревочки. По пути он бормотал себе под нос что-то вроде: "В жизни нашей Женечки грядут перемены". Я заперла дверь и растерянно села на "обувной" стульчик. Хорошо ему говорить, но что мне-то думать о мамином отсутствии? Ведь я совершенно уверена, что мужчиной тут и не пахнет. Ночью мне снились кошмары: я искала маму по всему городу, и каждый встретившийся мне человек старательно от меня что-то скрывал.
Но наступил новый день, и жизнь моя завертелась по обычному кругу. Я отсидела три пары в институте, поменяла книги в библиотеке. А потом вдруг четко поняла, где сейчас находится моя мама. Конечно, в нашей старой квартире… Я поехала на автобусную станцию.
Я готовилась к длинному и утомительному пути. Раньше автобусы в наш городок ходили редко, народу в них набивалось немыслимое количество, воздуху не хватало, ноги превращались в лед. Но за несколько прошедших лет все переменилось. Автобусы теперь не подъезжали по одному в час, а вдоль тротуара ждали своей очереди. В салоне было тепло и уютно. Я села к окошку, попыталась читать книгу, но быстро задремала.
Когда я приехала в наш городок, уже стемнело. Пошла к дому, озираясь, как чужестранка. Не то чтобы здесь многое переменилось, но как-то подзабылось, что ли. Вот и наш дом, возвышается в темноте на фоне лесопарка. Я зашла со стороны двора, закинула голову, посмотрела на наши окна. Так и есть, кухонное окошко освещалось привычным зеленоватым светом.
Подниматься наверх и звонить в квартиру я не собиралась. Просто хотела убедиться, что мама никуда не исчезла, не потерялась. Возможно, она захотела немного отдохнуть от всех и пожить в одиночестве. А может, и впрямь в ее жизни кто-то появился. Почему бы и нет? В любом случае я не собиралась ей мешать. Мне просто захотелось немного побродить вокруг дома. Вспомнить, как совсем недавно вот по этой тропинке я неслась по утрам в школу, а обратно шла не спеша, загребая сапогами снег.
Вот на этой скамейке в последний раз мы сидели с Нинкой и обсуждали чей-то день рождения. Это было всего за неделю до моего отъезда. Вот под этими окнами я всегда срезала путь к подъезду, рискуя нарваться на окрик хозяев, считавших, что я топчу их драгоценный палисадник. Зимой делала это потому, что дорога после первого снега на ближайшие пять месяцев превращалась в лед. В другое время года - по привычке. У соседей окна были темные, и я привычно перешагнула через хиленькую ограду.
Вот наш подъезд, всего в трех шагах от меня. Тускло мерцала лампочка под навесом. Нет, туда я не войду…
Кто-то прошел по дорожке вдоль дома, свернул к нашему подъезду и на секунду задержался под навесом. Я вздрогнула и прижала перчатку к губам: это был Марк. Он не слишком изменился за прошедшие пять лет, только лицо как-то подсохло, стало строже. Губы сложились в твердую линию. Он стал совсем чужим и… взрослым, что ли. Хотя и прежде он не казался мне мальчишкой. Но сейчас он едва ли вызвался бы проводить по вечернему городу растрепанную девчонку. На нем было длинное черное пальто, глухо застегнутое, с твердым воротником, упирающимся в подбородок. Я видела, как Марк крутит головой, словно пытаясь освободиться. Он отогнул край рукава и посмотрел на часы. А потом резко дернул на себя нашу непослушную тяжелую дверь и вошел в подъезд.
Минуты через две ко мне вернулась способность дышать. Я собрала снег с чужого подоконника и нырнула в него лицом. Потом отошла от дома и закинула голову. Я увидела, как зажегся свет в гостиной, а потом мамина тень несколько раз мелькнула на кухне. Наверное, мама собирала на стол.
Я ничего не понимала. С какой стати мама решила встретиться с Марком, да и были ли они вообще знакомы? Что заставило его прийти? Можно было подождать, когда он снова выйдет на улицу, но я не могла, просто не могла перенести еще одну такую встречу. Я развернулась к дому спиной и сперва медленно, а потом почти бегом припустила в сторону автобусной остановки.
- Симочка!
Кто-то, неразличимый в темноте, бросился мне наперерез, повис на шее. В первую секунду я едва не оттолкнула чужие руки. А потом узнала Нинку.
- Симочка, - все твердила она и смотрела на меня как на пришелицу с того света. - Куда же ты подевалась? Я везде искала тебя, всех расспрашивала, даже к нашей директрисе ходила. А она меня выгнала!
- Откуда ты, Нин? - спросила я, пытаясь настроиться на встречу. Получалось туго. В тот миг я хотела только одного - остаться в одиночестве.
- А я только что из автобуса вышла, - ответила бывшая подруга. - Я тебя еще из окна увидела и чуть не вышибла дверь, так боялась упустить. Я ведь учусь в Питере, общежитие нам не положено. Вот и катаюсь. А ты что ж, вернулась с мамой на прежнюю квартиру?
- Нет, я просто… заехала посмотреть, все ли в порядке. Мы теперь постоянно живем в Питере.
- А учишься где? Ведь не в университете?
- Откуда ты знаешь? - спросила я, тщетно борясь с раздражением.
- А я каждый год приходила в деканат и спрашивала, не поступала ли к ним студентка Фаменская, - с виноватой улыбкой призналась Нинка. - Хотя иногда думала: может быть, ты замуж вышла и фамилию сменила?
- Нет, Нинка, нет… Ты не знаешь, автобусы в Питер до какого часа катаются?