* * *
На следующее утро она не выходила из комнаты, пока не пришло время ехать с Хедер в кафедральный собор. Бернардо, как и раньше, был шафером жениха.
Машина остановилась. Энджи расправила платье невесты, и они вышли из лимузина. Сердце у нее рвалось из груди: она снова встретится с ним! Какое лицо у него будет, когда он увидит ее?
Высоко над головами нежно пел хор, дорога до алтаря казалась ей бесконечной. Все ближе, ближе. И там стоял он. Еще более напряженный и худой, чем когда они прощались. Неужели это сделала разлука?
И, наконец, он увидел ее. В первый момент он просто оцепенел. Затем словно маска опустилась на его лицо. Он повернулся к жениху, сосредоточив на нем все внимание. Энджи едва дышала. Что означала мгновенная вспышка на его лице? Он так рад ее появлению, что не в силах совладать с собой? Или же он сердится и отвергает ее? Служба тянулась целую вечность. Может быть, она совершила непоправимую ошибку, приехав сюда?
Ренато надел на палец Хедер кольцо, и она стала его женой. Самый невероятный в истории брак, подумала Энджи. Два человека, не сказавшие друг другу ни единого доброго слова, влюблены. А она и Бернардо, созданные для взаимной любви, устроили себе сплошные мучения.
Служба закончилась. Над головой гремел орган. Жених и невеста обходили алтарь. С высоко поднятой головой Энджи заняла место позади них. Бернардо шел рядом с ней. Моментами как бы забывая о ней, но на самом деле постоянно осознавая ее присутствие. Так же, как и она его.
По дороге домой они ехали в машине одни. Наконец-то им представилась возможность поговорить.
- Ты ждал меня? - спросила Энджи.
- По-моему, я был… в пути. - Он нежно взял ее руки в свои. - Я размышлял, пригласит ли тебя Хедер.
- Ты мог спросить у нее.
Он покачал головой. Энджи поняла, он никогда бы не спросил. Ведь это приоткрыло бы что-то личное, тайное. А для такого человека, как Бернардо, даже небольшая "утечка информации" о себе была просто немыслима.
Взяв себя в руки, он даже ухитрился изобразить некое вежливое безразличие.
- Приятно видеть тебя. Я все гадал, как ты там живешь, все ли хорошо у тебя.
- И ты думаешь, что у меня все хорошо? - прошептала она.
- Я еще никогда не видел тебя такой красивой.
Это была правда. Бледно-желтое шелковое платье простого покроя мягкими фалдами спускалось вниз. Корона из цветов украшала волосы, и жемчужные серьги - единственная драгоценность - сверкали в ушах. На мгновение его взгляд застыл на ней.
Но только на мгновение. Затем он быстро улыбнулся, и ставни закрылись. Но она увидела, что стража иногда все же отступает. И не сразу возвращается. В ней начала расти надежда.
На приеме они сидели рядом, будто на витрине. Он тихо спросил:
- Ты пошла работать в отцовскую клинику на Харлей-стрит?
- Да, - с вызовом подтвердила она. - Отец - блестящий хирург. Я многому у него научилась.
- Это хорошо, - вежливо заметил он. - Я рад, что у тебя хорошо идут дела.
- Что за покровительственный тон! - вдруг взорвалась она.
- Я только…
- Я понимаю, что ты имел в виду. Мол, это легкая работа для "толстых котов". И только для нее я гожусь.
- Почему мы ссоримся? У нас так мало времени.
- У нас может быть столько времени, сколько мы захотим…
Она не стала продолжать. Начались тосты и речи. Затем танцы. Хедер и Ренато вышли на середину. Гости восхищенно загудели.
- Энджи, как замечательно снова видеть тебя. Пойдем потанцуем.
Она увидела смеющееся лицо Лоренцо. Как и говорила Хедер, его нисколько не волновала ситуация. Улыбаясь, она взяла его руку. Но в этот момент другая рука резко разъединила их.
- Нет, - спокойно проговорил Бернардо. - Прости, Лоренцо.
Брат улыбнулся и пошел искать другую партнершу. Бернардо крепче сжал ее руку. Взгляд проникал ей в самое сердце. Он вывел ее на танцевальный паркет и прижал к себе. Энджи не сопротивлялась. Она чувствовала, как он дрожит. Теперь она знала правду, которую он пытался скрыть. Если она еще сомневалась в том, любит ли он ее, то теперь никаких сомнений не осталось. Он выглядел так, будто у него вырвали сердце.
Энджи молчала. Просто наслаждалась тем, что она рядом с ним, в его объятиях.
- Тебе не следовало приезжать, - пробормотал он, кружась по паркету. - Но я так мечтал о тебе.
- Тогда почему мне не следовало приезжать?
- Потому что я мечтал о тебе, - со вздохом повторил он. - Когда я вижу тебя, я слабею. А я не должен слабеть.
- Почему ты говоришь такие вещи? Разве любовь - это слабость?
- Любовь может стать слабостью, если ей уступишь, - мрачно проговорил он. - Amor mia, не можешь понять? Ты райская птичка. А Монтедоро годится только для орлов.
- Но ты так мало знаешь обо мне. Почему бы мне тоже не стать орлом?
- Ох, нет… Пожалуйста, нет… Ты не знаешь, что говоришь.
Он разрывался на части. Словами отвергал ее и при этом все крепче прижимал к себе. У нее закружилась голова. Горестное выражение его лица обижало ее. Но кроме горести в нем таилось и упрямство. А с ним она должна бороться. Вдруг Энджи перестала танцевать, взяла его за руку и повела подальше от танцевального зала. Она не остановилась, пока не вывела его из дома под звезды.
- Энджи…
- Замолчи и поцелуй меня, - приказала она, заключив его в объятия.
Хотя его трясло как в лихорадке, Энджи предвидела, что он будет сопротивляться. И тогда, поверив в собственную отвагу, Энджи стала сама целовать его так, как он любил. Своими ласками она возвращала их короткое счастье.
- Ты не сможешь снова попрощаться со мной, - пробормотала она.
- Энджи, не делай этого… не разрушай меня…
- Я пытаюсь остановить тебя, ведь ты разрушаешь нас обоих. Ты хочешь меня?
- Ты знаешь, что хочу.
- Так хочешь, что готов взять меня за руку и вместе прыгнуть в неизвестное? Это все, что нужно, любовь моя, - всего немного отваги.
Возбуждение и восторг мучили его, счастье, до которого невозможно дотянуться, доводило до безумия. Энджи чувствовала себя триумфатором: он не может устоять против нее. Его руки ласкали ее волосы и распускали красивое воздушное сооружение, какое удалось создать парикмахеру. Волосы падали на плечи, и он провожал их губами, оставляя огненные следы на ее коже.
- Не искушай меня, - шептал он. - Колдунья… Я буду бороться с тобой.
- Я буду искушать тебя до тех пор, пока в тебе не проснется смелость и ты не рискнешь вместе со мной. Если ты не можешь жить в моем мире, а я в твоем, мы создадим наш собственный мир.
- Нет, - хрипло возразил он.
- Да, любовь моя. Воспользуйся шансом и прыгни с самой высокой горы Монтедоро. Мы вместе полетим, словно орлы.
- Это безумие… сумасшествие…
- Не думай об этом. Разве ты не хочешь, чтобы я так целовала тебя?
- Больше всего на свете, но это ничего не меняет…
- Это все меняет. - Она прижала губы к его рту. - Ты мой. Ты принадлежишь мне, а я тебе. Я не позволю тебе уйти. Меня не беспокоят трудности. - Желание добавляло ей злости. Она схватила его за плечи и потрясла. Ее горевшие почти безумным пламенем глаза уставились в его глаза. - Мы любим друг друга. Разве это ничего не стоит?
- Возможно, это стоит меньше, чем ты думаешь, - через силу сказал он. - Разве любовь - это все в жизни?
- Если она достаточно сильная, то да! - в ярости крикнула она.
- Думаешь, я не люблю тебя? Думаешь, не лежу без сна ночь за ночью… не вижу тебя будто наяву, не мечтаю о тебе… Я все время твердил себе: пусть все летит в тартарары, лишь бы мне хоть раз предаться с тобою любви!
- Тогда давай займемся этим… сейчас… Моя комната рядом… И никаких больше вопросов или решений…
- Но с рассветом ко мне вернется разум. Легко сказать "пусть все летит в тартарары". Нам придется жить с последствиями того, что мы натворили. Допустим, мы попытаемся жить вместе. И как по-твоему: скоро ли начнем ненавидеть друг друга? Ты не можешь жить моей жизнью, а я не могу жить твоей. Мы погубим друг друга. Почему ты этого не видишь?
- Потому что ты для меня все! - в страстном гневе воскликнула она. - Может быть, любовь сделала меня тупой. Такой тупой, что я верю: мы сумеем построить совместную жизнь, если у нас хватит любви. Но лучше быть тупой, чем согласиться с тобой.
Вдруг Энджи поняла, что со всем своим искусством, страстью и решительностью она ничего не достигла. Мучительное ощущение, будто собственное сердце разорвалось на кусочки, заставило ее резко отступить. Она оттолкнула его жестом, похожим на удар.
- Если для тебя любовь так мало значит, тогда, наверно, и бороться не стоит! - выкрикнула она. - Пусть я привязана к своей прежней жизни. Но только потому, что ты за меня принял решение. Ты не позволил мне самой сделать выбор, даже очень трудный. Наверно, мы бы и вправду погубили друг друга. Но не по той причине, о какой думаешь ты. Я бы не смогла жить с мужчиной, у которого всегда готов приговор, который убежден, что моими поступками надо руководить. Прощай, Бернардо. Я думала, что сделала ошибку, приехав сюда. Но сейчас я рада. Это спасло меня от бессмысленных сожалений.
* * *
Полночь. В доме тишина. Далеко внизу в спокойном море отражается луна. Энджи пытается запечатлеть в памяти картину, зная, что она приехала сюда в последний раз.
- Так, значит, он был таким же тупым дураком, как всегда, - раздался из темноты ироничный голос Баптисты.
- Да, - с горечью согласилась Энджи. - Я думала, если он скучал по мне так же, как я скучала по нему, то это что-то изменит. Но ничего не изменилось.
- Нет, в Бернардо ничего не изменилось. И никогда не изменится. Он будет любить тебя всю жизнь. И будет так ужасно страдать, что мне больно даже думать об этом.
- А мои страдания? - сухо спросила Энджи.
- Моя дорогая, я знаю, что тебе больно, но ты выживешь. И снова полюбишь. Вероятно, не так, как любишь его. Ты теплая и с открытым сердцем. Ты умеешь жить. Но Бернардо… - Баптиста вздохнула. - Ни одного из этих качеств у него нет. Он тяжелый человек. Даже грубый, потому что не знает, что такое компромисс. Он скрытный. Таится от людей и даже от самого себя. Одна-единственная женщина сумела соблазнить его и вывести на солнечный свет. Если он потеряет ее, представляю, как холодно и одиноко ему будет. Какая искореженная жизнь его ждет.
- Знаю, - хрипло прошептала Энджи. - Когда я думаю, какими счастливыми мы могли бы быть… - Она сжала губы, но не смогла остановить слезы, заливавшие лицо. - Он считает меня райской птичкой, - всхлипнула она. - Но я-то хотела быть орлом!
- Ну так и будь орлом, - отрезала Баптиста.
- Как я могу, если он мне не позволяет?
- Не позволяет? - Баптиста повысила голос. - Ты из такого сорта женщин? Ждешь позволения мужчины? Вот уж не ожидала… Если ты во что-то веришь, не жди от него разрешения. Сильная делает так, чтобы это случилось.
- Вы думаете, я не мечтаю сделать так, чтобы это случилось? - сказала Энджи. - Но я не знаю, как это сделать.
- А я знаю, - сказала Баптиста. - И собираюсь тебе показать.
Глава шестая
Зимой Монтедоро превращается в утопающий в тумане призрачный, пустынный город. Закрыты бутики и большинство кафе. Эхом отдаются шаги прохожего по камням мостовой. Все цвета будто испарились, и остался один серый.
После отъезда туристов в городе зимовало чуть больше шестисот человек. И казалось, почти все они столпились на узкой улочке, наблюдая за вновь прибывшими. Вверх ползли два грузовика. С переднего стали разгружать мебель, ее было совсем немного. Новый доктор купил у доктора Фортуно практику, дом и мебель, секреты, запасы и бочку.
Самым крупногабаритным предметом оказалась кровать. Спинки - прекрасно отполированное ореховое дерево. Матрас толстый и пружинистый. Зрители прикидывали: как ее втащат в узкую дверь? Кровать большая. Чересчур большая для одного человека.
Гм!
Второй грузовик оказался еще более интересным. На нем были объемистые сверкающие металлические предметы. Медицинское оборудование, догадались самые продвинутые. В толпе поднялся гул голосов:
- У доктора Фортуно никогда не было таких вещей.
- Он старый человек…
- А кто новый доктор?
- Женщина.
- Не смешите меня!
- А вот и она сама.
- Эта малышка? Да она могла бы быть моей дочерью!
Но при всей молодости и ангельской внешности у женщины был авторитетный и решительный вид. И когда она предложила двадцать тысяч лир тем, кто поможет внести вещи в дом, мужчины стали толкаться, пробиваясь к ней поближе. Зимой в Монтедоро, как известно, безработица. Вещи быстро внесли вовнутрь.
В дверях собралась толпа. Люди, выпучив глаза, рассматривали молодую женщину.
- Некоторые из вас, может быть, видели меня здесь в прошлом году, - начала женщина по-итальянски. - Теперь доктор Фортуно уехал, и врачом здесь готовлюсь быть я. - Энджи набрала побольше воздуха и окинула взглядом лица вокруг. Они ничего не выражали.
Она показывала им оборудование для хирургии. Объясняла, какие операции можно с ним делать. Люди разглядывали оборудование с почтительным страхом. В глазах, уставившихся на нее, светились любопытство и недоумение. В них не было ни враждебности, ни приветливости. Она была чужая для этих людей.
- А где доктор Фортуно? - наконец спросил кто-то.
- Он будет жить со своей сестрой в Неаполе, - объяснила она.
- Значит, он сюда не вернется?
- Не вернется, - с ноющим сердцем повторила она. - А сейчас не хотите ли посмотреть…
Но их внимание на что-то переключилось. Энджи скорее почувствовала, чем услышала, сгустившуюся тишину. Она отвернулась от аппарата, который собиралась им показывать, и увидела, что толпа расступилась. Все смотрели на только что вошедшего мужчину.
Бернардо стоял на пороге и в смятении и злобе разглядывал ее. Она никогда не думала, что увидит на его лице такое выражение. И этот мужчина любил ее? На мгновение Энджи охватило отчаяние. Но она тут же высоко подняла голову. Ведь она знала, что легко не будет.
Маленькая толпа растаяла, оставив их вдвоем. Они стояли в противоположных концах комнаты, не спуская глаз друг с друга.
- Какого дьявола! Ты думаешь, что ты делаешь? - наконец рявкнул он.
- Я заменила доктора Фортуно. Удивительно, что слухи не дошли до тебя.
- Дошли. Едва я пересек главные ворота. Так почему?
- А почему нельзя? - Она смотрела ему прямо в лицо.
- Потому что здесь тебе не место.
- Это мне решать.
- Почему ты обязательно должна делать так, чтобы нам обоим было тяжелее? - Будто маска закрыла его лицо. - Это не место для игр. Это мрачное и тяжелое место. Здесь тебя сомнет через неделю.
- Я как-то уже говорила тебе: я крепче, чем кажусь.
- И я говорил тебе, что в этих краях сильны старые обычаи. Здесь никогда не было доктора-женщины. Народ не готов к этому. Ты должна уехать.
- Кто так решил? - спросила она, начиная сердиться.
- Я не разрешу тебе остаться. Разве это неясно?
- Абсолютно ясно. Неясно другое: как ты собираешься избавиться от меня? Ведь я купила дом и право на практику. Ты можешь владеть большей частью городка, но дом тебе не принадлежит. И монастырь тоже.
- При чем тут монастырь?
- Сестра Игнатия - квалифицированная медсестра. Она будет приходить помогать мне два утра в неделю. Монахини в восторге оттого, что врачом здесь будет женщина.
- Но как… - Бернардо пробежал рукой по волосам и огляделся, - как тебе удалось получить лицензию на практику?
- У меня отличная квалификация, которая полностью признается в этой стране. Единственным препятствием было оформить все документы.
- Так как же…
- За моей спиной была Баптиста. Прежде всего, она убедила доктора Фортуно уехать. Оказывается, он уже давно мечтал об этом, но не мог найти покупателя. Когда пришли мои бумаги. Баптисте удалось при помощи разного рода знакомств и связей все оформить за пару месяцев.
- Баптиста, - с горечью проговорил Бернардо. - Баптиста это сделала.
- Видимо, она поняла: я хочу доказать себе, что я могу. Потому что на самом деле, Бернардо, твое отношение ко мне просто оскорбительно. Ты решил, что я недостаточно хороша для тебя…
- Я никогда…
- Именно так. Я недостаточно хороша для тебя. Недостаточно хороша для твоего дома. Всего лишь райская птичка, для которой всегда готово уютное гнездышко… Так вот, да будет тебе известно, что я хороший врач и собираюсь лечить местных жителей. Для начала я привезла самое современное медицинское оборудование. Клянусь, что о таких достижениях доктор Фортуно даже не слыхал. И конечно, не имел средств купить. А я смогла купить. Потому что у меня есть проклятые деньги, этакое безнравственное богатство, которое, по твоему разумению, выводит меня из разряда порядочных людей. Глянь-ка! - Она с гордостью обвела рукой комнату. - Теперь с помощью сестры Игнатии я смогу даже делать операции. Хотя искренне надеюсь, что не придется.
- А как ты собираешься разговаривать со своими пациентами?
- У меня неплохой итальянский, хотя большинство из них говорит по-английски. Они выучили его для туристов.
- В Монтедоро - да. Но ты ведь должна посещать и отдаленные фермы. А там люди говорят только по-сицилийски. Что ты будешь делать?
- Последние три месяца я учила язык.
- Три месяца…
- Я занималась с преподавателем из Сицилии по нескольку часов в день. Она говорит, что я делаю успехи. Если понадобится, я кого-нибудь найму помогать мне.
- А когда выпадет снег?..
- На этот случай у меня припасены сапоги, - похвалилась она. - Я знаю, проблемы есть. Но есть и решения. Почему ты не можешь немножко порадоваться встрече со мной?
- Ты знаешь почему…
- Я скажу тебе, что я знаю, - взорвалась Энджи. - Ты все решил за меня. Теперь я говорю тебе: так не пойдет! Теперь у тебя и правда возникнет проблема с женщиной, которая не желает выполнять твои указания!
Он в раздражении оглядел обшарпанную мебель, старую плиту в кухне,
- Ты собираешься жить с этим? - спросил он.
- Конечно, нет. У меня есть новая кухня, скоро ее доставят сюда. Да, да, все будет высшего класса, по самой фантастической цене. Вроде этого. - Она распахнула дверь в спальню, где стояла роскошная кровать. - При необходимости я вполне могу обойтись без комфорта. Но почему я должна отказываться от него из-за твоего упрямства? Я не стану худшим врачом, если буду спать на мягком. Я тебе больше скажу. Доктор Фортуно мог бы работать лучше, если бы не спал на матрасе, набитом брюквенной ботвой.
- Пожалуйста… signore… dottore…
Монолог Энджи перебила вошедшая с улицы девушка лет шестнадцати. Она застенчиво улыбнулась Бернардо. Он поздоровался с ней, назвав Джинеттой.