- Ты ведь не велел нам опаздывать.
- Я твердил это много раз, но никогда не видел, чтобы вы спускались вниз так рано.
- Мы просто взволнованы, - пояснила Агги.
Девон бросила строгий взгляд на сестру, и малышка покраснела.
- Да нет, - попыталась она поправить оплошность Агги. - Мы просто проголодались.
- Это верно, - согласилась Кристина. - Мы просто умираем от голода. Нынче днем мы катались с тобой верхом добрых два часа.
- И играли с новорожденными жеребятами, - добавила Девон.
Он снова посмотрел на них. Происходило что-то непонятное, но по лицам всех трех нельзя было понять, в чем дело. Он дал им дорогу.
- Тогда ступайте. Но соберитесь с силами и дождитесь ужина спокойно. Леди не должны показывать, что голодны.
- Да, папа!
Они мгновенно скрылись. Он только слышал, как стучат по ступенькам их башмаки.
Хью улыбнулся и направился в спальню. Еще есть время, чтобы отшлифовать их манеры. Пусть немного подрастут. Хорошо, что они оттаяли и чувствуют себя свободно в его доме.
Он открыл дверь спальни и огляделся, но в комнате было тихо. Каждый раз, когда на прошлой неделе он возвращался домой, Катриона была здесь и одевалась к обеду. Он удивился тому разочарованию, которое его охватило, когда убедился, что ее здесь нет.
Черт возьми! Он избаловался! Хью помылся и переоделся к трапезе, продолжая гадать, где она может быть. Он не стал терять время на то, чтобы настроиться должным образом, и помчался вниз по лестнице.
Войдя в столовую, Хью услышал, как Девон говорит:
- Это не моя вина! Я не думаю, что она может войти и…
Девочка перехватила взгляд Хью и замолчала.
У Кристины и Агги был, несомненно, виноватый вид.
Хью пересек комнату и подошел к дочерям, одарив каждую подозрительным взглядом. Потом внимательно поглядел на Девон:
- В чем не твоя вина?
Щеки Девон вспыхнули, но она вызывающе вскинула подбородок:
- Я говорила…
Вошла Катриона. За ней следовали Лайам и Ангус. Оба лакея несли по большому подносу и тотчас же поставили их на стол.
Хью смотрел, как Катриона здоровается с девочками, а потом занимает свое место за столом напротив. На ней было одно из новых платьев, на этот раз светло-желтого цвета и очень простого покроя. Оно очень шло Катрионе.
На другой женщине такое платье выглядело бы простоватым и неброским, но оно подчеркивало прекрасную фигуру Катрионы и потому казалось роскошным.
Лайам снял крышки с блюд.
- Ах! - выдохнул Хью. - Пастуший пирог. Мой любимый!
- Его приготовила мисс Катриона, - пискнула Агги. Хью смотрел на пышную запеканку, вдыхая ароматный пар, поднимавшийся от нее.
- Это правда?
Щеки Катрионы окрасились румянцем, и она застенчиво улыбнулась:
- Кейтлин, возможно, самая лучшая швея в нашей семье, но я лучшая кухарка. Я уже знала этот рецепт, только убедилась, что надо добавить мор…
- Папа! - закричала Девон. - Пожалуйста, скажи Агги, чтобы она перестала меня лягать под столом.
Глаза Агги округлились:
- Не ври! Мне до тебя отсюда не дотянуться!
- Прекратите шалить, вы обе!
Хью положил себе большой кусок запеканки, и от аппетитного запаха рот его наполнился слюной. Щедро откусив от него, он закрыл глаза, чтобы насладиться вкусом еды.
- Ты просто кудесница!
Кристина благодарно улыбнулась в ответ.
- Я очень старалась.
Агги хмыкнула:
- Мисс Катриона все устроила сама, отпустила кухарку на этот вечер. Но на самом-то деле та не пошла к сестре. Она в деревне накачивается джином.
Девон хмуро посмотрела на сестру:
- Откуда ты знаешь?
- Мне сказала Мойра, когда чистила камин в нашей комнате.
- Тебе не следовало бы сплетничать с горничной, - мягко попеняла ей Кристина.
- Особенно с Мойрой, - усмехнулась Катриона. - Вчера она уверяла, что видела тролля, вылезающего из повозки возле двери в кухню, но позже разглядела, что это был всего лишь Фергюсон.
- Гм, - фыркнула Девон. - Мойра сказала это только потому, что он ей нравится, но он не собирается с ней водиться.
Хью обратил внимание на неуверенную улыбку Кристины, обращенную к Катрионе, и это вызвало в нем неприятное предчувствие. Она держалась на расстоянии от девочек, как обещала, но похоже было, что те почему-то подобрели к ней.
Он нахмурился. Следовало ли положить этому конец? И мог ли он это сделать?
- Вот, папа, - сказала Девон, перекладывая на его тарелку со своей еще кусок запеканки. - Для меня одной здесь слишком много. Поэтому можешь это съесть.
Расправляясь с запеканкой, Хью почувствовал слабый зуд между лопатками, которого постарался не замечать. Возможно, сегодня вечером он поговорит с Катрионой о девочках.
- Папа, ты чем-то недоволен? Сердишься? - спросила Агги.
Хью потер руку:
- Нет. В чем дело?
- Ты очень красный.
Он пожал плечом, стараясь избавиться от назойливого зуда.
- Не пойму, в чем дело.
- Хью!
Взгляд Катрионы не отрывался от его лица:
- Агги права. Ты становишься красным как свекла.
Он потер рукой лицо, которое сильно чесалось в приступе аллергии. Господи! Что происходит? У него возникло ощущение, будто по нему ползают сотни муравьев. И губы, кажется, распухли.
Взгляд его упал на пустую тарелку:
- Катриона, этот пастуший пирог? В нем была морковь?
- А что? Ведь ты любишь морковь.
Взгляд ее метнулся к Девон, поглощавшей запеканку.
- Проклятие!
Он вскочил со стула, потирая одновременно шею и плечо.
- Я ее терпеть не могу. У меня от нее появляется сыпь.
Он повернулся к двери:
- Лайам! Сейчас же принеси в мою комнату ванну с "холодной водой!
Кристина смотрела, как отец исчезает за дверью. Его лицо совсем расплылось, а губы распухли. Она видела, как Лайам устремился на кухню, за ним следовал Ангус.
Кристина взглянула на Катриону и тотчас же пожалела об этом. Та строго посмотрела на всех троих.
- Я знаю, что это неопасно, а иначе вы бы не посоветовали мне положить в запеканку морковь. Вы слишком любите отца, чтобы желать нанести вред его здоровью.
Кристина положила вилку, охваченная чувством вины.
Девон попробовала хлебный пудинг:
- Некоторое время он будет страдать от зуда, но к утру все пройдет. - Она хмыкнула: - Но, думаю, он не допустит, чтобы вы снова занимались стряпней.
Кристина украдкой снова бросила взгляд на Катриону, ожидая, что та начнет отчитывать их. Вместо этого Катриона только смерила Девон долгим взглядом.
Кристина крепче сжала вилку. Хотя она согласилась с Девон, что следует что-то предпринять, чтобы защитить папу от этой женщины, обманом заставившей его жениться на ней, существовала некоторая опасность в том, чтобы раздражать взрослых.
Кристина знала это слишком хорошо.
- Понимаю, - сказала Катриона.
Она встала, и ее ореховые глаза теперь казались ярче, чем всегда.
- Итак, молодые леди, вы не оставили мне выбора.
Агги заморгала, но не сказала ничего.
Кристина положила вилку, чувствуя, как сильно бьется ее сердце.
- Что вы имеете в виду?
- Мне не нравится, когда меня ставят в дурацкое положение, но должна признать, что ваш маленький заговор удался на славу. - На ее губах появилась слабая улыбка. - Дело в том, что я из очень большой семьи. Там частенько подшучивают друг над другом.
Девон посмотрела на Кристину, потом перевела взгляд на Катриону:
- И что?
Катриона положила руки на стол и подалась вперед:
- Поэтому на вашем месте всю следующую неделю я ходила бы на цыпочках.
Когда Катриона вышла из комнаты, Кристина почувствовала, что они затеяли войну, которую обречены проиграть.
Девон казалась более бесстрастной:
- Что она может нам сделать?
Агги прикусила губу и изрекла:
- Она может подложить нам в постель змей.
- Ну, это детские сказки, - фыркнула Девон. - Она не посмеет, а не то мы пожалуемся папе.
Но Кристина вспомнила, каким блеском загорелись глаза Катрионы, и это поубавило ее уверенность. Одно было несомненно: она теперь будет проверять состояние своей постели, прежде чем лечь в нее, чтобы убедиться, что там нет ни змей, ни пауков, ни муравьев. Зачем они все это затеяли?
Глава 14
Когда я была вот такусенькой девчушкой, каждое Божье утро носила воду из колодца у подножия холма до нашей хижины на его вершине. И хотя там было много ступенек, мне все равно приходилось одолевать их одну за другой.
Старая Нора - своим трем любимым внучкам холодным зимним вечером
- Клеопатра не вернулась.
Голос Фергюсона был встревоженным. Хью бросил взгляд на породистых лошадей у изгороди и нахмурился.
- Думаешь, она ожеребилась?
- Если и так, то раньше срока. И возможно, в этом проблема.
Хью похлопал жеребца по кличке Кашмир, любуясь золотистым окрасом его боков, освещенных солнцем. Изо всех выведенных и выращенных им лошадей Хью больше всего ценил ахалтекинцев. Ему нравились их грациозная поступь, миндалевидная форма глаз и то, как они умели выразить взглядом свой нрав, резвость и ум. Он восхищался также их силой и выносливостью. Их изящные бока, узкие головы напоминали ему гончих невероятной выносливости.
Шеба, пегая кобыла с белой гривой, оттеснила более сильного Кашмира, чтобы получить свою долю ласки. Если бы такую дерзость проявила другая лошадь, Кашмир куснул бы ее. Но у них с Шебой была давняя дружба. Поэтому он только заржал, выражая свое недовольство, и игриво толкнул ее.
Шеба оскалила зубы, потом, довольная, повернулась к Хью.
Хью рассмеялся и нежно погладил ее:
- Кашмир готов простить Шебе любую шалость.
- Лошади ценят дружбу. К тому же Шеба произвела на свет семерых жеребят от него, и, возможно, это не предел.
Хью заметил, что Шеба оглянулась, будто хотела убедиться, что Кашмир здесь. Возможно, она собиралась указать жеребцу, что его место у изгороди, но не хотела его прогонять.
Хью задумался о двойственности поведения: хотеть, чтобы кто-то был рядом, и в то же время желать, чтобы этот кто-то оказался в другом месте.
Он сам испытывал нечто подобное, а за последние две недели это чувство усилилось.
С отсутствующим видом Хью потер подбородок, все еще чесавшийся из-за моркови в пастушьем пироге. Прошло целых два дня, пока сыпь не побледнела и не исчезла, хотя кое-где зуд все еще сохранялся. Неделей позже от него должно было остаться одно воспоминание. Катриона выглядела настолько потрясенной и так беспокоилась о нем, что ему было ясно, что это всего лишь неумышленное действие и невинная ошибка. И все же он не мог отделаться от чувства, что за этим что-то крылось. С этого момента каждое утро за завтраком он замечал растущее день ото дня напряжение между ней и девочками. Что-то произошло между ними, хотя никто из них не признавался в этом.
Он решил поговорить с девочками, когда вернется домой. А пока, сколько он ни спрашивал Катриону, она сразу же меняла тему разговора.
Хью с удовольствием оглядел Шебу. Если жеребенок окажется здоровым, он станет хорошим подарком для Катрионы.
Фергюсон погладил нос кобылки по имени Флора.
- Вероятно, мне имеет смысл отправиться верхом по следам табуна. Обычно он останавливается в конце Дунканнон-Глен. Возможно, я найду там Клеопатру. Думаю, она искала место на своем любимом пастбище, чтобы ожеребиться.
- Хорошая мысль. Я поеду с тобой. Если мы ее найдем, придется побыть с ней, пока она не окрепнет и не сможет двинуться с места. Там поблизости есть хижина одного фермера-арендатора, где мы можем переночевать.
- Не исключено, что мы там задержимся. Я упакую припасов на три дня.
- А я попрошу миссис Уоллис дать нам еще несколько упаковок бинтов. На всякий случай.
- Да, милорд. Когда желаете отправиться?
- После того как покатаюсь с девочками. Они вернутся через час.
Хью хотел также выкроить время, чтобы попрощаться с женой, и по многим причинам ждал этого момента с нетерпением.
Он похлопал Шебу по загривку. Позор, что Катриона не умеет ездить верхом. Он предлагал поучить ее, но она заупрямилась, отговорившись, что пока не готова к этому.
Хотя она и не высказала отказа напрямую, он расслышал это в ее тоне. Он был не таким человеком, чтобы расстраиваться по пустякам, но отсутствие ее интереса к верховой езде разочаровало его.
Хью начинал злиться на себя. Он был волен ездить верхом когда пожелает, проводить сколько угодно времени с лошадьми и брать с собой на верховые прогулки дочерей когда угодно. Если не считать ежеутренних упражнений в постели, Катриона не предъявляла к нему никаких требований и, казалось, была вполне довольна, хотя большую часть дня проводила без него.
Ну что ж. Это было как раз то, чего он желал. Черт возьми, собственно, он и не скрывал этого от нее. И все же мысли о ней отвлекали его, потому что он гадал, что она делает, о чем думает и довольна ли, а также почему не согласилась обучаться верховой езде.
Никогда еще он не встречал столь скрытной женщины. Даже когда она соглашалась с ним и делала все, как он хочет, он почему-то чувствовал себя проигравшим. Но если Катриона была сдержанной и нетребовательной во многих сферах жизни, в постели она никогда его не разочаровывала. Ее страсть и готовность заниматься с ним любовью завораживали.
Каждое утро он просыпался и находил ее свернувшейся рядом с ним, и ее длинные шелковистые волосы струились на его плечо, а нежное теплое дыхание просто гипнотизировало. И всякий раз он был уверен, что она знает, что он не спит, и обычно она давала ему это понять самым соблазнительным образом. Она отвечала ему с такой неподдельной жаркой страстью и раскрывалась навстречу с такой готовностью, от которой захватывало дух, и каждый раз он воспринимал это как чудо. Но гораздо приятнее было, что она усваивала на лету науку страсти и с каждым разом привносила в нее что-то новое. А этим утром именно она затеяла эту волнующую игру, с которой они начинали каждый день.
Это воспоминание вызвало в нем мгновенный отклик, и он был рад тому, что длинный плащ прикрывал очевидный результат его реакции. С этим он ничего не мог поделать. Одной мысли о ней, воспоминания о выражении ее лица, когда она трепетала в его объятиях, о ее ногах, крепко обвивающих его бедра, о том, как она…
- Милорд?
Хью стремительно обернулся.
Ферпосон хмуро взирал на него, и выражение его широкого лица выражало досаду, что хозяин его не слушает.
Хью попытался заговорить с подчеркнутым спокойствием:
- Да, Фергюсон? Я думал о том, что нам следует дополнительно захватить для Клеопатры.
Слуга расслышал нотку смущения в голосе Хью.
Хью поспешил продолжить:
- Пригодятся овес, бинты, и то успокаивающее снадобье, что ты использовал, когда лечил Хириама.
- О, я и забыл об этом! Там чуточку осталось!
- Давай-ка вернемся в конюшню, соберем и упакуем все, пока не пришли девочки.
- Как прикажете.
Фергюсон высыпал остатки овса из ведра в торбу и последовал за Хью в конюшню.
Конюшни были построены так же основательно, как и сам дом Гилмертон-Мэнора. Хью лично наблюдал за работой и гордился своими конюшнями, так же как и домом. Они включали сорок отдельных денников, три пристройки для фуража, два просторных помещения для готовых ожеребиться кобыл и лечения больных лошадей и чердак, на котором хранился запас сена на год для целого табуна.
Хью распахнул дверь главной пристройки и вошел в комнату для хранения фуража. Вдоль одной из стен располагались многочисленные полки. Он нашел необходимое снадобье и повернулся, собираясь выйти из конюшни.
- Фергюсон, - послышался звонкий голос Катрионы, разнесшийся по всему амбару. - Вот ты где! Я надеялась, что мы сможем…
- Тсс! - Свистящий шепот Фергюсона заставил Хью замереть.
- Что случилось? - спросила Катриона.
А действительно, что тут происходит? Хью, невидимый за дверью, наклонился и заглянул в щель между петлями двери.
Триона с волосами, убранными в узел, и очками на кончике носа стояла перед Фергюсоном. Грум отчаянно жестикулировал, чтобы заставить ее понизить голос, и кивал на дверь пристройки.
Катриона посмотрела, куда он указывал, и глаза ее округлились.
- О! - произнесла она одними губами. Потом кивнула и указала на маленькие часики, приколотые к карману, подняла палец и сделала им движение в сторону первого денника.
Фергюсон бросил тревожный взгляд в сторону комнаты с фуражом и покачал головой.
Лицо Трионы вытянулось, и все же она произнесла еле слышно:
- Благодарю.
Фергюсон кивнул, но сделал Катрионе знак поскорее удалиться.
Она повернулась, собираясь уйти, но вздрогнула.
Хью нахмурился, вспомнив, что и нынче утром она сделала подобный жест. Он спросил ее, хорошо ли она себя чувствует, она же ответила, что у нее немного ноют ноги, оттого что приходится подниматься по многочисленным ступенькам.
М-да. Хью вышел из комнаты с фуражом и подошел к Фергюсону.
- Ох! Вы здесь, милорд. Вижу, что вы нашли это зелье. Я сейчас упакую несколько тряпок и…
- В том первом деннике мы ведь держим Колокольчика? Не так ли?
Лицо Фергюсона будто окаменело.
Хью выступил вперед, направляясь к деннику, и заглянул в дверь. Миниатюрная лошадь стояла спокойно и дремала.
- Кажется, на ней ездила Агги, когда училась верховой езде?
Фергюсон стоял неподвижно, как вкопанный.
- А вот висит седло, как будто его только что сняли с нее.
- Да. Но оно висит здесь целый день, милорд. К тому же я не могу запомнить всех, кто ездит верхом.
- Но эту даму ты помнишь. Я в этом уверен.
Хью прошел через помещение и взял в руки одно из стремян.
- Я бы сказал, что оно приспособлено для особы немаленького роста… О, вероятно, вот такого. - Он показал рукой чуть ниже плеча, потом отпустил стремя. - И как ты полагаешь, кто у нас такого роста?
Фергюсон зажмурился.
Хью оперся локтем о дверцу денника:
- Фергюсон, ты учишь мою жену ездить верхом?..
Фергюсон ответил нервным смехом:
- Что за мысль, милорд!
Хью вопросительно поднял брови. Фергюсон сгорбился под его взглядом:
- Ох, я не хотел соглашаться, но она отчаянно желала научиться ездить верхом! Я пытался ее отговорить, но так и не сумел ей отказать.
- Ее должен был обучать я, а не ты.
- Я так и сказал ей, милорд! Но она ответила, что не смеет учиться у вас на глазах и на глазах у ваших девочек. Это было бы для нее слишком тяжело.
Хью нахмурился. Тяжело? Почему? Фергюсон смотрел на Хью умоляюще:
- Она несколько раз падала.
- И ушибалась?
- Нет! Это происходило в первые несколько дней. Но теперь она ездит лучше. И это внушает надежду.
- И как долго она это практикует?
- С неделю, наверное.
Фергюсон кивнул с серьезным видом: