- Против чего вы протестуете на сей раз? - живо поинтересовался Михаил Соломонович.
- Против роста цен на лекарства и жуликов в белых халатах, - пояснила вечная бунтарка. - О присутствующих, разумеется, я не говорю.
- Никогда не думал, что Дон Кихоты бывают женского рода, - галантно поклонился Марианне Михаил Соломонович, с одобрением поглядывая на воинственную даму. Он совершенно не обиделся на ее наскоки. Лес рубят - щепки летят…
Люся, превозмогая боль, расхохоталась. Похоже, жизнь в доме возвращалась на старые рельсы.
- Послушайте, а где наша великолепная Валерия? - Михаил Соломонович, похоже, отставил на время роль благородного вдовца и стал стремительно вживаться в роль завидного жениха. По этому случаю он решил провести на даче перекличку незамужних женщин… - Надеюсь, диета Валерии допускает хорошее вино?
- Валерия уехала, - объявила Марианна со злорадным торжеством. Мол, не ей одной присущ дух протеста.
- Как уехала? Когда? А как же отец? - изумилась Люся.
- Наверное, она почувствовала себя лишней, - красноречиво вздохнула Марианна, скосила глаза на Викентия Модестовича и добавила: - Бедняжка… Наш Викентий все время проводит в обществе этой девушки - ну, Серафимы. К тому же Валерия вспомнила, что у нее завтра семинар, который нельзя пропускать.
- Какой семинар? - изумилась Лина. - Насколько я помню, Валерия в последнее время активно занималась только собственными здоровьем и красотой. Вот и отдыхала бы на даче у Викентия Модестовича. Уж здесь-то все условия для фитнеса, прогулок на свежем воздухе, утренних купаний в речке и вечерних в бассейне. На даче ее красота, скажу не без зависти, просто расцвела!
- Она посещает семинар по психологии, - неохотно призналась Марианна. Чувствовалось, что эта тема ей совершенно неинтересна. Все, что не имело отношения к борьбе за справедливость, выводило даму из себя. - Этот дурацкий психологический тренинг называется "Пять языков любви".
- Что за чушь? - удивленно поднял брови Викентий Модестович, до этого почти не прислушивавшийся к дамской болтовне. - Мне Валерия ничего не говорила. Какие такие "языки любви"?
- Ну, не тебе, Викеша, об этом спрашивать, ты теперь в теме, - язвительно заметила Марианна, указав глазами на Серафиму. Девушка оживленно беседовала за окном со Стасиком и обворожительно улыбалась.
- Ничего не понимаю, - пожал плечами патриарх.
- На, просветись, - вышла из себя Марианна и протянула другу детства брошюрку с алой розой и пылающим сердцем на обложке. - Модная американская методика: "Пять языков любви". Язык подарков, язык прикосновений, язык общих дел… Какие-то "Вечера Правды". В общем, переливают из пустого в порожнее, а психолог на их глупости денежки зашибает. Ну, общее дело с Серафимой у вас уже есть, - не удержалась она от ехидства, - твои, Викеша, мемуары.
- Без церковного таинства все это называется блудом, матушка, - назидательно объявил Михаил Соломонович и, чтобы прервать греховную беседу, широким жестом выставил на стол бутылку "родного" французского бордо трехлетней давности.
- Насчет блуда согласна, хоть я и атеистка, - проворчала Марианна, - любовь - это общая борьба. Борьба за справедливость, а что, разве Бог разрешает пить церковным старостам?
- Ну, он же не моя покойная Дора Львовна! К тому же до поста далеко, сегодня воскресенье, - добродушно пояснил Михаил Соломонович. - Бутылочка хорошего вина поможет нам побороть уныние, которое, как известно, тяжкий грех. Может, и ты, Викеша, тяпнув рюмочку, станешь чуточку сговорчивей?
И Михаил Соломонович, с намеком потрогав краешек бумажника в нагрудном кармане и заговорщицки подмигнув приятелю, пригласил честную компанию к столу.
Ночью Ангелине не спалось. События последних дней мелькали перед глазами, словно в рекламном ролике, запущенном в режиме быстрой перемотки. Может, "соломоново вино" было тому виной, может, летняя жара, но сердце Лины стучало, как колеса скорого поезда. Каждый час она просыпалась в липком поту в каморке под крышей, отсмотрев очередную серию кошмарного сна. То Викентий Модестович медленно слетал со своего балкона, как гигантская муха, расправив полы длинного черного плаща. То Гарик, перебрав спиртного, бил Стасика по голове мемуарами отца, приревновав племянника к Серафиме.
Нет, это невыносимо! Сплошное мучение, а не сон! Лина решительно встала и вышла в сад.
Огромная и круглая, как медное блюдо, луна освещала поляну перед домом. Она светила, как самый яркий фонарь на участке. Лина слушала цокот кузнечиков и пение лягушек в пруду - все те обычные деревенские звуки, которых местные жители обычно не замечают, - и потихоньку успокаивалась. Ночная сельская тишина всегда приводила ее, убежденную урбанистку, в состояние транса. Как всегда, за городом в теплые летние ночи хотелось думать о вечном - о Вселенной, о бесконечности… Лина не сразу заметила, что за деревьями мелькнула чья-то длинная тень. Она с досадой вернулась от грез к действительности.
"Ага, этого любителя ночных прогулок я, кажется, знаю. В привидения меня никто не заставит поверить!"
- Привет, Денис! - тихо окликнула Лина. - Призрак больничной палаты посетил этот дом? Тень отца Гамлета явилась наказать злодея?
- Ну, могу я хотя бы ночью воздухом подышать? - проворчал Денис. - Парадокс: живу за городом, а все время провожу в душном офисе. Между прочим, врач в больнице сказал, что здоровый образ жизни и покой для меня сейчас важнее любых лекарств. Умный мужик, восточную мудрость мне процитировал: "Выслушай женщину и сделай наоборот". А Люся днем звонила и требовала, чтобы я отпуск взял. Так что теперь я поступлю наоборот - буду работать все лето…
- Знаешь, в Московском зоопарке есть павильон, где при свете особых ламп обитают ночные животные, - улыбнулась Лина. - Теперь я точно знаю, кого там не хватает: Дениса Петровича Тараканова. Неудивительно, что в этом доме почти никто тебя не видит. Кстати, как чувствуют себя твои пострадавшие? Я имею в виду позвоночник и голову?
- Да пока не очень, но что я могу поделать? Не буду же я целую неделю в палате валяться, когда на работе очередной аврал. Хорошо хоть Люся заснула до моего приезда, не пришлось с ней объясняться. Знаешь, я чувствовал себя таким счастливым, когда сбежал из провинциальной больнички - наверное, граф Монте-Кристо, дернувший на свободу, радовался меньше.
- Да ты хоть в курсе, что твоя жена в подвал рухнула и ногу повредила? - чуть не закричала Лина.
- Правда? А я ничего не знаю. Ни фига себе! - Денис, оторопев, задумчиво потер затылок. - А почему Люська не позвонила по мобилке?
- Не хотела загружать тебя своими проблемами. Она же у тебя всегда на последнем месте. Ты что, свою жену не знаешь? Других таких на свете нет! Даже когда ее Михаил Соломонович обследовал, Люся продолжала отдавать распоряжения по хозяйству. Взял бы ты, Дэн, отгул, провел бы с пострадавшей женой денечек, - намекнула Лина. - Хочешь дружескую правду? Твои вечерние отлучки становятся оч-ч-ч-чень подозрительными. Интересно, что за бесконечное кино ты снимаешь? И с кем?
- Ладно, не болтай глупости. Так и быть, возьму отгул на следующей неделе. Сейчас не могу. Ну, не смотри на меня так, я не призрак отца Гамлета.
Боже, как не хотелось Лине на следующее утро на работу! Как жаль было оставлять маленький подмосковный рай ради раскаленного городского асфальта и душного офиса.
- Знаешь что, пожалуй, я сегодня никуда не поеду, - сказала она Денису, спустившись к завтраку. - Как говорится, по телефону можно делать все, кроме детей. Так что я с моим ноутбуком и мобильным телефоном остаюсь здесь. Работать. На свежем воздухе.
- Линок, привет! Ты где? У Люси? Что делаешь? Работаешь? В такую жару? - услышала она в мобильнике бодрое щебетание Валерии. - Послушай, ну удери ты с этой дачи, у меня есть предложение. Давай сходим вечером на наш семинар. Обещаю, ничего подобного ты прежде никогда не видела. Новейшие методики. Современный психологический тренинг. Тебе понравится. Ей-богу!
- "Пять языков любви"? - не удержалась Лина от ехидства. - "Вечера Правды"? Нет уж, спасибо. Я лучше поработаю.
- Ну-ну, Линка, перестань ерничать, ты же не ершистый подросток, - одернула ее Валерия. - Пора менять взгляды на мужчин и на психологические тренинги, а то так и помрешь в одиночестве. Сколько лет прошло со времени твоего развода? Пять? Ах, уже десять? Немало, согласись. "Пять языков любви" - это как раз то, что тебе сейчас нужно.
- А сколько в вашем семинаре завидных женихов? - уточнила на всякий случай Ангелина. - А то стану в любви полиглотом, а поговорить-то не с кем будет.
- Ну, пока у нас в группе почти одни женщины, - нехотя призналась Валерия. - От тридцати до шестидесяти. - Но не это главное. Гораздо важнее то, о чем мы говорим. Например, анализируем отношения с партнером. Настоящим или бывшим - тут уж кому как повезло. Заполняем анкеты, подсчитываем баллы, смело рассуждаем об ошибках. Видишь ли, оказывается, в любви важен не только язык прикосновений, но и язык общих дел, язык подарков, язык общих праздников. Главное, вовремя выяснить, пуст твой сосуд любви или полон…
- Какой такой еще "сосуд любви"? - оторопела Лина. - Помню, в замужестве у меня главным "сосудом любви" была трехлитровая кастрюля борща, который я варила через день…
- Господи, какая еще кастрюля! - возмутилась Валерия. - В общем, приходи на семинар - все про "сосуд" узнаешь, - таинственно пообещала она. - Ну ладно, ладно, скажу сейчас. У каждого из нас есть свой сосуд любви, который надо наполнять эмоциями.
- А-а, - разочарованно протянула Лина, - теория в любви не мой конек. Я предпочитаю практику.
А про себя подумала: "Все эти языки любви Серафима давным-давно освоила и без твоего, Валерия, занудного семинара".
- Тогда давай сходим в бассейн, - неожиданно легко сменив тему, предложила Валерия. - Такая жарища, хотя бы охладимся. Ну и фитнес, само собой. - Ты как?
- Извини, сегодня не получится, - вздохнула Лина, - у меня другие планы. - И положила трубку на рычаг.
Лина надела широкополую соломенную шляпу и решила прогуляться по деревне - купить в ларьке что-нибудь к чаю. А заодно обдумать свои дела и планы.
"Планы!"… С таким же успехом можно было спрашивать о планах пассажиров тонущего "Титаника". Любимая работа Лины, дело ее жизни, если говорить красивыми словами, летела в тартарары. Иван Михайлович, директор детской музыкальной студии, в которой Лина работала уже два десятка лет, недавно пересел в теплое кресло с неслабой бюджетной зарплатой и многочисленными чиновничьими льготами. А обществу "Веселые утята", в которое входила и их музыкальная студия, оставил одни долги и проблемы.
- Все, друзья мои, прощайте, - торжественно и даже как-то злорадно объявил Иван Михайлович. - Теперь вы, Ангелина Викторовна, крутитесь сами, у меня задачи иного масштаба, - уточнил он, когда Лина, набравшись решимости, в очередной раз поинтересовалась зарплатой - своей и педагогов. Ком застрял у Лины в горле. Она прекрасно знала, что в начале месяца родители студийцев внесли в кассу немалые денежки наличными. Теперь касса была пуста. И не подкопаешься: по документам выходило, что шеф потратил "денежные средства" на погашение кредитов и прочие срочные платежи. Но она прекрасно понимала разницу между "налом" и "безналом"… Выходило, что шеф ушел красиво и с деньгами.
Иван Михайлович всегда поражал Лину способностью легко совершать сделки с совестью, словно его совесть была не утонченной дамой из мира искусства, а торговкой на рынке. Чтобы заглушить ее панибратское похлопывание по плечу, он прибегал к самому традиционному русскому антидепрессанту: заливал все проблемы водкой. Иван Михайлович легко "уговаривал" в одиночку бутылку любого крепкого напитка - и не важно, выпивал ли он с шебутными земляками-краснодарцами ("стремянные" и "забугорные" "мелкими пташечками" с гиканьем и присвистом летели тогда одна за другой) или с ошалевшими от его напора и потому уступчивыми французскими учителями музыки, - процесс проходил одинаково вдохновенно и бурно, сопровождался цветистыми тостами.
"Значит, отныне наш Цицерон будет произносить пламенные речи о жертвенности в искусстве в более солидном месте. Не перед бесправными педагогами, которым опять задержал зарплату (от них самих он всегда требовал раболепного послушания), а перед городскими чиновниками, спонсорами и другими нужными людьми", - устало подумала Лина. - Почему-то от себя Иван Михайлович особой жертвенности никогда не требовал. Хотя говорил и вправду красиво и убедительно.
Значит, теперь его пылкие и щедро расцвеченные метафорами речи будут звучать в другом месте… Например, в управе, в префектуре, в городских департаментах и комитетах. А возможно, даже с экрана телевизора или с полос центральных газет. Он будет убедительно рассуждать о том, как важно воспитывать подрастающее поколение на лучших образцах отечественной культуры. Что ж, все правильно. Эти самые образцы уже несколько лет в поте лица создавали сам Иван Михайлович и его многочисленные потомки: сыновья Иван и Никодим и дочери Дуняша и Феодосия. Иван Михайлович слыл славянофилом, в некоторых кругах даже старовером, потому и детей назвал соответственно. "Талантливые, черти!" - по-отцовски хвастался Иван Михайлович потомками, и глаза его лучились гордостью. Пьесы, песни и сценарии праздников, сочиненные его юными отпрысками, бухгалтерия "Утят" всегда оплачивала по высшим ставкам. В общем, за будущее Ивана Михайловича и его наследников можно было не волноваться. Кстати, едва Иван Михайлович оставил "Утят" и захлопнул за собой дверь, всех его детей как ветром сдуло из студии. Еще бы! Кому охота отвечать за долги папаши и объясняться с родителями студийцев?
Самое удивительное: все отзывались об Иване Михайловиче с искренним восхищением. Похоже, этот незаурядный человек, словно гоголевский Чичиков, обладал не только мощным обаянием, но и загадочным магнетизмом. Он до тонкостей освоил непростое искусство очаровывать, врать в лицо, вешать лапшу на уши - и делал это виртуозно. Этот хитроватый и жуликоватый творец нравился всем: и детям, которые занимались в студии, и их мамашам, и чиновникам районной администрации, и спонсорам, и известным мастерам искусства, и даже, по вдохновению, - сотрудникам студии, которых сам же регулярно обкрадывал, недоплачивая зарплату. Словом, Иван Михайлович был обаятельным и милым - но до тех пор, пока не почуял, что пора выходить из игры. А то, не ровен час, все долги, пустые обещания и невыполненные обязательства, собравшись в разреженном воздухе в огненный шар, обрушатся на его седеющую голову. Толком не простившись с коллективом, Иван Михайлович стремительно, как ракета, улетел в более высокие слои атмосферы.
В общем, с ним было все более-менее ясно. В деле построения капитализма лично для себя и своей семьи Иван Михайлович достиг завидных высот. Но обобрать и бросить детскую студию?… Предать коллектив, в котором проработал столько лет? Обидеть "Утят", где выросло не одно поколение ярких певцов, музыкантов и танцоров? Как он мог? А так и смог. С обаятельной улыбкой человека, якобы посвященного в тайные механизмы власти и вообще мироустройства, недоступные простым смертным. С усмешкой тертого калача, понимающего, "как дела делаются". Хотя, наверное, все было гораздо проще. Мудрый Иван Михайлович однажды понял: детская студия - не "пуп Земли", как он внушал своим самоотверженным сотрудницам, а лишь малая песчинка во Вселенной. Мелочь, на сожаления о которой не стоит тратить быстротекущее время. Надо идти вверх по лестнице успеха и благополучия дальше, дальше, дальше - не оглядываясь и не отвлекаясь на пустяки.
А для Лины гибель студии обернулась личной катастрофой. Уже две недели она бегала, как затравленный заяц, по городу, клянчила денежки у всех, кто внезапно приходил в голову. Но "богатенькие буратины" пожимали плечами и опускали глаза. А денег требовалось о-го-го сколько - оплатить аренду полуподвала, где проходили занятия с детьми, уборку прилегающей территории, налоги в пенсионный и другие фонды, выдать очередную зарплату педагогам и уборщице. Вернее, уборщице в первую очередь. Педагоги подождут, они всю жизнь работают на энтузиазме. Да и самой Лине пришлось урезать расходы. Например, отказаться от изящных кремовых босоножек, нагло красовавшихся в витрине соседнего магазинчика.
"Ну и ладно, я же не шопоголичка, переживу как-нибудь. Старые тоже еще вполне ничего, - бодро решила она, - только надо ремешок на правой босоножке закрепить, на левой - зашить и на обеих срочно сделать набойки".
Сократить траты на себя оказалось не так уж трудно. А вот добывать деньги для студии у Лины пока получалось не очень. И городские чиновники, и потенциальные спонсоры внимательно выслушивали Ангелину Викторовну, поили кофе и даже целовали ручку на прощание. Словом, внешне горячо сочувствовали не вполне адекватной "училке", однако помогать не спешили. У любого предпринимателя своих забот полон рот безо всяких там "Веселых утят". А на благотворительность крупных олигархов Лина не надеялась. Оставался один выход - кредит, который неизвестно чем потом отдавать. Да и какой сумасшедший банкир даст кредит детской студии? Подо что? Под "Танец утят"? Своего-то помещения у них нет, а банки дают деньги под недвижимость… Оставался, правда, еще один вариант: благотворительный концерт учеников и педагогов, который еще предстояло организовать, но на это тоже требовались деньги.
Короче говоря, Лине было не до бассейна. Хотелось домой, поскорей плюхнуться в любимое продавленное бархатное кресло, сварить кофе, попытаться сосредоточиться. Перелистать записную книжку в мобильнике, просмотреть адреса в электронной почте. На работе это было невозможно. Электричество и телефон отключили за долги на прошлой неделе. Значит, пулей - домой, найти все забытые контакты и обзванивать, обзванивать до посинения потенциальных спонсоров. Вдруг какой-нибудь непуганый богач клюнет… Жаль, что ни у кого из студийцев нет богатеньких папаш. Родители ребятишек - обычные люди, перебивающиеся от зарплаты до зарплаты… Ну и пусть. Надо хоть что-нибудь делать. Лишь бы не лежать на диване лицом к стене и не думать, что будет завтра. А еще - не поминать каждую минуту нежным тихим словом Ивана Михайловича. Стоп! Надо думать позитивно, ненависть разрушает личность. Ну как ей потом работать с детьми - с желчью и злобой в душе…
Лина так быстро сдаваться не собиралась, все еще трепыхалась, как карась на сковородке. Нет, это было похоже на кувырканье щепки, которую несет волна в открытый океан. Или на то, как бьется птичка, попавшая в силки. Или - как гибнет бабочка, опалившая крылышки о раскаленную лампу.
Пару дней назад Лина побывала на приеме у юриста. Молодой гладкий адвокат с жемчужной булавкой в лацкане дорогого пиджака был вкрадчив, как сотрудник похоронного бюро, и мил, словно семейный доктор. Он подсказал несколько эффектных выходов из тупиковой, казалось бы, ситуации, однако за будущие услуги заломил столько, что Лина чуть не разрыдалась у него в кабинете. Крохотному акционерному обществу, в которое входили педагоги по музыке, танцам и вокалу, бухгалтер и сама Лина, такой суммы было и за год не собрать.
"Хорошо Валерии, - подумала Лина с завистью, - верит себе в психологические тренинги, предсказания магов, знамения и прочую чушь. А я-то знаю: даже если все звезды на небе сойдутся, как надо, и все номера встречных машин окажутся одинаковыми, вряд ли это что-либо изменит. Ну, не нарисуется же, в самом деле, передо мной, как лист перед травой, добрый волшебник с кругленькой суммой в кейсе! И вообще, верить в приметы - грех. Кто верит в них, тот не верит в Бога".