В это время мы уже дошли до остановки и остановились под навесом. Я стояла, втянув голову в плечи и засунув нос в воротник куртки. И молчала, потому что категорически не знала, что говорить. Я чувствовала, что Марк смотрит на меня и чего-то ожидает. Зонтик он позабыл закрыть.
Наконец, я собрала все возможное мужество и подняла на него глаза. Всего мгновения хватило, чтобы понять: Марк смотрел на меня по-прежнему. Значит, ничего про нас не знал. Его пощадили, ему ничего не сказали. Значит, вся ответственность лежала на мне.
- С чего вдруг? - выдавила я.
- Ни с чего. Просто надо исправлять ошибки, пока еще не совсем поздно.
- Но ведь это только твоя ошибка, Марк! - взорвалась я. - Люба-то ни в чем не ошибалась. Она с самого начала любила только тебя и хотела быть только с тобой! Получается, ты исправляешь свои ошибки за ее счет.
- Я делаю это в первую очередь для нее.
- Да вранье все это! - заорала я.
Стоящие на остановке люди как по команде обернулись в нашу сторону.
- Не вранье, - все тем же механическим голосом возразил Марк. - Ты полагаешь, что она счастлива? Тогда поставь себя на ее место.
Я поставила. И тут же поняла, что Люба должна быть ужасно несчастлива. Что может быть хуже, чем жить с любимым человеком и знать, что твоя любовь абсолютно ему не нужна. Потрясенная этим простым открытием, я словно потеряла дар речи.
- Ну, что ты молчишь? - через пару минут нервно спросил Марк. - Скажи мне что-нибудь, Симочка.
Тут меня словно током шандарахнуло. Я поняла, что время ни капельки меня не излечило, просто впрыснуло некоторую дозу обезболивающего. А теперь его действие закончилось.
- Марк, - сказала я громко и отошла подальше от его зонта. - Я прекрасно знаю, почему ты сюда пришел и кто тебя попросил встретиться со мной. Только это совершенно не нужно. Мама не все знает. В моей жизни, слава богу, есть кому меня поддержать. А ты только все портишь, понимаешь? Давай будем считать, что ты свой долг исполнил на отлично, но, умоляю, никогда больше не пытайся со мной встретиться.
Я развернулась и побежала обратно к институту. Пролетела мимо него, по улице, до угла. Там села в какой-то автобус и почти час добиралась до дома. Удивительно, что вообще добралась.
Больше Марк к институту не приходил. Еще через пару дней я вернулась домой в обеденное время. В квартире захлебывался телефон. Я сдернула трубку и спросила задыхающимся голосом:
- Кто?
- Сима, здравствуйте, - донесся до меня невозмутимый, чуточку отстраненный голос доктора Левитина. - Ваша мама у нас. Сможете сегодня подвезти вещи?
- Что? - Я вдруг перепугалась так, что перестала чувствовать свои ноги. Пришлось садиться на паркет. - Ее что, на "скорой" к вам привезли?
- Нет, что вы, - чуточку удивился Леонид Анатольевич. - Я лично с утра позвонил Жене и пригласил на прием. Сказал, что из Питера к нам переслали ее документы с рекомендацией срочно провести операцию. А когда она приехала, я тут же ее госпитализировал…
- Все так плохо?! - завопила я.
- Сима, перестаньте паниковать, - повысил голос главврач. - Ничего такого, чего я не знал прежде. А в больнице задержал, потому что побоялся, что Женя, пожалуй, больше не появится у нас. Что-то ваша мама скептически настроена… Так ждать вас сегодня, Сима?
- Да, конечно, буду! - крикнула я и заметалась по квартире, собирая мамины вещи, белье, полотенца. Надо же, все эти дни я представляла, как скажу маме, что Левитин берется сделать ей операцию. И что скажет мне мама, когда узнает про мою подпольную деятельность. Не ожидала, что главврач все сделает сам.
В наш городок я приехала уже в сумерках. Бабушка на вахте сделала попытку не пустить меня дальше вестибюля. Но на выручку пришел Леонид Анатольевич. Мне даже показалось, что он специально дожидался моего появления где-то неподалеку.
- Зайдите в мой кабинет, Сима, - распорядился он. - Господи, да не тряситесь вы так, я не скажу вам ничего более худого, чем то, что вы уже знаете.
Я покорно проследовала за ним. Левитин сел за стол, достал из ящика газетный сверток.
- Женю привез какой-то человек, очень бойкий, я бы сказал, - заговорил он, усмехаясь самым краешком рта. - Он потом ворвался ко мне в кабинет и просто вытряс из меня некоторые сведения о предстоящей операции. Потом уехал и через час появился вот с этим.
Доктор помахал в воздухе свертком.
- Что это? - спросила я.
- Не разворачивал, но догадываюсь, что там деньги. Этот человек распорядился, чтобы все для Жени было лучшим и одноразовым. Включая операционный стол.
Леонид Анатольевич положил сверток на стол и легонько подтолкнул ко мне.
- Что мне с этим делать? - растерялась я.
- Ну, отдайте хозяину, что ли. Ведь это, полагаю, ваш новый папа?
- Нет, это мамин начальник.
Левитин недоверчиво мне улыбнулся и пробормотан под нос, что хотел бы он на некоторых этапах жизни иметь таких начальников. Потом сказал:
- Ну, может, стоит оставить пока эти деньги у себя. После операции, если все пройдет благополучно, маму надо будет очень баловать. В общем, сами решайте. А теперь я хочу, чтобы вы пошли к Жене и очень серьезно с ней переговорили. Мне пока не нравится ее настрой.
- Она не хочет оперироваться? - снова перепугалась я.
Левитин сжал губы и медленно качнул головой, подтверждая мои слова.
- Но почему? Я всегда была уверена, что мама станет бороться до конца.
- Вот пойдите и постарайтесь настроить ее на такую борьбу. Может быть, прежние врачи внушили Жене мысль, что операция ей не поможет. Тогда я лично буду переубеждать и уговаривать. Но возможно, причина в чем-то другом. В общем, Сима, у вас очень серьезная миссия.
Я медленно встала со стула, заторможенно побрела к выходу.
- Сима!
Я замерла на месте. Главврач быстрым шагом приблизился ко мне.
- Вы ведь, наверное, в Питер сегодня уже не вернетесь? Поздно, холодно и все такое?
Я пожала плечами:
- Не знаю, наверное, останусь в городе.
- Знаю, Сима, что у вас есть квартира, да и друзья, наверное, со школьных лет остались. Но все равно - приглашаю вас вечером к себе, - скороговоркой сказал Левитин.
Я растерялась. Стояла и молчала. Что я могла ответить? Наверное, надо было использовать любой удобный случай, чтобы обсудить с доктором мамины перспективы. Вот только что будет, если он захочет говорить не только об этом? А разве я сейчас готова думать о чем-то еще? Снова оказаться в той квартире… Она столько раз снилась мне в кошмарах!
- Я понимаю, что вас беспокоит, - внимательно глядя на меня, сказал главврач. - Вас смущает возможная встреча с моим сыном… Но Марк давно живет отдельно, он не придет ко мне без предупреждения. К тому же, мне кажется, нам с вами есть о чем поговорить.
- Да, конечно, - прошептала я. - Не знаю, смогу ли я зайти к вам сегодня. Но я постараюсь…
- Идите, Сима, - разрешил Леонид Анатольевич.
И я побежала к маме.
Я нашла ее в палате на двоих, одну-одинешеньку. Мама в своей обычной уличной одежде сидела на краю больничной койки, чуть сгорбившись, словно ее знобило, зажав ладони между коленями. Рядом на шерстяном одеяле стопкой лежали какие-то неказистые больничные вещи, кажется, байковый халат и сероватое полотенце. Мама улыбнулась грустно и немножечко виновато. Я постаралась принять как можно более бодряцкий вид.
- Вот видишь, загребли меня, - сказала мама.
- И очень хорошо, что так сделали! - сразу перешла я в наступление. - Ты же знаешь, что Леонид Анатольевич - замечательный доктор.
Мама отвернулась к окну.
- Знаю… Но, Симочка, давай поговорим серьезно…
Мама показала мне на соседнюю кровать, я машинально опустилась на матрас. Сердце мое стучало с перебоями.
_ Тебе не следует слишком надеяться, Сима, - просто сказала мама. - Я думаю, эта операция мне не поможет.
- Но почему?! - взвыла я.
- Ты помнишь, ко мне приходила мать Марка? - неожиданно спросила мама. - Ты еще встретила ее у лифта. Так вот, у нее был точно такой же диагноз, как у меня сейчас. В тот вечер она рассказала мне об этом.
Я этого не знала. От такого известия стало еще страшней. От собственного страха я закричала еще громче:
- Господи, мама, но ты сама помнишь, ты сама писала об этом, что несколько лет назад творилось в наших больницах. Не было ни лекарств, ни оборудования. Мама Марка вынуждена была поехать за границу, и, наверное, ей попался хирург, которому было все равно. А тебя Левитин обязательно вытащит… Он сказал мне, что не может быть никаких сомнений!..
Но мама замахала на меня руками:
- Сима, не делай из меня идиотку, у меня ведь не в мозгах опухоль. Я все это понимаю, как и то, что болезнь у каждого протекает по-разному. Не в этом ведь дело. Я не потому сейчас вспомнила ту женщину.
- А почему?
Мама помолчала немного, а потом сказала:
- Кажется, в последнее время я становлюсь суеверной. Такое совпадение просто не может быть случайным. Наверное, это наказание.
- Да за что тебя наказывать?!
- За то, что я обманула тебя, Сима, - четко проговорила мама. - Леонид Анатольевич Левитин к твоему рождению не имеет ни малейшего касательства.
Я дернулась, вскочила. На миг голову словно заложило ватой, я подумала, что сейчас упаду в обморок. Но этого почему-то не случилось. Тогда я выбежала из палаты. Помчалась по коридору, грохоча сапогами и не разбирая дороги. Все вокруг словно заволокла сизоватая дымка. Потом из дымки вынырнул какой-то белый силуэт, схватил меня за плечи.
- Девушка, что случилось! Больной плохо? Позвать врача?
Это с ближайшего поста примчалась медсестра. Ее вопрос привел меня в чувство. Да, сейчас было плохо моей маме, и все мои чувства и переживания не шли с этим ни в какое сравнение. Я отстранила медсестру:
- Нет-нет, все нормально. Я сейчас вернусь в палату.
И я вернулась. Мама сидела все в той же позе. Она вздрогнула при моем появлении. Кажется, не ожидала, что я вообще вернусь. Я склонилась над ней и произнесла деревянным голосом:
- Мама, все это не имеет больше никакого значения. Главное, чтобы ты снова была здорова.
- Послушай меня, девочка, - тут же перебила мама. И поднялась на ноги, решительная, непреклонная. - Я должна объяснить, почему так с тобой поступила… В тот вечер ко мне пришла эта женщина, Вероника. Она ничего не требовала, просто рассказала о своей болезни. Может, она и не собиралась говорить об этом, я первая спросила, как она себя чувствует. Она была такая бледная… В общем, она мне сказала, что ее единственная надежда - на госпиталь в Штатах, в том городе, где живут ее родственники, родители жены Марка. Это был очень умный ход. Я поняла в тот момент, что скажу тебе что угодно, лишь бы ты отлепилась от этого мальчика.
- Но, мама, - не веря своим ушам, прошептала я. - Неужели те люди в Америке не помогли бы матери Марка, даже расстанься он с Любой? И почему для тебя эта женщина оказалась важнее, чем я, твоя дочь? Как случилось, что ради чужого человека ты пожертвовала моей любовью? Ведь у меня была одна любовь, мамочка. На всю жизнь одна.
- Я тоже защищала свою любовь, - вскинув голову, отчеканила мама. - А моя единственная любовь - это ты, Сима. Да и Вероника тоже - она ведь не о себе, о сыне в тот момент пеклась. Не хотела, чтобы он из-за тебя попал еще в какие-нибудь неприятности. Я очень хорошо представляла себе, что произойдет дальше. Она скажет Марку о своей болезни, и он, как хороший сын, сделает из ее рассказа правильные выводы. Он не расстанется с женой хотя бы до того момента, пока не разъяснится ситуация с матерью. Но и тебя он забыть не сможет, станет метаться между тобой и женой, мучить обеих. Попытается объяснить тебе ситуацию, ты, конечно, все поймешь, будешь ждать, надеяться, все это будет тянуться годами… Я поняла, что рвать нужно сразу, решительно. Это все, что я могла тогда для тебя сделать.
Мама опустилась рядом со мной на койку. Я хотела отодвинуться, но заметила, как она бледна, как искривлены мучительной гримасой ее губы. И крикнула испуганно:
- Мама, тебе плохо? Давай я позову доктора.
- Не надо. - Мама справилась со своим лицом и даже попыталась мне улыбнуться. - Ситуация под контролем.
- Но, мамочка, как же так, - после некоторых раздумий произнесла я растерянно, - ведь Левитин не отрицал, когда я сказала ему, что он мой отец. Он даже пригласил меня сегодня в гости, сказал, что нам о многом следует поговорить. И тебя он называл по имени, переживал из-за твоей болезни, как будто ты ему не чужая. Может, у него все-таки есть основания…
Мама хрипло рассмеялась:
- Леня - хороший человек. Не мог же он уличить меня во лжи, учитывая нынешнее мое положение. А насчет того, что называл по имени, так ведь мы все-таки из одного города, учились в одной школе. Он за мной в старших классах вовсю бегал. Только мне было не до того…
Тут я насторожилась:
- Это почему?
- Ну, я ведь была влюблена, - с кривоватой усмешкой протянула мама. - С девятого класса. Ничего и никого вокруг не замечала.
Я замерла. Неужели наконец я узнаю тайну своего рождения? Очень осторожно спросила:
- А… кто это был?
- Это был товарищ по работе моего отца, твоего дедушки. Тоже работал в военном архиве, вместе с моим папой. Однажды я зачем-то зашла к отцу на работу, увидела его - и все, взрыв! У него, конечно, был уже полный комплект: жена и двое детей. Да он и по возрасту был куда ближе к моим родителям, чем ко мне. Но я тогда почему-то не видела в этом проблемы. Он говорил, что обязательно разведется, только выйдет в отставку. Я ждала, я очень долго ждала. Мы даже сбежали с ним однажды. Сняли угол в Ленинграде. Потом он вернулся к семье, а меня в состоянии, близком к помешательству, привезли домой родители. Это тянулось еще много лет. Знаешь, позже я очень жалела, что моя мама не придумала чего-нибудь оригинального с самого начала. Например, не шепнула бы мне на ушко, что этот тип на самом деле - мой биологический отец. Это выглядело бы вполне правдоподобно.
- И ты бы потом ей это простила? - шепотом спросила я.
- Конечно! Ведь поумнела бы я когда-нибудь!
- И ты до сих пор любишь этого человека?
- Ну что ты, - усмехнулась мать. - Не верь ты этим сказкам, что первая любовь не забывается. Если я и вспоминаю о нем иногда, то думаю о том, что из-за него мои родители очень рано ушли из жизни, а я никогда не узнала, что такое замужняя жизнь. Первая любовь очень редко оказывается настоящей. Никогда не знаешь, ради чего губишь свою судьбу.
- Но он и есть мой настоящий отец? - продолжала допытываться я.
И мама снова рассмеялась:
- Что ты, дочка, разве ты не помнишь, что я родила далеко не в пору первой молодости. А насчет твоего отца - другая история, давай сейчас не будем ее касаться.
Но тут я заняла жесткую позицию:
- Нет уж, мама, думаю, на этот раз ты должна сказать!
- Ты права, Сима, - немного подумав, сказала мама. - Другого случая может и не быть. Только, боюсь, рассчитывать на твое уважение после этого разговора мне не придется. Сима, я не знаю, кто твой отец.
- Что! - крикнула я и вскочила с кровати. - Мама, что ты такое говоришь?!
- Мне очень жаль, Сима. Я начинала работать в газете, а для души играла в нашем городском народном театре. Любовью в то время я уже наелась досыта, но мне еще хотелось создать семью, стать мамой. Я встречалась с двумя парнями из нашего театра. Наверное, каждого из них я могла бы полюбить по-настоящему, если бы почувствовала в ком-то из них стремление двигаться вперед, что-то строить, чего-то добиваться. Но они хотели только тусоваться, собираться на сейшены, болтать о том, какие они замечательные актеры или поэты и какое у них грандиозное будущее. Потом я забеременела и решила, что это дело доведу до конца. Пусть одна, но на эту ступеньку я вскарабкаюсь. Вот такая история твоего рождения.
Я почувствовала, как по шее моей бегут капельки влаги, и очень удивилась: неужели я плачу?
- Мама, а ты потом ни разу не пожалела, что родила меня? - дрожащим голосом спросила я.
Мама рассмеялась, звонко, почти весело, и все мои страхи отступили перед ее смехом.
- Нет, солнышко. Правда, когда в пору беременности мне пророчили, что родится девочка, я начинала ругаться. Не хотела, чтобы на свет рождалась еще одна мученица. А когда и впрямь родилась ты, решила, что смогу тебя защитить, ведь я ученая. Ошиблась, разумеется.
- А ты знаешь, что стало с тем… с теми ребятами?
- Откуда мне знать? Думаю, давно уже сгинули, - жестко отрезала мама. - Новое время их едва ли пощадило. Надеюсь, дочь моя, ты не собираешься кого-то разыскивать, наводить справки?
Я решительно мотнула головой. И задала следующий, самый важный для меня вопрос:
- Мама, а зачем ты встречалась с Марком?
- Я хотела, чтобы он вернулся к тебе, - без промедления ответила мама. - Я наблюдала за тобой все эти годы и поняла, что у тебя это настоящее. А я так боюсь, что ты останешься одна на свете. Я сказала Марку, что это я заставила тебя отказаться от него. И что теперь сожалею об этом. А кстати, - тут у матери даже глаза заблестели, - он еще не предпринял никаких шагов?
- Предпринял, - мрачно сказала я. - Только, мама, напрасно ты это. С Марком все закончено.
- Нет, отчего же, - начала говорить мама, но я ее перебила:
- Мама, пойми, это все сейчас не имеет значения! Главное, чтобы ты справилась, чтобы Леонид Анатольевич тебе помог. И то, что ты заболела, как мама Марка, - это не наказание. Это испытание, понимаешь? Мы должны его преодолеть. Иначе все не имеет ни малейшего смысла.
…Из маминой палаты я вышла в одиннадцатом часу. Я оставила ее, заручившись обещанием, что мама будет бороться изо всех сил. На цыпочках прошла по темному коридору мимо спящей на посту медсестры, по лестнице мимо бабки-вахтерши, которая зыркнула на меня злобно, но сказать ничего не посмела. Уходя от больничного корпуса, оглянулась назад, отсчитала на третьем этаже кабинет главврача. Там горел свет. Мне стало не по себе: похоже, Леонид Анатольевич все еще ждал меня. Неужели хотел покаяться в своем ложном отцовстве?
Я пошла к Нинке. Только она могла, ни о чем меня не спрашивая, разогнать бесов, разрывающих мою душу на части. Впрочем, о болезни мамы я ей рассказала. Нинка до поздней ночи отпаивала меня чаем и носилась со мной, как курица с золотым яйцом.
Ни свет ни заря мы с Нинкой смотались на рынок, купили там домашнюю сметану, которую мама могла есть ложками, ее любимый сыр, ее любимый сорт яблок. Нинка проводила меня до больницы, уже стоя на крыльце, спросила взволнованно:
- Как ты думаешь, стоит мне зайти к тете Жене, навестить ее?
Я задумалась на минуту. Вспомнила, что, когда мама прежде изредка болела какой-нибудь ерундой вроде ангины, а многочисленные друзья рвались ее навесить, она всегда отвечала им по телефону одно и то же: "Приходите, когда я снова стану молодой и цветущей".
Мама не любила, когда ее заставали врасплох.
Я ответила Нинке:
- Знаешь, лучше тебе прийти, когда операция будет позади и мама пойдет на поправку.
А сама подумала тоскливо: будет ли такое? Но сегодня мама и впрямь была в порядке. От ее вчерашнего настроения не осталось и следа.