Нора продолжала двигаться на нем, принимая глубоко в себя, затем выскальзывая и снова насаживаясь. Микаэль стонал от физического удовольствия, такого сильного, как если бы его грудь пропорол насквозь нож.
Что-то задело руку парня, и его глаза открылись. Повернув голову, он увидел Гриффина, вытянувшегося на боку рядом с ним и Норой. Гриффин взял руку Микаэля в свою и переплел их пальцы. Гриффин ничего не сказал. Микаэль тоже. Они просто смотрели друг на друга, пока Микаэль не был вынужден закрыть глаза снова, кончая в Нору.
И пока он содрогался в тишине, Гриффин так сильно сжимал его руку, что это было почти больно.
Но даже в эпицентре оргазма, скручивающего все тело, Микаэль не мог разжать хватку.
* * *
Сюзанна подъехала к дому священника за несколько минут до полуночи. Сначала она проверила церковь, та была закрытой и пустой для маленькой часовни вечного поклонения, которая оставалась открытой все часы дня и ночи. Но Отца Стернса там не было. Когда девушка шла по тому коротенькому пути к дому священника, сердце ее стучало так сильно, что казалось, оно уже вырвалось из груди. За свою карьеру она сталкивалась с лживыми политиками, настолько всевластными, что те могли уничтожить ее и ее семью, с иностранными генералами с оружием наготове. Но никогда прежде она не испытывала такой страх. Сюзанна помнила ее реакцию на отца Стернса, на Сорена, в ту ночь в его доме, когда она унижалась ради его тела, умоляла быть с нею.
Но теперь она хотела заставить умолять его. И она окажет ему такую же милость, какую оказал ей он. То есть никакую.
В доме священника было темно и тихо. Никаких шагов внутри, или горящего света в окнах. Где он мог быть, если не дома в это время ночи? Когда она задала себе этот вопрос, то уже знала ответ. Он может быть где угодно. Этот священник играл не по правилам Церкви, наложенных на него. Он мог быть сейчас с проституткой, с любовником. Или еще хуже, с другой пятнадцати летней девочкой, которую растлевал, пока та не выросла и не полюбила его достаточно, чтобы посвятить все до одной ее книги ему.
На всякий случай, если он спал дома с выключенным светом, Сюзанна постучала в дверь. Никакого ответа. Затем она ударила по ней носками ботинок. Прошла минута. И снова ничего. Ее заполнила ярость. Очевидно, у Отца Стернса не было никакого уважения к закону. Совершенно никакого, если он спал с несовершеннолетней Элеонор Шрайбер. Зачем тогда выказывать уважение ему самому?
Сюзанна повернула дверную ручку и обнаружила, что дверь не заперта.
Она вошла внутрь и произнесла тихое:
- Привет.
С каждой минутой кровь пульсировала все сильнее и сильнее в венах. Если она не успокоится, то хлопнется в обморок. А что, если он здесь? Наблюдает за ней? Поджидает ее?
Взывая ко всем инстинктам, заработанным во время военных действий, Сюзанна сделала несколько медленных, глубоких вдохов и постаралась успокоиться. Она позволила свету луны заполнить ее разум и шла осторожно, стараясь избежать скрипа старинных деревянных половиц под ногами.
Если можно было найти какие-то доказательства его извращений, то, скорее всего они будут в его спальне. Ее живот сжался при мысли о возвращении в то место, ту комнату, где она себя так опозорила. Естественно он отверг ее, в ту ночь. Она была взрослой женщиной, а не пятнадцатилетней девочкой. Совсем не его типаж.
Она прокралась вверх по лестнице, закрывая глаза и прислушиваясь, чтобы больше ни на что не отвлекаться. В конце коридора она пришла в спальню и положила руку на дверную ручку. Впервые за последние несколько бесконечных лет она произнесла молитву, настоящую молитву.
"Пожалуйста, Боже. Пусть его не будет внутри"
Бог ответил на ее молитву.
Комната была пустой и убранной. Проклиная себя за то, что не принесла фонарик, девушка включила небольшую старинную лампу на столе. Мягкий желтый свет осветил комнату. Действительно спальня Отца Стернса была созданием чистой красоты – элегантная и простая, чистая и скромная. И все же все в ней - кровать, мебель, белые простыни - говорили об изысканности и вкусе. Но как Сюзанна узнала когда-то, первое впечатление обманчиво.
Сделав круг по комнате, Сюзанна просмотрела все возможные укрытия. Она понятия не имела, что ищет. Юная Элеонор Шрайбер давно выросла и стала всемирно-известной эротической писательницей, прославившейся своей прозой и извращенной личной жизнью. Она не просто писала об этом. Она жила этим. Но делала ли она это здесь? В этой спальне? Сюзанна прочла все книги. Тот вид БДСМ, который практиковала Нора Сатерлин, или, по крайней мере ее персонажи, требовал множество приспособлений. Сюзанна заметила сундук возле кровати Отца Стернса. Старомодный сундук с замком был достаточно большим, чтобы внутри поместилось что-то габаритное. Опустившись на колени перед ним, Сюзанна осмотрела замок. Она понятия не имела, как его открыть. Пришлось бы его разбить. Возможно, в машине Патрика будет что-то подходящее. Как самый практичный мужчина, Патрик, безусловно, хранил набор инструментов в своей машине. Поднявшись на ноги, Сюзанна заметила небольшую шкатулку на столе рядом с кроватью. Размером с Библию, шкатулка была вырезана из палисандра. Девушка взяла ее в руки и завертела в руках, снова и снова, пальцами исследуя замысловатую резьбу в виде креста на поверхности.
Шкатулка тоже оказалась запертой, но с таким маленьким замочком, что Сюзанна могла сломать его в руке. Она сделала глубокий вдох, впилась ногтями в края замка и начала тянуть.
За ее спиной она услышала скрип деревянного пола.
- Вам помочь, ma chérie?
Глава 18
Нора проснулась в темноте в постели Гриффина. Потянувшись под одеялом, она помассировала ноющую поясницу. Раунды с Гриффином и Микаэлем были как приносящими удовольствие, так и выматывающими. Конечно, оба ее мальчика и рядом не стояли с Сореном и Кингсли. Те двое вместе дарили ей самые насыщенные сексуальные впечатления, какие она только испытывала за всю свою жизнь. Однако сегодняшняя маленькая игра, заключалась не только в сексе. И Норе она понравилась. А кому бы не понравилась? На протяжении шести недель она только и делала, что наблюдала за Гриффином, поглядывающим на Микаэля, когда тот смотрел в другую сторону, и за Микаэлем, подглядывающим за Гриффином, как только тот отвернется. Их едва скрываемые страдания уже начинали ее беспокоить. Этим двоим нужно было набраться смелости и мужества, и признаться в том, чего они хотят, чтобы, наконец, покончить с этим.
Вздохнув Нора села и потерла лоб. Гриффин сидел рядом с ней в постели, уткнувшись подбородком в колени. Возле него спал на животе Микаэль, обернувшись простынями по самый подбородок.
Сатерлин устроила голову на мускулистом бицепсе Гриффина, на что мужчина протянул руку и в простом дружеском жесте положил ту ей на колено.
- Все настолько плохо, да? - прошептала она.
Взгляд Гриффина был устремлен на Микаэля, он даже не дернулся, чтобы посмотреть на Нору.
Медленно Грифф кивнул.
- Да... настолько плохо.
Какое-то время она ничего не говорила, просто смотрела на Гриффина, который в свою очередь уставился на Микаэля.
- Так странно, - сказал Грифф. - Ты никогда не замечала, что он цепляется за простыни, как будто от них зависит его жизнь?
Нора усмехнулась. Микаэль всегда крепче цеплялся за простыни во время сна.
- Я знаю. Я дразнила его на этот счет. - Нора подняла руку и провела пальцами по волосам Гриффина. Его темный взгляд пропутешествовал к ней, прежде чем мужчина снова посмотрел на Микаэля. - Он сказал, что думает, его подсознание боится, что гравитация возьмет и исчезнет посреди ночи. Ему хочется быть готовым к этому.
Гриффин прикрыл рот, чтобы заглушить смех. Но смех быстро исчез, и Нора больше не видела в его глазах и намека на веселье.
- Я не могу его получить. - Гриффин протянул руку и позволил пальцам зависнуть над обнаженным плечом парня в сантиметре от его кожи, затем отдернул ее, так и не прикоснувшись. – Из-за Сорена.
- Сорен заботится о Микаэле. Но он не какой-то монстр, с которым нельзя договориться. Поговори с ним.
Гриффин, наконец, повернулся и уставился на нее с изумленным видом.
- Поговорить с Сореном? Да как будто это хоть когда-то работало. Он скажет "нет", а если и не скажет, отец Мика... его отец убьет сына за то, что он связался с другим парнем. Мик рассказывал мне о нем... Нора, этот ублюдок по-настоящему бил Мика. Бил. Боже, да я просто...
Челюсть Гриффина напряглась, а рука сжалась в кулак. Нора знала, что в своем воображении Гриффин осуществлял суровое возмездие над этим консервативным гомофобом и мудаком, который оказался отцом Мика. Она, как и Сорен, не потворствовали любому виду насилия, за исключением того, что происходит по согласию в спальне. Но кому-то в конечном итоге придется преподать урок, а может и два, отцу Микаэля о том, как обращаться с таким подростком, как его сын. Желательно такой урок, после которого отец Микаэля не окажется в больнице, а Гриффин за решеткой.
- Знаю. Я понимаю, Грифф. Серьезно. И…
- И ничего. Я хочу его так сильно, что мне больно. Физически больно, Нора. И дело не только в сексе. Нет. Я не могу объяснить, что это такое, но я...
- Уесли, - сказала Нора и остановилась.
А это откуда взялось? Гриффин посмотрел на нее.
- Уесли?
Она улыбнулась, но улыбка не коснулась ее взгляда и сердца.
- Уесли... у него есть проблема. Диабет первого типа. Чертов ребенок пугал меня до смерти своими иголками и анализами крови. Каждый вечер приходилось заглядывать к нему, пока он спал. Я больше не могу спать в своем собственном доме, потому что мне больше не приходится бодрствовать по ночам из-за него. Что вообще не имеет смысла.
- Нет, - сказал Гриффин. - В этом весь смысл. - Он снова посмотрел на Нору. - Это вообще когда-нибудь пройдет?
Что-то влажное и теплое побежало по ее лицу, и она стерла капельку, приподняв плечо.
- Нет, - прошептала она. - Никогда.
* * *
Сюзанна ахнула и резко развернулась. В дверях спальни отца Стернса стоял мужчина, которого она до этого никогда не видела. Пугающе высокий и статный, с темно-каштановыми волосами по плечи, почти черными глазами и загорелым лицом.
- Кто вы? - спросила она, отступая назад, понимая, что путь к спасительному выходу преграждает кровать.
- Полагаю, я должен задать вам тот же вопрос. В конце концов, у меня есть право находить здесь. Но не уверен, что вы можете похвастаться подобным. Oui? Non?
Он говорил на красивом английском с неповторимым французским акцентом. Мужчина перешагнул через порог, и впервые она обратила внимание на его одежду. На нем были черные брюки и черный сюртук, расшитый вычурными серебряными узорами, белая рубашка с закатанными рукавами, открывающая мускулистые предплечья, и сапоги для верховой езды по колено.
- Я..., - начала она. - Я была...
- Вы Сюзанна Кантер, репортер, который вынюхивает все о моем дорогом друге в течение двух месяцев. Двадцать восемь лет. Независимая журналистка, которая, как правило, проводит свои дни в зонах боевых действий. Что ж, я не вижу здесь никаких войн.
- Тогда вы не очень стараетесь, - возразила она.
- Мои поздравления с окончанием школы журналистики с отличием. Замечательная фраза - с отличием. Я всегда думал, что это должно относиться к чему-то другому.
- Откуда вы столько знаете обо мне?
Мужчина улыбнулся ей хищной, дьявольской улыбкой, от которой каждый волосок на теле встал дыбом.
- Меня зовут Кингсли Эдж.
Сюзанна беззвучно открыла рот и попыталась сделать еще один шаг назад и чуть не упала на кровать.
- Судя по вашей реакции, - сказал он, подходя ближе, - полагаю, вы слышали обо мне.
- Я журналистка. Конечно, я слышала о вас. Вы уничтожили мою подругу. Гвендолин Блэк? Помните это имя? Вы поставили на повтор ее порно-видео на каждом компьютере в школе ее сына. Она лечилась целых два года из-за того, что вы сделали.
Кингсли пожал плечами.
- Pas moi. Я был на Таити в это время. Хотя я слышал об этом неприятном инциденте. Жаль. Но все же... она попыталась сделать себе имя, выставляя частную жизнь человека, который бы никогда и младенца не обидел, адвоката в области прав человека, который спас тысячи жизней и отправил десятки убийц за решетку. Ваша подруга считала, что его интерес к сексуальным экспериментам означает то, что у него нет прав на личную жизнь. Я с этим не согласен. И так же посчитал кое-кто еще.
- Кое-кто, кто работал на вас.
Кингсли Эдж только усмехнулся.
- Возможно.
Сюзанна смотрела на него в молчании, пытаясь сформулировать план побега, или план атаки, если первый провалится. Время, проведенное в военных зонах, научило ее, как защитить себя. Но у нее не было оружия, и Кингсли Эдж, несмотря на расслабленную позу и элегантный вид, безусловно, был куда опаснее, чем выглядел. Она общалась с генералами в парадной одежде на вечеринках, которые выглядели смертоноснее, чем пехотинцы в полном военном обмундировании. Кингсли Эдж был именно таким. Что-то было в его глазах. Сияющее и бесстрашное. Он выглядел как человек, который навидался крови достаточно, чтобы распивать бутылочку со Смертью по вечерам.
- Вы боитесь меня, - сказал он, наконец, делая еще один шаг в ее направлении. - Не стоит, Сюзанна.
- Все боятся вас. Все в моем мире.
Он усмехнулся, и улыбка, озарившая его лицо, сделало его таким красивым, что она едва могла дышать.
- Тогда приглашаю вас в свой мир на некоторое время, вам не придется бояться.
- Что... - Она огляделась. - Что вы делаете в спальне Отца Стернса? Да и вообще в его доме, черт побери?
- Его внезапно отозвали. Один из прихожан умирает. Семья нуждается в нем. Его, возможно, не будет день или два.
- Ну и что? А вы здесь, чтобы поливать цветы?
Он засмеялся глубоким, теплым, богатым смехом. Бесстрашным смехом.
- Мне нравится иногда сбегать из города. От телефона, который не перестает звонить. От бесконечных проблем, требующих решения. Сын сенатора хочет побыть сегодня нижним, а его любимая Госпожа занята с известной певицей. Мой портной уехал из страны, а мне очень нужен новый костюм на аукцион рабов. И еще я был так занят, что у меня даже не было времени как следует отыметь мою прекрасную Джульетту.
- Джульетту?
- Мою секретаршу.
Он наиграно вздохнул.
- Ах вы, бедняжка.
Мужчина кивнул.
- Моя жизнь трудна. Я прихожу сюда за тишиной.
- И что, вы вламываетесь в дома священников?
- Меня пригласили. Я член семьи, в конце концов.
Глаза Сюзанны округлились от шока.
- Харрисон... - Частички паззла наконец начали становиться на свои места. - Вы? - Она чуть не выкрикнула вопрос. - Вы тот самый французский родственник?
- Oui. Эта шкатулка, что так очаровала вас. - Он кивнул на резную шкатулку из палисандра. - Вам так хочется ее открыть?
- Да. Но она заперта. Вы можете ее открыть?
Тяжело вздохнув, Кингсли протянул руку и взял шкатулку из ее рук; вытащив небольшую связку ключей из кармана в жилете, он вставил один из них в замок и провернул.
- Вы, женщины... ну просто настоящие дочери Пандоры. Ничего не можете оставить в покое, не так ли? Вот. - Кингсли вернул ей открытую шкатулку. - Вот вам ответ на эту тайну.
Дрожащими пальцами она откинула крышку. Внутри на ложе из кроваво-красного бархата лежали два простых золотых кольца, одно большое, другое поменьше.
Она вытащила второе.
- Обручальные кольца? - спросила она.
Он кивнул.
- Это принадлежало моей сестре, моей Мари-Лауре. Другое - ему.
Сюзанна дотронулась до большого кольца, но не стала вытаскивать его.
- Я до сих пор не могу поверить, что он был женат, прежде чем стать священником. Он был так молод.
Скрестив руки на груди, Кингсли прислонился к спинке кровати и посмотрел в слуховое окошко.
- Как и я когда то. Мы были просто детьми, играющими в глупые детские игры. Мы вместе ходили в школу, le prêtre и я. Меня с Мари-Лаурой разлучили после смерти родителей – мне было только четырнадцать, и меня отправили к американским бабушке и дедушке. Она приехала навестить меня... Мне было тогда семнадцать лет, ему восемнадцать. Ей только исполнился двадцать один год. Я не мог потерять ее снова, но у нее не было двойного гражданства, как у меня. Он женился на ней, чтобы оставить ее с нами. Он женился на ней для меня.
- Он не любил ее?
- Он пытался. Ради нее. Когда она поняла, что он никогда не будет чувствовать к ней то, что она испытывала к нему...
- Я знаю, что она умерла. Мне жаль.
- Она не умерла, - сказал он, встретив ее взгляд. - Она покончила с собой.
Сюзанна чуть не уронила шкатулку. Но мужчина подхватил ее и удержал, несмотря на ее дрожащие руки.
- Я... Мне так жаль, мистер…
- Вы можете называть меня Кингсли. Или сэр. Или мсье. Но, пожалуйста, не называйте меня мистер Эдж.
Он закатил глаза и снова рассмеялся. Реакция казалась настолько абсурдной, что она тоже засмеялась.
- Хорошо, Кингсли. Мне очень жаль вашу сестру. Мой брат, он…
- Я знаю.
Кингсли произнес эти слова мягко, по-доброму, с глубочайшим сочувствием.
- Верно. Конечно, вы знаете... Итак, вы и Отец Стернс... вы как-то связаны.
- Только по уже давно ушедшему браку. Но мы оставались друзьями все эти годы. Полагаю, я знаю его лучше, чем кто-либо.
- Лучше, чем Нора Сатерлин?
Кингсли удивленно приподнял бровь и взял шкатулку из ее рук. С осторожностью он поправил обручальные кольца на бархатной подушечке, снова запирая крышку.
- Он сказал, что она знает его лучше, чем кто-либо.
Глаза Кингсли стали холодными и смертельно-пустыми, Сюзанна тут же пожалела о своих словах.
- То, что он говорит и то, что является правдой, не всегда одно и то же. Он может показаться всезнающим, но в том, что касается ЕЁ... вы когда-нибудь слышали фразу "умышленное невежество"?
- Они любовники, да? - спросила Сюзанна, надеясь поразить его.
Кингсли только рассмеялся.
- Ах... Пандора никогда не узнает. Неужели так уж важно: правда это или нет?
- Конечно, важно, - ответила Сюзанна, внутри нее поднялась буря ярости. - Он же ее священник. Был ее священником с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать. А если он спал с ней, или еще раньше? Черт, да, важно. Только монстр мог сделать это. Сексуальный насильник. А…
Кингсли поднял руку и покачал головой.
- Вы не имеете ни малейшего представления о том, кто он, Сюзанна. И если будете судить его по его поступкам, то никогда и не узнаете.
Она сузила глаза.
- В этом нет никакого смысла. Нет другого способа узнать человека, кроме его поступков.
- Вы видите только крохотную частичку истины. А ложь может рассказать вам больше, чем частичная правда.
Сюзанна глубоко вздохнула.
- Тогда расскажите мне все. Вы говорите, что знаете его лучше, чем кто-либо. Я хочу узнать его тоже.