– Да, видны дырки от зубов… Так, насколько мне известно, отсасывать нужно с обнажённого организма. Больная, снимите, пожалуйста, брюки.
Маша начала медленно приспускать брюки.
– Только вы отвернитесь, Аполлон Флегонтович… Так стыдно… Ой, что ученики подумают… Мамочка-а-а…
Видя её нерешительность, Аполлон поспешил успокоить бедную девушку:
– Да я уже глаза закрыл… И уши заткнул.
Маша спустила брюки на бёдра, при этом стыдливо натягивая ещё выше трусики.
– Так не пойдёт, Мария Ивановна, – Аполлон уже чувствовал себя хозяином положения. – Нужно всё снимать. Или вы умереть хотите? А Илюшка? Ребёнок же сиротой останется.
Аполлон присел позади Маши, и сам медленно стянул вниз трусики, преодолевая вялое сопротивление её рук. Почувствовав шелковистую кожу под своими пальцами, увидев идеально круглые упругие половинки, он переполнился нежностью к несчастной молодой женщине. Осторожно поцеловал её в слегка покрасневшее ужаленное место. Маша вздрогнула, затаив дыхание, затем замерла. Её ягодички сжались, инстинктивно напрягшись.
– Расслабьтесь, больная. Полный релакс. Вы же прекрасно знаете: малейшее усилие сильнее разгоняет кровь, а, значит, и яд.
Прелестные ягодички расслабились, и Аполлон коснулся губами пострадавшего места, лаская его почти одним дыханием, затем в упоении впился в него горячим ртом, обхватив Машу одной рукой за живот, а второй взявшись за "здоровую" половинку попки. Пальцы Маши легли поверх этой руки, слабым усилием пытаясь её сдвинуть.
Аполлон отстранился, нежно поцеловал розовое пятнышко. Начавшийся процесс требовал продолжения.
– Так много не насосёшь. Неудобно… Мария Ивановна, встаньте, пожалуйста, на колени.
Маша послушно опустилась на колени, плотно сжав бёдра.
– Опуститесь на четвереньки, чтобы попка получше оттопырилась, – продолжал командовать Аполлон.
– Ой-й-й, Аполлон Флегонтович… Мне-е-е… сты-ы-ыдно…
– Расслабьтесь, Машенька, всё хорошо… Вы прелесть… У меня закрыты глаза… Я ничего не вижу… – как заправский экстрасенс, убаюкивающим тоном, успокаивал её Аполлон.
Маша опустилась на локти в траву, отставив попку кверху, прогнулась в животе.
– Вот так, моя хорошая… Всё будет хорошо… Начинаю отсасывать яд, – Аполлон жадно пожирал глазами восхитительную попуську, не забывая при этом заботливо отгонять от неё комаров.
Он снова присосался к Машиной попке, взявшись рукой за ягодицу. Большой палец его руки медленно заскользил по упругому полушарию и постепенно погрузился в расщелину между ягодиц. Ягодицы несчастной девушки конвульсивно сжались, затем снова расслабились. Она даже не догадывалась, что этим стыдливым движением провоцировала своего "спасителя" на неудержимую нежность, которая, в свою очередь, вызывала неуёмную страсть.
– Ой-й-й… Как мне стыдно… – слова девушки прерывались всхлипываниями. – Вы не смСтрите?.. Как же сты-ы-ыдно…
Аполлон отстранил голову от её попки.
– Ну как я могу смотреть? Вы что, мне не доверяете?.. Ничего, Машенька, милая, зато будете жить.
Он снова продолжил увлекательный чувственный процесс спасения покусанной. Постепенно его губы переместились к расщелине между ягодиц. Он уже не сосал, а делал нежные поцелуи самыми кончиками губ. Раздвинул соблазнительные половинки пальцами, коснулся кончиком языка горячей пахучей промежности.
– СмотрЗте, не проглотите… Выплюньте… Ой-й-й… Сты-ы-ыдно… О-о-о… Так… О-о-о… М-ма-а-амочка…
Маша начала постанывать. Она и сама не заметила, как возбудилась, и уже не отдавала себе отчёт, происходит всё это с ней наяву или во сне.
– Я не брезгливый, Машенька, – промурлыкал Аполлон, обдавая её припухшую от возбуждения плоть своим горячим дыханием.
– При чём… тут… брез… брезгли-и-и… О-о-о… брезгли-и-ивость… Это же… яд… О-о-о…
Аполлон ещё держал себя в руках.
– А-а-а… Да-да… Я уже выплюнул. Вот ещё контрольный плевок. Тьфу, – он сплюнул нарочито громко.
Но Маше уже было безразлично, сплюнул он или нет. Она уже забыла, что только что находилась в двух шагах от смерти. Говорят, в такие минуты все чувства обостряются. Стыдливость, сменившая чувство страха, уже сдалась на милость страсти и вожделению.
Голова Аполлона размеренно двигалась в углублении между Машиных ягодиц, язык скользил снизу вверх и обратно, трепеща по бугорку клитора, по маленьким розовым лепесткам, по нежной завязи заднего прохода.
"Эх, Вася, Вася, – мелькнуло на мгновение в голове у Аполлона, – не такая уж и сволочь жополиз… коли кобру может превратить в пушистую киску… Факиру такое не под силу".
Маша уже делала ответные движения, покачиваясь взад-вперёд и сладко постанывая.
Аполлон сомкнул губы вокруг клитора и втянул его в рот, лаская при этом кончиком языка его головку.
Маша вдруг напряглась, выгнулась вверх, снова прогнулась в пояснице, замерла, затем конвульсивно задёргалась, издав пронзительный протяжный крик.
Аполлон ослабил хватку пальцев, нежно поглаживая ими ещё продолжавшие слегка напрягаться и расслабляться ягодички. Его локоть торкнулся в бревно. Аполлон сделал последний нежный поцелуй в истекающую соком горячую благоухающую плоть, повернул голову. "Бревно… Сам ты бревно, Вася… Вернее, чурбан". Он осыпал нежными поцелуями раскрасневшиеся полушария.
– Ну, вот, Машенька, солнышко, опасность миновала… Пососу ещё немного, для надёжности.
Он бережно поцеловал Машу в одну ягодицу, во вторую, заботливо отгоняя от них комаров. Его губы заскользили по всей её попке.
Маша расслабленно опустила животик, отставив вверх попку. Она ещё слабо постанывала, отходя от небывалого наслаждения.
– Ну как, Машенька, полегчало, моя маленькая? – спросил Аполлон.
– Да-а-а… Как хорошо… А что это было? – удивлённо-наивно спросила она.
– Что, никогда раньше не бывало?
– Не-е-ет…
– Похоже, это оргазм, Машенька… Лучшее лекарство… Вы, как биолог, наверное, знаете, что есть такая штука.
Маша удовлетворённо сладко вздохнула.
– Ну что, ещё пососать, чтоб наверняка? – задал провокационный вопрос факир-врачеватель.
– Да-а-а… Пожалуйста… Аполлон Флегон… Ещё-ё-ё…
В голосе Маши слышалась мольба.
Аполлон снова поцеловал Машу в попку и запустил процесс по новой. Затем расстегнул шорты…
Если бы Вася мог видеть, какое счастливое лицо было у его жены, когда у неё "отсасывали яд", и потом, когда Аполлон, стоя позади неё, делал резкие толчки, от которых она зарывалась лицом в куст земляники, непроизвольно хватая дрожащими от сладкого стона губами спелые ягоды! Если бы он слышал, какой сладострастный крик, от которого переворачивались, кружились верхушки деревьев, играя солнечными лучами, издавало его законное "бревно"!
Когда Аполлон зашёл в магазин, стоявшие у прилавка женщины притихли, бросая на него доброжелательные взгляды.
– Доброго здоровьица, Аполлон Флегонтович!
– Здравствуйте, – улыбнулся Аполлон, становясь в очередь.
– Слыхали, – возобновила прерванный разговор одна из покупательниц, слегка сгорбленная пожилая женщина, – вчерась утром за лесопилкой волк Понурихину козу задрал?
– Да Понуриха отродясь коз не держала, – возразила другая, стоявшая с только что купленной бутылкой подсолнечного масла. – Не Понурихину, а Мотовиловых, и не козу, а телкА.
– Нет, это коза была… ТелкЗ так не кричат… Ох и кричала ж, бедолажная! На всю пробу…
– Значит, то Кузьминичны коза была, – вступила в разговор продавщица Нюня, – на лесопилке только у ней одной козы.
– Я сама слыхала, – поведала горбатая. – Думаю, кто ж это так кричит? Прямо нечеловеческим голосом… Да долго так. Замолкнет, потом опять… Так уже жалостливо… Видно, хорошо драл…
– И откуда только волки взялись? Давно их не было… И по ягоды теперь страшно ходить… Ещё дай мне килограмм сахару, да печенье, какое у тебя есть?.. – продолжала делать покупки обладательница масла.
Аполлон с безучастным видом рассматривал полки, словно разговор о козе и волке меньше всего касался именно его.
Выйдя с покупками из магазина, Аполлон задержался у двери, читая какое-то объявление. Вдруг кто-то хлопнул его по заднице. Аполлон вздрогнул, поморщившись, схватился рукой за задницу, повернулся.
Перед ним стоял сияющий Вася.
– Привет, Американец!
Вместо приветствия Аполлон выпалил:
– Ты что, сдурел?! У меня задница со вчерашнего горит…
Аполлон осёкся. Однако Вася, находившийся явно в прекрасном настроении, заговорщически ему подмигнул:
– Чего это она у тебя горит? Что, вчера в лесу медянка за жопу укусила?
– Нет, – с некоторой тревогой в голосе поспешил объяснить Аполлон, – комары покусали… Меня понос прохватил. Если по-научному, жидкий стул… Почти штанов не надевал… Даже стыдно перед твоей женой было – не успевал подальше отбежать… А что ты такой довольный? – попытался он увести разговор в сторону.
– Что-то она не рассказывала, – ухмыльнулся Вася. – Ладно… Ну спасибо тебе, Американец, выручил! Я вчера вечером барду принёс, а Машка за мной прямо в сарай. Да начала вокруг прямо на цыпочках: "Васенька, да Васенька… Пойдём, я блинов напекла… Со свежими ягодами"… И что ты ей только наговорил про меня? Совсем бабу не узнать. Как будто это я подвиг твой совершил. То, бывало, не допросишься у ней, а эту ночь так сама упрашивала. Только кончу, а ей опять давай… Да как подмахивала!
Вася довольно хмыкнул.
– Да я ей анекдот твой рассказал… Про то, как жену посадили за то, что мужу не давала, – сказал Аполлон, уже окончательно успокоившись.
– Да я ж ей его рассказывал. Она меня только дураком обозвала… Да и дочки у нас нету… – заключил Вася и слегка растерянно посмотрел на Аполлона.
– Ну, теперь будет… Ты ей, наверно, плохо рассказывал, по пьянке.
Вася улыбнулся.
– Это точно. Хорошо был, помнится, поддавши.
– Ну вот… А я ей его в ролях рассказал… И с выражением… Ладно, мне идти надо. Там, Хома, наверно, уже заждался.
Аполлон направился в сторону заводской проходной.
Вася с довольным видом посмотрел ему вслед, затем весело поприветствовал выходящих из магазина женщин:
– ЗдорСво, бабоньки!
Глава XV
О том, что на дармовщину пьют все, даже коровы
Проработав всего несколько дней на спиртовозе, Аполлон полностью освоился со спецификой данной шофёрской должности, о которой ему в первый же день поведал Хома. Ничего сложного в ней не было, разве что ответственности побольше. Потому и работали на спиртовозах самые лучшие, внушавшие доверие шофёры.
В тот же понедельник, поздно вечером – на улице было уже совсем темно – Аполлон вдруг вспомнил, что забыл в машине купленную в Хуторе электробритву. Чтобы утром этот его новенький "Харьков" был под рукой, решил за ним сходить, благо – недалеко.
Атавизьма, дежуривший в этот вечер, дремал, сидя на стуле, в своём офисе, как называл Аполлон его служебное помещение. Аполлон постучал по стеклу, но Атавизьма не прореагировал.
– Пантелеич… – крикнул Аполлон, открыв дверь в комнату.
– А? Что? – ожил Атавизьма, недоумённо, спросонья, пялясь на Аполлона. – В баню, Мериканец, надумал?.. Так аппарат же ишшо стоит. Ишшо ж не отремонтировали…
– Да нет, Пантелеич. Я сегодня бритву в Хуторе купил. Электрическую. Да в машине забыл… Хочу с утра новой побриться.
– А-а-а… Будешь уходить, дверь прикрой… Атавизьма на теле… – недовольно пробурчал он, когда Аполлон закрыл дверь. – Из-за какой-то бритвы человеку сон перебивать…
Спиртовоз стоял на том самом месте, где накануне Аполлон принял его в своё распоряжение, и где давал интервью Вишневскому.
Свернув за "подвал" и увидев темнеющий впереди силуэт своей машины, Аполлон остановился и попятился назад – на цистерне, на фоне освещённого прожекторами заводского корпуса, отчётливо выделялась человеческая фигура. С тревожно заколотившимся сердцем Аполлон отступил за здание "подвала", не сводя глаз с силуэта.
Машина стояла недалеко, метрах в двадцати, и Аполлону было прекрасно видно всё, что там происходило.
Фигура наклонилась, открыла люк и нырнула в него. Через некоторое время скрывавшаяся по пояс в цистерне верхняя половина туловища снова показалась на поверхности. Фигура выпрямилась. В руке у неё был большой прямоугольный предмет, похожий на канистру. Поставив эту штуковину на окружавший цистерну с обеих сторон настил, фигура выпрямилась с другой, точно такой же, штуковиной в руке, и снова нырнула в люк вместе с ней.
Аполлон как завороженный следил за этим священнодейством, ещё не понимая, что происходит, но смутно догадываясь, что происходит что-то из рядя вон выходящее. Интуитивно он сообразил, что лучше ему не покидать своего укрытия, а попытаться самостоятельно выяснить, что к чему.
Фигура тем временем снова показалась из люка, уже без всяких штуковин, и закрыла крышку. Спрыгнула на землю и, взяв стоявший на настиле объект, повернулась в ту сторону, где притаился Аполлон. Аполлон тут же скрылся за углом и, услышав приближающиеся шаги, тихонько отошёл в сторону и спрятался за большим тополем. И вовремя – мимо него, воровато озираясь, вразвалку протопала коренастая фигура с небольшой канистрой в руке, и направилась к забору, окружавшему заводскую территорию.
Аполлон сразу же узнал этого ночного визитёра. Это был ни кто иной, как бывший хозяин машины Колобок.
Когда Колобок, отодвинув одну из досок, исчез за забором, Аполлон вышел из своего укрытия и направился к машине. Ему не терпелось раскрыть загадку таинственного визита своего предшественника.
Поднявшись на цистерну, открыв люк и заглянув в него, он ничего не увидел – там было темно, как, по выражению Васи, у летнего негра в жопе. "И откуда только Вася знает, что летом негры чернее, чем зимой?.. Во всяком случае, наши, американские…" – подумал Аполлон. Последовав примеру Колобка, нырнул в люк. В цистерне отрезвляюще пахло спиртом. Аполлон стал шарить рукой по стенкам цистерны. Ага. Вот оно, есть! С боковой стенки выступала прямоугольная металлическая поверхность. Аполлон тщательно обшарил её рукой, исследуя механизм крепления. Разобравшись, что к чему, отцепил канистру – а это была именно канистра – и вынырнул с ней из люка. В голове шумело от прилившей к ней крови и спиртовых паров.
Канистра была самая обыкновенная – пятилитровая, алюминиевая, с откидывающейся крышкой, которая была открыта и зафиксирована проволокой. Так… Из полученных данных у Аполлона в голове сразу же вырисовалась чёткая картина. Не надо было особенно напрягаться, чтобы сообразить, что бы это значило. Хищение социалистической собственности! Механизм этих подлых козней был, оказывается, до гениального прост. Когда цистерна заполнялась спиртом, заполнялась и открытая, закреплённая внутри, канистра. На базе в Хуторе из цистерны спирт сливался в тамошний "подвал" до последней капли через сливной кран – для этого там и рампа слегка наклонена назад… А канистра-то… Полным-полна коробочка! Злоумышленнику оставалось только забрать полную канистру, а на её место подцепить пустую. Что только что и проделал Колобок.
Аполлон растерянно огляделся по сторонам, как бы высматривая этого гада Колобка. У Аполлона аж перехватило дыхание. Этот скотина Колобок сам работает где-то в совхозе, а дивиденды срывает с его, Аполлоновой, машины. И как всё хитро продумано – если и раскроется эта пакость, отвечать будет хозяин машины, то есть он, Аполлон. Который-то и знать бы не знал, что происходит за его спиной, не забудь он сегодня в машине покупку.
Возмущённый до глубины души Аполлон долго сидел на цистерне, обдумывая сложившуюся ситуацию. Надо было что-то предпринимать. Но что? Конечно, самое лучшее было бы заложить этого Колобка вместе с его потрохами. Пусть бы отвечал по закону. Узнал бы тогда, как подставлять других, совсем невинных. Но тогда пришлось бы доказывать, что это устройство – не нынешнего хозяина машины, а прежнего. Начались бы разбирательства, выяснение деталей, и т. д., и т. п. А ему, Аполлону, в его-то нелегальном положении, лучше держаться от таких вещей подальше. Нет, надо заняться этим противным Колобком самому.
Остановившись окончательно на этом варианте, и не зная ещё, что конкретно предпринять, Аполлон подцепил на место канистру, захлопнул люк и, забыв забрать бритву, в глубоком раздумье направился домой.
Всю ночь и весь следующий день голова его была занята тем, какую бы кару получше придумать зловредному Колобку. Он же ему, скотине, каждый день собственноручно, вернее, собственноколёсно, пять литров спирта привозит. Можно было бы просто выбросить эту канистру из цистерны по пути из Хутора где-нибудь в лесу в кусты, или у Ломовки в речку, под мост. И дело с концом. Колобок, если не дурак, понял бы, что разоблачён. Ну, немножко перетрусил бы, да и всё. Другой вариант: поймать его на месте преступления и попугать. Нет, это, пожалуй, даже опасно – неизвестно, что там у него в голове, у этого Колобка, а с перепугу, ведь, можно, чёрт знает, чего натворить. Оставался третий, самый сложный, но зато и самый эффектный выход. Аполлон тщательно его продумал и всесторонне обосновал.
Идея заключалась в следующем. У Колобка, наверняка, дома есть уже свой маленький "подвальчик", куда он складирует похищенное у народа добро. Наверняка, есть и потребители. Вот этих-то потребителей Аполлон и решил натравить на изобретательного расхитителя. А для этого необходимо всего лишь каждый вечер, ещё до появления Колобка, менять в его канистре спирт на воду. Таким образом, в "подвальчике" у него крепость ворованной продукции с каждым днём будет падать, и тем быстрее, чем больше он её будет продавать. Можно не сомневаться, что потребители это очень скоро обнаружат. Колобок будет уличён в жульничестве и, с учётом крутых нравов в подобных кругах, скорее всего, будет побит.
В этом варианте присутствовал элемент риска при замене спирта на воду, но риск, как доподлинно известно, дело благородное.
И вот, разработав такой хитроумный план действий, Аполлон, как только стемнело, отправился на операцию.
Уже на подходе к своему спиртовозу, на дороге, ведущей от бардяной ямы – бардохранилища, откуда всё население брало барду для своей скотины, – Аполлон заметил приближающуюся по зигзагообразной траектории человеческую фигуру с вёдрами на коромысле на плече. Обладатель этой фигуры, как видно, тоже заметил Аполлона и свернул с дороги в его сторону. Это был Антон, как обычно, хорошо "поддатый".
Приблизившись к спиртовозу, Антон обрадованно воскликнул:
– О, Американец! Что, никак не можешь расстаться со своей лайбой? Она у тебя, святоши, заместо невесты?
Антон осклабился.
– Да тормоза что-то барахлят. А завтра пораньше выехать надо – отгрузка, – соврал Аполлон, с неприязнью глядя на Антона.
– А на хрен тебе тормоза? – задал, как оказалось, риторический, вопрос Антон, и снова заржал. – У меня они никогда и не работали. Они и на хрен не нужны… Али, что, уже с Хутора асфальт проложили? Гы-ы-ы…
– А ты что это, на ночь глядя, барду таскаешь? Что, трудолюбие, как у ишака? – в свою очередь подковырнул Антона Аполлон.
Антон опустил наполненные едва ли наполовину вёдра на землю и пояснил, не обращая внимание на издёвку:
– Да выпить захотелось. Завод хоть и стоит, да, может, ещё бражка осталась. А для конспирации, чтоб баба не возникала, вёдра прихватил. Так она аж обрадовалась, – он снова засмеялся. – Вот бы, говорит, каждый день так барду таскал…