- А парламент? - спросила я. - Не мог бы он разъяснить юному королю?..
О Господи! Опять толчок… Неужели схватки?.. Нет, не надо!.. Повремени!..
- Члены парламента неохотно идут на это, - ответил Уорик. - Все они подданные короля и не могут или не хотят портить с ним отношения еще до того, как он окончательно вступит в свои права.
- Вас он должен послушать, миледи, - вновь заговорил кардинал. - Вы его мать и можете говорить с ним не как подданный с королем.
- Да, понимаю, - сказала я. О Господи, когда они уйдут?!
- Для этого мы и потревожили вашу милость и надеемся, вы сумеете наставить короля на истинный путь, чем принесете огромную пользу и ему, и всей стране.
Это произнес, кажется, Уорик, а кардинал добавил:
- Он обязательно послушает вас.
- Я поговорю с ним, - сказала я и не узнала своего голоса.
- Благодарим вас, миледи, и лучше, если этот разговор состоится как можно скорее.
- Как только я буду лучше себя чувствовать, - обещала я.
- Не сомневаюсь, - сказал Уорик, - что, если бы король знал о вашем самочувствии, не замедлил бы навестить вас, чтобы выразить сыновнюю озабоченность и почтение.
- Я бы предпочитала увидеться с ним, когда буду на ногах, - ответила я. - Даю вам слово, милорды, что, как только поднимусь с постели, немедленно отправлюсь к сыну…
Я думала, они никогда не уйдут. Кардинал, большой знаток этикета, считал, видимо, неприличным покинуть меня сразу после того, как закончена деловая часть разговора. Но мой измученный вид все-таки ускорил их отъезд.
Мы все вздохнули с облегчением: еще одна опасность миновала. Мои женщины стояли у окна, провожая взглядом удалявшуюся от нашего замка кавалькаду, пока та совсем не скрылась с глаз.
Снова везение осталось со мной - потому что всего через несколько часов после отъезда гостей у меня начались родовые схватки.
В тот же день появился на свет крошка Оуэн.
Слава Богу, и на этот раз все благополучно окончилось и ребенку был обеспечен нужный уход. И вновь со всей остротой встал вопрос, что же нам делать. Ведь еще некоторое время я не смогу вставать и далеко отходить от постели, а уж тем более совершать длительные переезды. Но если так, мой сын Генрих по совету кардинала и Уорика скорее всего сам явится ко мне с визитом, и, разумеется, не один, а с немалой свитой, среди которой могут найтись весьма любознательные и пронырливые личности, которые сумеют многое разузнать и разнюхать в таком небольшом месте, как Хэдем.
Мы рассматривали всевозможные варианты. Сумею я проделать путешествие, если всю дорогу меня будут нести на носилках? Однако можно ли лишить родившееся дитя его матери, да еще на столь длительное время? Но если Генрих приедет в Хэдем, куда девать трех моих детей - Эдмунда, Джаспера и Джесину, не говоря уже о новорожденном Оуэне? Куда спрятать?.. От посторонних глаз еще как-то возможно, а от болтливых языков?..
Не слишком трудным оказалось обвести вокруг пальца кардинала или графа Уорика, приезжавших с тремя-четырьмя сопровождающими, но огромная свита короля… А если с ним прибудет герцог Глостер?.. О Боже!
Гиймот быстрее всех нашла выход и подтолкнула к решению. Она отправилась в ближайшую деревню и отыскала там румянощекую кормилицу. После чего все согласились с тем, что она, две Джоанны и Агнесса со всеми детьми отправятся в замок Хатфилд, где и пробудут до окончания визита короля.
Мы не ошиблись в своих предположениях: прошло совсем немного времени, и мы узнали, что в наших краях идет королевская охота, по окончании которой Генрих пожалует ко мне, так как слышал о моем длящемся нездоровье и хочет повидать меня.
Узнав об этом, мы вздохнули с некоторым облегчением: такое большое число людей, сопровождавшее короля, не сможет разместиться в скромном Хэдеме, а значит, они не задержатся надолго и у них не будет времени что-либо разведать, даже если очень захотят.
Наибольшее беспокойство вызывало у Оуэна предположение, что кто-то из придворных может ненароком услыхать разговоры в той деревне, откуда Гиймот наняла кормилицу - молодую крестьянку, только что родившую сына, во вместительных грудях которой достаточно молока для двух, если не больше, малюток.
Итак, мои женщины с детьми покинули замок, но я почему-то не испытала облегчения. Тяготило меня какое-то дурное предчувствие.
Оуэн, сидевший у моей постели, взял меня за руку и, ощутив судорожное биение пульса, сказал:
- Ты очень взволнована, дорогая.
- Оуэн, - ответила я, - мне страшно.
- Все будет хорошо. Дети в безопасности под надзором Гиймот. Им ничего не грозит.
- Эта наша тайная жизнь… Я устала от нее. И я боюсь… Еще больше боюсь. Хотя иногда забываю о страхе. Вернее, кажется, что забываю.
- Мы ведь знали, что перед нами встанут и всегда будут трудности. Разве не так, Екатерина?
- Да, - ответила я.
- И все же пошли на риск. Решили пойти. Верно, дорогая? И никогда не сожалели об этом.
- О, конечно. Но мне хочется обычной простой жизни… как у других. Просто я немного устала, милый.
- У всех свои трудности, - сказал он. - Те, что выпали на нашу долю, мы должны встретить с открытым забралом. И, что бы ни случилось, моя любовь, следует помнить: нам вместе хорошо, мы с тобой прожили счастливые годы…
- Как ты в этом прав, мой милый! Все эти годы… что так быстро прошли… они оказались просто чудесными!
- И впереди у нас такие же, Екатерина. Не рассуждай так, будто все уже в прошлом. Мы живы, мы рядом друг с другом… с нашими детьми, которые растут у нас на глазах. И мы состаримся вместе, будем жить счастливо до самого конца. Не многим людям достается такое счастье, какое знаем мы…
- Это правда! Такое нельзя забыть.
- И не нужно бояться. Не нужно страшиться приезда твоего сына. Он никогда не причинит тебе зла. Все будет хорошо. Наши дети уехали в надежное место, откуда вскоре вернутся… Все будет хорошо, - повторил Оуэн.
Я откинулась на подушки. Спокойствие вернулось ко мне. Спокойствие и уверенность, что все будет благополучно в нашей жизни - для детей, для меня, для Оуэна.
С нетерпением ожидала я приезда моего сына-короля.
Он прибыл в один из ближайших дней, после полудня. К этому времени, я надеялась, мои маленькие дети уже спокойно достигли Хатфилда и находятся там в полной безопасности под присмотром верной Гиймот и трех других женщин.
Прибытие короля ознаменовалось торжественным звуком труб. Я представила, как все обитатели моего жилища выстроились внизу для встречи, как мой сын, сопровождаемый большой нарядной свитой, проходит перед ними.
Он сразу же поднялся ко мне в спальню. Его сопровождали двое придворных, по-видимому, постоянные стражи, к неизменному присутствию которых он уже привык.
Мое сердце дрогнуло, когда я увидела его. За время нашей разлуки он еще больше повзрослел, хотя оставался мальчиком. Ему было сейчас около четырнадцати.
Величественным жестом он отпустил сопровождавших, после чего приблизился к моей постели.
- Что с вами, матушка? - спросил он обеспокоенно.
- Мне уже значительно лучше, дорогой, - ответила я.
Он взял мои руки в свои и поцеловал.
- Как приятно снова увидеть вас.
- Я могу лишь сожалеть, что мы видимся так редко, - был мой ответ.
- Расскажите о вашей болезни, - попросил он.
- Ничего страшного. Через неделю все пройдет, так меня заверили. Просто небольшая слабость.
- Но что? Какая болезнь?
Я пожала плечами, не зная, что сказать.
- Разве врачи не говорят вам? Они сами не знают? Я пришлю своего врача.
- Нет, нет, не нужно. Из-за таких пустяков… Ни в коем случае.
Он выглядел таким обеспокоенным, что я с улыбкой добавила:
- Уж не думал ли ты застать меня на смертном одре?
- Не говорите так!
Милый маленький король! Как бы мне хотелось сказать тебе всю правду и потом повести в детскую и познакомить с твоими братьями и сестрой, с малюткой в колыбели… Которые никуда бы не уезжали, не скрывались, словно преступники, при известии о приезде их старшего брата!..
- О, Генрих! - сказала я. - Как печально, что жизнь устроена таким образом, что мы не можем быть всегда вместе! Почему в простых семьях никто не вынуждает детей расставаться с родителями?
- Я бы навещал вас чаще, если бы мог, - отвечал он.
- Знаю, мой дорогой. Знаю, ты не забудешь свою мать, которая так счастлива, когда видит тебя.
- И я счастлив, миледи, всякий раз, как могу себе позволить лицезреть вас.
- О, как любезна твоя речь! Наверное, этому учит тебя твой дядя Глостер?! - Он улыбнулся и кивнул, а я продолжала: - Тебе нравятся его уроки? И вообще проводить с ним время?
- Да, очень. Никто так не знает литературу, как он! А как умеет рассказывать про все!
- Тебя всегда больше интересовали книги, мой мальчик, нежели верховая езда, охота, стрельба из лука или обращение с другим оружием, не так ли?
- Конечно, ведь книги куда интересней.
- Но граф Уорик так не думает?
Мой сын хмыкнул. - Он полагает, что чтение - только лишняя трата времени. А сам не отличает Данте от Аристотеля.
- Однако это не мешает ему быть хорошим наставником?
- Да, матушка.
- Но ты предпочитаешь беседовать с герцогом Глостером?
- Ну конечно. Он столько всего знает о разных вещах. Не только о войнах. От них я устаю, а от книг - никогда.
- А кардинал? - спросила я. - Тоже утомляет тебя?
- Он такой же, как Уорик. Кроме войны, ни о чем другом не говорит. Мой дядя Глостер считает, что я напрасно так много времени провожу с ними и слушаю их.
- Но они желают тебе только добра.
- Дядя говорит, не следует давать им слишком много воли, не то совсем замучают меня своими советами и наставлениями. Еще он считает, они нарочно держат меня за маленького и не позволяют править, как мне полагается.
- Генрих, но ты и в самом деле еще не очень большой.
- В декабре мне исполнится четырнадцать!
- Это не тот возраст, в котором можно взять в руки все бразды правления страной.
- Дядя поможет мне.
- Он это сам предлагает?
- Конечно. Говорит, что довольно мне быть ребенком и подчиняться другим. Что я уже умею решать многие дела вполне разумно - это видно по моему выступлению в парламенте, когда я примирил его с кардиналом. А если будет что-то совсем трудное, он всегда согласен прийти мне на помощь.
- Вот он как говорит… - вырвалось у меня.
- Он очень, очень умный человек, матушка. И умеет очаровать людей. Такой веселый, остроумный. Все его любят.
- Не совсем все, - сказала я. - Кардинал и граф Уорик, наверное, не очень. И, полагаю, найдется еще немало тех, кому он не слишком нравится.
- Ну и пусть. А я король, и мне он по душе.
- Да, ты король, но у тебя большая страна, в которой разные люди с разными мыслями. И править ею нужно с большой осторожностью и немалым умением, иначе недолго до беды, мой мальчик. Бывает, короли теряют свои короны. Необходим большой жизненный опыт, Генрих, чтобы вести государственные дела. А опыт приходит с возрастом.
- Но я же говорил, матушка, Глостер вызвался помогать мне.
- Как бы его помощь не оказалась для тебя губительной, мой милый. Я говорю это только потому, что беспокоюсь в первую очередь о тебе. И хочу, чтобы ты сделался таким же великим и любимым народом правителем, как твой отец.
- Я тоже хочу этого.
- Тогда не нужно браться за то, к чему еще не готов и не можешь быть готовым по возрасту.
- Матушка, но я ведь уже говорил не один раз: дядя Глостер поможет мне! Я не буду один.
- Твой дядя хочет править страной под твоим именем, вот чего он добивается. Он очень честолюбив. - Моя неприязнь к Глостеру вырвалась из-под контроля. - Ты еще многого не понимаешь, доверяя ему.
- О нет, нет, Глостер не такой!
- Хорошо, оставим это. Но мой тебе совет - прислушивайся к мнению лордов и парламента и не порывай отношений с Уориком и кардиналом. Ни в коем случае! Это твои верные наставники! Они, ни на что не претендуя, поведут тебя в нужном направлении. Хуже всего для короля, если его взгляды и дела идут вразрез с мнением народа и парламента. С годами ты сам поймешь. А пока думай больше об учении и забавах и не поддавайся на лесть, даже если она исходит от очень близких людей.
Он смотрел на меня, не скрывая удивления.
- Генрих, - заговорила я снова, - как бы ты ни относился к моим словам, знай, что произносит их твоя любящая мать, и она хочет, чтобы в твоей судьбе и в судьбе твоей страны все всегда оставалось хорошо. Веришь ты мне?
- О да, да! - воскликнул он горячо.
- Тогда обдумай, что я тебе сказала, и постарайся последовать моим пожеланиям. Вполне возможно, парламент и Королевский совет укажут тебе, что ты еще слишком молод для самостоятельных решений. Ради Бога, не принимай это за оскорбление, будь разумным и согласись с ними. Следуй во всем их советам, а не того, кто тебе приятен, кто любезен, остроумен и весьма начитан. От него-то и может прийти беда, он и может стать причиной гражданской войны в стране.
- Войны! - вскричал он. - Я ненавижу войну! Я не хочу воевать во Франции. Не хочу быть ее королем.
- Это прекрасно, мой мальчик, - сказала я. - Прекрасно, что ты ненавидишь войну всей душой, ибо она не приносит ничего хорошего ни победителю, ни побежденному. Да и долго ли победитель остается победителем?
Он кивнул с серьезным видом, соглашаясь со мной.
- Генрих, - проговорила я, решив закончить разговор на эту тему, - то, что я советовала, диктовала мне любовь к тебе. Ты понимаешь?
- Конечно, матушка.
- Поэтому надеюсь… все сказанное останется между нами.
Он снова поцеловал мне руки.
- Неужели я стану делиться с кем-то?
- Ты последуешь моему совету и не станешь…
- Я не стану стремиться к власти, - ответил он, - для которой еще не созрел.
- Скоро, очень скоро ты вырастешь и успеешь ею воспользоваться, - сказала я с грустью.
Мы помолчали.
- Дорогая матушка, - сказал он потом. - Отчего вы все время живете в сельской местности? Я так хотел бы видеть вас при дворе.
- Меня устраивает моя жизнь, Генрих.
- Но нам бы следовало чаще встречаться.
- Конечно, мой милый.
- Значит, мы будем видеться. Верно, матушка?
Я печально улыбнулась. Если бы только это стало возможно! Если бы произошло чудо! Но его нечего ждать и не на что надеяться…
На прощание я повторила просьбу о том, чтобы он не спешил брать на себя обязанности главы государства и согласился с членами парламента, когда те предложат ему повременить.
Генрих же повторил свое предложение прислать мне своего врача, но я снова отказалась, усердно убеждая его, что мне значительно лучше. Особенно после нашей встречи. И в этом я ему не солгала.
От королевского визита у меня осталось самое приятное впечатление, и я была уверена, что ни мой сын, ни его придворные не заметили ничего предосудительного или подозрительного ни в ком и ни в чем, что окружало их в Хэдеме.
Глава 11
СМЕРТИ ВО ФРАНЦИИ
Как только Генрих со своей свитой выехал из замка, ко мне в спальню вошел Оуэн, которому я рассказала о состоявшемся разговоре, и он тоже остался доволен отношением к нему Генриха.
- Мы немедленно пошлем гонца в Хатфилд, - сказал он, - пускай передаст Гиймот, чтобы та возвращалась с детьми.
- Ах Гиймот, - вздохнула я, - что мы делали бы без нее!..
В ожидании их возвращения я пребывала в спокойно-радостном состоянии, много спала, потому что еще не вполне оправилась после родов, и думала главным образом о детях. О том, как услышу топоток их маленьких ног, звонкие голоса сыновей, лепет дочери, милое личико новорожденного… Как он там? Надеюсь, хорошо перенесет дорогу и будет весьма доволен молоком своей краснощекой кормилицы.
И вот наступил день, когда они вернулись. Меня пробудил от дремоты звон конских подков по мощеному двору перед замком.
Сейчас… сейчас Гиймот приведет их всех ко мне, и сколько будет шума, возгласов, бурной радости…
Я села в постели, ожидая стука в дверь и их появления. И стук раздался, быстрый и тревожный. Но вошла - нет, вбежала - одна из Джоанн, а вовсе не Гиймот с детьми. Она была бледна и вся дрожала.
- Джоанна… в чем дело? - обратилась я к ней.
В этот момент я увидела, как чья-то рука оттолкнула ее от двери и на пороге появился мужчина, чей недобрый властный взгляд холодно устремился на меня.
На пороге появился герцог Глостер.
- Милорд… - пробормотала я. - Как вы?..
Джоанна пыталась остановить его, заставить уйти.
- Королева плохо себя чувствует, - повторяла она. - Ей необходим покой. Врач сказал…
Не глядя на нее, он холодно произнес:
- Уйдите отсюда.
Она беспомощно взглянула на меня. Я кивнула, чтобы она подчинилась. У меня тряслись руки, мне пришлось спрятать их под одеяло.
Когда я заговорила, то удивилась, как твердо звучит мой голос.
- Не понимаю, милорд, - сказала я, - почему вы позволяете себе врываться в мою спальню?
- Потому что спешу поговорить с вами, миледи, - ответил он.
- О чем же?
Лицо у него багрово пылало от гнева. Таким я никогда не видела Глостера, хотя была наслышана о его буйном, несдержанном нраве. Может быть, он хочет убить меня? От него всего можно ожидать… Нет, наверное, не посмеет… Его ходы будут более хитрыми, но не менее жестокими.
Все эти мысли промелькнули у меня в голове, пока он проделал несколько шагов к постели, на которой я лежала.
- Я прибыл, чтобы спросить у вас, - произнес он резко, - по какому праву вы на меня клевещете королю?
Неужели Генрих рассказал о нашем разговоре? Или Глостер с присущей ему хитростью сумел выпытать у прямодушного подростка какие-то подробности нашей беседы? А возможно, его шпионы, которых он, несомненно, насадил повсюду, сообщили ему о визите ко мне Уорика и кардинала Бофорта; о дальнейшем же он мог догадываться сам по каким-то переменам в поведении моего сына…
Но если у него везде наушники и фискалы, подумала я с ужасом, то что ему стоит узнать и некоторые подробности моей жизни?.. О Боже, только не это!..
- Мне кажется, я не вполне понимаю вас, - сказала я, стараясь говорить спокойно. - Может быть, мое далеко еще не совершенное знание английского языка тому причиной…
- Вас навещал король, - произнес он медленно, чуть не по слогам, - вы говорили с ним.
- Конечно, говорила. Я так редко вижу его. И что же?
- Ваши речи вы направили против меня!
- Совсем нет, милорд. Мой сын рассказывал мне, как хорошо вы знаете римских поэтов и как ему нравится беседовать с вами о литературе.
- Вы учили его не прислушиваться к моим советам! Не обращать на них внимания.
- Вовсе нет. Мой сын спрашивал меня… он хотел знать, может ли он править страной как король. Я сказала, что конечно же, - но только когда немного подрастет.
- Вы, кажется, забыли, что король - мой племянник!
- О нет. Но он еще и мой сын.
- Я поклялся моему брату Генриху заботиться о его сыне и дать мальчику все, чего тот лишен из-за потери отца.