Марианна, еще раз взглянув на забор, на месте которого недавно стоял дуб, достала из сумочки сложенный вдвое листок в клеточку и приказала спутнику:
Пишите!
- Что писать-то? - оторопел Михаил Соломонович.
- Пишите то, что буду диктовать, только без самодеятельности, - безапелляционно потребовала пожилая революционерка, - главное, старайтесь, чтобы буквы были крупнее и четче.
- Вы же знаете, какой у врачей ужасный почерк, - проворчал Михаил Соломонович.
- А у меня с собой очков нет, - привела веский довод Марианна Лаврентьевна. - Итак, диктую:
"Позор начальнику управы А.И. Сидорову, спилившему вековой дуб, стоявший на этом месте!
Возмущенные жители округа".
- Нас арестуют! - испуганно предположил Михаил Соломонович. - А я не взял сердечные капли, которые принимаю на ночь. Нет, точно арестуют! Это прямой выпад против властей, он подпадает под статью Уголовного кодекса.
- Тем лучше! - объявила Марианна Лаврентьевна. - Сидя у телевизора, мы общественность на ноги не поднимем. Только скандал может остановить вопиющее беззаконие. И вообще. Нам с вами уже терять нечего. Лучше славная гибель, чем бесславное прозябание!
- Ну, знаете, я не готов провести ночь в узилище, - возмутился Михаил Соломонович.
- На все воля Божья! Так, кажется, вы говорили, профессор? - назидательно напомнила Марианна Лаврентьевна и прилепила скотчем к забору, возведенному на месте, где еще недавно стоял раскидистый дуб, рукописную прокламацию.
Подпольщица сделала несколько шагов назад, чтобы полюбоваться результатом. Листок висел слегка криво, зато сразу бросался в глаза.
- Все, дело сделано, теперь можем идти, - разрешила она профессору.
- К нам приближается милиционер, - шепотом сообщил Михаил Соломонович, вытаращив и так большие за стеклами "плюсовых" очков глаза. - Вот оно, началось! Я же предупреждал! Попасть в кутузку на старости лет! Какой позор! Что студенты скажут?
Он вытер внезапно вспотевший лоб большим клетчатым платком.
- Мужайтесь, мой друг! - потребовала Марианна. - Это за нами.
Однако страж порядка не обратил ни малейшего внимания на двух пенсионеров у забора. Ленивым, давно отработанным движением он сорвал тетрадный листок, порвал его на мелкие кусочки и швырнул клочки в урну. Потом не спеша, с чувством закурил.
- Еще раз увижу - оштрафую! На всю пенсию! - назидательно сказал сквозь зубы, даже не взглянув в сторону пожилой пары, и медленно, с достоинством удалился.
- Так, все ясно: нас за людей не считают. Придется самой идти в клетку к тигру, - объявила Марианна Лаврентьевна и прожгла Михаила Соломоновича стальным взглядом опытной дрессировщицы.
- Я с вами! - возопил профессор, всеми силами стараясь загладить слабость, проявленную минуту назад. Теперь он готов был идти за сильной женщиной куда угодно.
- Тогда за мной! - Старушка неожиданно резво затрусила к остановке троллейбуса. Солидный господин с тросточкой, отдуваясь и посасывая валидол, заковылял за неуемной предводительницей.
Катя понравилась Лешкиной маме с первого взгляда.
"Сразу видно, девочка серьезная, а не вертихвостка какая-нибудь, - решила та, - и одета скромно: в поношенные джинсы и курточку". (Знала бы Вера Федоровна, сколько стоила вся эта поношенность и обтрепанность, купленная в дорогом спортивном бутике!) Катя и вправду держалась скромно, сообразила, что рассказ о трудностях жизни в коттедже с бассейном и прислугой здесь не к месту. Она исподволь огляделась. Простая, почти спартанская обстановка. Мебель шестидесятых годов. Правда, уютно и очень чисто. Хорошо, хотя бы водопровод есть, однако туалет, как успела ей шепнуть Вера Федоровна, на улице. Ни бани, ни бассейна, ни камина, ни плазменной панели телевизора, ни навороченного компьютера - ничего из того, к чему она давно привыкла. И как они тут живут? Чем занимаются в свободное время? Да и есть ли оно у них?
После первых минут приветствий, восклицаний и знакомств Катя с Лешкой почувствовали, что здорово проголодались. Тут и Вера Федоровна захлопотала, потащила их за накрытый стол. Да, это был не скудный парижский "континентальный завтрак", - настоящее русское застолье!
Всегда обширное, чрезмерное - за таким столом и половины всего, соблазнительно пахнущего и красиво подрумяненного, не съесть. Баклажаны, фаршированные сыром, помидорами и морковкой и запеченные в духовке. Пирожки с капустой и с картошкой, пирог с рыбой, сладкий лимонный пирог… Помидоры, маринованные в соке красной смородины. Соленые огурцы и соленые же, из бочки, рыжики. Мясо с картошечкой и с грибами… Всей этой вкуснотищей не двух худеньких молодых людей - пяток упитанных бизнесменов или генералов можно было накормить. Влюбленные уплетали деревенские разносолы за обе щеки и наперебой вспоминали Париж. А Лешкина мама смотрела на них и улыбалась.
После ужина Лешка удалился с мамой на кухню, и до Кати долетели обрывки фраз:
- Нет, мам, ну ты даешь! У нас все серьезно! Нет, не "интрижка на одну ночь"! Нет, что ты! Ты же всегда сама говорила: "Лучше пусть мой сын спит с девушками дома, чем занимается любовью черт-те где". А теперь? Насаждаешь в доме нравы католической монастырской школы…
- Чего-чего? - удивленно переспросила Вера Федоровна и, устав спорить с сыном, махнула рукой.
Через несколько минут юные влюбленные рухнули на просторную тахту в маленькой пристройке.
- Раньше мы сдавали эту комнатку с отдельным входом дачникам, - пояснил Лешка, сладко зевая. Он обнял Катю, и они, смертельно утомленные долгой дорогой, тут же уснули счастливым крепким сном.
- Сидеть и ждать, - строго приказала Марианна Лаврентьевна спутнику, устроив его на скамейке напротив управы. Михаил Соломонович, обрадованный тем, что в марафоне наконец наступила короткая передышка, покорно кивнул и перекрестил спутницу. Марианна Лаврентьевна, небрежно предъявив в проходной удостоверение внештатного сотрудника управы, чеканной походкой комиссара проследовала в коридоры власти.
- Марианна Лаврентьевна, какими судьбами! - льстиво улыбнулась ей секретарша, потрудившаяся выучить имя-отчество надоедливой посетительницы. - Чай, кофе? - проворковала она, выпорхнув из-за стола, что делала отнюдь не ради каждого гостя. По опыту секретарша знала: главное - окружить старушку плотной заботой, заставить расслабиться, сбить с боевого настроя.
- Я должна взглянуть в глаза этому человеку! - не тратя времени на дежурные приветствия, решительным жестом отказавшись от чая, объявила дама. Лицо ее сделалось суровым, как у Жанны д’Арк перед казнью.
- Алексею Ивановичу? - с деланым удивлением уточнила секретарша. Хотя все, входившие в этот кабинет, хотели видеть исключительно Алексея Ивановича. - А его нет, - с легким злорадством объявила она, выдержав эффектную мхатовскую паузу. - И сегодня уже не будет.
- Не верю! - объявила старушка в традициях того же театра, испепеляя глазами секретаршу. - Этот двуликий Янус прячется от меня. Ничего, я готова ждать его хоть до вечера.
- Алексей Иванович приболел, - с укором сказала секретарша. - Марианна Лаврентьевна, голубушка, скажите, какой у вас к нему вопрос? Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вам помочь…
- Передадите записку? - настороженно спросила дама. - Или в урну бросите?
- Передам, не сомневайтесь, - заверила девица. - Давайте сюда.
И Марианна Лаврентьевна протянула ей листочек, на котором Михаил Соломонович успел нацарапать торопливым докторским почерком:
"За дуб ответите по закону. Избиратели".
Секретарша, даже не взглянув на записку, сложила ее вчетверо и сунула в стол. "Ага, передам, как же! Дожидайтесь! Главе управы больше делать нечего, только дурацкие записочки пенсионеров читать", - подумала она, не переставая лучезарно улыбаться.
Марианну Лаврентьевну ее улыбочка, правда, нисколько не обманула. "Надо действовать", - решила она и вернулась к поджидавшему ее на скамейке верному оруженосцу.
- Супостат ушел с крючка, - мрачно доложила она. - Но ничего, я этого оборотня в костюме из-под земли достану.
- От нас не уйдет, - браво приосанился Михаил Соломонович, стукнув тросточкой по мостовой. А потом, тайно от подруги, перекрестился.
И, подхватив Марианну Лаврентьевну под руку, повлек прочь - подальше от глаз властей предержащих.
Воскресным утром Петра Павловича разбудил резкий телефонный звонок. Петр скосил глаза на будильник, пристроенный в изголовье кровати. На табло светились желтые цифры 8:00. "Кому неймется в такую рань? Ничего, перезвонят через пару часиков", - подумал Петр и повернулся на другой бок. Телефон продолжал надрываться. Петр сладко потянулся в постели и простонал в подушку:
- Ё-мое… Каждый выходной одно и то же. Какого черта я выбрал эту дурацкую профессию!
Настойчивый трезвон начал надоедать, Петр, ругнувшись, снял трубку.
- Петр Павлович! - тревожно зачастил женский голос в трубке. - Срочно требуется ваша помощь. Человеку плохо.
- У меня, между прочим, законный выходной, - недовольно проворчал эскулап. - В больнице на две ставки работаю, дежурю через ночь, теперь еще и в воскресенье покоя нет.
- Доктор, умоляю! - Голос сорвался на крик. - Приезжайте скорее. Это недалеко, в соседнем поселке. У мужа камень идет. Мы заплатим вам сколько скажете.
- Что, других врачей в округе нет? Вызовите скорую, - простонал все еще не проснувшийся Петр Павлович, пытаясь натянуть на ухо одеяло.
- В прошлый раз вызывали, так она через два часа приехала.
- А откуда у вас мой телефон? - наконец проснулся Петр.
- Раздобыла по своим каналам, - неохотно призналась невидимая собеседница.
- Знаю я эти ваши "каналы", - проворчал врач. - Наш санитар Васек за бутылку не то что чужой телефон, собственную мать продаст. Ладно, диктуйте адрес, - вздохнул врач, догадавшись, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. - Да, уже одеваюсь, минут через двадцать буду. Да, конечно, паспорт всегда со мной. Да, я на машине. Записывайте номер…
В свою очередь записав адрес и положив трубку, Петр Павлович присвистнул. Ни фига себе! Везет ему в последнее время на богатеньких пациентов и элитные коттеджи. То соседка Людмила Викентьевна через день вызывает. А теперь - новые хозяева жизни. Судя по адресу, Людмиле Викентьевне до них - как ему до главврача кремлевки.
Петр посмотрел на часы, вскочил и стал лихорадочно одеваться, путаясь в штанинах и чертыхаясь. Времени не оставалось даже на то, чтобы умыться и побриться. Ничего, переживут нувориши. Если с больным плохо, дорога каждая минута. Петр натянул синий докторский костюм и наметанным глазом проверил содержимое докторского чемоданчика.
Через несколько минут потрепанный жигуленок катил в сторону элитного коттеджного поселка. Проехав километров десять, Петр свернул на новенькую дорогу.
По первым приметам водитель догадался, что здешние особняки - не чета самым крепким домам, поднявшимся в последние годы в их деревне. Роскошный по деревенским меркам дом Викентия Модестовича не шел ни в какое сравнение с этими напыщенными дворцами и замками. Высокие двухметровые заборы с колючей проволокой защищали от посторонних взглядов "шедевры" причудливой архитектурной мысли по обеим сторонам улицы. Почему-то среди строений преобладали средневековые крепости с башнями. Наверное, их владельцы в детстве увлекались романами Дюма-сына. Петр внезапно подумал с раздражением: "За последние десять лет все Подмосковье изуродовали этими псевдобашнями и высоченными заборами, даже снаружи чувствуешь себя зэком на зоне. А каково обитателям этих поселков - с колючкой по периметру, проводами под током и видеокамерами? От кого прячутся наши нувориши, зачем скрываются? В Европе домики и садики доверчиво теснятся друг к другу, их даже штакетником не обносят. А тут… Ни к речке не пройти, ни к лесу. Кругом - охранники, ворота, камеры слежения, вахта… Похоже, тем, кто стремительно разбогател за последнее десятилетие, такие заборы привычны. Того и гляди, хозяева жизни вышки с часовыми по периметру расставят… Хоть беги из Подмосковья куда-нибудь под Рязань или в Калугу".
Петр Павлович подъехал к железным воротам, закрытым наглухо, и понял, что он у цели. Синий жигуленок, громко чихнув, остановился. Ворота медленно открылись, подозрительно задрипанную для закрытого коттеджного поселка машину, после тщательной проверки и перепроверки документов, впустили на территорию.
Петр ехал по главной улице и с любопытством поглядывал по сторонам. Оказалось, за внешним забором есть еще и внутренние, индивидуальные ограждения, скрывающие каждый дом и участок от любопытных взглядов собственных соседей. Внезапно ворота в одном из внутренних заборов автоматически отворились, и Петр въехал на забетонированную площадку у дома.
- Доктор! Наконец-то! - воскликнула полная дама в окне второго этажа. - Проходите, пожалуйста, в дом, я сейчас спущусь.
Но Петр не спешил выходить из машины, и, как оказалось, правильно делал. Из-за дома с оглушительным лаем вылетел свирепый ротвейлер. Петр охнул и мгновенно задраил все окна.
- Что, съел? - сказал злорадно собаке и показал язык.
От такой наглости верный сторож оторопел. Он уперся передними лапами в дверь и приблизил зубастую пасть к окну.
"Только выйди, придурок, - недвусмысленно говорили темно-коричневые глаза, открытая пасть и частое дыхание, которое Петр ощущал сквозь стекло, - тогда и посмотрим, кто кого съест…"
- Ах, вот ты где, Пуфик, беги скорее ко мне, шалунишка! - закричала хозяйка, выглядывая из-за двери. - Тебе бы все играть с гостями, глупый поросенок!
Но "поросенок" не спешил повиноваться и недвусмысленно скалил клыки на гостя. Наконец хозяйка высунула псу из-за двери миску с кормом. Зверь, с неохотой выпустив добычу из вида, потрусил к дому.
Когда Пуфик был надежно заперт, Петру наконец открыли дверь.
Он робко вошел, с любопытством поглядывая по сторонам. На первом этаже над камином отражал, как зеркало, комнату домашний кинотеатр, в отдалении скромно поблескивал боками белый рояль, над которым висели картины в золоченых рамах.
"Неслабо, - подумал доктор, - как в телесериалах! Интересно, чем занимается хозяин этого замка?"
- Алексей Иванович, глава управы одного из столичных округов, - с легким стоном представился доктору больной.
"Во влип! - подумал доктор. - На фига мне сдался этот чиновник? От них денег мало, одни неприятности. И не удерешь восвояси из-за дурацких заборов".
- Извините, но я - Петр Павлович Ветров, хирург обычной сельской больницы, - пробормотал Петр. И не могу взять на себя такую большую ответственность. Вы человек государственный. За вашим здоровьем государство следит. А также за безопасностью. У вас спецмедобслуживание…
- Прекратите, доктор, - простонал больной, - нахваливать этот наш так называемый "спецмед"! В прошлый раз они из Москвы два часа добирались. Честно говоря, из-за этих спецврачей у меня одни проблемы. У них ведь чуть что - консилиум, госпитализация. Чиновники в белых халатах боятся на себя малейшую ответственность брать. Так и норовят все спихнуть друг на друга. А мне в больнице прохлаждаться некогда. Надо вопросы решать. Округ без присмотра не оставишь. Я как узнал, что вы наш сосед, мне сразу полегчало. Мне о вас надежные люди рассказывали. Одного из них вы в прошлом году спасли от верной смерти.
- Да ну? - удивился врач. - Впрочем, в противном случае мой пациент вряд ли смог бы меня рекомендовать. Ну что ж, больной, рассказывайте, где у вас болит.
- Ой-ой, внизу живота, - простонал больной, и лицо его исказила гримаса боли. Наверное, как в тот раз, камень идет… а-а-а, - взвыл хозяин дома. - Боль а-а-адская, доктор, делайте что хотите.
- Ну, для начала сделаю вам обезболивающий укол.
Петр Павлович отправился мыть руки и, войдя в просторный санузел, оторопел. Подобную ванную комнату с мойкой и унитазом "под старину", бронзовой ванной на ножках и душевой кабиной он видел лишь однажды - в каталоге по дизайну. Однако рассматривать буржуазные излишества было некогда. Петр Павлович вернулся, профессиональным жестом открыл чемоданчик, достал инструменты и вкатил больному сразу несколько ампул.
- Вам, наверное, все-таки придется лечь в клинику, - заявил врач. - Возможно, ваш "булыжник" надо будет дробить лазером. Или, может, рискнем - попробуем мою схему лечения?
- Не бросайте меня, доктор, - заканючил Алексей Иванович, как маленький, - буду делать все, что скажете. Сколько я должен вам за визит?
- Ну, на срочный частный выезд врача к больному существует четкий тариф, - с достоинством сказал Петр Павлович. И назвал сумму, составляющую чуть ли не половину своей зарплаты. К его удивлению, деньжищи, озвученные им не без робости, не произвели на Алексея Ивановича никакого впечатления.
- Договоримся, доктор, не вопрос, - сказал хозяин.
Боль постепенно отпустила его, лицо стало спокойным и просветленным, как у роженицы, только что успешно разродившейся здоровым мальчуганом.
- Доктор, если будут какие-то проблемы… - продолжал он с блаженной улыбкой, - обращайтесь. Все, что в моих силах, сделаю.
Петр Павлович поспешно поблагодарил влиятельного пациента, написал свои назначения на листочке и отправился домой - досыпать.
Однако поспать ему в то утро было не суждено. Едва Петр успел поставить машину и зайти в дом, в калитку кто-то громко и настойчиво постучал.
- Ну и денек, - проворчал эскулап и, неохотно поднявшись с любимого дивана, продекламировал: - Добрый доктор Айболит, он под деревом сидит. Приходи к нему лечиться и банкирша, и певица, и директор генеральный, и продюсер гениальный… - Тут Петр заметил у калитки Лину, и язвительное настроение куда-то испарилось, уступив место беспричинной радости.
"А денек не так плох, если с утра в дом являются симпатичные женщины!" - подумал он и улыбнулся. Но тут же напустил на себя строгий вид.
- Почему все всегда заболевают именно в воскресенье? - спросил он Лину и сам же ответил: - Наверное, по той же причине, по какой все хворые и простуженные устремляются в театры и на концерты - чтобы там громко и с удовольствием кашлять… Ну ладно, Ангелина Викторовна, не томите, рассказывайте, какое нынче пополнение в вашем местном "травмопункте"? Кто и что ушиб и сломал себе в вашем "домике ужасов"?
- Да нет, все как раз наоборот, - рассмеялась Лина. - Все родственники Викентия чудесным образом, вернее, с вашей и с Божьей помощью, наконец, выздоровели, а неприятности, похоже, закончились. Короче говоря, моя подруга Люся в честь этой нечаянной радости приглашает вас отобедать.
- С удовольствием, - церемонно раскланялся эскулап, - вот только во фрак переоденусь, бабочку нацеплю и отправлюсь следом за вами. Если вы согласны подождать пять минут и не боитесь вида холостяцкой берлоги, милости прошу в дом.
Лина, не жеманясь, поднялась на крыльцо и с любопытством шагнула в темноту дома.
Застекленная веранда, она же гостиная, оказалась отнюдь не "холостяцкой берлогой", а светлой, чистой, просторной комнатой. На подоконнике алел трогательный ванька мокрый, на бревенчатых стенах висели небольшие натюрморты, возле дивана лежала открытая книга. Лина не удержалась от искушения, подошла и взяла ее в руки. Взглянула на обложку: "В. Шекспир. "Ричард III"".
"Ничего себе! - подумала Лина. - Этого "деревенского тюфяка", оказывается, волнуют вселенские страсти".