Зло вчерашнего дня - Нина Стожкова 14 стр.


- Как же так! Ведь это вы забрали деньги у детей и педагогов! - Лина усилием воли заставила себя говорить почти спокойно.

- Вот и ты у кого-нибудь возьми, - невозмутимо ответствовал Иван Михайлович. - А как ты, Лин, хотела: закон сохранения денег в природе! - хохотнул он и отключился.

Лина автоматически сунула трубку в карман. Заколдованный круг! Михалыч ушел в глухую несознанку. Узнать бы, куда сбежал этот Кудеяр-атаман… Может, и на него найдется управа? Или… глава управы?…

Лина набрала номер всезнающей знакомой и, стараясь говорить нейтральным голосом, словно диктор новостной программы, спросила:

- Наталья Анатольевна, вы, случаем, не знаете, куда ушел наш дорогой Иван Михайлович?

- Да кто же этого не знает? - удивилась Наталья Анатольевна. - Трудится в управе одного из столичных округов, советник по культуре у Алексея Ивановича.

- А кто это? - обнаружила Лина полную неосведомленность.

- Как кто? Начальник той самой управы!

- Ничего себе! - удивилась Лина. - Неплохая крыша.

- Да уж, - согласилась Наталья Анатольевна, - лучше не придумаешь. Говорят, Иван Михайлович открыл при управе детскую телестудию. Глава привечает его за креативность. Говоря по-простому, за творческие идеи. Столько новых интересных проектов! А как говорит! Заслушаешься!

- М-да, он у нас очень творческий человек, - согласилась Лина. - И дети у него талантливые - в папу.

- Вот они и будут поднимать районную телестудию, - продолжила собеседница с удовольствием сливать информацию. - Все четверо детей Ивана Михайловича вошли в штат местного телевидения. Кто главным редактором, кто сценаристом, кто продюсером, кто начальником отдела рекламы.

- Счастливый отец! - искренне восхитилась Лина и внезапно ойкнула. Оказывается, она вместе с люпином сорвала ветку крапивы. - Нет-нет, у меня все в порядке, - успокоила Наталью Анатольевну и, простившись с ней, проверила баланс на счете. Денежки стремительно таяли. И все же Лина набрала еще один номер. - Могу я записаться на прием к главе управы? - поинтересовалась она.

- Глава уехал, - ласково, как больной, ответила ей девушка на другом конце провода.

- А когда вернется? - не сдавалась Лина.

- Поверьте мне, девушка, Алексей Иванович - человек занятой, он себе не принадлежит, - продолжила нежно уговаривать Лину собеседница на другом конце провода. - Каждый день на него обрушиваются десятки серьезнейших проблем. Ваш вопрос наверняка в состоянии решить кто-нибудь другой. А о чем вы вообще хотите говорить с главой управы?

- О вопросе финансирования детской музыкальной студии, - с достоинством ответила Лина.

- А, тогда вам повезло, - обрадовалась невидимая секретарша, голос ее заметно потеплел. - Вопросами культуры у нас теперь занимается Иван Михайлович. Совершенно удивительный, дивный, большой души человек. Можете записаться к нему на прием.

- Благодарю вас, перезвоню попозже, куда-то дела свое расписание, - пробормотала Лина и, отключив мобильник, сунула его в карман.

- Вы мама Серафимы? - тихо спросила Лина, входя в темноту крошечной прихожей.

- Я, а что? - удивилась милая скромная женщина с усталым лицом, вглядываясь в лицо непрошеной гостьи.

- Да вот… решила забежать к вам, занести молока и хлеба. А то Серафима волнуется. Говорит, вы немного приболели, а она сама сейчас приехать не может. Сима в нашем лагере для музыкально одаренных детей совершенно незаменимый человек, - выпалила Лина первое, что пришло в голову.

- Какой лагерь, какие дети, я ничего не знаю? - удивилась женщина. - Да и музыкального слуха у нее нет. Впрочем, Сима не посвящает меня в свои планы. Говорит, мол, уже два года она совершеннолетняя и сама за себя отвечает. Сообщила только, что уезжает на несколько дней за город.

- А разве вы с ней не на связи? - удивилась Лина. - Сима ни на минуту не расстается с мобильником.

- Да что вы! - горько усмехнулась женщина. - Какая там связь. Дочка сообщает мне только самое необходимое. Говорит, чтобы деньги на телефон не тратить. Да и мне она по этой же причине запрещает звонить. Ну, тут она права. Честно говоря, в средствах мы с Симочкой ограничены. Да что мы с вами в прихожей стоим, - спохватилась женщина, - проходите, пожалуйста, давайте я вам нашу квартиру покажу.

- Это комната Серафимы? - осторожно поинтересовалась гостья, исподволь оглядывая чистенькое бедное жилище. Ни современной техники, ни красивых безделушек, ни модных CD и DVD-дисков… Ничего из того, чем обычно забиты комнаты молоденьких девушек. Обстановка почти спартанская.

- Здесь обитаем мы с Симой, - вздохнула женщина и пояснила: - За стенкой наша старенькая бабушка лежит. Вот так и живем. Я вырастила дочь одна, всю жизнь приходилось во всем себя, да и ее ограничивать.

- Вы разошлись с мужем? - с сочувствием спросила Лина.

- Никогда не была замужем, - спокойно сказала женщина. - Я мать-одиночка. Это мой сознательный выбор.

Она гордо и прямо взглянула Лине в глаза. Лина узнала этот стальной взгляд - взгляд Серафимы. И поняла, что эта женщина не из тех, кто станет откровенничать с первой встречной. Так что про отца Симы она в этом доме вряд ли что-то узнает…

Поблагодарив женщину, Лина направилась к выходу. Внезапно ее взгляд упал на маленькую фотографию на тумбочке. Гостья вздрогнула. С фотографии на нее смотрел молодой и красивый Викентий Модестович.

Катерина шла по бульвару Капуцинок и ворчала про себя:

"Продлевать тур? Как бы не так! Променять родную дачу, где сейчас, похоже, происходит самое интересное, на многолюдный, суетливый, а главное, уже изрядно поднадоевший Париж! Да они меня плохо знают! Ничего - еще узнают.

Прилечу в Москву и - сразу в родные края, на природу. Поживу инкогнито у подружки в соседнем поселке. Оттуда постепенно разведаю, что и как. Пускай мама думает, что я в безопасности. Если ей так спокойнее.

Так, что там у нас сегодня по плану? Экскурсия в Нормандию. Более чем достаточно. А потом - домой! Четыре дня - вполне достаточно. Правда, с любовью, как всегда, облом. Придется придумать специально для мамы какую-нибудь романтическую историю".

И Катерина поспешила к автобусу, увозившему туристов в Нормандию.

Оказалось, что съездить из Парижа на побережье Ла-Манша дело недолгое - все равно что добраться из Москвы до дачи где-нибудь под Волоколамском. Гидом оказался франтоватый француз, одетый во все черное, с гладко выбритым породистым черепом. Француза звали Морис. Он старался рассказать русским туристам как можно больше о своей стране. Правда, точка зрения на французскую историю и экономику у него была, мягко говоря, своеобразная. Все исторические эпизоды в изложении месье сводились к одному: француженки - самые коварные и хитрые существа на свете. Женщины слушали гида с интересом, словно он пересказывал длиннющий сериал, а мужчины потихоньку начали роптать. Мол, не затем они уплатили неслабые денежки за экскурсию, чтобы им втюхивали три часа про личную жизнь этого типа. Однако Морис не сдавался. Видно, здорово накипело. В рамках рассказа о судебной системе Франции он поведал, что оставленных мужей здесь обирают до нитки. Вот и коварная жена Мориса выпихнула его на парижские бульвары чуть ли не в исподнем. Даже постельное белье и посуду не позволила забрать… На этом его личная история не закончилась. Рассказывая про Ла-Манш, к берегам которого они неотвратимо направлялись, Морис плавно перешел к английским мореплавателям. И тут - вновь виртуозно свернул на свою бывшую жену. Оказалось, коварная мадам привезла себе из-за моря смазливого филиппинского юношу. Поначалу робкий и тихий, словно олененок, заморский бойфренд быстро освоился в доме Мориса, а там и на свою благодетельницу начал потихоньку покрикивать. Причем мадам, жестокая и требовательная к своему благоверному, то бишь Морису, теперь прислуживала юго-восточному гастарбайтеру, словно рабыня султану. Видно, в искусстве любви у парня были такие исключительные способности, что ему не требовалось, как Морису, получать два высших образования, дабы угодить женщине. Вскоре шоколадного мачо выперли из официантов за патологическую лень. Тогда тот потребовал у оторопевшего Мориса, чтобы бывший муж его любовницы выплачивал ему алименты. Иначе, мол, это будет попахивать неполиткорректной эксплуатацией человека с другим цветом кожи. Ну, тут терпению Мориса пришел конец, и месье, утратив всякую политкорректность, от души заехал сопернику по смазливой физиономии. Удовольствие, которое он от этого получил, с лихвой окупило и солидный штраф, который потом пришлось заплатить, и скандал с бывшей супругой.

К середине экскурсии пассажиры автобуса разделились на два лагеря. Одна половина жарко сочувствовала Морису, другая - столь же пылко ненавидела и его, и его жену, и ее филиппинского альфонса. Все остальное: и городок Онфлер на берегу Ла-Манша с его нарядной набережной и каруселью в старинном стиле; и крепость Сен-Мало, построенная для защиты от англичан; и крошечный городок Девиль, в котором снимался знаменитый фильм "Мужчина и женщина" - все это незаметно отошло на второй план. Исторические факты и байки явно проигрывали страстям, которые разыгрывались в семье Мориса. Мужчины, утратив терпение, требовали заканчивать "пустую болтовню", зато одинокие туристки слушали рассказ со всевозраставшим интересом. В глазах у женщин появилась исконная русская бабья жалость, и Катерине стало очевидно: кто-нибудь из туристок к концу поездки непременно захочет утешить несчастного и к тому же разведенного француза.

Погрузившись во "французский сериал", Катерина не заметила, как батарейки в ее фотоаппарате разрядились.

- Вот, всегда так, - с досадой пробормотала она, - очень вовремя!

- Да не парься ты! У меня этих батареек - как грязи! - весело объявил молодой человек, сидевший через проход. Покопавшись в дорожной сумке, парень достал целую горсть пальчиковых батареек и предложил Кате на выбор.

- Мерси, - улыбнулась Катерина. - А зачем тебе столько?

- Запас карман не тянет, - хозяйственно заметил парень. Катя взглянула на него и оторопела. На черной майке парня красовалась хвастливая надпись на английском: "Любовник года". Катя однажды видела такие майки на рынке и тогда подумала: ведь накупят, дураки, не обратят на принт внимания, поскольку с иностранными языками в отечестве вечная напряженка.

Катерина прыснула в ладошку.

- Немного самонадеянно, - сказала она.

Парень неожиданно смутился.

- Понимаешь, я в английском не силен, французский всю жизнь учил. А что там написано?

- Ну ладно, проехали, - хмыкнула Катерина. Почему-то ей вдруг расхотелось быть современной и продвинутой. То есть язвительной и дерзкой. Катя мило улыбнулась пареньку и спросила светским тоном: - А что тебя привело во Францию?

- Работа, - просто ответил он. - Недавно поступил в иностранную фирму, а французский разговорный хромает. Вот и решил съездить на родину Флобера хотя бы на недельку, язык подтянуть. А ты как сюда попала?

- Да предки достали, - честно призналась Катерина, - допекли своим занудством и моралями. Вот и свалила в Париж. Думала, хоть здесь отдохну, но, похоже, не судьба… Дома такие дела творятся - даже россказни Мориса про его разборки с женой кажутся семечками. Завтра вылетаю в Москву.

- О, я тоже! - обрадовался парень. - Хорошенького понемножку. Да и дороговизна здесь - еврики тают, как мороженое на солнце.

Катерина улыбнулась и вдруг почувствовала, что ей ужасно хочется, чтобы они с этим пареньком обратно летели вместе - одним рейсом.

Отец Геннадий случайно поймал взгляд девушки, стоящей в стороне от остальных обитателей дома, и понял: она сейчас расскажет ему что-то очень важное. Так и случилось. Серафима кротко подошла к отцу Геннадию, едва он завершил таинство, и еле слышно о чем-то его попросила. Священник еще раз взглянул на девушку и предложил ей пройти в глубину сада.

- Нам надо поговорить наедине, - спокойно сказал он в ответ на протесты Люси, приглашавшей батюшку отобедать в доме.

Они скрылись от любопытных глаз в беседке в дальнем углу сада. Кое-кто из обитателей дома попытался разглядеть лица священника и Серафимы, уединившихся в беседке. Но эти двое стояли в тени, и угадать, о чем они говорили, было невозможно. Серафима исповедовалась долго и истово. Лицо отца Геннадия, много слышавшего на своем веку, было непроницаемым и суровым. А Серафима… Вначале казалось, девушка говорит спокойно, но вскоре самообладание оставило ее, слезы потоком хлынули из глаз. Тело девушки изгибалось так, словно по нему пробегали судороги. А потом Сима без сил опустилась на скамейку.

Когда Серафима и священник вышли из беседки, лицо девушки было измученным и просветленным.

- О чем ты говорила с отцом Геннадием? - с любопытством спросил Стасик, подбежав к подруге. Ему совсем не нравились перемены, внезапно произошедшие с возлюбленной. Ее напряженные глаза, словно погруженные в себя, строгое лицо, блеклая, закрытая, какая-то старушечья одежда.

- Молодой человек, тайну исповеди никому нарушать не позволено, - сурово остановил его священник. - Но могу заверить вас: теперь с Божьей помощью в доме все будет хорошо.

И, словно в подтверждение его слов, Серафима слабо улыбнулась сквозь слезы.

Лина нашла Серафиму не сразу. Девушка сидела в беседке и о чем-то думала. Длинная юбка закрывала колени, невзрачная кофточка была застегнута на все пуговицы.

- Зачем ты это сделала? - спросила Лина безо всяких дипломатических экивоков, отведя ее подальше в сад.

- О чем вы, Ангелина Викторовна? - не поняла Серафима. - О том, как я выгляжу?

- Я про твое объявление в Интернете, - медленно, глядя ей прямо в глаза, сказала Лина. - Я его прочитала. Оно мне показалось странным. Очень странным.

Девушка вздрогнула, затем растерянно огляделась вокруг и вдруг - вцепилась Лине в руку тонкими пальцами.

- Обещайте, что выслушаете меня, не перебивая! - прошептала она.

Лина молча кивнула.

И тут словно плотину прорвало. Ее слова полились потоком, Серафима заговорила почти без пауз, сбивчиво, взволнованно. И чем дольше она говорила, тем больше Лине хотелось заставить ее замолчать. Накричать, выгнать из комнаты, ударить - да что угодно сделать, лишь бы не слышать этот полудетский звонкий голос, не знать того, о чем спокойно рассказывала девушка с ангельским обликом.

Жила-была в Москве девочка. Милое существо с золотистыми кудряшками и огромными русалочьими глазами. Веселая, способная, любимица учителей, единственная дочь и внучка в семье, состоявшей из одних женщин. Девочка была абсолютно счастлива лет до десяти. До того самого дня, когда попросила мать купить DVD-плеер. Обычную круглую штуковину с наушниками. Такие были у всех ее подруг, Сима тоже надеялась получить электронную игрушку в подарок на Новый год. Мать неожиданно ответила отказом: до получки было далеко, а дочке срочно требовался новый спортивный костюм для уроков физкультуры. Девочка немного поревела и успокоилась. Но вскоре попросила купить ей к Восьмому марта высокие сапоги, как у Машки из их класса. А мама опять отказала: денег до получки хватало только на продукты. И подарила дочке на Восьмое марта очередной том детской энциклопедии.

Дочка взбунтовалась.

- Ну почему, почему у меня нет ничего из того, что есть у всех остальных - даже у страшненьких троечниц? - рыдала она по ночам.

- Потому что я ращу тебя одна, - просто объяснила мама.

Девочка замолчала. А потом впервые спросила об отце.

- Ты можешь им гордиться, - сказала мама. - Он вполне успешный и состоявшийся человек.

- А я? Он знает о том, что может мною гордиться? - спросила девочка, запнувшись.

- Знает, - нехотя сказала мама.

- А почему не хочет познакомиться со мной? - удивилась она.

- У него другая жизнь, - попыталась объяснить мама, - в ней слишком много забот и обязанностей. Он подарил мне тебя, этого достаточно.

- Может, тебе достаточно, а мне - нет, - пожала плечами девочка и выбежала из комнаты, хлопнув дверью.

В тот день на свет появилась новая Серафима. У этой Серафимы был отец, о котором она собиралась узнать все.

Главное открытие девочка сделала случайно. Роясь в письменном столе, она наткнулась в дальнем углу ящика на любопытное письмо. Цветистое и пылкое послание было адресовано маме, Веронике Малышевой, которая двенадцать лет назад отдыхала на юге. Обратный адрес на конверте стоял московский, отправителем значился некий Барановский Викентий Модестович. Викентий! Точно - он! - догадалась девочка. Серафима Викторовна Малышева в гневе едва не порвала письмо. Но сделала глубокий вдох, открыла тетрадку по математике и переписала адрес с конверта на последнюю страницу.

Оказалось, отец жил с семьей недалеко от школы. С тех пор, плетясь домой после уроков, Серафима каждый раз делала крюк, чтобы подойти к дому из красного кирпича с красивыми эркерами. Девочка долго стояла у подъезда, внимательно вглядывалась в выходивших мужчин, пытаясь угадать: он - не он? Но появлялись все время не те: или мальчишки-школьники, или рабочие, ремонтировавшие подъезд, или старички-пенсионеры.

"Сейчас же разгар рабочего дня, все серьезные мужчины на работе", - догадалась однажды Серафима. И, к удивлению бабушки, часов в семь вечера предложила сбегать за хлебом и молоком. Несколько ее попыток застать отца у подъезда оказались безуспешными. Наконец, недели через две, девочке повезло. К подъезду подошел видный мужчина в черном пальто и шляпе. А за ним семенила мелкими шажками рыжеволосая дама в очках.

"Наверное, его жена, - подумала Серафима. - Ну и дурак же папаша, моя мама и моложе, и красивее".

- Викеша, не беги так, я задыхаюсь, - взмолилась дама.

- Да подожду я тебя, Марианна, только не стони, - проворчал мужчина. Он остановился у подъезда, прямо под фонарем, и Серафима смогла хорошенько разглядеть его лицо. Мужчина оказался седеющим красавцем - высокого роста, с благородными чертами лица и… с ее, Серафимиными, зелеными глазами! Когда пара скрылась в подъезде, девочка резко развернулась и пошла в сторону булочной.

С каждым днем Серафима открывала новые и новые подробности жизни высокого зеленоглазого мужчины. Постепенно это стало походить на игру в шпионов. Она увидела, что по выходным к мужчине приходит молодой человек с такими же глазами. "Сын", - догадалась Серафима. Потом встретила взрослую красивую даму с пареньком возраста Симы. Эти двое тоже неуловимо походили на высокого мужчину. "Дочь и внук", - опять сделала правильный вывод Серафима. Прошло несколько лет. Серафима так привыкла наблюдать за отцом и его семьей, что это превратилось из игры в привычку, в навязчивую потребность, в манию. Однажды, словно очнувшись от сна, девушка подумала: а может, лучше просто подойти к этому чужому мужчине и сказать: "Здравствуйте, я ваша дочь". Осторожно спросила у матери: не считает ли она, что настало время их познакомить?

- Он в курсе, что ты есть, зачем беспокоить человека лишний раз? - спокойно ответила мать. - У нас был уговор: он подарит мне тебя, а потом я исчезну из его жизни. Уговор надо выполнять.

- А меня вы спросили? Почему вы оба решили, что такой уговор устроит меня, Серафиму Викторовну Малышеву? - выкрикнула Серафима. - Даже отчество вы у меня отобрали! Я же Ви-кен-тьев-на!

Мать посмотрела на нее внимательно, пожала плечами и тихо сказала:

- Потом все сама поймешь. Если, конечно, захочешь.

Назад Дальше