Сидя высоко над землей в своем торжественном кеджебе, невеста все примечала: людей, встреченных на дороге, деревья вдоль обочины, ровные поля, холодный блеск воды в заросших бурьяном оросителях, круглые юрты мирного аула. С радостным волнением видела она в окошечко своего паланкина, как на горячих скакунах вихрем проносятся вперед и назад лихие джигиты - охрана свадебного каравана. И все запоминала: каждую птичку, вспорхнувшую с дороги, каждое облако в небесной синеве, каждый звук в неоглядной и милой степи.
Нежно позванивая колокольцами, гордо шагал караван. Не торопясь, он вез невесту к новой неведомой жизни. И вспоминать этот переезд она будет до глубокой старости, как самое светлое событие своей короткой юности.
…Когда "Волга" подкатила к дому Муратберды и невеста вышла из машины, раздались восторженные возгласы встречавших, заиграла музыка. Заглушая людские крики, широко и властно рассыпались серебристые звуки аккордеона, гулко и весело загремел бубен, нежно запел гиджак.
Молодежь пустилась в пляс.
Встречать невесту вместе со своими друзьями вышел и Джума, одетый в белую папаху, красный халат и легкие сапоги. Увидев Эджегыз, он побледнел от волнения, радостным блеском вспыхнули глаза. Он готов был сейчас же броситься к ней, взять ее на руки, и как самое дорогое сокровище, внести в дом. Сделать это совсем было не трудно - лишь перейти улицу… И Джума уже двинулся было вперед, но друзья остановили его:
- Постой, Джума, не спеши, - сказали они. - Тебе не положено быть на виду. Пойдем-ка лучше в дом.
Джума досадливо махнул рукой, сердито блеснул глазами, но воле друзей подчинился.
Той начался. Многочисленным гостям, заполнившим дом и двор, подали угощение. На просторной веранде, где собрались люди наиболее почтенного возраста, в сопровождении дутара и гиджака высоким голосом пел сухощавый старик. Его песни хорошо были слышны и на улице, и во дворе, и женщинам, находившимся в комнатах.
Вокруг борцовской площадки кипели страсти многочисленных болельщиков, с волнением следивших за ходом борьбы. А желающих померяться силой и ловкостью было немало. Каждому победителю вручался денежный приз или ценный подарок.
Недалеко от борцов, в плотном кольце толпы, бесшумно сидели участники другого соревнования) "чеке-чеке". Это соревнование на выдержку. В малиновокрасных халатах и коричнево-черных бараньих шапках они сидели широким кругом. Всего человек двадцать. На смуглых, сильно загорелых лицах - каменное спокойствие. У кого-то из них спрятан небольшой предмет: скажем, ножик, табакерка или монета. Один из участников этой игры заходит в круг, опускается на корточки и прицеливается острым взглядом в лицо сидящему напротив толстяку: не у него ли спрятанный предмет? Нет. Толстяк ничем не выдает своего волнения. Значит, предмет не у него. А может, все-таки у него? Тогда тот, кому поручено искать спрятанную вещь, берет толстяка за руку и не хуже многоопытного доктора прислушивается к ударам пульса. Потом прижимает палец к пульсу на шее. Минуты два длится прослушивание. Нет! Пульс у толстяка совершенно нормальный.
Потом такому же строгому осмотру подвергается, второй, третий, четвертый и пятый участники игры. Прямо чудеса! И они невозмутимы! И их не улучить в хранении спрятанного предмета. Наконец он подсаживается к шестому игроку и тот сразу становится белее полотна.
- У тебя! - говорит искатель предмета. Но тот отрицательно мотает головой. Тогда толстяк вынимает из кармана ножик и, гордо усмехаясь, показывает его народу.
В это время в дом, где сидел с друзьями Джума, вошли два благообразных старика, одетые в легкие томно-желтые халаты из верблюжьей шерсти. У одного старика лицо сухощавое, клином белая борода. У другого круглое, безбородое. Это были так называемые "пыяда казы" - "пешие судьи". Они пришли за женихом, чтобы отвести его к невесте и там совершить обряд бракосочетания - Ника. Смысл этого обряда заключается в том, чтобы проверить, не было ли какого насилия или принуждения в отношении жениха и невесты, все ли делается по доброй воле и обоюдному, согласию?
Когда "пешие судьи" и Джума вошли в комнату, невеста и Марал поднялись с кошмы. Безбородый старик взял Эджегыз за руку и увел в смежную комнату, где находились жених и второй "пеший судья".
- Скажи мне, дочка, как тебя зовут? - приступая к исполнению обряда, спросил невесту безбородый старик. Опустив голову, Эджегыз назвала свое имя. Но так тихо, что "пыяда казы" попросил ее повторить ответ три раза.
Посмотреть на обряд собралось немало любопытных.
- А теперь, Эджегыз, - продолжал безбородый, - скажи мне, как твоя фамилия?
Ответ был такой же тихий.
- И еще скажи мне, дочка: согласна ли ты выйти замуж за Джуму?
- Согласна, - ответила невеста.
Примерно такие же вопросы были заданы и жениху. Получив положительные ответы, старики повернулись к собравшимся и объявили:
- Все хорошо! Согласие получено?
После этого Джума вернулся к своим друзьям, а невеста осталась дома под опекой Марал.
Поздно ночью, когда замолкла музыка и гости разошлись по домам, невесту привели в дом жениха. Сюда же пришли Джума, его родственники, друзья.
Усадив рядом жениха и невесту на пол, их накрыли кумачовым полотнищем: начался один из самых веселых обрядов. Женщины и девушки, окружавшие молодых, запели шуточные песни-наставления, адресован-ные в основном жениху. Смысл этих песен, если их пересказать прозой, заключается в том, чтобы муж не одевал жену в белое и голубое (у туркмен - это символ траура). Чтобы не кормил ее ячменным хлебом и не давал в обиду злым, жестоким людям. Во время исполнения этих песен одна из женщин, по старой обрядовой традиции, громко "стригла" воздух большими ножницами над головами молодых, как бы отгоняя от них злых духов.
Когда с жениха и невесты сняли покрывало, кто-то от сорочки Джумы оторвал пуговицу. Эджегыз была уже наготове. Достав иголку с ниткой, она ловко пришила пуговицу на прежнее место, также быстро развязала кушак на Джуме и сняла с него сапоги. Вслед за этим кто-то из шутников попросил невесту обследовать его голову: может, она плешивая? Под общий хохот собравшихся невеста сняла с Джумы белый тельпек и несколько раз провела рукой по его волосам. Нет, все в порядке: у жениха на редкость густая шевелюра!
Потом кто-то из мужчин подал Джуме плетку: "На, мол, поучи малость свою Эджегыз, чтобы во всем слушалась мужа".
Взяв плетку, Джума весело глянул на смущенную невесту, и в шутку стал "хлестать" тех, кто находился рядом. Уклоняясь от ударов, все стали пятиться к двери и вскоре вышли из комнаты, оставив наедине жениха и невесту.
…Свадьба продолжалась и на третий день. Теперь Джума бодро разгуливал среди гостей и с гордостью принимал добрые пожелания благополучия и счастья а семейной жизни.
Во второй половине дня рядом с домом Кичи-ага состоялась борьба женщин, которая почти всегда проходит весело.
Так было и на этот раз. Прямо на улице были расстелены кошмы, вокруг которых собралось немало зрителей. Участницы соревнования разделились на две небольшие группы, заняв места по краям кошм - друг против друга. На одной стороне молодые девушки, подружки и односельчанки Эджегыз, приехавшие вместе с нею. На другой стороне - шеренга замужних женщин молодого в среднего возраста во главе о колхозной дояркой Аксолтан Мурадовой. Судя по строгому блеску ее больших глаз и засученным по локоть рукавам ярко-красного платья, Аксолтан настроена была по-боевому. В правой руке, спрятанной за спину, она держала женский головной убор - борык, обвитый цветным платком. Вот этот-то борык и нужно во время борьбы с девушками надеть на голову невесты, сняв о нее украшенную серебром тюбетейку.
С той минуты, как только на голову невесты будет надет борык, невеста считается замужней женщиной. Этот переход от девичества к замужеству на туркменских свадьбах почти всегда отмечается веселой и бурной борьбой женщин.
Девушки, чтобы усилить свои ряды и оказать достойное сопротивление противнику, поставили в середину своего ряда не уступающую в силе и ловкости доярке Аксолтан юную колхозницу Акгуль Аймамедову. Акгуль - девушка видная, яркой красоты. Лицо белое, как фарфор, без единого пятнышка. И на этом белом лице светились удивительно живые продолговатые глаза. И выходит, что имя Акгуль, Белый цветок, ей было дано неспроста.
Когда женщины приготовились к схватке, откуда-то явился судья - молодой худощавый человек, одетый в яркую спортивную форму. Оглядев женщин, он звонко крикнул:
- Внимание! Буду считать до трех. Как только скажу три! - начинайте… Итак, раз, два, три!
Женщины быстро сошлись, словно ударились друг о друга две красные волны. Как и следовало ожидать, в центре всеобщего внимания оказались Аксолтан и Акгуль. Симпатии зрителей разделились. Одни "болели" за доярку, другие - за Белый цветок, и обеих подбадривали воодушевляющими криками.
- Смелее, Аксолтан! Кидай ее на кошму!
- Да крутани ее! Что ты ее жалеешь!
- Акгуль, не сдавайся! Дай толстухе подножку! Только резко: раз - и готово!
Белый цветок, услыхав этот совет, рванула на себя доярку и перевалила через левую ногу. Обе рухнули на кошму. Борык с головы Аксолтан слетел и колесом откатился в сторону. Раздался дружный хохот зрителей.
Смущенная Аксолтан вскочила на ноги и подобрала борык. Потом подзасучив рукава, с решительным видом бросилась на Акгуль. Свою противницу она буквально смяла ударом корпуса, а остальных разметала в разные стороны. Прорвавшись к невесте, она сняла с нее тюбетейку и надела на Эджегыз новенький борык.
Аксолтан и Акгуль судья вручил по платку. Остальные участники тоже получили подарки.
Так прошла свадьба Джумы, свадьба шумная, веселая, на которой гуляло все село Геокча-2.
12
С той поры прошло немало лет.
Теперь Джума - сам бригадир. Так же, как его учитель Мамед Кулиев, он завел в бригаде строгий порядок, укрепил дисциплину. Это сразу сказалось на результатах труда. О бригаде заговорили. Стали ставить в пример. И немало находилось таких, кто хотел влиться в его коллектив. Но прежде чем принять новичка, Джума спрашивал: "А как насчет трудностей? Не боишься?"
Всего один вопрос. Простой. Житейский. Чтобы не было никаких иллюзий насчет легкого заработка и легкой жизни. И сам же объяснял эти трудности:
- Вот погляди, - рукой на окно, где, как в раме, виднелся залитый зноем желтый пустынный пейзаж, - у нас жарко и скучно. Нет ни садов, ни воды, ни большого селенья. Все это будет потом, когда мы проложим канал. Бывает у нас и холод, и ветер, и пыль. И хлеб жесткий. И часто еда - всего из одного блюда. Так что подумай, а потом приходи.
Многим такая жизнь была не по вкусу. Они уходили и больше не появлялись.
В январе 1969 года бригада Джумы приехала в долину Копет-Дага строить водохранилище. Свои походные домики и пять бульдозеров она поставила недалеко от районного центра Геок-Тепе, там же где и расположилась бригада Байрамгельды Курбана.
Зима стояла суровая. На горах и в степи лежал снег. Лишь в извилистых горных складках, затаившись, синели прозрачные тени.
Несмотря на крепкий мороз, бригада не теряла времени даром. Чуть свет - за ремонт бульдозеров. Металл будто раскален: дотронешься рукой, прихватит так, что кожу на нем оставишь.
Джума Кичиев и узкоглазый, как монгол, веселый казах Сарсан Кенганов, ремонтировали бульдозер. Они вполголоса поругивали мороз и по очереди работали разводным ключом. Закрутив последнюю гайку, Джума выпрямился и взглянул на горы. Там, вдоль крутого белого склона, громко каркая, куда-то на восток летела черная воронья стая.
- У, черти! Опять к снегу каркают! - сердито проворчал Джума, провожая взглядом птиц.
- Карга яман, - в тон бригадиру сказал Сарсан, - скверная птица ворона. Вот гусь… Гусь лучше. Гусь один раз крикнет, смотришь - весна!
Вытерев ветошью руки, бульдозеристы вошли в хорошо натопленный вагончик.
Вскоре начался обеденный перерыв - самое веселое время в бригаде. Длился он часа два. Его хватало на обед, на отдых, на чтение книг, слушание радио, на игру в шахматы и даже на небольшую профилактику машин.
Джума - большой любитель шахмат. Нередко в шахматном поединке против него выступает вся бригада и не может одолеть.
Во время перерыва Джума заметил, что в игре не участвует Курбан Дурдыев, такой же заядлый шахматист, как он. Бригадир увидел, что Курбан затаился в уголке и что-то пишет на листке бумаги.
- Эн, Курбан, ты что там сочиняешь? - сделав ход, повернулся к нему Джума.
- Считаю!.. - рассеянно ответил Курбан.
- Что считаешь? Заработки, что ли? Так мы уже два месяца стоим…
Все засмеялись.
- Нет, не заработки, - невозмутимо ответил Дурдыев, - а сколько земли переместила бригада десять лет.
- Ну, и сколько же?
- Да вот… Выходит больше пяти миллионов кубов.
Все смолкли ошеломленные этой цифрой. Потом заговорили все сразу, начался спор. Один утверждал, что эта цифра слишком занижена, другой не соглашался, говоря, что земли переброшено намного больше, что Курбан, наверно, допустил ошибку.
В самый разгар спора за окном вагончика послышался шум мотора. Вскоре мотор смолк, и к механизаторам вошел прораб Атамурад Нурмамедов.
- Скучаете? - спросил Атамурад, приглядываясь к возбужденным лицам бульдозеристов и стараясь попять в чем дело.
- Скучать некогда, ремонт ведем. А по рычагам соскучились, - признался Джума. - Скорей бы тепло!..
Прорабу налили чай, чтобы тот согрелся.
- А я приехал проведать вас…
- Послушай-ка, Атамурад, - перебил его Шихмухаммед Ходжалиев, - а что за водоем мы будем строить? Спрашивал я кое-кого, никто толком не знает.
Атамурад только что вернулся из штаба стройки, где больше двух часов слушал разговор о новом водохранилище. В тесном прокуренном кабинетике, склонившись над чертежами, о нем негромко толковали начальник стройки Аннамурад Аннакурбанов и главный инженер Владимир Сумец. Атамурад стоял рядом, слушал их и мотал себе на ус. Знал: пригодится.
Пока он собирался с мыслями, Сарсан Кенганов авторитетно заявил:
- Ай, все водоемы одинаковы! Плотина, входное сооружение. А наше дело - бери больше, кидай дальше!..
Атамурад усмехнулся: много, мол, ты знаешь! Послушай, дружок, что скажут другие.
Свой рассказ Атамурад начал таким образом, чтобы сразу озадачить слушателей и, в частности, такого самоуверенного, как Сарсан Кенганов.
- А кто из вас знает, что такое консольный перепад? - спросил прораб и обвел глазами бульдозеристов. Но ему никто не ответил. Все ждали, что скажет он.
- А лыжный трамплин видели?
- Я видел. В кино. С него лыжники прыгали. Далеко, далеко.
- Так вот, - не обращая внимания на Сарсана, продолжал Атамурад, - нам нужно будет построить три таких консольных перепада, похожих на лыжный трамплин, но не таких маленьких, а больших, длиною пять километров каждый. Вот эти перепады и подведут воды из Каракумского канала к новому водохранилищу.
Прораба слушали с интересом. Польщенный вниманием, он продолжал:
- Новый водоем - важный водоем, он будет собирать полмиллиона кубометров воды и подавать далеко на запад: в Казанджик, Кизыл-Арват, Небит-Даг. Этой же водой можно будет оросить свыше семидесяти тысяч гектаров целины.
- А сколько нашей работы будет? - спросил Джума.
- Жарко будет! Только в плотину надо уложить тридцать миллионов кубов, - сказал Атамурад, встал и начал собираться в обратный путь. Он, не торопясь, одел сапоги, теплый ватник и хотел перешагнуть порог. но тут, вспомнив что-то, снова повернулся к членам бригады.
- Вот память какая!.. - досадливо поморщился Атамурад, - забыл сказать: стройка-то наша объявлен на Всесоюзной, ударно-комсомольской! Уже люди едут отовсюду. Пока устраиваются там, в поселке "Союз", рядом с Геок-Тепе. Так что… имейте в виду…
Все поняли, конечно, что хотел сказать последней фразой Атамурад. Вы, мол, ребята, все тут молодые. Вот и надо доказать, что стройку-то не зря назвали комсомольской, да еще ударной. Надо, мол, постараться на совесть.
Прораб вышел. Было слышно, как под его сапогами заскрипел сухой морозный снежок.
Теперь бульдозеристы ждали только тепла, погожих дней. Сарсан Кенганов почти потерял сон. Он каждую ночь вставал до света, выходил из домика и глядел на юг, на звездное небо над горами, ожидая увидеть летящих на север белых гусей, услышать их крик, как добрую весть о весне.
И однажды он увидел их. Они летели высоко в небе, в розовом свете зари. В предутренней тишина Сарсан отчетливо услыхал, как с высоты долетел на землю густой и мягкий голос вожака стаи. И дрогнуло, затрепетало сердце Сарсана. С возгласом: "Весна! Весна! Гуси летят!" - он вбежал в домик и разбудил всю бригаду.
Джума вышел на крыльцо, внимательно оглядел небо и оказал:
- Ты сумасшедший, Сарсан! Где ты увидел гусей? Это приснилось тебе. Иди-ка лучше спать.
А к вечеру горы окутались туманом. Побледнели и слегка потемнели на склонах снега. С юга повеяло теплом.
Сарсан оказался прав.