Однажды, когда она уже твердо стояла на ногах, Ларри посадил ее в машину и куда-то повез. За окнами мелькали однотипные щитовые домики среди невозделанной темно-красной земли. Машина остановилась возле одного из них.
- Это моя дочка Лола, - сказал Ларри женщине с черными прямыми волосами, которая неподвижно сидела на лавке возле дома. - Она тяжело болела и потеряла память. Она очень долго болела. Посмотри ее, Нерис. У меня нет никого на всем белом свете, кроме Лолы.
Женщина похлопала рукой рядом с собой, приглашая девушку сесть.
- Зачем тебе нужно знать прошлое? - спросила женщина.
- Мне страшно ночами, если я сплю одна. Я вижу какие-то лица, слышу голоса, но я не знаю, кто это.
- Ты молодая. Ты должна спать с мужчиной, - перебила ее женщина. - Почему ты не спишь с мужчиной?
- Мне это надоедает. Это скучно. Мое тело хочет этого. Моя душа этого не хочет.
Женщина усмехнулась.
- Это не должно надоедать. Слушай, что велит тебе тело. Душа непостоянна, как ветер. Без любви к мужчине прожить нельзя.
- Я никого не хочу любить! - страстно возразила она.
Женщина взяла ее руки в свои и крепко их сжала.
- У тебя есть враги, Лола? - спросила она, глядя ей в глаза.
- Что это такое?
- Люди, которые сделали плохо тебе или твоим родным. У каждого человека должны быть враги.
- Я не знаю, где мои родные. Не помню, что с ними случилось.
- У тебя есть отец, Лола. Я знаю человека, который сделал зло твоему отцу.
- Его зовут Ронни? - спросила она.
Женщина словно не слышала ее вопроса.
- Ты должна ненавидеть этого человека, Лола. Так устроена наша жизнь. Два полюса - любовь и ненависть, а между ними натянута тугая струна. Мы идем, держась за нее. Мы получаем от нее жизненную силу. Тот человек, который не может любить и ненавидеть, не должен жить среди людей. Пускай он уходит в лес.
Женщина встала и зашла в дом.
- Нерис приходится мне троюродной сестрой, - сказал Ларри. - Она очень умная. Она поможет тебе, Лола.
Нерис вышла минут через пять и протянула Ларри кривой желтый корень.
- Потолки его в фарфоровой ступке и давай Лоле каждый четверг в тот момент, когда солнце касается земли напротив твоего дома. Одну щепотку. - Она положила руку девушке на голову и сдавила ее пальцами. - Запомни, Лола: это очень тугая струна. На одном конце - любовь, на другом - ненависть. Ненавидь врагов, люби друзей. Не на словах, Лола. Жизнь человека состоит из поступков, как бусы из отдельных бусинок. Нанизывай их на эту струну. Любовь и ненависть. Ненависть и любовь…
Ларри спросил уже в машине:
- А ты не боишься вспомнить то, что забыла?
Она пожала плечами и чему-то улыбнулась.
- Смотри, дочка. А то ведь существуют такие вещи, о которых лучше навсегда забыть. Да и ни к чему сильно любить в этом паскудном мире. - Он тяжело вздохнул и стукнул по рулю кулаком. - Без любви оно свободней как-то живется. А вот ненависть я никак в себе не могу преодолеть. Она бурлит во мне, как кипящее масло. - Он повернулся к девушке и пристально посмотрел на нее. - А что если, Лола, ты поможешь своему отцу? Как-никак я тебе родственником прихожусь. - Он подмигнул ей. - Сможешь, а?
Миссис Редфорд подкатила к террасе на розовом "ягуаре", и Билл, швейцар, бросился со всех ног открывать дверцу. Она вышла из машины, опираясь на его руку и озабоченно огляделась по сторонам.
- Мистер Кенвуд дома? - спросила она, не глядя на Билла.
- Нет, мэм. Он еще не появлялся.
Она хотела спросить что-то еще, но передумала и стала подниматься по пологой лестнице на террасу.
Это была худосочная молодящаяся особа далеко за средние года. Над ее стройной фигурой, затянутой сейчас в тончайший лиловый креп, судя по всему, тщательно поработали массажисты, диетологи и модельеры.
- Юджин! - позвала она, едва переступив порог террасы. - Мама привезла тебе коричный ликер и яблочный пирог. Ау, Джинни, спускайся из своей башни.
Миссис Редфорд сняла перчатки и со злостью швырнула их на белый кожаный диван. Потом сорвала с головы шляпу и бросила ее на стол.
Откуда-то из глубины дома появился хмурый заспанный молодой человек в шортах и полосатой майке. Он был высок и угловат, как подросток, хотя на вид ему можно было дать лет двадцать пять, если не больше.
- Ты где-то была, мама?
- Боже мой, Джинни, мы должны были вместе поехать к профессору Шлобски, но ты, как всегда, проспал. Пришлось мне отправиться туда одной и выслушивать дурацкие рассуждения этого вертлявого гомика.
- Мама! - укоризненно воскликнул Юджин.
- Ах, прости, Джинни, я совсем забыла. - Она изобразила на своем лице невинную улыбку. - Скажем так: этого старого импотента.
- Он был замечательным портретистом, мама, - сказал Юджин.
- Ох уж это мне прошедшее время! Я привыкла ценить человека за те достоинства, которыми он обладает в данный момент. - Миссис Редфорд с тщательно вымуштрованной грацией опустилась в шезлонг и достала сигарету. Юджин нагнулся и щелкнул зажигалкой.
- Мой отец тоже был хорошим портретистом. Время так беспощадно к людям, мама.
- Что ты хочешь этим сказать? Я тоже живу в том же времени, но, как мне кажется, сохранила и красоту, и ясность ума.
- Но тебе уже не двадцать лет, мама, - тихо сказал Юджин и повернулся, чтоб идти.
- Не уходи! - Окрик миссис Редфорд прозвучал властно, и Юджин замер на месте. Она бросила недокуренную сигарету на пол и вскочила с шезлонга. - Отвечай: ты снова болтался в этом вонючем притоне гомиков и трансвеститов?
- Я много раз говорил тебе, мама: тебя это не касается. Я никогда не вмешивался в твои отношения с любовниками.
- Я живу здоровой, полнокровной жизнью, Джинни. Меня любили и продолжают любить настоящие мужчины. Ты же липнешь ко всяким извращенцам и прочим уродцам. Я была бы очень рада, заведи ты интрижку с какой-нибудь здоровой девчонкой из приличной семьи, и никогда бы не стала вмешиваться в ваши отношения.
- Оставим этот разговор, мама, - примирительным тоном сказал Юджин.
- Нет! - Голос миссис Редфорд звучал на истеричной ноте. - Я не могу наблюдать, как моего единственного милого мальчика все сильнее и сильнее затягивает в пучину мерзости и гнусного разврата. Я твоя мать, и я должна вызволить тебя оттуда. Я сделаю это даже, если потребуется, ценой собственной жизни.
- Не надо громких слов, мама. Каждый человек волен жить так, как ему хочется. Тем более, я никому не делаю зла.
- Ты делаешь зло себе! - Она подскочила к сыну и, взяв в обе руки его лицо, поцеловала в подбородок, потом в губы. - Мой милый мальчик! Кроме тебя, у меня нет никого на всем белом свете.
- У тебя есть Ронни. - Юджин слегка отстранился. - Он настоящий мужчина, а не уродец и извращенец, как ты называешь моих друзей.
- Ты всегда ревновал меня к моим приятелям! Ты мне попросту завидовал!
- В какой-то мере ты права, мама. Среди мужчин, с которыми ты спала, попадались интересные и неглупые люди. Меня влечет к одаренным и ярким натурам.
- Ронни говорит, ты завиваешь волосы и подкрашиваешь глаза, чтоб соблазнить его. - Миссис Редфорд не спускала глаз с лица сына. - Кое-кто из твоих друзей, говорит Ронни, открыто приставал к нему на последней вечеринке.
- Ронни выпил лишнего, и у него разыгралось воображение. - Похоже, Юджин слегка смутился. - Мама, я должен закончить этот портрет до вечера. Разреши мне подняться к себе.
- Ах, какие пустяки! - Она игриво похлопала сына по щеке. - Давай лучше присядем и выпьем по рюмочке твоего любимого ликера. Нам с тобой не так уж и часто случается побыть вдвоем.
Юджин покорно сел за столик. Лакей принес две рюмки, фрукты, открыл бутылку.
- Профессор Шлобски пообещал выступить на открытии салона. Ему нравится твоя манера, только он считает, что тебе не хватает темперамента.
Юджин вздохнул и откинулся на спинку дивана.
- Мой мальчик, это потому, что ты голубой. - Миссис Редфорд протянула руку и попыталась дотронуться до плеча сына, но он успел отодвинуться. - Тебе нужно срочно влюбиться, Джинни. Ну, хотя бы для начала в какую-нибудь симпатичную мулатку. Эти девчонки со стройными щиколотками и острыми высокими грудками умеют завести любого мужчину, если он еще не старый пень.
- Мне не нравится с женщинами, мама.
- Почему?
- Они все очень развратные и пошлые. Даже совсем юные школьницы.
Миссис Редфорд деланно рассмеялась.
- Мой мальчик, просто они привыкли получать от занятий сексом удовольствия по максимуму.
- Они не знают, что такое любовь, мама.
- Это и есть любовь, Джинни. Два тела сливаются в оргазме. Разве этого мало?
- Мало. В любви должно преобладать духовное начало. Если бы я повстречал девушку, умную и чистую душой, я бы, наверное, не прошел мимо. Но уже поздно говорить об этом, мама. Чистая девушка никогда не сможет меня полюбить, ну а другие меня не интересуют.
- Что за ерунду ты несешь! Почему тебя не сможет полюбить, как ты выразился, чистая девушка?
- В представлении большинства людей гомосексуализм - страшный порок и извращение, мама. Иногда мне кажется, что это так и есть.
- Брось. У тебя сегодня мрачное настроение. Смотри, сюда идет Ларри. А кто это с ним? Ты, случайно, не знаешь?
Юджин посмотрел в направлении ворот. По аллее шел сторож и рабочий их ранчо Ларри Иванс. И молодой человек с длинными волосами, стянутыми сзади резинкой.
- Ничего себе! - Лицо Юджина оживилось. - Интересно, где это наш папаша Крот отхватил такой экспонат?!
- Джинни, веди себя прилично. Еще тебе не хватало вступить в гомосексуальную связь с кем-то из моих слуг.
- Но этот парень не служит у тебя, мама. Иначе бы я давно его приметил.
- Тише, мой мальчик, они идут сюда. И прошу тебя, не смотри на этого сопляка так пристально. Начнутся всякие пересуды и сплетни.
Между тем Ларри и его молодой спутник уже поднимались на террасу. Миссис Редфорд отметила, что ее сторож вырядился в новую рубашку и хорошо отутюженные брюки.
Поставив ногу на последнюю ступеньку, Ларри снял шляпу. Парень вынул руки из карманов и поднял голову повыше. Миссис Редфорд бросилось в глаза, что у него нежная, как у юной девушки, кожа.
- Мэм, я пришел сказать вам, что не смогу у вас работать, - с места в карьер начал Ларри. - Кстати, мэм, это мой сын Патрик.
- Сын? - Миссис Редфорд удивленно округлила глаза. - Но ты всегда говорил, что одинок, как пень на лесной опушке.
- Я так думал до недавних пор, мэм. А он вдруг взял и объявился. Уже совсем взрослый и хороший мальчишка. - Ларри обнял парня за плечи и привлек к себе. - Лицом больше на мать похож, а характер мой унаследовал. Так вот, мэм, приехал я сказать вам, что мы с Пэтом послезавтра уезжаем в Санта-Монику. Пэт любит рисовать и хочет стать художником, а у меня там дружок старый живет, преподает в колледже рисование. Он согласился позаниматься с моим Пэтом.
- Но к чему такая спешка, Ларри? Мы к тебе привыкли, да и найти нового сторожа не так просто. - Миссис Редфорд улыбнулась ему той самой улыбкой, от которой во времена ее молодости таяли все без исключения мужчины. - Я как раз собиралась прибавить тебе жалованье.
- Спасибо, мэм, но мой Пэт такой нетерпеливый. Он считает, чем раньше он приступит к занятиям, тем скорее добьется успеха.
- Но это же замечательно! - воскликнул Юджин, все это время не сводивший глаз с Патрика. - Одержимость и талант - главные составные части успеха в любом искусстве. Мама, мы обязательно должны познакомить Патрика с профессором Шлобски. Пэт, у тебя есть что показать мистеру Шлобски?
- Сейчас принесу.
Патрик вернулся к стоявшей на аллее машине и достал завернутый в полотенце холст. Он поставил его возле шезлонга и снял полотенце.
Сиреневые цветы подняли свои головки навстречу солнцу. На их длинных изогнутых листьях ослепительно блестели капельки росы.
- Замечательно! - воскликнул Юджин. - Мама, взгляни, как умело положены краски. Нет, ты взгляни внимательней! - Он даже не пытался скрыть возбуждение. - Патрик, - обратился он к парню, - где ты изучал живопись?
- Я самоучка. Я с детства люблю копировать чужие картины.
- Но ведь кто-то должен был хотя бы научить тебя, как правильно держать кисть и смешивать на палитре краски!
- Я видел, как это делали профессиональные художники, читал учебники. Я….
Патрик вдруг замолчал и отвернулся.
- Невероятно! Впервые сталкиваюсь с подобным явлением. Я занимаюсь живописью с пяти лет. У меня отец был известный художник.
- У меня тоже. Отчим.
- Мистер Редфорд, у Пэта было нелегкое детство. Я стараюсь не спрашивать у него о том, что когда-то было с ним. Когда захочет, сам расскажет.
- Да, да, Ларри, ты прав. У тебя есть еще какие-нибудь работы? - обратился он к Патрику.
- Они остались… дома. Эти цветы я написал уже здесь, - почти шепотом ответил он.
- Вам нет нужды ехать в Санта-Монику, Ларри. Я сам буду заниматься с вашим сыном. Как вы знаете, я закончил колледж изящных искусств в Далласе и выставлял свои работы в Сан-Антонио и Атланте.
- Спасибо, мистер Редфорд, но мы люди небогатые и у нас не хватит денег платить вам за уроки, - сказал Ларри.
- Но я не собираюсь брать с вас деньги! Я буду очень рад заниматься с таким одаренным мальчиком. Мама, скажи, тебе ведь тоже нравятся эти цветы?
Миссис Редфорд скривила губы. Ее раздражала восторженность Юджина, которую он проявлял совсем не к месту. Ларри и его сын были другой - низшей - породы. Она прекрасно понимала, что ее голубой сын, как говорится, положил глаз на этого смазливого мальчишку.
- Неплохо, - выдавила она, не желая вступать с Юджином в конфликт в присутствии слуг. - А ты уверен, что у тебя есть время давать регулярно уроки живописи?
- Конечно. - Юджин рассеянно кивнул. Он только что сделал открытие, что у Патрика очень красивая линия плеча и шеи. Он непременно должен написать его портрет до пояса.
- Что ж… - Миссис Редфорд зажгла сигарету и отошла в сторону. - Я не в силах помешать тебе сделать то, что ты так или иначе сделаешь, - тихо сказала она.
Это означало, что миссис Редфорд умывает руки.
- Почему ты никогда не купаешься в бассейне, Пэт?
- Я не люблю плавать. - Патрик вздохнул и положил кисть на мольберт. От интенсивных занятий ныло запястье.
- Странно. У тебя такое гибкое и сильное тело. Почти как у профессиональных пловцов. И в шортах ты никогда не ходишь.
- Я стесняюсь.
- Это из-за того, что я голубой? Ты думаешь, я гляжу на тебя похотливым взглядом и рисую в воображении сексуальные картинки? Это так, Пэт?
- Может быть. Я не знаю.
- О, эти предрассудки! Я всегда страдал от них. Все думают, что если ты голубой, ты все время только и занимаешься тем, что совращаешь подростков и ищешь интимных связей с себе подобными. А ведь все совсем не так. Мы, голубые, гораздо реже занимаемся самим процессом физической любви, чем гетеросексуалы. Просто нам нужно чуть больше ласки, чем всем остальным людям. У нас более ранимые и страдающие души, и нам хочется утешения и забвения. Но мы умеем по-настоящему дружить и дорожить дружбой. Пэт, ты знаешь, я испытываю к тебе самые чистые дружеские чувства.
Патрик внимательно вглядывался в стоящий перед ним холст. Белые флоксы прозрачно светились в лунном свете. Из низкого окна сквозь их заросли смутно вырисовывались очертания строения, похожего на башню средневекового замка. Вдали поблескивала вода.
- Что это? - спросил Юджин, подойдя к холсту. - Я никогда не видел ничего подобного в здешних краях. Ты видел это там, где вырос?
- Наверное. Я не помню точно. Я болел какой-то странной болезнью. Я все забыл, но эта картина часто появляется у меня перед глазами. Я попытался ее запечатлеть. Мне кажется, получилось не совсем так…
Он грустно опустил голову.
Юджин встал на колени и попытался заглянуть Патрику в глаза. Тот прикрыл их ладонью.
- Ты скрываешь что-то от меня, Пэт. Это очень личное?
- Да.
- Я не стану лезть тебе в душу. Но у меня такое ощущение, будто ты все время порываешься мне что-то сказать. Это так?
Патрик кивнул.
- Все останется между нами, понимаешь?
Патрик снова кивнул.
- Это касается Кенвуда? О, я угадал! Ну да, ты тоже заметил, что этот тип вертит моей матерью, как хочет. Она одна этого не замечает. Или не желает замечать.
- Она принадлежит к той породе людей, которые не умеют взглянуть на себя со стороны.
- Здорово подмечено, Пэт. Как это мне раньше не пришло в голову? Да ты просто молодчина.
Он ласково похлопал Патрика по спине.
- Я сам только сейчас понял это.
Щеки Патрика вспыхнули ярким румянцем.
- Ты очень наблюдательный, Пэт. И не погодам развитой. Сколько же тебе лет?
- Я родился в семьдесят шестом году десятого июля.
Патрик вздрогнул и испуганно огляделся по сторонам. Опять этот голос. Последнее время он все чаще и чаще пытается ему что-то подсказать.
- А я думал, тебе лет шестнадцать, не больше.
- Наверное, это потому, что я долго болел.
- Бедняжка. Но ты быстро наверстаешь то, что потерял за время болезни. - Юджин вздохнул. - Я тоже долго болел после смерти отца. Я так любил его, Пэт. Он умер внезапно и при очень странных обстоятельствах. Я по сей день не верю в то, что мой отец, этот удивительный оптимист и жизнелюб, мог застрелить свою любимую овчарку Зельду, которая была с ним неразлучна, а потом себя. Он не оставил мне даже двух строчек. А ведь мы с ним были очень близки. Во всем виноват этот Кенвуд. О да, я точно это знаю. - Юджин хлопнул ладонью по подоконнику. - С тех пор, как этот тип появился в нашем доме, здесь все пошло наперекосяк. Как ты думаешь, Пэт, Кенвуд любит мою мать?
- Нет. - Патрик энергично замотал головой. - Он притворяется. Ему что-то нужно от нее.
- Мне тоже иногда так кажется, но я уговариваю себя не фиксироваться на этом. Иначе в один прекрасный момент меня может прорвать и я наговорю лишнего. Как ты думаешь, Пэт, их связывает только постель или между ними более глубокая связь? Только говори честно - ненавижу всякие недомолвки между друзьями.
- Мне кажется, за всеми нашими поступками проглядывает сексуальный мотив. Так говорил кто-то из моих знакомых.
Патрик зажмурил глаза и затряс головой, точно пытаясь избавиться от каких-то мыслей или воспоминаний.
- Что с тобой? Увидел призрак?
- Она шла по аллее, закрывая собой кусты. Это был не призрак. Это была живая женщина.
Лицо Патрика вдруг побелело. Если бы не подоспевший вовремя Юджин, он бы наверняка ударился затылком о подоконник.
Юджин осторожно уложил Патрика на диван и стал расстегивать пуговицы рубашки. Потом он вспомнил, что в таких случаях нужно дать глотнуть чего-нибудь крепкого и бросился к холодильнику, где была бутылка с джином. Его руки сильно дрожали, когда он попытался влить Патрику глоток. Джин пролился на грудь и волосы Патрика.
- Что с тобой? - теребил Юджин друга. - Я сейчас позову доктора.
- Не надо. - Патрик открыл глаза и сказал что-то на незнакомом Юджину языке.
- Что?
- Это был не призрак. Это была моя сестра.