Комната была типично мужской, с доминирующими голубыми и светло-зелеными тонами, но там и здесь, в картинах, в орнаменте или на подушках попадались вкрапления ярко-красного цвета.
Здесь же стояло несколько кресел и большой телевизор, появляющийся из шкафа и снова исчезающий в нем по мере нажатия кнопок. Она знала это потому, что нашла пульт управления и перепробовала все кнопки, просто чтобы увидеть, каков будет результат. Здесь же находились бар с напитками и закусками, маленький холодильник и кофеварка - на случай, если ему будет лень спускаться вниз на кухню. Здесь она тоже заменила сахар на соль, а землю из-под растений на окне подмешала в кофе.
Затем она расположилась на его королевских размеров кровати, на матрасе, напоминавшем сказочный сон, и задумалась.
Каким бы большим и удобным ни был этот дом, он не походил на особняк. Он не кричал о роскоши. Невзирая на весь комфорт, дом выглядел удобным жильем, а не витриной магазина.
Она знала, что у него есть деньги. Много денег. Достаточно, чтобы позволить себе дом в десять раз больше этого. Добавим тот факт, что он живет здесь один, без персонала, ежедневно ухаживающего за ним и за его домом, и сам собой напрашивался вывод: покой частной жизни имел для него большее значение, нежели забота прислуги. Так зачем он принуждал ее оставаться здесь?
Он говорил, что чувствует ответственность за нее, но мог бы чувствовать то же, независимо от места ее нахождения. Но заставлять людей делать то, что нужно ему, из-за его проклятого нового дара. Она не могла уйти, пока он приказывал ей остаться. Может, его интересовала ее неразвитая "сила" и он хотел выяснить, во что сумел бы ее превратить. Просто чтобы удовлетворить любопытство. Опять же в ее обязанности не входило оставаться здесь, позволять ему обучать ее либо проводить с ней эксперименты.
Он хотел заняться с ней сексом, так не служило ли это мотивом? Он мог велеть ей подойти к нему и заняться с ней сексом, но он не был насильником. Лунатиком и подлецом - возможно, но никак не насильником. Он хотел, чтобы захотела она. Захотела по-настоящему. Так что же, он держит ее в доме, чтобы соблазнить? Он не мог сделать это, уезжая куда-то и оставляя ее здесь одну. Не говоря уже о том, что тем самым он ее жутко злил.
И все-таки версия с сексом тоже казалась не совсем убедительной. Если он хотел затащить ее в кровать, то сделать ее пленницей - тактика не из лучших. Кроме того, она не роковая женщина; ей с трудом верилось, что кто-то пошел бы на такие ухищрения, чтобы заняться с ней сексом.
Должно быть, у него имелась другая причина, но черт ее возьми, если она понимала какая. И пока она все не выяснила… что ж, у нее связаны руки. Сколько бы она ни ломала голову. Если, конечно, ей не удастся его как-нибудь вырубить и сбежать, то она застряла здесь до тех пор, пока он не согласится ее отпустить.
Прошлая ночь, начиная с того момента, как горилла из охраны "проводил" ее от столика игры в блек-джек до самого офиса Рэйнтри, была сущим кошмаром. Одно жуткое событие так быстро наступало на пятки другому - при этом оно всякий раз казалось страшнее предыдущего, - что в какой-то момент ей показалось, будто она утрачивает связь с реальностью.
Вчера в это самое время она была анонимом, и ей это нравилось. Нет, конечно, люди подходили и заговаривали с ней, как и со всеми, кто выигрывал, и ее это устраивало. Но и одиночество ее устраивало не меньше. Собственно говоря, одиночество ее не просто устраивало; оно означало безопасность.
Рэйнтри не знал, о чем он ее просил, желая, чтобы она осталась здесь и обучалась своему "дару". Хотя он и не просил, а даже не оставлял ей выбора.
Он заставил ее признать, что у нее есть талант, касаемый чисел, но он понятия не имел, как ее тошнило при мысли, что придется выставить свои способности на всеобщее обозрение. Она предпочла бы остаться тем нарядом, что висит в самом дальнем конце шкафа.
Он вырос в подпольной культуре, где паранормальные способности являлись нормой. Там, где их пестовали, праздновали их появление, развивали их. Он вырос принцем, в конце-то концов. Может, принцем и странного племени, но тем не менее принцем. Он понятия не имел, каково это, расти в трущобах, голодая, не зная ласки… Будучи другой. Отца на горизонте не появлялось - лишь бесконечная череда материнских "приятелей". Его никогда не били по лицу за столом - буквально так, чтобы он падал со стула, - за слова, показавшиеся матери странными.
В детстве она не понимала, почему сказанное ею звучало странно. Что неправильного она сделала, сказав, что автобус, на котором ее мать ехала через весь город в бар, где работала, придет на шесть минут и двадцать три секунды позже обычного? Лорна не сомневалась, что мама захочет это узнать. Вместо этого ей дали пощечину.
Цифры были ее коньком. Если где-то имела место цифра, она знала, что это за цифра. Она помнила, как пошла в первый класс - никакого детского сада, заявила мать, добавив, что это место для кретинов и болванов, - и какое облегчение она почувствовала, когда ей начали объяснять, что такое цифры. Ей показалось, будто часть ее личности наконец стала на свое место. Теперь все формы имели имена, а все имена - значения. Всю жизнь числа приводили ее в восторг, независимо от того, где они располагались - на домах, на рекламных объявлениях, на такси или где-то еще, но прежде она видела в них лишь подобие иностранного языка, значение которого оставалось ей чуждо. Странно было чувствовать к ним такое родство, но не понимать их. Она думала, что глупа, как утверждала ее мать, до тех пор, пока не пошла в школу и не нашла ключ.
К тому времени как ей исполнилось десять, мать ее погрязла в выпивке и наркотиках, а пощечины превратились в почти ежедневные избиения. Если мать появлялась ночью и ей вдруг не нравилось что-нибудь, сделанное Лорной за день, или днем раньше - или неделей раньше, это не имело значения, - она хватала то, что подворачивалось под руку, и швыряла в Лорну, где бы та ни находилась. Много раз ото сна Лорну пробуждал удар - по лицу, по голове… смотря куда удавалось попасть матери. Она научилась спать в состоянии тихого ужаса.
Когда бы ни вспоминалось ей детство, больше всего она помнила холод, темноту и страх. Она боялась, что мать убьет ее, и еще больше боялась, что однажды ночью мать не вернется домой. Если в чем-то Лорна не сомневалась никогда, так это в том, что мать не хотела ее до того, как она появилась, и уж как пить дать не желала ее знать после рождения. Она знала это потому, что об этом свидетельствовала вся ее жизнь.
Лорна научилась скрывать значение цифр. Единственное - именно единственное - исключение она сделала в девятом классе, решив дробь за одного мальчика. Он был очень милый, немного скромный, не из числа популярных детей. Его родители были очень религиозны и никогда не позволяли ему ходить на школьные вечеринки или учиться танцевать. Ничего такого. И это вполне устраивало Лорну, поскольку сама она тоже всем этим не занималась.
Они много говорили, иногда держались за руки и изредка целовались. Потом Лорна, набравшись храбрости, поделилась с ним своей самой заветной тайной: иногда она знает о том, чего еще не случилось.
Она еще помнила, как полный отвращения взгляд отразился на его лице.
"Сатана!" - бросил он ей и никогда больше с ней не разговаривал. По крайней мере, он никому не сказал, хотя, наверное, причина была в недостатке приятелей, которым можно было бы разболтать.
Ей было шестнадцать, когда мать действительно ушла и уже не потрудилась вернуться. Лорна вернулась домой из школы - "дом" менял свое местонахождение всякий раз, когда они превышали ренту, - и увидела, что вещи матери исчезли, замки сменили, а ее собственный, весьма скудный узелок выброшен в мусорное ведро.
Лишившись жилья, она сделала единственное, что могла: связалась с городскими властями и самостоятельно вошла в систему приемных семей.
Жить в приемных семьях два года подряд не лучшая доля, но они не были так дурны, как ее прежняя жизнь. По крайней мере, она окончила школу. Никто из приемных родителей никогда не бил ее и не издевался над ней. Правда, никому из них она никогда особо не нравилась, но мать и раньше говорила ей, что она не слишком симпатична.
Она справилась. В восемнадцать вышла из системы и стала заботиться о себе сама. За следующие тринадцать лет - как, впрочем, и на протяжении всей своей жизни - она делала все, чтобы оставаться незамеченной, чтобы никогда, никогда не стать жертвой.
К игорному бизнесу она прибилась случайно. Все началось с маленького казино в резервации семинолов, во Флориде. Выиграла она не так чтобы очень много, но пара сотен долларов для нее были хорошей суммой. Позднее она отправилась в одно из казино на Миссисипи и выиграла еще немного. Маленькие казино находились повсюду. Она ездила в Атлантик-Сити, но там ей не понравилось. Лас-Вегас понравился, но все здесь было слишком: слишком много неона, слишком много людей, слишком жарко, слишком безвкусно. Рино подходил ей лучше других. Он был меньше, но не слишком маленький. Климат получше. На протяжении восьми лет после того маленького выигрыша во Флориде она регулярно выигрывала от пяти до десяти тысяч долларов в неделю.
Такие деньги являлись тяжким бременем, поскольку тратить сверх меры она не могла. Она больше не голодала и не замерзала. Если ей хотелось уехать, под рукой имелась машина, но всегда подержанная. У нее были счета во многих банках, кроме того, она всегда носила с собой много наличных. Опасно, она это знала, но чувствовала себя в большей безопасности, имея достаточно денег, чтобы найти выход из любой ситуации. До тех пор пока она не решила бы где-то осесть, деньги оставались проблемой, потому что сколько сберегательных счетов и чековых книжек она могла заиметь по стране?
Такова была ее жизнь. Дантэ Рэйнтри воображал, что ему нужно лишь немного поучить ее пользоваться ее даром с числами и… Что он вообще ожидал услышать? Он ничего не знал о ее жизни, так что и изменить ее сумел бы вряд ли. И что, ей надлежало вести себя как маленькой Мэри Саншайн? Искать таких же, как она сама, возможно, даже создать нечто вроде коммуны с миниатюрными воротцами, где, если у тебя кончился газ в зажигалке для барбекю, один из соседей с радостью подует огнем на брикеты? Может, она даже завела бы блог, в котором делилась бы опытом с друзьями, или даже стала бы радиоведущей.
Нет уж. Скорее она согласится есть землю. Ей нравилось жить одной, всегда быть одной и зависеть только от себя.
Телефон снова зазвонил, напугав ее. Она перегнулась через кровать, чтобы взглянуть на номер, хоть и не знала, почему ее это беспокоит; все равно она не узнала бы номер человека, звонившего Дантэ Рэйнтри. На этот звонок она тоже не ответила.
Она сидела на кровати и думала так долго, что послеполуденные тени стали длиннее, а она задремала. Если бы не этот звонок, она бы уснула прямо на его кровати, а разве не забавная бы вышла ситуация, застань он ее там, вернувшись домой? Она не имела намерения изображать Златовласку.
Но спать ей хотелось. И хотелось есть. После позднего завтрака ленч она пропустила. Почему бы не съесть сейчас легкий обед и не отправиться спать пораньше? Зачем ждать Рэйнтри, если он не проявил любезности и не сказал, когда вернется?
Он мог хотя бы позвонить. Конечно, она не сняла бы трубку, но он всегда мог оставить сообщение.
Причины ждать его решительно отсутствовали. Лорна изучила содержимое холодильника и соорудила холодный сандвич. Затем взгляд ее упал на полки с его книгами. Здесь стояло много книг о паранормальных явлениях, но она выбрала детективный роман, с которым решила удобно устроиться на кровати.
К восьми часам она клевала носом над своей книгой, оказавшейся, судя по всему, недостаточно детективной. Солнце еще не совсем закатилось, но ей было наплевать; она еще не оправилась от прошлой ночи.
Пятнадцать минут спустя она, свернувшись клубком и натянув на голову одеяло, уже глубоко спала.
Ее разбудил свет включившейся лампы. Она стерпела уже знакомый ей прилив страха, паники, хоть и зная, что матери нет рядом, но тем не менее столько лет спустя подсознательно по-прежнему боясь. Не успела она расслабиться и опустить простыню, одеяло приподняли, и очень теплый, почти голый Дантэ Рэйнтри лег на кровать рядом с ней.
- Какого черта вы делаете? - сонно пробормотала она, выглядывая из-под края простыни.
Он устроился рядом с ней поудобнее и протянул длинную мускулистую руку к лампе.
- Похоже, в моей кровати песок. Так что спать мне придется здесь.
Глава 15
- Не говорите глупостей! Я не могла выйти из дома, так откуда было взяться песку? Это соль.
Может, он ожидал, что она начнет отрицать любое вредительство, но вот это точно выглядело бы глупостью, учитывая, что она осталась единственным человеком в доме после его ухода. Возможно, он рассчитывал вызвать ее возмущение тем, что улегся в постель рядом с ней, но по какой-то причине она не испытывала ни малейшей тревоги. Раздражение, потому что ее разбудили, - да. Но не тревогу.
- Признаю свою ошибку. - Он использовал свое преимущество в силе и весе, чтобы отпихнуть ее в сторону. - Подвиньтесь. Мне нужно больше места.
Он уже прогнал ее с того места, которое она нагрела своим телом, и это разозлило ее еще больше.
- Так почему вы не залезли с другой стороны, а заставили меня двигаться? - проворчала она, перемещаясь в другую часть кровати. Кровать имела королевский размер, как и все остальные в доме.
- Но ведь вы сдобрили солью мое ложе.
Простыни казались холодными, что заставило ее свернуться еще более тугим клубком, чем обычно. Даже подушка была холодной. Лорна подняла голову, выдернула из-под себя подушку и бросила ее на него:
- Отдайте мою подушку. Эта холодная.
Он что-то проворчал в ответ, но все же подтолкнул теплую подушку в ее сторону, а другую сунул себе под голову. Она зарылась в теплоту. Его запах уже остался на мягкой ткани, что, впрочем, было не так уж неприятно. Она знала его совсем недолго, но значительную часть этого времени провела в близком контакте с ним. Примитивная часть ее мозга распознала его запах и ощутила комфорт.
- Сколько времени? - вяло спросила она, уже снова проваливаясь в сон.
- Вам известно, сколько времени. Это число. Подумайте о нем.
Он отвечал так же вяло.
Лорна никогда не думала о времени как о номере, но как только попыталась, три цифры сразу же всплыли в ее голове:
- Час ноль четыре.
- Точно.
Испытывая легкое удовлетворение, она погрузилась в сон.
Лорна проснулась раньше его, что неудивительно, учитывая, как рано легла она и как поздно лег он. Некоторое время она лежала в ожидании удара, затем постепенно расслабилась. Кровать приятно нагрелась; от него исходило столько тепла, что она чувствовала жар, даже не соприкасаясь с ним.
Сонной, но любопытной ей захотелось узнать, сработает ли снова фокус со временем, а потому подумала о времени как о череде цифр и тут же увидела четверку, пятерку и единицу. Она спустила простыню с головы. В комнате стало немного светлее. Не имея возможности проверить - не считая возможности встать с кровати и спуститься в кухню, чего она делать не собиралась, - Лорна тем не менее полагала, что сейчас примерно четыре часа пятьдесят одна минута. Правда ведь, удобно не нуждаться в часах?
Дантэ лежал на боку, лицом к ней, подложив руку под голову. Дышал он медленно и глубоко. В комнате еще не было достаточно света, чтобы рассмотреть все детали, но это ее не пугало, поскольку их она рассматривать пока и не стремилась; общая картина и без того выглядела достаточно обольстительной.
Что должна думать женщина, если рядом с ней спит здоровый, гетеросексуальный мужчина и даже не пытается ее пощупать? С ней что, что-нибудь не так? Она что, не привлекает его?
Она думала, что перед ней человек с опасно развитым умом и интуицией.
Секс, несомненно, являлся частью их отношений, если, конечно, тридцатишестичасовое знакомство можно назвать отношениями. Некоторые из упомянутых часов показались ей годами, в особенности первые четыре или пять. Кроме того, она не могла сказать, что время, проведенное с ним, было лучшим в ее жизни. Но поскольку она не знала его с лучших сторон, ей подумалось, что, возможно, она знает его лучше, чем кто-либо, знакомый с ним на протяжении долгого времени. Поэтому ее не удивляло, что он не приставал к ней ночью.
Она не готова к сексу с ним. Возможно, никогда не будет, и он знал это. Попытайся он штурмовать баррикады, она лишь укрепила бы оборону. Лежа в постели рядом с ней, но не предпринимая ни малейших попыток заняться сексом, он в определенном смысле возмещал ей те первые жуткие часы и, по крайней мере, увеличивал вероятность секса.
Он даже не был голым, хотя шорты, в которых он спал, прикрывали немногое. Она тоже не была голой; все ее вещи по его распоряжению ей привезли, так что спала она в своей обычной хлопковой пижаме. Как ни парадоксально, именно потому, что он не пытался заняться с ней сексом, она стала представлять себе, как бы это происходило, затем заподозрила, что он, наверное, знал, какой будет ее реакция.
Секс не казался ей простым делом. Она не с легкостью доверяла людям, не возбуждалась в мгновение ока. Добровольно отказаться от независимости было нелегко, а овчинка в большинстве случаев не стоила выделки. Ей нравились ощущения, которые давал секс, и, думая о нем абстрактно, она жаждала их испытать. Реальность же, к сожалению, никогда не соответствовала ожиданиям. Что бы она ни делала, ей редко удавалось расслабиться полностью, а этого хороший секс требовал всегда.
Но суть в том, что с Дантэ ей удалось расслабиться больше, чем с кем бы то ни было другим. Он знал, кто она, знал, что она особенная, и ему было наплевать, потому что он еще особеннее, чем она. Ей не приходилось ничего скрывать от него, потому что ей было плевать, нравится она ему или нет. Ей точно не приходилось скрывать свой темперамент или подслащать свой едкий язычок. Впрочем, и на предмет его характера она не обольщалась. Она знала, что он безжалостный, но не подлый. Знала, что он деспотичен, но старался быть и внимательным.
Так, может, она и правда могла расслабиться и насладиться сексом с ним? О его эго ей можно не беспокоиться; если он чересчур разойдется, она попросит его действовать помедленнее, и если ему это не понравится… что ж… Тогда ей не пришлось бы заботиться о его удовольствии - он получил бы его сам.
Лорна думала, действовал бы он медленно или сразу приступил бы к делу? Думала о том, какой он большой.
Возможно, она смогла бы расслабиться в достаточной степени, чтобы получить удовольствие, а если и нет, по крайней мере, удовлетворить свое любопытство.
Внезапно, заставив ее вздрогнуть, он отбросил одеяло и встал с кровати.
- Куда вы? - спросила она удивленно, увидев, что идет он к выходу, а не в ванную.
- Солнце всходит, - коротко ответил он.
Ну так что же? Солнце всходит каждое утро. Означало ли это, что он всегда вставал в это время, даже если проспал всего четыре часа? Или же этим утром у него назначена какая-то встреча?
Она не пошла следом за ним. У нее была назначена своя встреча - с умывальником. Кроме того, ей хотелось дать ему время на то, чтобы выпить ту самую, первую чашку кофе.
Заправив постель и убрав свои вещи, сорок пять минут спустя она покинула свою комнату, спустилась в кухню, но нашла ее пустой. Кофейник тем не менее стоял наготове, и она довольно улыбнулась.