Они еще что-то выкрикивали, такое же дежурно-оптимистичное, но Таська не слушала – она с тоской думала, что уже сутки торчит на острове, а к делу еще не подступилась и не представляет, как это сделать.
В отличие от рыбаков, озеро Тунайча влюбляло в себя с первого взгляда.
Огромное, прозрачное до самого дна и соленое, оно было наводнено теми самыми продуктами, которые Таська привыкла видеть дома на столе.
Колонии гребешков вдоль береговой черты, трубач, корюшка, кета, горбуша, таймень – рыбацкий рай.
Натянув болотные сапоги, мужики тут же превратились в диковатых добытчиков и забыли о дамах.
Ленка занялась костром, а Таська обрызгала себя аэрозолем от комаров и отправилась на разведку в лесок.
Среди расступившихся елей и папоротника невиданных размеров Таську снова охватила тоска по Егору.
Почему она ни разу не попросила мужа, чтобы он свозил ее на Сахалин, вдруг пришло на ум. Почему никогда не стремилась быть с мужем в горе и радости? Ведь он бывал здесь, на этом озере, может быть, даже стоял на этом самом месте и, может быть, думал о жене, как она сейчас о муже.
Таська повернула назад, вышла к берегу, обозрела мыс, у излома которого они устроили базу. Тучи отражались в зеркале воды, плыли в обратную сторону.
В груди что-то разрасталось, какое-то незнакомое чувство восторга и грусти.
Ноги сами несли по тропе, подальше от людей.
Таська не знала, сколько времени она провела, бродя вдоль озера.
Вернулась почти одновременно с Николаем, расстелила куртку у разгоревшегося костра и села, скрестив вытянутые ноги.
Анохин потер ладони и мечтательно сощурился:
– Ну, девушки-красавицы, по маленькой для начала?
Взгляд рыбака скользнул по живописной поляне, по разбросанным в полном беспорядке вещам, сумкам, пакетам, задержался на ласкающих взор ящиках пива и остановился на Ленкином рюкзаке.
Тут с лица Николая мгновенно слетело благостное выражение, брови поползли на лоб.
– Что это? – жалобным голосом спросил могучий рыбак.
Расслабившаяся было Таисия инстинктивно поджала ноги.
В голове пронеслась бредовая мысль, что под рюкзаком прячется нечто ужасное: фрагмент мертвого тела, труп животного, космическое чудище, наконец, змея…
"Не смотри", – шепнул ей внутренний голос, но рюкзак просто лез в глаза.
Вслед за Николаем вся честная компания уставилась на злополучный рюкзак и две жестяные плоские банки в черных с золотом наклейках, знакомых каждому с детства, – шпроты.
Очевидно, консервы выскользнули из кармана рюкзака, когда Тася доставала аэрозоль от комаров.
Тикали секунды.
Облака успели изменить конфигурацию, туман над озером стал реже, какие-то большие рыбины вальсировали под водой, клевали носами водную поверхность, распускали круги.
Однако чудовище из рюкзака так и не появилось, и в целом вид у потертого, выбеленного солнцем брезента был вполне благонадежный, и у Таськи отлегло от сердца.
Между тем лицо Анохина все больше и больше перекашивало.
– Что это? – громовым голосом повторил он вопрос и поддел носком сапога консервы.
Верилось с трудом, но причиной коллективного помешательства были именно шпроты.
Таська неохотно поднялась с насиженного места и перебросила консервы в общую кучу продуктов.
– Убери! – взревел Анохин. – Убери сейчас же!
Вот они, гримасы конкуренции! Балтийская шпрота на Сахалине, догадалась Таська, – пощечина, плевок в душу труженикам голубой нивы. Нонсенс. Что-то вроде китайской картошки в Беларуси…
От этой мысли на губах у Таисии появилась довольно ядовитая ухмылка, и в то же мгновение она встретилась глазами с Анохиным – он буквально испепелял ее взглядом.
Сердце у Таськи сделало кульбит. Улыбаться расхотелось, но, видимо, на нервной почве она продолжала скалиться.
То ли Боря, то ли Гена – Таська не разобрала – витиевато выругался.
– Да что такое? – в полном смятении проблеяла Тася.
– Дьявол! Что за шутки? Какого рожна? – Боря с досадой сплюнул.
От Бориного шипения Анохин лишился остатков разума и разразился обличительной речью:
– Какая пошлость! У кого мозгов хватило? Кто на рыбалку припер консервы? Это же настоящая подстава!
Все присутствующие стыдливо потупились, и только Таська, к которой и было обращено пламенное слово, во все глаза смотрела на рыбака.
Шутит или не шутит? Тот продолжал с еще большей горячностью:
– Такие вещи если не понимаешь, то хотя бы чувствовать нужно! – Он постучал себя пальцем в грудь. – Откуда ты только взялась на мою голову? Все, мужики, все. Можно сворачивать удочки – не будет нам удачи. На рыбалку с консервами – это ж надо до такого додуматься. (Палец постучал по лбу.) Что обо мне люди скажут? Баба-дура. Все наши беды от столицы, – похоронным тоном завершил он.
Убитый горем, отошел к машине, извлек из багажника пластиковое ведро цвета школьного автобуса и всучил его Боре:
– Сворачиваемся. – Таське показалось, что рыбак смахнул одинокую слезу.
Пока Боря гонял к озеру, зачерпывал воду и широким шагом возвращался к костру, Таська в крайнем недоумении пыталась сообразить, что на самом деле происходит.
В твердом уме и трезвой памяти взрослые дяденьки из сущей ерунды не могут раздувать скандал, пришла к выводу она. Наверняка это идиотская шутка, местный юмор.
– Ну ладно, хватит дуру из меня делать! – заявила она, скользя недоверчивым взглядом по лицам рыбаков. – Это всего-навсего шпроты.
– Товарищ не понимает, – протянул Анохин.
– Нет, вы только посмотрите на нее, она же просто глумится над нами! – возмутился Гена.
– Всего-навсего? Епэрэсэтэ, оказывается – всего-навсего! – поддержал друзей Борис. – Гена, ты помнишь, что было с экспедицией геологов в шестьдесят седьмом году? Скажи!
– А с наукой в восемьдесят шестом? Рыба не поднялась на нерест только потому, что эти умники взяли с собой ящик кильки в томате, – авторитетно заявил Боря и поставил ведро на землю. Вода расплескалась, и Таська сочла за лучшее отползти за Ленкину спину.
Таськино коварство заставило Ленку нарушить нейтралитет.
– Николай, постой, – с интонацией Офелии перед самоубийством попросила она, – может, не обязательно сворачиваться? Мы же не открыли консервы, давай их утопим или закопаем и будем считать, что ничего не было.
Анохин окинул Ленку скептическим взглядом:
– Как у тебя все просто. Судьбу не обманешь. – Он подхватил ведро, плеснув водой в угрожающей близости к костру.
– Подожди, – Ленка заслонила собой костер, – ну давай хоть попробуем порыбачить. Не выйдет ничего – перекусим и разъедемся по домам.
– Вот именно, – поддакнула Таська. Она все еще отказывалась верить, что это не игра. Ко всему на нервной почве у нее разгорелся аппетит, и голодное урчание в желудке отвлекало от конфликта.
Ленка продолжала заговаривать зубы Анохину, подхалимски заглядывала в глаза:
– Смотри, какая погода – шепчет. Должен быть отличный клев. Давай хотя бы по разу удочки закинем. Я прикорм такой привезла – пальчики оближешь. Может, за удачу по маленькой, а, Николай?
Боря с Геной преданно смотрели в рот вожаку.
Лоб у Николая собрался складками, некоторое время он, держась за сердце, затуманенным взором глядел вдаль. Наконец сплеча рассек воздух ладонью:
– Черт с вами, не пропадать же добру. Наливай!
Точно по сигналу ракетницы, все сорвались со своих мест, засуетились вокруг рюкзаков.
У Таськи вырвался вздох облегчения.
Она снова пристроила куртку на песчаный холмик и в изнеможении опустилась на нее. Ленка тотчас сунула ей в руку пластиковый стаканчик.
– За рыбалку, – отбросив последние сомнения, постановил Николай.
Тару у Таисии он изъял как не внушающую доверия и заменил железной кружкой.
– За рыбаков, – присовокупила Ленка, протягивая Николаю кружку с водкой.
Таська заподозрила неладное. Так-так-так.
Сейчас эти суеверные придурки наклюкаются, и кто поведет джип? Или они ночевать здесь собрались?
Ночевки в дикой природе приводили Таську в состояние первобытного ужаса.
Ванной и душа нет. Горячей воды нет. Туалета нет. Постели нет.
Да в гробу она видела такую природу!
Очевидно, на лице у Таськи читалась невысказанная мука, потому что Боря, глядя на нее, подмигнул:
– Ну-ну, ты того… не расстраивайся так. С кем не бывает. Ты ж не со зла, а по неопытности.
– Незнание законов не освобождает от ответственности, – вредничал Гена.
– Только попробуй сказать, что ты не пьешь, – упредил Таську Анохин.
Напрасно Таськин умоляющий взгляд метался в поисках сочувствия. Ее окружали непроницаемые лица. Тогда она с отчаянной решимостью посмотрела на прозрачную жидкость, болтавшуюся в кружке, выдохнула и дернула половину.
Докатилась. С утра хлестать водку – такого с ней раньше не бывало.
Со скучающими физиономиями рыбаки наблюдали, как Таська с открытым ртом и выпученными глазами ищет пакет с солеными огурцами. Принимали зачет.
Огурцы нашлись в пластиковой тарелке, Таська ухватила один, хрустнула и задышала.
Много чего не бывало с ней раньше. Раньше она не летала на Сахалин, не ездила на рыбалку и вообще была домохозяйкой. Раньше…
Раньше она была мужней женой, а сейчас она кто?
Забыв о рыбаках, Таська хрустела огурцом и смотрела остановившимися глазами в костер. Близкий огонь, природа и водка разрумянили щеки, она похорошела.
– Гляньте, – обратил внимание Гена, – наша москвичка-то раскраснелась. Подлить тебе?
Таська махнула головой:
– Подлить.
– По-моему, тебе надо пропустить, – высказалась Ленка.
– Пропущу, – с той же готовностью согласилась Таська.
Окружающие казались ей милягами.
Все, что до этого раздражало: мелкая вязаная шапочка, делающая Гену лопоухим, пафосный перстень на мизинце у Николая и татуировка в виде якоря между большим и указательным пальцем Бориса – все теперь умиляло.
И – главное! – вчерашнее Ленкино признание сейчас казалось пьяным бредом. Тоннель-мистификатор, тоннель, который исполняет желания шиворот-навыворот – полный бред.
Вместо того чтобы стать настоящим мачо, Славка валяется в гипсе.
Вместо того чтобы стать уступчивым и покладистым, Егор превратился в овощ.
Так не бывает.
Ну при чем здесь тоннель, если машина попала в оползень? Ясно же – ни при чем.
– Закусывай давай, москвичка. – Боря сунул Таське бутерброд с икрой.
От наплыва чувств Таська хотела Борю поцеловать, но промахнулась, и быстро утешилась куском белого хлеба, от души намазанным маслом и икрой.
– Ууу, – с блаженством простонала Таисия, погрузив зубы в бутерброд и кончиком языка давя лопающиеся икринки.
Такого бутерброда она никогда в жизни не пробовала. Такой икры и такого масла. И такого хлеба. И вообще давно она так вкусно не ела в такой замечательной компании.
Ленка еще совала Таське какую-то закуску, но свежий воздух, смена часовых поясов, недосып и, что немаловажно, избыток алкоголя в крови опрокинули московскую гостью в нокаут.
* * *
Совершенно не врубаясь, Таська рассматривала низкий потолок. Для квартиры слишком тесно, для склепа – слишком светло.
Наконец до нее дошло, что это не склеп и не малогабаритная квартира, а салон "хаммера".
В салоне было душно, пахло сигаретным дымом, пылью и кожаной обивкой.
Оторвав тяжелую голову от шикарного ложа из кресел, Таська посмотрела на циферблат часов – елки-палки, почти двенадцать.
Насилу отыскав встроенную в панель ручку, распахнула дверцу с затемненным стеклом и прищурилась на ослепительно сверкающую озерную воду.
Прикрываясь козырьком ладони, обследовала местность.
Над берегом стелился грустный дымок затухающего костра, в нескольких десятках метров от берега маячила лодка, а в ней – трое, не считая Ленки (Ленка определялась безошибочно по ярко-красной куртке).
Насколько можно было разглядеть – все сидели с удочками.
Таська поняла, что проспала царствие небесное.
Она зевнула, почесала глаз, выбралась из джипа и зябко поежилась: прохладный воздух был пропитан влагой.
Найдя куртку, взятую напрокат у Ленки, Тася влезла в нее и вдруг почувствовала всю нелепость ситуации и свою неуместность. Приехать на рыбалку и проспать все в джипе – это только она так умеет. Рыбаки тоже хороши. Почему было сначала не поговорить о деле?
Она еще потопталась на берегу, помахала рукой, пытаясь привлечь к себе внимание, но лодка не отвечала на сигналы.
Переговоры имели все шансы сорваться – ясно как белый день.
Следовало предпринять что-нибудь из ряда вон выходящее. Отчубучить, как выражалась Яга.
Вспомнив Ягу, Таська вспомнила дом и унеслась мыслями далеко от озера.
– Привет столичным пожарникам! – произнес мужской голос совсем близко.
От неожиданности Таська подпрыгнула.
Пока она грезила, лодка подошла к берегу, рыбаки спрыгнули в воду, а Ленка осталась сидеть в боте – ждала, пока его подтянут на сушу.
На дне лодки болталось несколько рыбин, а на берегу стояла миска, доверху наполненная ракушками.
Таська с интересом рассматривала веерообразные волнистые панцири, окрашенные во все оттенки ржавого и молочно-кремового. Ей бы промолчать, но с губ слетел вопрос:
– Ой, а что это?
Лица у рыбаков вытянулись, они обменялись выразительными взглядами, из которых следовало, что Таська завалила еще один зачет, а Борис не удержался от едкого:
– Москва!
– При чем здесь Москва? – вспыхнула она. – Что, сказать трудно?
– Это морской гребешок.
Свежевыловленного гребешка Тася никогда прежде не видела – домой он поступал в пакетах в виде замороженных деликатесных шариков.
Гребешок в кляре – любимое блюдо Егора, пронеслось воспоминание, и отпускное настроение улетучилось. Таська еле сдержала вздох, рвущийся из груди. Егор в коме, и теперь от нее зависит, что у них дома будет на ужин.
В этот момент Таська почувствовала себя колонистом, причем безоружным и одиноким.
Черт возьми! Она прилагает столько усилий, чтобы подружиться с островитянами, а они не идут на контакт. Того и гляди, подкинут дров в костер и поджарят под звуки тамтамов.
Таська распрямила плечи. Задешево она свою жизнь не отдаст.
Строго следуя Ленкиным инструкциям по ведению переговоров, изобразила восторг и елейным голоском поинтересовалась:
– Что нужно делать? Я готова.
– Спаси, сохрани и помилуй, – испугался Боря, – женщина, да еще москвичка – что ты можешь? Сиди уже, отдыхай. Без твоей помощи как-то оно спокойней.
Кажется, все катится к чертям собачьим, то есть развивается по нежелательному сценарию номер один. Предаваться унынию было некогда, Таська решила биться за "Дары Сахалина" до последнего.
– Я могу картошку чистить.
– Обойдемся, – буркнул Гена.
– А что, уху варить не будем? – Бодрости в Таськином голосе поубавилось.
– Нет, не будем.
Таська поискала тему для разговора, не нашла и продолжила начатую:
– А что будем готовить?
– Сказано же: гуляй.
– А что вы хамите? – Таисия уже чуть не плакала.
– А как с тобой разговаривать, если ты русского языка не понимаешь? – вступился за друзей Анохин.
– Когда со мной разговаривают нормально, я все понимаю.
– Прямо как собака, – хмыкнул Гена.
– Кто собака? Я собака? Да сами вы псы.
Слово за слово, Таська не заметила, как вместо наведения мостов с местным населением упоительно переругивается.
– Имперские амбиции так и прут из этих москвичей, – ввернул Боря.
– Точно, синдром, – поддакнул Гена. Похоже, они объединились против общего врага – присутствующей москвички.
– Это не у меня синдром, это у вас фобии.
– Смотри-ка ты, слова какие знает.
– Вот мне интересно, – вмешался в перепалку Анохин, – как же ты собралась торговать, если гребешка в глаза не видела?
Таисия не успевала отбиваться от нападок.
– Ну, собралась, и что?
– Ну как ты можешь заниматься этим бизнесом, если ты ничего в морепродуктах не смыслишь?
– Я не смыслю?
– Ну не мы же.
– Поди, рыбу в глаза живую не видела, только замороженную.
Это было недалеко от истины, но, уличенная в профанации, Таська возмутилась:
– Да я… Да я… – Она огляделась в поисках того, что поможет сломать лед в отношениях. Взгляд упал на лодку.
Сейчас она им докажет, что она… что она… жена своего мужа.
С этой единственной мыслью Таська сорвалась с места и припустила к резиновой лодке.
На дне бота болтались две удочки, неясного назначения обломок бетона с порыжевшей от ржавчины металлической петлей, банка с наживкой и пакет с прикормом – то, что нужно.
В этот момент Таська меньше всего помнила о том, что ни разу в жизни не держала в руках удочку и тем паче не надевала на крючок приманку – бр-р-р! – в виде опарыша или земляного червя.
Да что там черви! Она и сырую рыбу ни разу в жизни не потрошила – это делал Егор.
Но, черт возьми, ситуация патовая, выбора не было.
Таська попыталась элегантно запрыгнуть в лодку, но бортик оказался широковат, она растянулась на нем в полушпагате и барахталась несколько мгновений, пока перетащила ногу.
Героическая попытка оттолкнуться от берега веслом ни к чему не привела – лодка с невозмутимым видом оставалась на месте. Силенок не хватало.
– Помочь, столица? – последовал насмешливый вопрос с берега.
– Помогите! – процедила Таська.
Боря – морской волк – загребая гальку тяжелыми болотными сапогами, вразвалочку подошел и оттолкнул ботик.
Посудину закружило на воде, Тася деловито взялась за весла и неровно погребла к выступающей оконечности мыса – туда, где рыбачили доморощенные критики и судьи.
Сначала Таську дважды сносило на пугающее расстояние от берега, откуда люди казались точками, а костер вообще не просматривался.
Дважды она мужественно бралась за весла и возвращала лодку на облюбованное место, и дважды ей что-то орали с берега.
На третий раз Таська разобрала Ленкин голос:
– Якорь! Якорь! Тася! Якорь!
Вот тогда и прояснилось назначение куска бетона с порыжевшей от ржавчины металлической петлей.
Таська догадалась выбросить этот венец человеческой мысли за борт, лодка наконец встала на якорь. Можно было приступать к собственно рыбалке.
Первые десять минут черви вызывали рвотный рефлекс, но мысль, что она вернется под обстрел насмешек ни с чем, заставила Таську превозмочь отвращение.
На одиннадцатой минуте она наловчилась-таки насаживать омерзительные извивающиеся тельца на крючок и ухарски забрасывать удочку.
Решив, что кашу маслом не испортишь, прикорм (икру горбуши) Таська разбросала по воде. Действительно: клев заметно усилился.
Совсем скоро дно лодки устилали штук пятнадцать довольно крупных рыбин и с пяток помельче.
Можно было сворачивать рыбалку и возвращаться, но тут Таська с удивлением обнаружила на ладонях водянистые волдыри.
Натянув на ладони рукава Ленкиной куртки так, что стала похожа на петрушку, Тася принялась грести к берегу.