Август тянулся бесконечно. Чтобы не думать каждую секунду о рыбаках и душегубах-банкирах, Тася практиковалась в вождении. Садилась в Ленкину "Ниву", приезжала в порт и коротала время, часами простаивая у причалов.
Зрелище работающих кранов и гудки подходящих под разгрузку "мартышек", как называли здесь малые рыболовные траулеры, Таську успокаивали.
Почему-то ей казалось, что если каждый день торчать в порту, то все случится быстрее: быстрее зайдет в сети горбуша, быстрее пройдет эта таинственная, живущая по своим законам путина, быстрее уйдет на землю обетованную контейнер. Контейнер…
Контейнер с грузом представлялся Таське пределом мечтаний, смыслом и целью, примерно как Золотая Чаша для Генри Моргана.
Перед выходом в море Анохин Таське объяснил диспозицию:
– Понимаешь, у меня договор с заводом и с "Триадой".
– С кем?!
В "хаммере", где проходила аудиенция, повисла тревожная пауза, во время которой Анохин рассматривал Таську с величайшим сомнением.
– Смотрю на тебя и удивляюсь, – наконец изрек он, – с китаезами, с кем же еще.
– Как это?
– Обыкновенно. Так что ты не первая. Придется подождать.
Таська спрятала лицо в ладонях и проскулила:
– Я не могу ждать! У меня кредит, проценты капают.
– Придется, – просто сказал Анохин, – не переживай, все будет хоккей. Главное, чтобы рыба пошла.
Рыба пошла? Таська отняла ладони от лица.
– А что, она может не пойти? – с очаровательным простодушием спросила она.
– Еще как может, – многозначительно хмыкнул Анохин, – залив Терпения, как говорится, богат, но потчует не всех подряд.
Таська позеленела. Она почти ненавидела рыбака.
Ему было хорошо говорить. Это не он поставил на карту все и теперь ждал у моря погоды.
Квартира в залоге, муж в реанимации, на руках билет с открытой датой, а рыба, оказывается, может не пойти. Караул.
Неопределенность убивала. Ну хоть бы что-нибудь, хоть бы что-нибудь прояснилось.
Когда за окнами промаршировали первоклашки в белых рубашках, бантах и с букетами астр, с Таськой случилась истерика. Квартира в залоге, муж в реанимации, на руках билет с открытой датой, у Настены начался новый учебный год, а жена и мать болтается невесть где.
Всласть нарыдавшись, Таська набрала домашний номер.
Гудки капали, растворялись в мировом океане, абонент молчал.
Что за невезуха? Ясное дело, Яга не слышит звонок, но где носит Настену? Или она спит?
Таська предпочла думать, что дочь спит.
Через месяц бдений новости, одна страшнее другой, посыпались со всех сторон. Из-за подземных толчков на Сахалине горбуша отнерестилась на Камчатке и в Магаданской области. Сволочь такая!
Срок лицензии, выданной Анохину на вылов горбуши, закончился. Черт, черт, черт!
Пошел обратный отсчет времени.
Стало ясно: если "Дары Сахалина" останутся без рыбы, Таську погребет под собой банковский кредит.
– Анохин держит слово, – как могла, утешала Ленка, – он еще никого никогда не подводил. Все, что от него зависит, он сделает.
Увы, от Анохина зависело многое, но не все. Каким ушлым ни был рыбак, рыба не пошла к нему в сети.
Таська складывала руки замком, прижимала их к груди и просила кого-то:
– Ну пожалуйста. Ну пожалуйста.
Время остановилось, напряжение нарастало с каждым днем, Таське казалось, что она не выдержит. Умрет. Или сойдет с ума.
Как же все это выдерживал Егор, пыталась стыдить она себя.
Он мужчина, пряталась за физиологию Таська, мужчины и не такое выдерживают. Им по природе положено. Мужчине и на войне легче, чем женщине, и в бизнесе.
Как ни парадоксально, эти недели ожидания многое объяснили Таське про Егора.
Во всяком случае, она отчетливо поняла, почему муж стал принимать на грудь.
Наконец ожидание стало невыносимым.
Лежа перед телевизором, Таська пялилась в какой-то тупой сериал и не понимала ни слова.
Вернулась из магазина Ленка, загремела посудой, собрала обед, заглянула в комнату. По Таськиному бессмысленному взгляду поняла, что все плохо, и предложила:
– Тась, может, выпьешь? Расслабишься хоть немного, а то прям с лица спала.
– Давай. – Таська резво вскочила с дивана. Нервы звенели от напряжения, как высоковольтные столбы в бурю.
– Пей. – Ленка поставила перед Таськой рюмку с коричневой прозрачной жидкостью.
– Что это? – зачем-то спросила Таська. По большому счету, ей было все равно, что пить.
– Ром.
– Это который пираты уважали? – Рюмка в руке дрожала.
– Ага.
– В яблочко. Сейчас бы собралась и в море вышла – грабить траулеры. Насшибала бы двадцать восемь тонн и домой вернулась.
Ром обжег глотку, разлился теплом в груди, голова оставалась трезвой, но дрожь утихла.
– Тась, ты не изводи себя. Знаешь, как Славка говорит?
– Как?
– Господь все управит.
– Он может управить так, что мне это не понравится. Я не хочу остаться вдовой и без квартиры.
– Ты все сделала, что могла, теперь уже от тебя ничего не зависит.
– За что мне это, Лен? Ну за что? – не столько Ленку, сколько себя спросила Таисия.
Ленка знала ответ, но вводить в курс дела Таську не стала – пожалела. Лихо опрокинула стопку, закусила маринованной черемшой.
– Держись, подруга. Из каких только передряг не приходилось мне выкручиваться. Поверь, самое страшное – это смерть.
– Не знаю, по-моему, состояние между жизнью и смертью еще страшней.
– Ты о Егоре?
– И о себе тоже.
– Не говори так. У тебя все будет нормально. И у Егора все будет хорошо. Он жив, значит, есть надежда.
– Есть, – хмелея, подтвердила Тася, – только надежда и осталась.
Содержательный разговор прервал звонок телефона.
Ленка поскакала отвечать, мебель затряслась от ее тяжелых шагов, тонко зазвенели бокалы, и Таське стало смешно. Все-таки женщина с веслом здорова-а.
Подняв трубку, Ленка ответила короткой фразой и быстро вернулась.
– Тась, это тебе звонили.
Ужас сковал Таську, лишил воли.
– Дома что-то? – непослушными губами еле слышно выговорила она.
– Да успокойся, – прикрикнула на нее Ленка, – это Николай Анохин. Просил передать, что встал под разгрузку.
Таська смотрела глазами, полными ужаса, и молчала.
– Ты меня поняла, Тась?
– Встал под разгрузку, – как попугай, повторила Тася. От навалившейся слабости она не могла пошевелиться.
Слова медленно проникли в сознание: встал под разгрузку. Встал под разгрузку? Встал под…
Булыжник, придавивший Таську своей тяжестью и не позволявший дышать все эти месяцы, треснул и выстрелил осколками, выпуская на волю все чувства разом.
Из глаз брызнули слезы, а из груди рвался смех.
– Сумасшедшая, – констатировала Ленка.
Плача и смеясь, Таска подхватилась и ракетой пронеслась в коридор за сумкой, в которой лежала квитанция.
– У меня контейнер оплачен, – потрясала она для убедительности сереньким невзрачным листком.
– Да успокойся! – заорала Ленка, у которой тоже прорвался шлюз, и эмоции хлынули горлом. – Он просто просил передать, что встал под разгрузку. И все.
– И все?
– Конечно. Радоваться надо, а не паниковать.
– Рано радоваться. Пока не увижу этот… как его… инвойс, не успокоюсь. – Вслед за Егором Таська предпочитала называть счет-фактуру звучным иностранным словом.
– Увидишь, недолго осталось, – проворчала Ленка, – давай за это выпьем.
– Нет, – засобиралась вдруг Таська, – а если я понадоблюсь? Поеду-ка я в порт.
– Точно свихнулась, – убедилась Ленка, – оденься хотя бы потеплей. Обещали временами снег. Платок повяжи.
– Нет у меня платка! – крикнула Таська из коридора.
– Тогда шапку мою возьми. И ключи от "Нивы" не забудь. Чокнутая.
* * *
…С моря дул пронзительный ветер.
Ленкина шапка оказалась велика, Таська ее так и не надела, и теперь тряслась в кургузой курточке и прятала нос в капюшон, пока контейнер опечатывали и опломбировали.
Таська и сама не понимала, от чего ее больше трясет: от холода или от надутого инспектора с детской плешью на темени. Инспектор проверял "образцы" (три самки горбуши) с задумчивым видом и, будто сомневаясь, поставил штамп на накладной.
Таська заискивающе заглядывала в глаза чиновнику:
– Я так вам благодарна, Сергей Юрьевич…
– Счастливо, – меланхолично ответил плешивый, обшмонав Таську пронырливым взглядом.
Таська сморгнула неприятное воспоминание и посмотрела на контейнеровоз. С непривычки техника казалась грандиозной.
Водитель контейнеровоза, Сергей, скалился, открывая прокуренные зубы:
– Да что нам, впервой, что ли? Не надо нервничать, мэм, все будет о’кей.
Вид у парня был обнадеживающий.
Ветер усилился, душу не согревал даже вожделенный инвойс, но Таська дождалась, когда машина тронется, и неожиданно для себя перекрестила удаляющиеся габаритные огни. Вдруг поможет?
Они с Сергеем обменялись телефонами, он обещал позвонить, когда доставит контейнер на перевалку в Холмск, откуда тот отправлялся в порт Ванино.
Будь Таськина воля, она бы не только присутствовала при погрузке, но и сопровождала бы свой первый контейнер, как ребенка в школу, из Холмска в Ванино, а из Ванина далее везде вплоть до благословенной станции Москва-Товарная-Павелецкая.
В этом не было необходимости, и это было счастье.
Таська не отрываясь смотрела и смотрела вслед удаляющимся красным огонькам. Когда огоньки растаяли в безразличных стылых сумерках, Таське захотелось тихо опуститься на землю и утереть пот со лба рукавом.
С почином тебя, Таисия Романовна. Ты сделала это. Сделала.
Сахалинская одиссея подошла к завершению. Нет, конечно, дальше будут другие контейнеры, другие сделки, другие рыбаки и другие Анохины. Но ты справилась в первый раз, справишься и во второй.
Главное – прошло это унизительное чувство, что ты мышь на теле слона. Что тебя может в любую минуту прихлопнуть громадина под названием "система" в виде зеленых, серых и серо-зеленых форменных кителей.
Можно, наконец, вздохнуть и расправить плечи.
Можно сходить в кино или, на худой конец, юркнуть в какое-нибудь телемыло, чтобы выключить голову и ни о чем не думать.
Не думать о том, что ее контейнер уехал домой.
Не думать о том, что она завтра же улетит в Москву и будет встречать свою рыбу с икрой. И о том, что как раз к Новому году заработает свои первые настоящие деньги.
Не думать, не думать, повторяла Таська и продолжала стоять посреди дороги, пока с неба не повалил крупный снег.
Взвизгнув, она припустила к "Ниве", нырнула в сырой и холодный салон, захлопнула дверь и задышала на руки.
Все. Она все сделала, и она свободна.
Вместо контейнера на руках у Таськи осталась пачка сопроводительных документов. Это была кипа бумаг, уставленных подписями, штампами и печатями, как зацелованный любовник губной помадой. Сертификаты, протоколы, договоры, накладные…
С ума спрыгнуть.
Безусловно, это следовало обмыть…
Поразительным было то, что повод возник не у одной Таисии – тьма народу что-то праздновала в будний день. Может, у каждого был свой День первого контейнера…
Они с Ленкой закатились в ту самую кафешку, где Таська в свой первый приезд отведала фирменное сахалинское блюдо – пельмени с рыбой.
Заняли столик и сделали заказ: традиционные рыбные пельмени, салаты, бутерброды с икрой и вино.
– Ты молодец, – признала Ленка, когда бокалы были наполнены и от вида соблазнительной закуски громко булькало в животе, – я не ожидала от тебя такой прыти.
– Не поверишь. Я и сама не ожидала от себя такой прыти.
– Нет, правда, Таисия, ты молодец. Я же помню, какой ты была размазней. Ни на что не годилась. Что у тебя ни спроси – ответ один: ой, я не знаю, Егор знает. Если б я сама не видела все своими глазами, не поверила бы, что ты это провернула. За тебя.
Они пригубили вино и закусили, и каждая подумала в этот момент о своем мужчине.
Последние два месяца подруги почти не виделись: пока Таська торчала на Сахалине, Ленка исполняла роль сестры-сиделки при Славке, а также бонны при великовозрастной Настене. Судя по воплям в СМС-сообщениях, которыми Настена забрасывала мать, Ленка не миндальничала с отроковицей.
– Я без тебя бы не вытащила это все, – глядя в глаза подруге, с легким сердцем призналась Таська.
– Ой, да ну, – заскромничала Ленка, – всех дел-то – свести тебя с Анохиным.
– Неправда. Ты вспомни, вспомни, – глаза у Таськи зажглись, – как они меня доставали на рыбалке и как я с ними поцапалась. Ужас, что было. Анохин с этим тайменем…
Вспомнив Анохина, Ленка прыснула:
– Да уж. А помнишь, как он вышвырнул твой улов в озеро? – Ленка насупилась и выдвинула вперед нижнюю челюсть, изображая Анохина: – "Это мои дети, не позволю".
Сходство было так велико, что Таисия расхохоталась:
– Мрак! Все-таки он того, не в себе. Если бы не ты, Лен, я бы так и улетела домой пустая. А теперь – вот, с добычей.
Ленка подлила вина в бокалы и толкнула речь:
– Если бы мне предложили поставить на тебя, я бы отказалась и поставила на твоего конкурента. И проиграла бы. Так выпьем за то, что мы не всегда являемся тем, что думают о нас окружающие. То есть никто на самом деле не знает, на что способен. Вот ты – ты и сама себя не знала. Вот за это неведомое в нас и выпьем. Ты оказалась пирогом с сюрпризом. За тебя.
– За нас. – Пришел Таськин черед скромничать.
Это был особенный вечер. Таське все доставляло истинное наслаждение, все пьянило – терпкое белое вино и то, как они с Ленкой уступали друг другу лавры победителя. И общая атмосфера взаимного восхищения и приятного бабского трепа, и сознание исполненного долга, и дразнящие мужские взгляды. Были, были взгляды… Совершенно бесполезные, но приятные…
– Ну, сейчас прилетишь домой, – строила планы Ленка, – Славка возьмется за дело: встретит контейнер, перевезет на склад.
В душе у Таськи шевельнулась, подняла голову ревность.
– А я что буду делать?
– А ты полазишь по магазинам, в парикмахерскую сходишь, а то похожа на чуму.
– Правда, что ли? – Таська потрогала заколку-банан в волосах.
– Ну, я, конечно, не ценитель, но, по-моему, тебе нужно себя в порядок привести. А то Егор очнется, увидит тебя и снова впадет в кому.
– Пока он очнется, я успею не то что в парикмахерскую сходить, я успею состариться. – Губы у Таськи расквасились, нос потек.
– А ты верь. – Голос у Ленки сорвался, и Таська с удивлением увидела слезы на глазах у "женщины с веслом".
Едва подруги собрались всплакнуть, у столика нарисовался официант с шампанским. Движением факира он откупорил бутылку и приготовился наполнить фужеры.
Глаза у Ленки моментально просохли, она подняла к парню недоумевающий взгляд:
– Мы не заказывали.
– Это вам презент от наших гостей. – Официант кивнул на мужскую компанию, оккупировавшую два стола.
– О нет, – выдохнула Таська, рассмотрев обращенные к ним черные от загара лица, – только не рыбаки.
– О, земляки! – Ленка по-свойски помахала столику. – Хоть не нужно, а приятно.
– Не отвяжутся же, – с укором посмотрела на подругу Тася.
– Еще как отвяжутся. Надо знать волшебные слова.
– А ты их знаешь?
– А то! Если бы я не знала волшебных слов, Анохин бы послал тебя куда подальше.
– Вообще-то он так и сделал.
– Вот и я говорю: надо уметь разговаривать с народом на его языке.
– Слушай, Лен, – сделала открытие Таська, – а ведь я ни с кем из мужчин, кроме Славки и Егора, не разговаривала. Ну, еще с родственниками поддерживала отношения, но это не в счет. Навык совершенно потеряла.
– Не согласна, – возразила Ленка, – навык ты не потеряла, ты его не имела, а сейчас приобрела.
Таська с готовностью кивнула:
– Что правда, то правда. Жизнь всему научит. – Она распрямила плечи и заправила за ухо выбившуюся прядь.
Нет, ну какая же она все-таки молодец!
Выдержать Анохина не каждому под силу, а она выдержала, тщеславно думала Таська. Тот факт, что это Анохин скорее выдержал ее, чем она его, Таську не смущал.
Совладать с системой не каждый сумеет, а она сумела. Таисии в голову не приходило, что система по недогляду допустила новоявленную бизнесвумен к кормушке и в любой момент может спохватиться.
Бутылка опустела, Таська повторила заказ.
– По-моему, твоя трубка звонит, – заметила Ленка, когда официант отошел.
Беспечно вскинув брови, Таисия полезла в сумку. Действительно, шелковое дно освещал дисплей телефона – звонила Настена.
В груди у Таськи заныло. Как она могла забыть? Судорожно нажав на кнопку приема, порывисто поднесла телефон к уху:
– Настенька?
– Мама! – взвился из трубки вопль дочери. – Мамочка! Папа очнулся и о тебе спрашивал!
Вторую бутылку шампанского бизнес-леди вылакали за здоровье Егора и уже склонялись к мысли продолжить пьянку в домашних условиях, когда у Таськи снова зазвонил телефон.
На этот раз номер был незнакомым, как и голос.
– Таисия? – позвал мужчина.
– Да. А кто это?
В это время заиграла музыка, и Таське пришлось выбраться из зала и выйти на призывно освещенные ступеньки перед входом, под усеянное звездами небо.
– Это Сергей. Водитель контейнеровоза. – Голос Сергея выдавал крайнюю степень замешательства.