- Много работаешь. Давно матери говорю: пора тебе в отпуск. Вот я съездила в Египет и даже помолодела.
- Для начала пусть твоя мать поднимет мне зарплату.
- Ты смешная.
- Посмейся.
Татьяна, действительно, засмеялась.
- Ты мне нравишься.
- Подожди, это я еще в Египет не съездила.
Она снова засмеялась.
- Слушай, я теперь часто буду заходить: ты мне поднимаешь настроение. А что твой парень? Все еще вместе? Сон не сбылся?
- Тебе-то что? Он тебе все равно не подойдет.
Кто-то звонил Татьяне на мобильный, но она сбрасывала.
- Тебя старит твоя прическа, - сказала, внимательно меня рассмотрев. - Впрочем, хвост уже прической никто не называет.
Я даже не успела обидеться, как она продолжила:
- Еду в салон, поедешь со мной. С этим надо что-то делать.
В магазин зашел беляшник, и я обреченно выдохнула:
- А что делать с этим?
- Наташка, сосиски есть? - с порога крикнул он.
Прошел мимо Татьяны, галантно поклонился и оперся о прилавок. К Татьяне стал задом. Ее бесцеремонность задела
- Есть, - она хотела толкнуть его в плечо пальчиком, но передумала и указала на кладовую, - иди, помой. Помоешь сам - возьмешь со скидкой.
Беляшник счастливо улыбнулся, снова поклонился и скрылся в кладовой. Оттуда послышался плеск воды и неприятный запах - приступил к делу.
- Ольга, - Татьяна подозвала мою напарницу, - тебе ответственное поручение. Работаешь сегодня за двоих, и Натаху прикрываешь. Я знаю: мама всегда звонит не вовремя, но ты должна справиться.
Обернулась ко мне:
- Пойдем.
Другой бы спорил - я не стала. Во-первых, портить отношения с дочерью директрисы не хотелось, во-вторых, лучше отсидеться в салоне, чем отстоять за прилавком.
В салоне мне понравилось. Он шикарный или мне так показалось, потому что раньше я в них не бывала. Судить могла только по парикмахерской "Чародейка" в Луганске. Ох, и чародеи там работали - до сих пор помню шок и свои слезы, когда мне сделали "химию". С тех пор предпочитаю хвостик: без слез и бесплатно.
Татьяна и в салоне вела себя как дочь хозяйки, все ей улыбались и угождали. Меня словно не замечали.
- Ирэн, - Татьяна подтолкнула меня к высокой худой блондинке. Опять эти блондинки! - Займись. Моя подруга. Долго жила в изгнании, вот, хочет вернуться.
Глаза Ирэн потеплели.
- Что бы вы хотели?
- Да ничего особенного, - ответила за меня Татьяна. - То, что ей пойдет.
Я с трудом подавила вздох. Отмолчаться? Дудки, раз решила меня преобразить, а я согласилась на эксперимент.
- Ты платишь, - сказала я.
- Знаю, - Татьяна отмахнулась, - кто девочку платит, тот ее и танцует.
Ирэн услужливо рассмеялась.
Слава Богу, обошлись без "химии" и других извращений. Простая прическа, но мне понравилось. Обычное "каре", только кончики были вытянуты вниз, от чего я выглядела чуть похудевшей.
Татьяна же просто позволила вымыть себе голову, высушить феном, по моим подсчетам, заплатив, по моим подсчетам, крупную сумму.
Моя прическа ей понравилась.
- Теперь явно должно покупателей прибавиться.
Она подмигнула поочередно мне и Ирэн, отсчитала деньги, и мы удалились.
- Ну, на сегодня хороших дел хватит, - с этими словами Татьяна села в машину, помахав ручкой из приоткрытого окна. - Покеда!
Хорошее настроение улетучилось.
В магазин я добиралась на трамвае.
Впрочем, на что надеялась? Что Татьяна Буряк запишет меня в подруги, я позволю себе уволиться из магазина ее мамаши, и мы вместе будем рассекать ночной город на новеньком "Лексусе"? С этим она и без меня справляется.
А меня в магазине ждала директриса. Из ее слов я поняла, что мое светлое будущее пока затягивается, и животик с обидой заурчал. Спасибо Танюше!
На смену имиджа никто не обратил внимания.
Беляшник так же требовал сосиски, Ольга дулась, директриса устала, работая вместо меня два часа за прилавком, потому молчала. Напряженно. Многозначительно.
Только мысли об Артеме помогали держаться. Сегодня вторник и надо прожить целый день, целую ночь, еще один день, чтобы увидеть его глаза. Кажется, это уже нечто большее, чем симпатия.
Может, получится выйти замуж по любви? Хотя, Артем мне предложения не делал, да и в любви не признавался, я была уверена, что мыслим мы в одном направлении.
Часа через два Ольга перестала дуться и признала, что прическа мне к лицу.
- И тебе звонили, - добавила.
- Кто?
- Какой-то парень. Спросил, есть ли ты.
- И что?
- Что-что, - проворчала скорее из вредности, а не по злобе, - тебя же не было.
- Так кто это был?
- Говорю же: какой-то парень.
Артем. Больше некому. На секунду смутила мысль, что Артем не может знать магазинный номер телефона, но была тут же отброшена. А вот узнал.
Я стала улыбаться покупателям и обошлась без обвешивания - счастье делает человека добрее. Единственно, с наступлением темноты вспомнила о своей конуре. Там счастья нет, а так хотелось продлить его хоть чуточку. И я придумала.
Пока Ольга сводила дебет с кредитом, я открыла бутылку вина, отвесила двести грамм вафель, закрыла магазин изнутри, и пригласила на "чаепитие".
- Хочу колбасы, - протянула Ольга, когда бутылка почти подмигивала донышком. - Можно?
- В ванной, - я махнула рукой в подсобку.
- Блин, я хочу вкусной.
- Сто грамм - не больше.
Она кивнула, отрезала кусочек и посмотрела на весы.
- Двести пятьдесят.
Я махнула рукой: гулять - так гулять, и открыла еще одну бутылку. Завтра придется обойтись без завтрака в целях экономии, но мне это только на пользу, зато этот вечер помог нам сблизиться так, как не помогли четыре месяца работы в магазине.
Послушала я рассказ Ольги об ее жизни и даже расчувствовалась. По всему выходило, что я - счастливчик. Меня никто не оставил одну с годовалым ребенком, никто не мотал нервы и не требовал денег на выпивку, и никто не обрек на рабство в этом магазине. Дело чисто добровольное.
- А что ты делаешь в Одессе?
Я задумалась. Не рассказывать же о своих планах встретить принца? Тогда она спросит: почему я решила, что принц обязательно должен быть из Одессы, а скажем, не из Днепра или Киева?
Я сама себе этот вопрос задавала. Ответ один.
Я так думаю. И это мой город.
Одессу полюбила, только ступив на вокзал, и поняла, что хочу жить именно здесь. Вот и все. Потом повезло - меня отшили во многих компаниях, но приняли с радостью в магазине "Персик". Наверное, потому, что я ему соответствовала, упитанностью и румяными щеками.
- Ты ведь не рассчитываешь выйти замуж?
Ольга икнула, прервав мои размышления. Что за дурацкий вопрос? Конечно, рассчитываю.
- Мужчин мало, - не унималась она, и я ее уже почти ненавидела, - а красивых женщин очень много.
Есть правда в словах, но слушать ее нет желания. Разлила вино по стаканчикам и быстренько выпроводила Ольгу к ее ребенку. Сама привычно устроилась под прилавком на матраце, и хотя окно поставили, первые полчаса открывала глаза и тревожно осматривалась.
Голова кружилась, глаза слипались, а спать не могла. Что делать? Взяла в руки справочник, - это тебе не томик Пушкина, - и, пролистав пару страниц, отключилась.
Мне снился тот, ради которого я приехала в Одессу, тот, ради которого терплю лишения, смахиваю слезы и иду дальше.
Лица не рассмотрела, но отчетливо поняла: он меня ждет.
И это не Артем.
Глава № 7
Глаза открыла от того, что кто-то стучал в дверь. Потащилась открывать и с дрожью в ногах увидела лицо директрисы.
- Ты что? - выдохнула она. - Здесь спала?
- Делали с Ольгой инвентаризацию, - ляпнула первое, что пришло в голову.
Она кивнула, прошла внутрь и остановилась у прилавка с колбасой. На нем предательски красовались две пустые бутылки вина, стаканчики и надгрызенная вафля.
- Я вижу вашу работу.
Говорила мне мама: не ври, если не умеешь, и не пей, если меры не знаешь.
Ольга опаздывала, и я вкалывала за двоих. И весь негатив тоже принимала за двоих.
Директриса ворчала, придиралась, а я молча обслуживала клиентов, ошибалась в подсчетах и несколько раз выбила неверные суммы на чеках. Последовал шквал унижений. Прилюдных. Болезненных. Я ненавидела себя за трусость и молчала.
- Сочувствую вам, - шепнула одна из покупательниц.
И я себе - тоже.
Снова вспомнила институт. Как мечтала о самостоятельности, о том, чтобы скорее начать работать. Менеджер внешнеэкономической деятельности, непременно, легко найдет место под солнцем. Найдет.
Для начала я нашла место под кондиционером, от которого все чаще ныли плечи, и место под прилавком, где меня никто не пинал.
Не пинал.
Меня били долго и жестоко. Слова директрисы. Даже ее дочь, чтобы не попасть под руку, заглянула на секунду, и даже не попросив денег, сбежала.
Следом за ней появилась Ольга, в огромных солнцезащитных очках.
- Это тебе не пляж! - прикрикнула директриса. - К прилавку!
Когда поток оголодавших рассосался, Ольга подошла ко мне.
- Говоришь, замуж приехала выходить?
Она усмехнулась, подняла вверх очки, и я увидела огромное синевато-желтое пятно возле глаза.
- Подумай еще раз.
- Кто? - ахнула я.
- Принц. Одесский. Мой.
До вечера мы не перекинулись и парой слов. Странно, но я чувствовала вину за то, что случилось с Ольгой. Ведь это я ее уговорила на посиделки. И вот, я цела, здорова, а она… В темных очках даже купюры видеть плоховато. В итоге, недостача. Сто десять гривен - сумма астрономическая по тем временам.
Ольга отмалчивалась. Сев в углу, я пересчитывала свою кассу и думала о том, что у меня, конечно, есть 20 гривен, которые нашла, и я могла бы выручить напарницу, но тогда не смогу позволить себе абсолютно ничего. К тому же, ходили слухи, Ольга решила увольняться.
- Мне нужны деньги. Что мне делать? - ныла Ольга.
Она с надеждой посматривала в мою сторону. Что делать… Я подошла к сумке, достала купюру, с минуту рассматривала ее и вернула на место. Нет.
Я пожала плечами. Откуда я знаю, что делать? Своих проблем хватает.
Ушла чуть раньше, а Ольга осталась. Плакала. К тому же, ее не сильно тянуло домой. Я злилась на себя, на двухсотгривневую купюру, камнем оттягивавшую сумку, и в ужасном настроении зашла в дом.
- А вот и наша красопета! - увидев меня, завопила тетка.
- Явилась, - вторила другая.
Я растерянно уставилась на двух заговорщиц. В том, что заговор был, убедилась через секунду.
- Это она - больше некому!
- Ну, да, не наши же мужики!
Тетки отбросили в сторону ножи и капусту, надвинулись, уперев руки в бока и посмеиваясь, и вдруг схватили меня с двух сторон. Одновременно. Я вскрикнула, они схватили меня под руки и попытались ткнуть лицом в мусорное ведро. Я выворачивалась, но понимала, что силы, мягко говоря, не равны.
- Шляется, шляется, с нее течет, а она ландыши…
Снова попытка сунуть мой нос в ведро и снова я вывернулась. Надолго ли? Я - мышь для двух толстых кошек. Неподвижная мишень для снайпера.
Я задыхалась, вскрикивала и понимала, что проигрываю, что мне придется не только увидеть, но и вдохнуть запах чужой прокладки. Она валялась на дне ведра, распластавшись и вобрав в себя кровь как минимум вселенной.
Меня ударили по щеке, - неряшливые пальцы с заусеницами, - мой ноготь сломался о край стола, я разозлилась и схватила нож. Его лезвие стало преградой между мной и двумя ненормальными. Острое лезвие. Надежной преградой.
Смогу ли? Даже вопроса такого не было. Да, если придется.
Тетки замешкались, оторопело глядели то на капусту, то на меня, сделали шаг назад.
- Чокнутая, - сказала одна из них. - Он же острый.
Я рассмеялась.
- Вот именно, - подтвердила, - именно.
И уже дальше - на их языке, чтобы доходчивей. Нет, молдавского не знала, но хорошо уличный жаргон - неплохая замена, как оказалось. Благо, детство не подкачало.
Если перевести на русский обыкновенный, то я сказала, что живу в своей стране, и если убью этих мутантов, сидеть буду на Родине, вот им придется сдохнуть в чужой стране. Сдохнуть, и сгнить здесь.
Тетки хлопали ресницами, злились, молчали, но по глазам видела - не оставили намерений увидеть мой поцелуй с прокладкой.
- Я - одесситка, - крикнула одна из них.
- Да не позорь ты Одессу!
Меня снова душил смех.
- Сунетесь еще раз - я мешкать не стану. Пошли вон! Обе! Сегодня кухня занята.
Они переглянулись, кивнули друг другу и как завороженные, маленькими шажками, не поворачиваясь ко мне спиной, вышли.
Спрятаться в своей комнате сейчас - равносильно поражению. Или идти до конца, или лапки складывать в самом начале - так безболезненней.
Я взяла ведро и выбросила прокладку им под дверь.
Готовить мне было нечего - "Мивину" съела еще на выходных и не пополнила запасы. Заварила кофе, похрустела их капустой, заняла выжидательные позиции. Наверняка, вернутся.
В окошко увидела, что сунется муж одной из теток. Подмога? У двери своей комнаты он чертыхнулся, нагнулся, поднял прокладку и забросил в комнату. Послышались женские крики, потом показалась женская голова с десятью мужскими пальцами в кучерявой шевелюре. Больно?
Я улыбнулась. Хотелось бы.
Тетку и прокладку поволокли к туалету на улицу. Тетка отбивалась, кричала, но муж ее действовал жестко и вполне успешно. Лицом - к толчку, лицом - к прокладке, лицом - к земле, когда возвращались. Втолкнул ее в комнату, так и не позволив разогнуться, и зашел на кухню.
- Досталось? - спросил равнодушно.
Я пожала плечами.
- Нож, кстати, острый, - почавкав капустой, он вышел.
Прелестно.
С этого дня я спала не с радио, а с ножом. Каждую ночь клала под подушку и ждала матч-реванш.
Спать я разлюбила. Потому что хотела жить. Потому что хотела снова увидеть Артема. Две недели рабства в "Персике" не позволяли сбежать на курсы. Директриса умела учить.
Плюс: за две недели я похудела на пять килограмм, минус: Артем этого не видел.
Теперь я четко понимала, что хочу замуж именно за него, что живу только новой встречей, что даже если у него отберут квартиру, мы уедем в Луганск - лишь бы вместе.
Из отпуска вернулась еще одна напарница - Оксана. Работать стало легче и веселее. Вдвоем мы пытались вытянуть Ольгу из затяжной депрессии и по утрам подкрашивали ее синяк моей пудрой. Дешево и сердито.
Директриса, подумав, что мы окончательно раскаялись, успокоилась и перестала придумывать нелепые задания. Меня даже пригласили в кабинет и снова провели долгую беседу о будущем, потом мы съездили в другие ее магазины, где меня представляли как надежду торгового бизнеса, и милые девочки ошарашено взирали на новую протеже.
Вечера были свободны, но теперь уже я сама оттягивала момент встречи с Артемом. Пропустила несколько занятий, а в эту пятницу твердо решила идти. И настроение подходящее.
Я его просто обниму и все, сама, первая. А потом увижу его глаза… И все будет ясно. Скучал? Ждал? Безразлично?
Не верю. Все будет прекрасно. Все было бы прекрасно уже сейчас, если бы хорошее настроение не портило заплаканное лицо Ольги.
Конец смены, а она скрылась в кладовой, просидела с пол часа, вернулась с салфеткой и принялась демонстративно размазывать дешевый макияж. Я вопросительно уставилась на Оксану.
- Недостача у нас, - подтвердила она, покосившись на дверь директрисы, - большая.
Она опять посмотрела на дверь, потом на Ольгу и с подозрением на меня.
- Девятьсот гривен.
Опять? Да сколько можно? Это же две зарплаты! Что делать? Конечно, с нас высчитают, а жить как?
- С меня высчитывать не будут, - отрезала Оксана, холодно наблюдая за страданиями Ольги. - С тебя тоже.
Я почувствовала комок в горле. Не знаю, кто вор, но я так же не без греха. Стащила когда-то с кассы две гривны. Потом, правда, вернула, и все же… не хорошо на душе было, скверно.
И Ольга как овца побитая. Подошла, заглянула мне в глаза, словно ждала этого признания.
Я отвернулась.
- Оксан, а почему крайняя Ольга? Кто решил?
- Директриса, - по слогам, как недоумку, пояснила Оксана.
Ольга всхлипнула и снова спряталась в кладовой. И даже если вина не ее, ничего не докажешь. К примеру, о тех двух гривнах, что я брала в долг, никто не знал. А если брал кто-то еще? И не считал обязательным возвращать? А если сама директриса, у которой была привычка потребовать срочно деньги из черной кассы и даже не дать тебе времени пересчитать наличку?
Я постучала к ней в кабинет.
- Заходи, Наталья, - она приветливо махнула рукой. - Кофе вкусный. Будешь? И вафли есть, твои любимые. Садись. Ну, что там? Хнычет? Пускай. Она мне за все заплатит. Прямо под носом…
- Алла Борисовна, почему вы решили, что это именно Ольга?
Алла Борисовна удивленно заморгала ресницами.
- Нас же трое.
- Наташа, иди работай. Тебя это заботить не должно.
И все же в ее взгляде мелькнуло сомнение.
- Видеокамер нет, - сказала я, - деньги в кладовой, взять мог любой из нас.
В том числе и ты, подумал я, но вслух не сказала.
Директриса улыбнулась, словно догадавшись о моих мыслях, и выдала версию:
- До Ольги у нас краж не было. Это она. Оксана работает у меня четыре года, я ей полностью доверяю, а Ольга пришла последней.
Вот как. Пришла последней - достаточное доказательство, чтобы тебя обвинили в воровстве и угрожали расправой, если деньги чудесным образом не вернутся.
- Я хочу уволиться.
- Что?
- Алла Борисовна, я не верю, что это Ольга. А если это она, то меня не устраивает обвинение только на том основании, что человек пришел в магазин последним, что он здесь работает меньше других. Меньше всех здесь работаю я. Ольга - год, а я - четыре месяца. После ее увольнения, если произойдет еще одна недостача, последней буду точно я. Я увольняюсь.
- Ты делаешь ошибку.
Директриса была так ошарашена, что поднялась, преодолела отделявшее нас расстояние и внимательно всматривалась в мое лицо.
- Наташа, ты делаешь ошибку. Не принимай необдуманных решений. Иди. Иди работай. Она специально разыграла перед тобой представление, но меня не проведешь. Говорит: денег нет. У меня есть люди, которые заставят заплатить. Она заплатит мне за все, и даже больше. За все. Я найду способы.
Надо признать, Алла Борисовна умела убеждать. Или гипнотизировать. Я вышла из ее кабинета, потерянно осмотрелась по сторонам. Зачем я устраивала бурю в стакане воды? Пустяк, да и только.
- Мне жить не на что, - услышала рядом слова Ольги.
Она сидела с очередной салфеткой рядом с по-прежнему равнодушной Оксаной.
Не хочу быть на ее месте.