– Послушайте, может быть, не надо никакого "портрета"? Я всего пару недель проработал на этом заводе, и, думаю, рановато мне ещё лавры стяжать. Яков Моисеевич, напишите-ка, лучше, "портрет" какого-нибудь старого заслуженного работника… Солодовщицы тёти Дуси, например…
В планы Аполлона вовсе не входило выставлять придуманную, "легендарную", так сказать, биографию на всеобщее обозрение широких масс.
– Да вы что! – возмутился Вишневский. – Старый совсем не означает заслуженный, а заслуженный – это не обязательно герой. Геройские поступки каждый день не совершаются. Уж вы поверьте мне, старому газетчику! Всю жизнь, можно сказать, я охотился за этими самыми героями… Так вы говорите, всего две недели проработали на этом заводе? Так это же замечательно! Человек только-только начал осваиваться на новом месте, сживаться с коллективом, ещё, можно сказать, никого толком не зная, уже спасает их, этих совершенно незнакомых ему людей. На такое способен далеко не каждый, даже старый и заслуженный. Уж вы поверьте мне, за годы работы в газете я научился хорошо разбираться в людях. Спасать своих близких, родных – отца, там, мать, сына, брата, свата, тёщу… хотя, нет, свата с тёщей не обязательно, – не мудрено. Это, можно сказать, врождённый инстинкт. Нет, это даже просто объективная необходимость, необходимая для продолжения рода. Это всё равно, что для курицы нести яйца, или для коровы давать молоко, или для свиньи – мя… ну, про свинью не будем… Уж так устроена природа. Я за свою жизнь сделал немало репортажей из колхозов и совхозов, и, вы уж поверьте мне, знаю, что это такое. Вот не догонит петух курицу, не снесёт курица яйцо, не вылупится цыплёнок, не вырастет новая курица – всё, цепочка оборвалась, конец куриному роду. Вы, молодой человек, любите курятину? То-то же!.. То же самое и со спасением родственников. Так что, это всё равно, что петуху догнать курицу. Это просто природный инстинкт. Одно удовольствие! А вот спасти совершенно незнакомых людей, среди которых даже могут быть враги, не думая о себе, рискуя жизнью…
Яков Моисеевич, похоже, входил в свой привычный рабочий ритм. При этом он сопровождал свой монолог очень красноречивой жестикуляцией, так что, даже заткнув уши, можно было ещё более ёмко и зримо представлять всё живописуемое им действо: вот петух догоняет курицу, запрыгивает на неё, топчет; вот курица, бедная, тужится, в муках производя на свет божий яйцо; вот из яйца вылупляется цыплёнок, расправляя затёкшие в тесной скорлупе члены…
– Так откуда, вы говорите, приехали?
– Из Закидонска, – нехотя выдавил Аполлон.
– Из Закидонска? Замечательно! Каких прекрасных богатырей плодит закидонская земля!.. Вы, конечно, успешно прошли все ступени, необходимые для нормального развития советского человека: первый звонок, внучок Ильича, вступление в пионеры, затем – комсомол, последний звонок…
Аполлон смотрел на Вишневского с удивлением, смешанным с любопытством. Те факты его биографии, относящиеся к детству и отрочеству, которые излагал корреспондент "Зари коммунизма", в его легенде не значились – видимо, в этнографическом обществе посчитали их мелочью.
А Яков Моисеевич, между тем, продолжал со всё возраставшим энтузиазмом:
– Вы по специальности варщик? Замечательно! Многие в детстве мечтают стать космонавтами, моряками, артистами… Но нашей любимой родине просто не нужно столько космонавтов и артистов. Если бы все мечтающие становились космонавтами и артистами, кто бы тогда пахал и сеял, кто бы пёк хлеб, варил сталь, добывал уголь, качал нефть, гнал само… спирт? Кто, я вас спрашиваю?
Аполлон рассеянно пожал плечами.
– Пушкин! Вот кто!.. Поэтому вы с раннего детства понимали, что не может наша родная земля обойтись без варщиков…
– Но я по специальности не варщик, а шофёр, – успел, наконец, вставить слово в свою биографию Аполлон, воспользовавшись тем, что на нос Вишневскому села муха.
– Ах, шофёр! – воскликнул тот, отогнав назойливое насекомое. – Замечательно! Это ещё даже лучше, чем варщик! Многие в детстве мечтают стать космонавтами…
Аполлон по второму кругу прослушал рассказ о своей школьной жизни, в течение которой он ежедневно мечтал стать шофёром.
– …И вот ваша мечта детства стала осуществляться… Многие с детства мечтают поступить в университеты, институты, академии, консерватории… Вы же очень хорошо понимали, что стране нужны шофера в гораздо большем количестве, чем пианисты, учёные, писатели…
Из яркого повествования Вишневского о своих отрочестве и юности Аполлон узнал, что он всю свою жизнь, в отличие от некоторых, мечтал поступить в профтехучилище, что мечта эта сбылась, и что похвальная грамота и красный диплом явились венцом его прилежания и трудолюбия.
Разморённый герой склонил голову на свою "окровавленную" грудь и стал посапывать, пока спецкор делал беглые пометки в своём блокноте.
– …И многотысячная армия доблестных советских шофёров пополнилась новым, на первый взгляд, ничем не примечательным, кадром. Работа в автоколонне в родном Закидонске. Но душа настоящего героя рвётся к новым неизведанным горизонтам, в новые дали и выси. И вот он на спиртзаводе. Понадобилось сменить профессию? Производственная необходимость? Пожалуйста! И случилось это в самый подходящий момент… Герои всегда были в первых рядах строителей коммунизма…
Через полчаса, не известная до последнего момента даже самому герою, его исчерпывающая биография оказалась в блокноте спецкора "Зари коммунизма".
Глава XIV
Факир-ягодник
По тропе, идущей позади огородов, Аполлон подошёл к висячему деревянному мостику, перекинутому через небольшую речку. Несмотря на раннее утро, было уже тепло, и Аполлон вырядился соответствующим погоде образом: на нём были только шорты и рубашка, а на ногах – сандалии.
Он огляделся. Лес был рядом, сразу за мостиком. В противоположной стороне, там, откуда он пришёл, из-за дальних деревьев, за которыми скрывалась тропа, виднелся купол заводского здания и труба.
Аполлон посмотрел на часы. Вчера, когда Маша после некоторых колебаний согласилась взять его с собой по ягоды, она предупредила, что, если он опоздает, она ждать не будет. Если честно, то он не горел особым желанием идти с ней по ягоды, выполняя обещание, которое дал Васе. Судя по всему, Васина жена и впрямь была поразительно морально устойчива, так что, ожидать какого-то любовного приключения с ней не приходилось. К тому же ему было неприятно, хоть и с чужих слов, знать, что она обещала "выколоть бесстыжие зенки" Кате. Маша тоже не горела желанием брать его с собой, и, разговаривая с ним, постоянно оглядывалась по сторонам, беспокоясь о том, как бы слишком пристальные посторонние взгляды не нанесли урон её безупречной моральной репутации. Если бы на месте Аполлона был кто-либо другой, она бы даже и разговаривать не стала. Но, поскольку сам Аполлон за время своего вынужденного двухнедельного воздержания приобрёл не менее безупречную репутацию, особенно в свете последних нашумевших событий, то Маша, в конце концов, согласилась, рассудив, что даже если их и увидят вместе, то вряд ли кому придёт в голову подумать о них что-либо плохое. Однако на всякий случай предупредила, что об их совместном походе в лес не должна знать ни одна живая душа – сплетников в посёлке хватает.
До условленного часа оставалось ещё немного времени, и Аполлон опустился в траву. Откуда-то из кустов выполз уж и скрылся под настилом мостика. Аполлон уже знал, что змеи с двумя жёлтыми пятнышками на голове, которые ползают по посёлку как домашние животные, совершенно безобидны. Мало того, если верить местным жителям, там, где водятся ужи, нет гадюк, поскольку эти два представителя змеиного рода вместе никак не уживаются. А посему Аполлон, чувствуя себя под защитой пресмыкающегося телохранителя, во весь рост растянулся в траве и, пригретый утренним солнышком, задремал.
– Здравствуйте!
Аполлон подхватился, лупая глазами.
Возле него стояла Маша с пузатой матерчатой сумкой в руке и смотрела на него критическим взглядом.
– Здравствуйте, – произнёс, наконец, Аполлон, вставая.
Только сейчас Аполлон заметил, какая Маша хорошенькая. Спортивный облегающий костюм был ей к лицу, подчёркивая тоненькую, ладно скроенную фигурку. Белые кроссовки игрушечного размера и скромный платочек, повязанный очень симпатично, как-то даже кокетливо, поверх волнистых русых волос добавлял очарования в облик этого строгого создания.
– Аполлон Флегонтович, вас никто не видел, когда вы сюда шли? – озабоченно спросила Маша.
– Кажется, никто, – слегка поколебавшись, ответил Аполлон. – Во всяком случае, я никого не видел.
– Это хорошо. А вы никому не говорили, что идёте со мной за земляникой? Как мы договаривались…
– Ну что вы, Мария Ивановна, конечно, никому.
– Это хорошо, – успокоилась Маша. – А то сплетен не оберёшься…
Она снова оглядела его критическим взглядом.
– И вы, что, Аполлон Флегонтович, собираетесь в таком виде идти в лес?
– В лес. А куда же ещё?.. Или мы ещё куда-то пойдём?
– Это куда ещё? – в голосе Маши послышалась тревога. – Только в лес. Да вот в таком виде вас там комары заедят. А на ноги нужно надевать закрытую обувь – в лесу змей полно… Вы б ещё босиком пришли… А во что вы будете собирать ягоды?
Аполлон достал из кармана шорт пластиковый пакет.
Маша удручённо покачала головой.
– С этим по грибы, ещё куда ни шло… А из земляники у вас конфитюр получится… Ох, не догадалась я проинструктировать… Хорошо, хоть догадалась лишнюю банку взять… И мазь от комаров…
Она достала из сумки литровую стеклянную банку, закрытую пластиковой крышкой, протянула её Аполлону. Тот положил её в свой пакет и поблагодарил с некоторой долей насмешки в голосе:
– Спасибо, Мария Ивановна! Вы очень любезны. Чтобы я без вас делал?
– Вы что, никогда в лес по ягоды не ходили? – не обращая внимания на слегка ёрнический настрой собеседника, спросила она. – И где вы только выросли?
– В Массачу…
Аполлон осёкся, озабоченно взглянув на девушку, затем нашёлся:
– В Мясочуевке.
– Какое-то странное название у вашей деревни… Где это? У вас что там, леса нет?
– Нет… Это под Закидонском.
Судя по всему, вопросы свои Маша задавала всего лишь из вежливости, и её мало интересовали всякие Мясочуевки и Закидонски. Ей, замужней женщине, и без этих географических тонкостей забот хватало.
– Ну ладно, пошли, – сказала она и ступила на мостик.
Следуя за ней, Аполлон непроизвольно переключил всё своё внимание на её круглую упругую попку, которая дразнила его воображение, гармонично вписываясь своими соблазнительными движениями в красивую лёгкую походку молодой женщины.
Они пересекли мостик, свернули с тропы и углубились в лес. Голые ноги Аполлона тут же атаковали эскадрильи комаров. Аполлон интенсивно захлопал ладонями по ляжкам.
Маша достала из сумки мазь, протянула тюбик Аполлону.
– А я вам что говорила? Вот, возьмите.
– Спасибо, Мария Ивановна! Спасительница вы моя!
Пока Аполлон намазывался, Маша оглядывалась по сторонам и как бы рассуждала сама с собой:
– И чего это вы надумали за земляникой идти? Наших мужиков за ягодами никакими коврижками не заманишь. Вот порыбачить, это они любят. День и ночь на речке пропадали б.
– Ягод захотелось… Витаминов… – тоже как бы самому себе пробурчал Аполлон.
Они вышли на просторную поляну. Маша сразу же наклонилась, и у неё в руке каким-то чудодейственным образом оказались красные спелые ягоды.
– Посмотрим здесь, – сказала она, выпрямляясь. – Может, ещё никто не побывал…
Она снова присела, разгребая кустики земляники и осматриваясь по сторонам.
– Будем собирать здесь пока, – вынесла она окончательный вердикт.
Она достала из сумки бидончик, а сумку положила на траву. Следуя её примеру, Аполлон достал банку, присел на корточки и осмотрелся. Что-то не очень-то ягоды видны. К нему подошла Маша.
– Вы, Аполлон Флегонтович, раздвигайте кустики… Видите, вот они ягоды – снизу растут…
Маша ловко и быстро наполнила свою миниатюрную ладошку ягодами, ссыпала их в бидончик. Она собирала ягоды не на корточках, а наклонившись и слегка согнув колени. К такой позе Аполлон ну просто никак не мог оставаться равнодушным. Тем более что после болезни и нового воздержания организм обновился, или возродился, как там Лэрри выражался?, на все сто процентов, и требовал выхода скопившейся энергии.
Аполлон срывал ягоды и отправлял их в рот, как привязанный следуя по пятам Маши, и поглядывая украдкой на её руки, лицо, а с особым вожделением, конечно, на попку, дразняще покачивавшуюся у самого его лица.
Маша, увлечённая собиранием ягод, даже не замечала, что Аполлон как привязанный следует в её кильватере, чуть ли не тыркаясь носом ей между ног.
Солнце светило сквозь деревья, пели птички, и звон комаров уже не казался таким противным.
Наконец Маша выпрямилась. Её бидончик наполовину был заполнен.
Аполлон тоже встал. Донышко его банки было едва прикрыто ягодами.
Маша посмотрела на банку Аполлона, прыснула:
– Да-а-а…
Аполлон сглотнул слюну: "Чёрт, да она, оказывается, чертовски мила, эта кобра!"
Маша огляделась, снова посерьёзнев.
– Похоже, здесь мы уже всё подчистили…
Аполлон, разминаясь, сделал пару круговых движений туловищем, поморщился.
– Устали с непривычки, Аполлон Флегонтович? – заботливо спросила Маша. – Тут где-то скамейка была…
Она прошла к краю поляны остановилась, озираясь. Аполлон подошёл к ней.
– Нет, я перепутала, скамейка в другом месте… на другой поляне… А вон бревно…
Они подошли к лежавшему в траве толстому бревну и сели.
– Отдохнём немножко и пойдём в другое место, – сказала Маша. – Пить хотите?
Она достала из своей сумки пластиковую бутылку с квасом, открыла, протянула Аполлону. Тот сделал несколько глотков и вернул бутылку.
Пока Маша не спеша пила, Аполлон смотрел на её профиль, и в нём возрастало желание близости с этой молодой женщиной. Каким-то непостижимым образом в ней уживалось несколько противоречий, которые по отдельности могут быть тормозом, но, собравшись вместе, превращаются в магнит.
Маша закончила пить, поставила на место бутылку, посмотрела на росшую прямо перед ними большую липу.
– Это липа… По латыни: тилия кордата, – как-то задумчиво сказала она.
– Откуда вы знаете, как будет по латыни? – с удивлением взглянул на неё Аполлон.
– Я недавно институт закончила, – улыбнулась Маша. – Педагогический. Заочно. География-биология… А в школе я уж шесть лет работаю. Начинала, правда, в Ломовке, там восьмилетка. Как сама школу закончила, так и устроилась. Учителей в деревне не хватает…
– И что, ученики слушаются такую… хрупкую учительницу? – спросил Аполлон.
– Попробовали б они не слушаться! Я им спуску не даю! А то сядут на шею и ножки свесят.
– Что, боятся?
– Нет. Уважают!
– А муж ваш, Мария Ивановна, похоже, вас боится… И за что это вы его из дома выгнали?
– Да я б его вообще убила, да жалко Илюшку сиротой оставлять… Я слышала, что он у вас живёт?..
– Ночевал как-то… – уклончиво ответил Аполлон. – А что ж ему делать, если жена родная ни за что, ни про что из дома выгоняет?
– Ни за что, ни про что?! – возмущённо воскликнула Маша. – А то вы не знаете, Аполлон Флегонтович!.. Вот у вас и жены нет, и, я не слышала, чтоб невеста была, а вы что-то не позарились на эту… – она запнулась, подбирая для ушей морально безупречного человека слово поделикатнее, затем язвительно произнесла: – Катеньку…
– А может, я просто занят тогда был.
– А они, кобели, не были заняты?! Что аж котёл взорвался!.. Так что, не надо… Если вы человек порядочный, так оно сразу видно.
– А может, вам наврали-то про Васю вашего, а вы и уши развесили, – продолжал добросовестно "играть на дудочке" Аполлон.
– Если б наврали, то котёл бы не взорвался, – она помолчала, раздумывая. – Или взорвался вместе с ним… Он же там должен был быть. Где ж его тогда черти носили?.. Нет, Аполлон Флегонтович, не надо его выгораживать. Все вы, мужики, кобели!
Маша посмотрела на Аполлона с решительной убеждённостью, и тут же, как бы извиняясь, добавила:
– Ну, кроме вас, конечно… Никакой ответственности и чувства долга, – в её голосе снова слышался возмущённый крик души, ищущей справедливости. – Вообще, я не понимаю, как это можно от живой жены – к какой-то… – она снова запнулась. – Что я, страшная какая?
Аполлон посмотрел с улыбкой прямо в её широко раскрытые глаза, в которых читалось искреннее недоумение.
– Ну что вы, Мария Ивановна?! Вы очень даже симпатичная… красивая… А фигура у вас какая!
Маша смущённо зарделась, и отвела взгляд в сторону.
– Я ему никогда не изменяла, – тихо сказала она с обидой в голосе. – Никогда у меня даже и мысли такой не было!.. А таких женщин, у которых нет своих мужей, вот они чужих и отбивают, я вообще презираю!
– А если замужняя женщина соблазняет чужого мужчину? – задал провокационный вопрос Аполлон.
– Да это ещё хуже! Изменять мужу?! Да никогда в жизни!..
Маша вдруг подскочила, машинально проведя рукой сзади, пониже талии.
– Ой, меня что-то укусило!
Она оглянулась назад и побледнела. В метре позади них небольшая, коричневого цвета, змея, грациозно извиваясь, скрылась в траве.
Маша привстала. На её лице был испуг, граничащий с паникой.
– Медянка… – как-то отрешённо проронила она.
– Что, ядовитая? – спросил Аполлон.
– Да-а-а… – в её голосе слышалась обречённость. – Пострашней гадюки…
– Нужно скорее что-то делать! – заявил Аполлон с решимостью. – Какая первая помощь при укусе? Вы, Мария Ивановна, как биолог, должны знать.
Она растерянно посмотрела на него.
– Нужно отсосать кровь вместе с ядом из укушенного места… У кого дёсны крепкие…
– Я на свои никогда не жаловался. Давайте отсосу. Куда она вас укусила?
Маша испуганно посмотрела на Аполлона. В её глазах был неподдельный ужас. Она молчала, готовая вот-вот расплакаться. Аполлон невольно отметил, как она была прелестна в своей беззащитности.
– Так откуда отсасывать? Мария Ивановна, нельзя терять время. Вы же знаете: в таких случаях промедление смерти подобно!
– Оттуда… – еле слышно проронила она.
– Так откуда – оттуда?
Маша испуганно-стыдливо смотрела на Аполлона, боясь назвать укушенную часть своего тела – в её мозгу схлестнулись мораль в союзе со стыдливостью и рассудок, и, похоже, стыдливость брала верх.
– Из попки, что ли? – догадался Аполлон.
Маша обречённо кивнула головой.
– Господи, Мария Ивановна, стыдиться потом будете! – искренне возмутился Аполлон. – Илюшка же сиротой может остаться.
– Да-а-а… – совершенно подавленно протянула она.
В её глазах блестели слёзы.
Аполлон взял безвольно опустившую руки Машу за талию и бесцеремонно развернул к себе задом. На правой ягодичке, в самом низу, поближе к расщелине, покоилась, зацепившись лапками за ворсинки ткани, раздавленная пчела. Аполлон некоторое время задумчиво смотрел на умершее в страшных муках насекомое, затем сковырнул его ногтем.
Маша вскрикнула.
– Что, здесь? – спросил Аполлон.
– Да-а-а.
Аполлон хмыкнул про себя. На его лице появилось озорное выражение.