- Привет, - отозвался Артем.
- Что делаешь?
- Сплю.
- Один?
- Кто это?
- Не узнал? Это Наташа.
Первый промах: я никогда не называла себя Наташей. Натальей.
- Хм. И чего ты хочешь?
- Встретиться.
- С тобой я встречаться не буду.
- Почему?
- Я тебя не знаю.
- Ты шутишь? Мы познакомились на курсах и даже занимались любовью.
Второй промах: о любви не было и речи.
- Любовью? С тобой? Вряд ли.
- Может, встретимся?
- Я сплю. Пожалуйста, не звони мне больше, - сказал с раздражением и нажал отбой.
Я обвела взглядом застывших девчонок, притихшего за стойкой бармена в красном переднике, троих посетителей за соседним столиком… Столько свидетелей одного унижения… Не перебор ли?
Не захотел встретиться. Забыл. Вычеркнул из жизни.
- Да он просто понял, что это не ты, - сказала Наташка. - Представляешь? Он понял, что я - не ты. Ты бы слышала его голос… Ты ему не безразлична.
- Я слышала все.
- Ты не понимаешь: я уверена, что он думает о тебе. И, мне кажется, расстроился, что это не ты. Блин! Надо было тебе самой звонить! Звони! Звони сейчас! Если стесняешься, мы с Ленкой даже выйдем! Звони!
Я покачала головой - нет, Ленка была на моей стороне.
- Сейчас это глупо. Он сравнит ваши голоса и поймет, что она сидела рядом. Подумает, что разыгрывают. Сейчас звонить нет смысла.
- Что-то я загрустила, - протянула Наташка. - Не удивлюсь, если он тоже тебя любит. Ты бы слышала его голос.
Компания - есть компания, и мы загрустили втроем. Не знаю, о чем думали они, а я - об Артеме. Я испытывала к нему более сильные чувства, чем думала изначально, чем рассчитывала изначально. Люблю?
Внутренний голос, который имел привычку гласить правду, когда его не спрашиваешь, твердил, что от Артема мне нужны только прописка и квартира. Голос врал.
Слышишь, голос? Ты врал!
Хотя, в твоих словах и была правда.
Одесситы боятся приезжих. И правильно делают. Не в обиду, но многие местные расслабились, все им идет в руки само, жизнь складывается, живут у моря, красивейший город - оттого и смех, и шутки, и леность. Привыкли жить просто. А нам, из глубинок, приходится зубами прорывать дорогу. И мы стараемся, иногда от зубов остаются осколки, а бывает, что зубы превращаются в клыки или только отбеливаются. Годам к сорока мы становимся с местными в ряд, но за плечами у нас огромный послужной список и прошлое, и тогда мы тоже начинаем ненавидеть приезжих.
Потому что они идут следом и наступают на пятки уже нам. Новым местным. Будущим коренным.
Мы оттесняем тех, что слабее, а некоторых пытаемся сбросить. Но мы делаем это ради высокой цели.
Говорят, Родина там, где твое сердце. Мое забилось в Одессе.
И словно услышав мои мысли, город сделал шаг мне навстречу.
- У меня здесь родственница живет, - сказала Ленка. - Девяносто лет. Живет одна в двухкомнатной квартире. Может, к ней переедешь? До работы будет ближе в два раза.
Я сделала вид, что сомневаюсь, и она продолжила:
- Подумай. Денег платить… наверное, гривен сто - а так, лишь бы порядок был.
- Типа сиделки?
- Нет, сиделка ей пока не нужна, иначе пришлось бы нам тебе доплачивать. Давай завтра сходим - познакомишься.
Я выжидательно посмотрела на Наташку - та кивнула. Одобрено. Надо будет сразу ехать с вещами, чтобы никто не передумал. Скорей бы в квартиру, уют и ванную!
С Черноморки я уезжала без сожалений. Это район для отдыха, но не для жизни. А вот бабка плакала, говорила, что если что, то она потеснится и примет меня в свою комнату, пока другие будут на ремонте.
Мне хотелось рассмеяться ей в лицо и просить:
- А в постель свою часом не примешь?
Но я проявила тактичность, предусмотрительность и смолчала. Достаточно шока в ее глазах, когда бабка увидела, что за мной приехали на машине. Старенькая иномарка, но вряд ли она разбиралась в них лучше меня, а я делила машины только на "наши" и "нет".
Она даже дотянула мою сумку до машины. Я не возражала - все же исполняю ее новогоднее желание, освобождаю территорию, а за желание и потрудиться в радость.
- Ты уж прости, если что, - увещевала бабка сквозь всхлипы.
Я благосклонно кивнула, села в машину и вычеркнула ее из жизни. Этого не было. Просто страшный сон, который должен развеяться.
Но вышло из огня да в полымя, как говорится.
Новую бабулю звали баба Аня. Увидев нас у себя на пороге, она растерялась, если не испугалась. Хлопала серыми ресницами, сдвигала недовольно брови и постукивала по полу скрюченной палкой. Зайти не предложила.
- Это тебе квартирант, - безапелляционно заявил Ленкин муж, протискиваясь в квартиру. - Все ж веселее будет, и ночью спокойнее. Если подружитесь, когда и за лекарствами сходит. Мы ведь не можем каждый раз наведываться - далековато.
Мы зашли следом за ним.
- У тебя машина, - ворчала старушка, но стучать палкой перестала.
Куда больше отстукивания марша деревянной палкой ее заинтересовала моя кандидатура. Подошла ближе, подняла маленькую головку, впилась выцветшими глазками-бусинками.
- И втихаря все, - вернулась к Диме, - вроде и не живая я уже.
- Бензин подорожал, - не обратив внимания на обвинения, стоял на своем Дима. - И у меня работы много.
- Да-да, с Леночкой по городу кататься.
- И это тоже.
Бабка покудахтала еще про нравы молодежи, сначала громко, потом только себе под нос, заметив, что никто не прислушивается, и повела апартаменты показывать.
Обычная квартира, обставленная по-стариковски, и пахло в ней так же, но… Там была ванная…
- Купаться раз в неделю.
Мысли она, что ли, читает? Бабка-ведунья? Сама-то, небось, и раз в неделю не моется - понятно откуда, такой сильный запах.
- Правда, - добавила бабка милостиво, - в тазике мыться можешь, сколько хочешь, но тоже экономно. У тебя большой тазик?
Я покачала головой.
Тазик лопнул и остался в прошлом.
Мое хорошее настроение тоже.
Мой переезд к бабе Ане стал черной кляксой в моей серой жизни. Никого раньше я не презирала с такой силой. Никто не отвечал мне взаимностью с таким жаром.
Глава № 11
Я не замечала, как пролетают дни, потому что работа мне нравилась, а вот с вечерами сложнее - я стала их ненавидеть.
Баба Аня под любым предлогом держала меня у своей постели, на скрипящем стуле, часа два, как сиделку с обязательной программой развлечения. К ней никто не заходил, а телевизор у нее был маленький, черно-белый, безответный.
- Куда спать так рано? - ворчала она в двенадцать ночи. - Посиди, отлежишь еще свои бока.
Сдерживая зевоту, чтобы не обидеть старушку, я держалась, сколько могла и едва она от усталости прикрывала глаза, сбегала в свою комнату. Конфликтовать не хотелось - только переехала, да и холодно за окном. Вернуться на Черноморку? Напомнить бабке о непредусмотрительно брошенном приглашении вернуться в случае чего?
А если там молдаване еще не выехали? А если бабка посмеется в глаза и скажет, мол, иди откуда пришла? И как ни крути, здесь теплее и безопасней.
Не хочу вспоминать, как прошел Новый Год. Старый больной человек - это очень живучий монстр, который заражает тебя ненавистью ко всему окружающему.
Теперь я ненавидела все, всех, и если раньше общения не хватало, теперь я сама предпочитала отмалчиваться и беречь силы на вечер.
Монстр жаждет развлечений!
Вскоре бабуля стала более требовательной, два часа отсидки у постели казались пренебрежением, три - снисходительным мизером, звонки знакомых по телефону - тратой времени, мое молчание от усталости - вендеттой.
Больше всего ее бесила суббота, когда я пыталась навести порядок. Меня не бывало дома практически целый день, вечера - у ее постели, недвижимо, а бардак в квартире был такой, вроде несколько дней резвилась толпа стриптизеров.
Повсюду крошки, кусочки ваты, разорванные инструкции к лекарствам, зернышки сены, заляпанная плитка на кухне. Возьмусь за тряпку - ворчит, что и так чисто, а если меня что не устраивает, дверь открыта.
Мою посуду - выкрик, что гремит, и обязательно побьется; подметаю - пыль во все стороны - и демонстративный кашель; снимаю паутину - сыпется побелка; стираю - воняет порошок и сильно капает с одежды.
Около полуночи, освободившись от тягостного общества, я любила стоять у окна, смотреть на снег, звезды, свет в окнах и вслушиваться в блаженную тишину.
Ленке я ничего не говорила. Тоже скажет, что всегда могу съехать, а не доводить бабулю до инфаркта. Кстати, такие жалобы в мой адрес от бабули поступали, как оказалось, но Ленка и ее муж отшучивались.
Наверное, жить в одной квартире с мамой Артема было бы куда проще.
Так же считали Наташка с Ленкой, и даже разработали план. Очень простой, позволяющий проверить все раз и навсегда.
В одну из пятниц мы отпросились с работы пораньше и подъехали к офису, где я когда-то просиживала на курсах английского. Притаились на противоположной стороне, на трамвайной остановке, для маскировки и от скуки в ожидании купили по бутылке пива и фисташки.
Сейчас мне кажется смешным - как можно пить пиво на морозе? Почему не коньяк? Не кофе, который так же продавался в киоске?
- Это он? - то и дело переспрашивала Наташка, когда к офису начали подтягиваться мои одногруппники.
Я отрицательно качала головой, и мы снова ждали. Пить пиво не хотелось - я и раньше не была его поклонником, а тем паче, в феврале, когда трусило от холода и страха одновременно.
- Может, он уже не ходит на курсы? - усомнилась Ленка, начав стучать зубами по бутылке.
- Я же говорю: он ее любит, - поддержала Наташка, - я поняла это по голосу. Блин, тебя долго не было, и он тоже решил бросить. Вот увидите: я права.
Если бы Артем не пришел, я бы поверила в Наташкину теорию о любви ко мне, но минут вскоре узнала его фигуру в курящей толпе.
- Он? - разочарованно протянула Ленка.
- Блин, и это из-за него я так замерзла? - с тем же чувством - Наташка.
- Что тебя не устраивает? - сдвинув брови, спросила я.
- Можешь поверить, с той девочкой он вряд ли встречается. Он не для нее.
- Его мама очень хочет видеть рядом одесситку.
- Может хотеть, - буркнула Ленка, - но одесситка его вряд ли захочет. Ничего в нем нет. Только рост. Годам к тридцати огрузнет, расплывется - это видно сразу. Блин, зря мы приехали.
Честно говоря, я тоже так считала. Не потому, что мне Артем уже не нравился. Я жутко комплексовала. Что скажу? Как он воспримет мое появление? Что подумают одногруппники? Наверняка, все уже знают, что мы переспали, он меня бросил, потом я начала названивать и, наконец, явилась сама.
Отступить? Ведь пока он меня не увидел, пока еще они ничего такого обо мне не подумали…
Я машинально сделала шаг в сторону от офиса, от Артема, от одногруппников.
- Но раз уж приехали… - Наташка отобрала у меня бутылку пива и подтолкнула вперед. - Давай дуй к нему.
Ленка молчала, окончательно разочаровавшись в моем вкусе.
- Мы должны видеть только хорошее, - шепнула ей Наташка, и уже громче, мне: - Для нас он не подходит однозначно, и вообще, хочу тебе сказать, ему крупно повезло, что ты по нему сохнешь. Птица мелкого полета. Да какая птица… Мышь. Ноль перспектив. Но у него есть то, что тебе нужно. Квартира. Значит, закрываем глаза на все остальное.
Теперь меня подталкивали уже двое.
Одногруппники зашли в офис, Артем остался курить. Пошлет - уйду, подумала я и решительно направилась в его сторону.
Подошла. Остановилась. Минуту молчала или больше - не помню.
- Привет, - сказала, стараясь казаться беспечной.
- Привет, - отозвался Артем.
И он не казался беспечным. Он был им.
Я бы могла рассказать ему, как одиноко, грустно, холодно без него. Но тишина пугала.
Я бы могла рассказать, что не было ночи, чтобы я не мечтала оказаться с ним рядом. Но тишина угнетала.
Я бы могла рассказать, что веду с ним беседы, когда хочется посоветоваться, и это похоже на бред. Но тишина запечатала губы.
Я, дрожа, смотрела на него и ждала, когда вздернет бровь, насупится, спросит, что я здесь делаю, рассмеется… Уйдет… Когда я останусь совершенно одна и смогу завыть так громко, как давно того хочется…
Но он поступил иначе.
- Теперь я точно знаю, что ты думаешь только о себе, - сказал на выдохе, с надломом, сгреб меня в охапку и уткнулся лицом в волосы.
От него пахло сигаретным дымом и одеколоном с древесными нотками. От него веяло теплом и уверенностью в завтрашнем дне, от него исходила доброта.
Говорить не хотелось, думать - тоже. Рядом. Вдвоем. Наверное, это тоже было счастье. Недолгое.
Я посмотрела на остановку, но девчонок там уже не было.
- Почему ты не звонила? - прошептал мой мальчик. - Почему не оставила телефон? Почему ты ушла?
- Я думала, ты встречаешься с Наташкой.
- Встречаюсь. Моя Наташка - ты. Слышишь?
Я покорно кивнула.
Мы медленно шли по городу, я то и дело заглядывала ему в глаза и счастливо улыбалась. Ради этого стоило пережить пять минут позора при встрече с мамой Артема и даже ей улыбнуться.
Но в сравнении с ней я - никудышная актриса. Мама Артема изобразила бурный восторг, суету, вихрь заботы, как бабочка упорхнула на кухню.
- Располагайся, - шепнул Артем и впервые не сбежал в ванную.
Сидел рядом со мной, держал за руку, не отпустил руку даже тогда, когда подали чай.
- Ты ведь не лева, сынок, - смеясь, сказала мама Артема, - сядь нормально.
Так как Артем не спешил воспользоваться советом, она добавила:
- И Наташе так будет гораздо удобней. Кружка-то с чаем большая, щедрая.
Артем отпустил мою руку, а я вспомнила слова его матери: "продажная", "за чашку чая", и отставив в сторону огромную кружку с надтреснутым боком, сказала:
- Я хочу кофе.
Пока его мать пыталась убить меня взглядом, Артем подскочил.
- Я сам сделаю.
- Я хочу варенье, - добавила я, не сводя глаз с его матери. - И батон.
Сейчас я думаю, что если бы попыталась понять и принять его мать, у нас с Артемом все могло сложиться иначе, а тогда радовалась злости в ее глазах и не смотря на то, что терпеть не могу варенье и белый хлеб - ела.
Жадно, как и положено человеку с помойки, которым она меня считала.
Представляю, каково ей было стелить для меня постель, знать, что я сплю с ее сыном. Я, продажная девка за чашку чая…
Когда мы остались с Артемом вдвоем, он закурил сигарету. Передал мне. Дым на двоих туманил сознание. Я таяла от его взгляда, плыла по реке нежности, тонула в омуте карих глаз, и отказывалась сопротивляться.
Я не хотела, чтобы что-либо изменилось, чтобы что-то разрушило это хрупкое наслаждение, и вдруг…
- Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
Не знаю, что при этом чувствуют другие (слышала - радость, восторг), я - отчаяние. Все мои планы, мечты о карьере рушились с бешеной скоростью.
Я увидела себя мамой троих детей, расплывшегося от пива и переедания Артема, его ворчливую мать, отца - которого я, кстати, еще не видела и не представляла, где он, как выглядит, наши вечера на самой обычной дешевой кухне…
И это моя жизнь?
Я пыталась сосредоточиться на кофе и не смотреть в сторону моего мальчика, я пыталась не позволить улетучиться ощущению счастья, мелькнувшего секунду назад.
Я пыталась не смотреть в глаза Артема, когда он присел передо мной, обнял за колени и повторил:
- Хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
Я ужаснулась мысли о бытовухе, словно она уже стояла рядом и постукивала меня тонкими пальцами по спине. Я кожей услышала ее азбуку Морзе.
Артем начнет изменять, я - бегать по квартирам любовниц, потом развод - и я с детьми возвращаюсь в Луганск. Алиментов катастрофически не хватает, дети ходят в обычную школу, на их ногах такие же чахлые ботинки, как у меня, и никаких перспектив в будущем
Им придется идти работать в шахту, я прокляну Одессу и Артема, а он с очередной девицей легко забудет о нашем существовании.
Годам к сорока меня не узнать, прежними останутся только злость, глаза и безысходность.
Вспомнились слова подруг о том, что Артем не подходит для одесситок, что ничего в нем особенного нет. Обычный. Бесперспективный. И рядом со мной? Насовсем?
А принц?
Моим ответом был смех.
Артем поднялся, закурил, долго смотрел в окно, обернулся… Могу поклясться, что в тот момент у него были самые грустные глаза в мире. И самые безысходно-нежные. Беззащитные, как у ребенка.
Мой мальчик…
- Тогда просто переезжай. Слышишь? Я хочу видеть тебя каждый день, хочу прикасаться к тебе, ждать… Я люблю тебя. Никогда никого не любил так сильно.
Как ему объяснить? Как признаться? Поймет ли?
Замуж - это слишком серьезно, я не готова, но и просто переехать к нему не могу. Завтраки, обеды, ужины - все то же самое, только на птичьих правах, и в доме постоянно будут тесниться его родители.
И вообще, признание в любви прозвучало как-то обыденно. На колени не становился, ни тебе подарка, ни кольца, ни цветов. Все за чашку чая. Как и говорила его мать.
- Я заплатила за месяц вперед.
- Что?
- Я заплатила за квартиру за месяц вперед. Я не могу переехать.
Он улыбнулся, отошел к окну, снова закурил.
- Да, это серьезно.
И больше ни слова.
Ночь была необыкновенно нежной. Быть может, так у всех, кто прощается. Кто знает, что каждый шаг - это приближение к финишу, где победителя встречают не толпы фанатов, а пустота.
Мы продолжали встречаться, радоваться друг другу, но к той теме больше не возвращались. Незаметно для себя, о любви теперь говорила только я. Артем улыбался, кивал, повторял словно эхо - не более.
Дни пролетали незаметно, к девяти - десяти вечера я возвращалась с работы, бросала дома сумку, слышала наставления бабки и убегала к моему мальчику.
Кошмары начинались по возвращении - моей радости, счастливых глаз, переполнявших эмоций, не переносили на дух и настраивали против Артема, отчитывали, презирали. Бабуля была более чем старых взглядов, и яд ее слов действовал долго и наверняка.
Идя на встречу с Артемом, я уже знала, что выслушаю от старого полудышащего монстра по возвращении. И начала ненавидеть встречи с Артемом, ненавидеть его за то, что уходит в тепло и к матери, а для меня начинается беспробудный сон унижения, ненавидеть, что ни разу он не спросил, как мне живется.
Его это не интересовало.
Поцелуи, мои признания, его объятия, выходные у него дома, и то на пару часов - не более, пока мама не придет с рынка.
Я начала срываться, злиться, кричать на него, устраивать истерики на пустом месте, придираться. Повод находила с легкостью - за то, что у меня сегодня плохое настроение, за то, что смотрит в сторону блондинки, за то, что продолжает ходить на курсы английского и мы вычеркнули три дня из списка наших свиданий. За то, что не работает, может себе позволить отоспаться, а у меня после ночи с ним круги под глазами и выгляжу я малопривлекательно.
Самый распространенный повод - без повода.