– Не обижайся, зайка, но скажи мне прямо, если бы не надежда восстановить ей руки, ты бы её удочерил?
– Я тебе уже сказал. Я полюбил её. С руками сделаем, как ты решишь. Только очень уж обидно будет упускать такой шанс. Ведь я могу, Тедди! Честное слово, могу!
– Я пока не знаю этой девочки, поэтому, в первую очередь боюсь за тебя. Очень боюсь, Микки. Если она станет нашей, я буду бояться за вас обоих. Поэтому, обещай мне, что сдержишь свое слово и ничего не станешь предпринимать, без моего ведома и согласия. Окей?
– Клянусь быть послушным! Я так люблю тебя, Тедди! Мы настоящая семья. Как ты посмел усомниться!
– Ничего я не сомневался. Так просто, настроение испортилось. Насмотрелся всяких мерзостей. Старею, не иначе.
– Ты обещал подать в отставку, если у нас будет ребенок.
– Не исключено, что так я и поступлю.
До самой последней минуты Левин цеплялся за образ "маленькая Микки". Представлял себе густые золотистые локоны, тоненькую хрупкую фигурку, доверчиво приоткрытые сочные губки и умопомрачительные синие глаза. Разумеется, Люсси оказалась совсем другой. Обыкновенная девочка, самой заурядной внешности, не хорошенькая даже. Малюсенький носик на круглом лице, реденькие волосики невнятного колера. Ужасно серьезное, печальное дитя. Но Тедди сразу почувствовал, что между ней и Микки существует связь. Друг его говорил с ребенком по-русски, но очень мало. Невооруженным глазом видно: они прекрасно понимают друг друга без слов. В том, как он берет её на руки, как она позволяет помочь себе, очевидна особая слаженность, синхронность движений и мыслей. Они не чужие друг другу и сами понимают это. Тедди поймал себя на остром желании вклиниться в этот союз, стать звеном в их цепочке. Быстро-быстро завертелись в голове шестеренки: что нужно купить, как заниматься с ней английским, к каким обратиться специалистам, как подготовить дом. Лавина забот накрыла Левина. Всё это теперь в его руках. Микки ни за что не станет жертвовать своей хирургией. Да и незачем. Тедди Левин теперь отец семейства. А полиция? Ну, что ж, ему там никогда не нравилось. Немного завидно слушать, как интимно они лопочут между собой. Отдельные русские слова он научился понимать, но плохо.
– Что она говорит?
– Ты не рассердишься?
– Неужели я не понравился?
– Нет, она спрашивает про ручки. Так получилось, я ей обещал.
– Как ты мог! Ведь мы договорились.
– Не сейчас. Тогда, в первый раз еще. Она так страшно кричала. Я не знал, чем утешить и брякнул, что пришью их обратно. Она запомнила и спрашивает теперь каждый раз, когда я пришью ей ручки?
Слишком уж скоро, по мнению Левина, девочка научилась спрашивать об этом и его. Всякий раз заставая врасплох, совершенно обескураживая. Лично ему вполне хватает и этих, ампутированных чуть выше запястья. Она так цепко обхватывает ими шею Тедди, так ловко управляется с кубиками и игрушками, зачем же идти на риск? И потом, Микки сам сказал, методика подходит всем. Даже тем, кто давно лишился своих конечностей. Так в чём же дело? Пускай её опробуют, одобрят и внедрят. Пусть наша Люсси будет не первой. Мы подождем.
– Ведь правда, доченька, мы подождем?
Люси механически кивает в ответ и тут же протягивает вперед свои култышки:
– Надо другие ручки.
"Ну, лапонька, мы же не хотим, чтобы папочка Микки украл эти новые ручки у чужой мертвой девочки? Люди, знаешь ли, дорожат своими покойниками. Черта с два безутешные родители позволят оттяпать руки своему почившему дитяте. Почку или сердце, еще куда ни шло. Но уложить безрукого ребенка в гроб! Нет, детка, это Америка. Методика папочки Микки ни кем не одобрена. Легальные переговоры с родителями доноров не возможны. Папочка Микки у нас авантюрист. Но папочка Тедди боится до смерти. За вас обоих. Что ж ты трясешься, папочка Тедди? Во времена оны склонность твоя к авантюризму ничуть не уступала Миккиной. Чёрт возьми, ум за разум заходит. Чем раньше наша девочка получит пальцы, тем лучше для её развития. Но с другой стороны, как бы нам не разрушить уже достигнутую идиллию. Не до жира, как говорится. Да знаю я, нельзя недооценивать его способность обеспечить во всяком деле преданность сообщников. Нет. Слишком многое он ставит на карту. Клянусь, я не терзался так, даже когда его похитили. Или просто подзабылось? Улеглось? Каждый телефонный звонок от него заставляет содрогнуться. Вдруг в этот раз он заявит, что нашел подходящие руки? Как бы наш маленький папочка не сменил голубой костюмчик на оранжевый комбинезон. Правда, что ему тюрьма? Он там станет королевой улья. Страшнее, если отстранят от медицины. Постойте. О ком это я? О человеке, который нелегально выехал в другую страну, и сразу взялся там за дело? Вот! Что если кампанию "Руки для Люсси" провернуть не здесь? Податься куда-нибудь, скажем, в Африку. Тоже не годится. Во-первых, мы всё еще на мушке у правительственных ищеек, во-вторых, кто знает, сколько времени нужно на поиски этих самых ручек. За мной решение. За мной. Когда на деле от меня ничего не зависит. Вся ответственность на нём. Я буду лишь наблюдать, и ждать, что выйдет в итоге. Хуже позиции не придумаешь. Он классный врач, я знаю. Сам, ни секунды не сомневаясь, лег бы к нему под нож. Итак, вопрос: доверить ли Микки судьбу самого́ Микки и всей нашей семьи? В конечном счете, если он уверен, имею ли я право сомневаться? Всё. Была не была. Я согласен. Бог знает, чего мне это стоит".
– Да, девочка, если уж маленький папа тебе обещал, так и будет. Ты еще запустишь пальчики в его вечногустую шевелюру. А вот он и звонит нам. Легок на помине. Хэлоу, Микки! Как наши дела?
– Тедди! Я передумал.
– Как передумал? Совсем? Стой, ты о чём вообще говоришь?
– Всё о том же. Не совсем, конечно. Но, как говорится, будем подождать. Попробуем, действительно, пойти законным путем. Я сегодня посоветовался с одним человеком, есть реальные перспективы.
– Микки, это ты? Тебя не подменили часом?
– Ты меня знаешь, Тедди, я бы рискнул. Но маленькое есть сомнение. То есть, я почти уверен, что руки вырастут вместе с ней, но только почти, понимаешь?
– Интересно. Выходит, у нас уйма времени?
– Как минимум, лет десять.
Глава 9
– Зачем ты мучаешь его, папа?
– Я его не держу, пусть уходит.
– Поговори с ним.
– Ох, Люсси, ты хоть меня не зли. Сколько можно? Мне эти разговоры поперек горла уже. Одно и то же: "Любишь, не любишь, плюнешь-поцелуешь". И вообще, это не вежливо торчать на нашей лужайке, как пугало огородное. Гости сейчас приедут.
– Не злись, папочка. Прошу, позови его. Он столько для нас сделал.
– Без него бы обошлись. Благодетель. Не могу я, Люсси, не хочу. Извини.
– Я ничего. Твое дело.
– Именно мое. В конце концов, это мой праздник. Могу я отметить, как хочу и с кем хочу?
– Конечно же, папочка, милый!
– Ну, вот и отойди от окна. Помоги лучше.
– Ой! Кажется, тетя Света.
– Наконец-то! Хорошая моя! Ты что одна? Алёнке с нами не круто?
– К показу готовится. Да, ну её. Люся! Девочка моя! Дай-ка посмотрю на тебя. Высокая какая! Красавица! Сколько ж мы с тобой не виделись?
– Приезжать надо чаще. – Вклинился Микки. – Деловые все стали невозможно. Сори, сори, я на кухню.
– Тебе помочь?
– Не надо, девочки, отдыхайте.
– Да, вы у нас давно не были, – продолжила Люсси светскую беседу, – последний раз, когда папа еще был жив.
– Царство небесное. – Вздохнула Светлана. – Как он?
– Ничего. Тоскует очень. Мне тоже не хватает большого папы. – Люсси вытянула вперед руки, растопырила пальцы, осмотрела кисти со всех сторон. – Жаль, что он так их и не увидел. Вы, ведь, тоже еще не видели?
– Да я уж смотрю, глазам не верю. Как ты с ними? Освоилась? Довольна?
– Не знаю, теть Свет, так долго ждала, потом перетерпела столько, что, кажется, уже перегорела.
– Ничего, моя умница, всё наладится. Слышишь, Тош! Я смотрю, Люська у тебя по-русски говорит прекрасно. А моя вертихвостка что вытворяет! Американка тоже, куда там! Уже с акцентом язык выковеркивает. Я говорю, скажи нормально. – "Мама, не могу, я так привыкла".
– Ей сейчас по-английски важнее. После ностальгия замучает, станет как надо выговаривать. Керри звонила. Задерживается на работе. Решила отомстить, не иначе. Так что, девочки, больше никого не ждем, садимся пировать. Светуля, что ты пьешь?
– А мне чего нальете, то и хорошо. Домик у вас прямо игрушечка, не устаю любоваться. Выплатили вы за него?
– Да, Тедди как раз последний взнос успел сделать.
– Ой, а кто это у вас под окнами бродит. Дядечка какой-то.
– Это наш знакомый, – вздохнула Люсси.
– Ага, если не сказать родственник. – Съязвил Микки.
– Папин поклонник.
Это замечание Микки встретил каким-то кошачьим шипением.
– А! Ну, всё ясно. Старая песня о главном. А чего они стадами у вас тут не пасутся? Как-то бедненько – один всего.
– Остальные понятливей. До этого плохо доходит.
– А кто он такой-то?
– Тебя специальность интересует? Бывший военный, а теперь работает тренером по лечебной физкультуре. Вдруг призвание открылось, ни с того ни с сего.
– Папуль, ну пожалуйста, не заводись. Он со мной занимался, теть Свет, руки помогал разрабатывать.
– Вообще-то ничего дяденька. Симпатичный вроде.
– Себе не возьмешь? – Вскинулся Микки.
– У тебя, пожалуй, возьмешь.
– Да не мой он! Берите, кто хотите. Надоел, спасу нету. Я вот удивляюсь, Свет, неужели настолько всё в штаны у них утягивает? Ни такта, ни сочувствия. Человек супруга потерял. Нет, он лезет со своей любовью.
– Ты не справедлив к нему, папа. Во-первых, уже пять лет прошло.
– Хоть десять. Я ему сказал, мне никого не нужно, что тут непонятного?
– Мне кажется, он по-настоящему любит тебя.
– Люсси! Помолчи. Видала? Первый год на адвоката учится, а уже такая хватка.
– Вот всё у вас как у людей, – дипломатично вставила Света, – свой доктор в доме, свой юрист. А я на врача не доучилась, Алёнка тоже, дурёха, в дизайн ударилась.
– Пап, я выйду к нему, ты не рассердишься?
– Скажи, чтоб уходил, и назад.
Люсси положила на тарелку немного печенья.
– Хорошая девочка, добрая, – похвалил дочку Микки, когда она вышла.
– Она не влюблена в него?
– О, господи! Надеюсь, нет. Это мой кошмарный сон – стать её соперником.
– Парня-то нет у неё?
– Пока одни друзья.
– Пора бы. Сколько ей? Двадцать?
– С руками мы прокувыркались, на три года выпали из жизни. А до этого еще Тедди.
– Тошечка, прости, что раньше не приехала, родной. Мы с Алёнкой тебе так обязаны. А я свинья неблагодарная.
– Какое там обязаны! Перестань.
– Слушай, ну руки – просто отпад. Как будто, так и было. Если б не знала, ни за что бы не поверила. Ты гений.
– Тяжело далось.
– Представляю.
– Когда еще чувствительность неполная была, движения ограничены, смотрю, она уж ничему не рада, не хочет ничего. Ужас. Зря, думаю, вообще затеял. Теперь, вроде, освоилась.
– А вы, я так понимаю, на поток уже это дело поставили?
– Ну, не на поток, но сделали несколько операций. Дальше, думаю, больше будем делать. Ноги вообще отлично получаются. Руки сложноваты в реабилитации, но тоже ничего. У Люсси же еще проблема была, что опыт использования собственных пальцев маленький и забытый. Мы ее готовили, как могли, но…
В комнате сделалось темновато, Микки зажег торшер. Чуть погодя, как будто спохватившись, подошел к окну и резко задернул шторы. Снаружи эти маневры не остались без внимания. Джерри и Люсси понимающе переглянулись.
– Что это за тетушка? Как-то я раньше её у вас не видел.
Люсси хихикнула:
– А она про тебя сказала: "что это за дяденька", только по-русски.
– Русская тетушка? Его или твоя?
– Просто подруга. Они работали вместе. И жили. Хочешь печенья?
– Он сказал, чтобы я убирался?
– Не обижайся, он сегодня не в духе. После смерти большого папы терпеть не может свои дни рождения. Не знает, куда себя деть. Суетливый делается, возбужденный, сам не свой.
– Сколько ему сегодня?
– Не знаю. Он моя константа. Маленький папа. Всегда такой, как есть. Юный, прекрасный – воплощение любви и чуда. А день его рождения – всегда просто день рождения. Просто праздник. Втроем мы их ужасно весело отмечали.
– Как долго он горюет. Столько лет прошло.
– Я думаю, может быть, дело во мне? Хочу перевестись в колледж подальше от дома. Всё равно в какой. Возможно, оставшись один, он решится на нового друга?
– С ним говорила об этом?
– Нет смысла, пока это лишь разговоры. Вот придет положительный ответ, тогда поставлю перед фактом.
– Скажи мне честно, как ты считаешь, он действительно терпеть меня не может?
– Думаю, ему просто сложно довериться кому-то. Ты ведь знаешь о флюидах.
– Честно говоря, я долго считал это выдумкой.
– А потом понаблюдал и убедился?
– Всё равно, представить сложно, что я во власти какого-то сверхъестественного дурмана. Я просто люблю. Я такой, как был всегда, только теперь люблю его. Что тут такого? Почему он поверил твоему отцу?
– "Твоему отцу". – С горькой иронией повторила Люсси. – Впрочем, ты прав, он был моим отцом. Почему поверил? Сам его полюбил. Слушай, Джерри, я знаю, ты бы стал для него хорошим другом. Ты очень, очень классный, но, не обижайся, насильно мил не будешь.
– Пожалуйста, передай ему мой подарок.
– Хорошо.
– Вообще-то лучше не говори, что от меня.
– Он всё равно догадается.
– Побудь еще немного, неохота уезжать.
Света подлила еще бренди, поровну в оба стакана.
– Ну, я не знаю, Тоша, лечись от депрессии, что ли. Организм молодой, здоровый, неужели ничего не хочется? Прямо странно.
– Не ничего, а никого. Разница. Никого не могу представить рядом. Вообще я как-то растерялся. Джо и Тедди были старше меня. Я привык, что мой парень старше. А теперь мне самому уж столько, что девяностолетних в пору кадрить. Но это даже для меня перебор. К тому же, роман с девяностолетним чреват очередной потерей, которой я больше не вынесу. А мальчики что-то не прельщают, при том, что мальчиками кажутся уже вполне себе взрослые мужчины. Это дар и проклятье, как говорится. Помнишь, песня была, "у природы нет плохой погоды"?
– Конечно, это из фильма.
– Может быть. Но я к тому, что с возрастом то же самое. В принципе, я давно осознал: выглядеть на свой возраст совсем не плохо. Люди мне завидуют, а зря. Вот если бы все такими были – куда ни шло. Ученые наши на это заморочились, но когда еще человечество достигнет совершенства. А пока один вот мучаюсь.
– Тоже мне, мученик. Бога не гневи! И дом у тебя прекрасный и работа. Близких все теряют, дальше нужно жить. Что ты, ну! Давай приободрись, такое громадное дело провернул, центр медицинский для тебя специально открыли. Дочь воспитал, руки ей возвратил и всё недоволен.
– Разве я не доволен?
– Так найди себе парня, живи полной жизнью, радуйся. Давай хоть этого гаврика позовем что ли. Чего он там жмется под забором? Переспи с ним, не понравится – другого возьмешь. Что ты как девочка-недотрога?
– От этого гаврика уволь.
– Хорошо, его не надо. Но вот так, по большому счету, кого бы ты хотел? Ведь ты кого угодно можешь получить. Давай, замечтай себе что-нибудь грандиозное. Эй! Только лицо попроще сделай. Такую мину смастрячил, сразу ясно – подайте Тедди назад.
– Угу.
– Я тебе дам, угу. Послушай, Тедди твой тебе достался, так сказать не первой свежести, да?
– Я же говорю, мне нравятся зрелые мужчины.
– Тош, ты редкий извращенец, ну кому нужны эти старые козлы? Вот когда ты жил с ним, неужели не представлял, какой он прежде был.
– Были у меня такие фантазии.
– Ну, неужели!
– Я даже ревновал его к первому парню, Дереку. Причем не своего Тедди, а именно того, молодого. Ладно, не хотел я говорить, но раз пошла такая пьянка… эх, открою тебе страшную семейную тайну. Этот "гаврик", – Микки кивнул на зашторенное окно, – сын Тедди.
– Да ты что!
– Вот так. Вы нас ждали с моря, а мы с горы на санках. Правда, мы вообще не ждали. Тедди абсолютно ничего не знал. Перед смертью са́мой открылось. И мне невдомек. Какие у меня были данные? О Дереке, с которым он жил много лет, потом скорбел невозможно долго. А оказывается, Дерек его у невесты отбил. Чуть не из-под венца увел. Всю учебу в колледже у них тяжелая борьба велась за Тедди. В итоге Дерек победил, а девице достался утешительный приз, о котором она никому не сообщила.
– Потрясающе.
– Не то слово. И вот когда у Тедди инсульт случился, Левин-младший и прикатил.
– А он Левин?
– Нет, это я так, условно. Мамаша его как раз вовремя просветила. Столько лет скрывала, а тут, как будто учуяла. Хотя, кто знает, может, и учуяла, если действительно любила. Причем эффектно так он появился, в военной форме, прямо в больницу пришел. Дома не было никого, соседи, наверное, подсказали. Короче говоря, приходит: "Я сын Аманды Крэмер". Тедди сразу всё понял, а я чуть погодя.
– Тошь, я выгляну аккуратненько, рассмотрю получше?
– Не трудись. Я и так тебе скажу, очень на него похож. Просто до неприличия. Кстати, Люсси надо бы позвать.
– Пусть постоят там еще, расскажи дальше.
– Что рассказывать? Почтительный добрый сын. Ответственный, благородный, весь в папочку. Навещал его каждый день, с Люсси подружился. Я тогда уж начал подозревать, к чему дело идет, но не мог же прогнать сына от больного отца. А потом повторный инсульт моего Тедди добил. – Микки заметно расстроился. – Ну, тут вот всё и началось. – Он шмыгнул носом. – "Люблю, трамвай куплю". Я, естественно, его жестко послал. Прямо грубыми словами. Он уехал дослуживать контракт. С Люсси они в интернете общались. Я вообще не хотел. Но сердце, как говорится, не камень, мальчик Тедди всё-таки, тоже стали болтать, переписываться. А потом у нас с руками эпопея началась. Он из армии уволился, к нам в центр инструктором поступил. Такие дела.
Света вгляделась внимательно в лицо своего друга:
– Тошка! Подожди! Ты что...
– Да! Да! Люблю! Люблю безумно. Но не могу, Света, не честно так, не правильно.
– Во дурак! Зачем же мучаешь себя и его? Чего ради?
– Не знаю, сам не могу себе толком объяснить. Иногда кажется, ради памяти Тедди. Или ради самого Джерри, вдруг он одумается, очнется рано или поздно.
– У тебя какие-то мазохистские наклонности. От Тедди в Москву сбежал. Тоже плакался, "люблю – не могу". Дежавю стопроцентное.
– Ты права, тот же комплекс во мне срабатывает. Стыдно брать то, что мне по праву не принадлежит.
– Какая чушь! Ты не только с лица не меняешься, но и не умнеешь. Обсудили, вроде бы, всё тогда; решили, живи своей жизнью, люби, кого любится. Пользуйся спокойно, какие есть данные, теми и пользуйся. Нет, снова здоро́во.
– Всё понимаю, но не могу я так: "Злой волшебник околдовал невинного мальчика".
– Смеешься?! Сколько ему? Тридцать пять? Сорок?
– Неважно. Всяко поменьше, чем нам с тобой. Я не хочу ломать ему жизнь. Не хочу, чтобы его друзья и родственники думали, что он свихнулся.