- Гилли, ты же не знаешь по-настоящему этого человека, - заметила Бронте как можно более мягко, тогда как на самом деле ей хотелось выкрикнуть: да кто он такой? - Он сказал, что у него диплом юриста. Я не знаю, какое учебное заведение он заканчивал, но это нетрудно выяснить. И вот еще что любопытно: он говорит, что знает семью Ната. Я, мол, не захотел бы иметь с ней дело. Он говорит так, как будто действительно их знает.
Лицо Гилли приняло задумчивое выражение. Она поправила белоснежную прядь у виска.
- Интересно, мне он никогда ничего не говорил.
- Но ты рассказывала ему обо мне?
Бронте старалась не выдать досаду. Она знала, как Гилли гордится ею.
- Любовь моя, в этот дом нельзя войти без того, чтобы не увидеть твою фотографию. Ты работала на телевидении, пока тебе не помешали эти проклятые Сондерсы. Черт меня побери, если я известна так же, как ты. Стивену стало интересно. Он считает тебя красивой и к тому же прекрасной актрисой.
Бронте зло расхохоталась.
- Я не актриса. Великими актрисами рождаются, как моя мать. У меня есть кой-какой талант, и я фотогенична. Но чтобы я что-нибудь умела!
Гилли притянула ее к себе и обняла.
- Ты чересчур скромная, и в этом твоя беда. Дай себе шанс. Тебе в конце декабря исполняется двадцать три. Я предполагала, что родители назовут тебя Ноэлью, но Миранда была помешана на "Грозовом перевале" Эмили Бронте.
- Я знаю. Она часто говорила, что это ее любимая книга. Правда, я никогда не видела, чтобы она читала что-нибудь еще. "Вог", "Харперс энд Куинс", "Ярмарка тщеславия", "Архитектурный дайджест" - вот все ее чтение.
- У нее нет времени читать, - сухо сказала Гилли. - Этот маньяк, за которым она замужем, поглощает все ее внимание. Но вернемся к Стивену.
- Гилли, ты давно его знаешь? - с беспокойством спросила Бронте.
- Да. - Гилли отломила сухую ветку. - Мне кажется, вечность. Он живет здесь довольно давно, но я с ним встретилась примерно в июне. Я ездила в город за покупками, и Стивен выходил из магазина вместе со мной. Он предложил покатить мою тележку.
- Ну, правильно! - иронически воскликнула Бронте. - Надежный способ завязать разговор. Думаю, он знал, кто ты.
Гилли откинула голову и расхохоталась, спугнув при этом нескольких попугаев.
- Девочка моя, а кто я? Ясное дело, Стивен не искал развлечений. Я могу выглядеть как угодно, но я - старая дама. Я себе время от времени об этом напоминаю. Стивен - джентльмен. Он разгрузил мою тележку и сложил все покупки в багажник. Я сказала, что мне, при моих-то силах, придется просить кого-то выгрузить их у дома, но его я об этом не просила.
Что-то стеснило грудь Бронте.
- Как же он попал к тебе?
Гилли окинула ее взглядом.
- Я не упустила возможности, когда в следующий раз увидела его в городе. Я сказала ему, что если ему случится оказаться где-нибудь в окрестностях плантации, то он может заглянуть ко мне.
Глаза Бронте округлились как блюдца.
- Гилли, да разве ты не понимала, насколько это опасно?
- Не говори глупостей, девочка моя. Ты лучше, чем кто бы то ни было, знаешь, что я могу себя защитить. И кроме того, глаза - зеркало души. У этого молодого человека кристально чистые глаза. Будь я лет на сорок моложе, мне бы захотелось выйти за него замуж.
Гилли засмеялась и отошла к заболоченной лагуне, поросшей кувшинками и высоким тростником.
- Я полагаю, можно попасться на крючок, даже когда тебе за семьдесят, - заметила Бронте.
- Ты говоришь со знанием дела, - парировала Гилли. - Семидесятилетних секс интересует не меньше, чем семнадцатилетних. Подходящий человек способен растопить женщину любого возраста как смолу.
- Вот еще!
Бронте почувствовала, что ей почему-то становится жарко. Чтобы справиться с волнением, она подняла плоский камешек и пустила его по гладкой поверхности воды.
- Да шучу я, родная! - Гилли громко засмеялась. - Я верю Стивену Рэндолфу как тебе.
Бронте было больно это слышать.
- Ты мне так и не сказала, чего он от тебя хочет.
Гилли наклонилась, тоже подобрала камешек, с наслаждением бросила его, и он полетел дальше, чем у Бронте.
- Потерпи до завтра, и Стивен сам тебе скажет; я пригласила его к ужину. Он сумеет все объяснить гораздо лучше, чем я. Он разбирается в юридических процедурах и все такое. Он сотрудничает с городским советом и свое дело знает, это тебе в городе кто хочешь подтвердит. Так что подожди до завтрашнего вечера.
Утро. Первые лучи солнца пробиваются сквозь волнистые лимонные складки покрывала, которое защищает массивную кровать от комаров. Теплый золотой луч лег на сонное тело Бронте, но разбудил ее не он, а заливистое пение птиц. Бронте повернула голову на подушке. Наволочка и простыни пропитались запахом из ароматических пакетиков Гилли. Запах цветов и молодой древесины - лучшего определения Бронте не могла подобрать. Гилли ни за что не откроет своих секретов; правда, она обещала, что оставит Бронте по завещанию свои гроссбухи с рецептами.
Спать было уже невозможно, так как оркестр набрал полную силу. В нем слились все мыслимые голоса - скрипки, альты, виолончели, флейты, гобои, трубы; время от времени слышался рог и даже фагот. Кто не мог петь в полном смысле слова, свистел. Доносились щелчки. Мяукали дрозды. Мелодично заливались малиновки.
Красота! Бронте повернулась на спину и принялась рассматривать потолок, находившийся над ней на высоте шестнадцати футов, - аккуратную штукатурку и лепные украшения, которые отчаянно нуждались в реставрации. Она заложила руки за голову, наслаждаясь утренним теплом и богатым музыкальным сопровождением. Это первое утро, когда она просыпается, не думая о тяжелейшем ударе, связанном с ее неудавшимся замужеством. Теперь она отчетливо сознавала, что ее отношениями с Натаном дирижировала ее мать при поддержке ее влиятельного супруга. Оба они видели преимущества этого союза, как социальные, так и финансовые. Для них! Сама она никогда по-настоящему не интересовала Ната. Тем более его не интересовали ее мысли. Скорее его занимало ее тело, ее способность при желании выглядеть так же ослепительно, как и Миранда.
Многие годы Бронте старалась найти у матери признаки любви к ней, желания прийти на помощь, но материнские чувства оставались для Миранды закрытой книгой. Все жизненные силы Миранды были направлены на то, чтобы ублажать это чудовище, за которое она вышла замуж, да сохранять блистательную внешность, которая остается предметом зависти для ее подруг из высшего общества. Оглядываясь на прошлое, Бронте видела, что Миранда старалась избавиться от нее, выдав замуж, еще когда девушке было лет восемнадцать. Подружка сказала ей, что ее мать не желает видеть рядом с собой соперницу. Гилли воспитывала Бронте в презрении к пустому тщеславию, поэтому она никогда не видела себя в этой роли.
Ее родная мать ревнива? Следует ли воспринимать критические замечания Миранды и ее неодобрительные взгляды, которые она бросала на Бронте, когда та надевала что-нибудь парадное, как проявления ревности?
Впрочем, теперь это уже не важно. Она не может вернуться домой. Она даже не может снять квартиру в Сиднее. Вероятно, Миранда считает, что обладает дочерью, подобно тому, как Карл Брандт обладает ею самой. Кроме того, есть еще ее сводный брат, бедняга Макс. Возможно ли будет увезти Макса в "Иволгу" на рождественские каникулы? Он был бы счастлив! У него нет любящих родителей, которые нуждались бы в его присутствии. Бедный, тишайший Макс из кожи вон лез, чтобы добиться от кого-нибудь из них хотя бы капли нежности.
Как жаль, думала Бронте, что родителей не выбирают. Сама-то она крепко держится за свою любовь к покойному отцу. Эта любовь течет в ней, как река. Поговаривали, что ее отец намеревался покончить с жизнью; это не могло быть правдой. Поступив так, он бы оставил ее, маленькое, беззащитное семилетнее создание. Разве мог он о таком подумать? Росс Макалистер, ее отец. Она твердо знает, что Бог позволит ей увидеть его вновь. Ее сердце ныло, когда она думала об отношениях матери с Карлом Брандтом до того, как совершился этот ужасный брак. Кому в здравом уме придет в голову захотеть сделаться любовницей Карла Брандта, не то что женой?
Бронте отбросила простыню и ощутила новую волну аромата. Гилли умница, ей бы стать знаменитым парфюмером и создавать чудесные букеты запахов. Или хотя бы химиком, ботаником, естествоиспытателем.
Бронте сдула с матраса комаров и опустила ступни на прохладный полированный пол. Она снова почувствовала себя той девчонкой, которая бегала босиком по этой плантации. Гилли пришлось продать Джипси, ее веселую и задорную кобылу, и Диабло, высокого, совсем еще юного мерина, в котором не было вовсе ничего от дьявола, он обладал мягким и ровным характером. Бронте и Джипси отлично спелись, словно лошадь и всадница наслаждались друг другом. Благодаря Гилли Бронте стала первоклассной наездницей. Это импонировало Натану. Ему нравилось, что она так хорошо разбирается в лошадях, особенно в игре в поло, которую он плохо понимал. Но сейчас ей не хочется думать о Натане Сондерсе. Он ушел из ее жизни. Удивительно, что он когда-то каким-то образом вошел в нее. Она не встретилась бы на его пути, живи она нормальной жизнью вместо того, чтобы быть падчерицей Карла Брандта.
Бронте достала из резного шкафа, стоявшего в ногах кровати, шелковое кимоно и прошлепала по коридору в старомодную ванную комнату, где встала под мощные струи душа. В ее детстве здесь время от времени находили убежище большие зеленые лягушки. Гилли обращала на лягушек не больше внимания, чем на змей, но Бронте не могла похвастать такой силой характера. Ей хотелось, чтобы ванная принадлежала ей одной. В это утро прохладный душ освежил ее. Наступающий день снова обещал быть жарким, но она скоро акклиматизируется.
Вернувшись в комнату, она натянула белье, облачилась в белые льняные шорты и блузку в синюю и белую полоску, похожую на матросскую тельняшку, затем застегнула кожаный пояс и убрала волосы в густой конский хвост. Прикосновение помады к губам и легкие спортивные туфли на ноги. И все, она готова. Все предметы ее одежды дорогие, но она была бы не меньше счастлива и в той одежде, которую привыкла носить. Она помнила, как ненавидела свои платья школьной поры. В особенности ненавидела униформу, которую приходилось носить в пансионе. Некоторые девочки - а там все воспитанницы были из богатых семей - любили ее дразнить. "Какой примитив!" - говорили они в первое время, но потом обнаружили, что у Бронте тоже подвешен язык. Гилли настаивала на том, чтобы она училась четко говорить и умела постоять за себя в этом жестком мире. Впоследствии, поскольку у нее так и не пропало желание учиться, товарищи обнаружили, что она умна. В пансионе она слыла самой смышленой в классе. А вот в области человеческих отношений она потерпела драматический провал.
Утро было посвящено домашней уборке. Несмотря на все усилия Гилли заботиться о поддержании порядка, она так и не приспособилась к домашним делам, и в доме царил вечный хаос. Гилли не любила что-либо выбрасывать. Затем они пронеслись по плантации на головокружительной скорости, породившей произносимые шепотом молитвы и крики Бронте: "Не гони!"; Гилли не обращала на них ни малейшего внимания. Она считала себя классным водителем. Если нужны доказательства - пожалуйста: ни одной аварии за пятьдесят лет. Бронте полагала, что этим обстоятельствам Гилли обязана тому, что сельские дороги, как правило, находились в ее полном распоряжении, а не своему мастерству вождения. В городе Гилли не продержалась бы и двух минут без того, чтобы ее не остановил недоверчивый полицейский.
Большая часть двух сотен акров превратилась в буйные зеленые джунгли.
- Думается мне, гориллам бы здесь понравилось, - заметила Бронте.
У нее ныли ноги, потому что она на своем пассажирском сиденье беспрерывно имитировала торможение.
- Ты серьезно, крошка? - уклончиво отозвалась Гилли.
- Нет, конечно! - Бронте рассмеялась. - Послушай, ты не пустишь меня за руль?
- Ни в коем случае, котенок. Я здесь наизусть знаю все ямы и колдобины. А ты - нет.
- Это точно, знаешь. Ни одной не пропустила.
Гилли не обратила внимания на насмешку.
- Когда-то шестьдесят или семьдесят гектаров были засажены тростником. Замечательное зрелище. А выжженные места! Поразительно! Оранжевые языки пламени на фоне ночного неба, запах мелассы. А сейчас сахаропроизводители перешли на зеленый тростник. А это значит, что отходы могут оставаться на земле и превращаться в перегной. Уменьшается эрозия почвы, но в дождливых районах, таких, как наш, такой метод способствует заболачиванию полей. Мне не хватает тех зрелищ, что бывали здесь в старые времена.
- Да, для кенгуру и страусов эму здесь хорошо, - согласилась Бронте, окидывая взглядом саванну, где некоторые звери уже проявляли любопытство к шумным гостям, но многие продолжали жить своей невозмутимой жизнью.
- Бронте, ты действительно нервничаешь? - любезно поинтересовалась Гилли. - Я вижу, ты то и дело сжимаешь ладони в кулаки.
- Чисто машинально.
Бронте отбросила назад волосы.
- У меня тебя никто не обидит, - довольным тоном сказала Гилли, одновременно демонстрируя свое умение налаживать работу мотора. - Это наш мир, Бронте.
- Наш потерянный мир, - улыбнулась Бронте. - Хотелось бы мне увидеть "Иволгу" в ее лучшие времена.
- Лучшие времена вернутся. - На лице Гилли появилась загадочная улыбка. - Мировые цены на сахар достигли пика в середине семидесятых, незадолго до того, как ты родилась. Я помню, как герцог Эдинбургский - ох, какой красавец! - приехал в восемьдесят втором году в Маккай на празднование двадцатипятилетия начала массового земледелия. В семидесятых "Иволга" была на вершине процветания, как в те незапамятные годы, когда я была девочкой. Мы жили как короли у себя в королевстве. Потом война. А остальное ты знаешь. Макалистеры записались добровольцами одними из первых. Четверо, мой отец и трое его братьев. Домой вернулся только дядя Шолто. И эти потери серьезно сказались на нашей семье.
- Иначе и быть не могло, - серьезно отозвалась Бронте, думая о том, сколько же утрат понесли семьи во всем мире.
- Дядя Шолто делал для нас все возможное, но он был тяжело ранен и мучился от болей весь остаток жизни. Мой брат, твой дедушка, унаследовал владения совсем молодым. Когда в семьдесят девятом году его не стало, "Иволге" пришел конец. Твой отец всегда стремился к другой жизни. Он был человеком умным, честолюбивым, сделал хорошую карьеру как архитектор. Я всегда считала, что он и сегодня был бы жив, останься он дома.
У Бронте защемило сердце.
- Гилли, ну почему ты так говоришь?
- Прости, моя радость, наверное, я не должна была говорить. Я не хочу тебя огорчать, но я не прощу Миранде того, что она сделала моему племяннику.
- А что она сделала? - тихо спросила Бронте.
- Она погубила его.
У Бронте перехватило дыхание.
- Ты в самом деле так думаешь?
- Любовь моя, от фактов никуда не уйти. - Гилли печально покачала головой. - Миранда пыталась списать со счетов Макса как несовершеннолетнего, но мы с тобой решили по-другому. И ни на минуту я не верила, что Росс добровольно ушел из жизни, для этого он слишком любил тебя. Это был несчастный случай. Человек, которому плохо, становится беззаботным. Твой отец никогда не хотел тебя покидать.
- Мать говорила, он обожал скорость.
Бронте взглянула налево, туда, где густые джунгли смыкались с землей Макалистеров. Трава в саванне приобрела золотистый оттенок, но лес сохранял глубокий изумрудный цвет.
Голос Гилли задрожал от долго сдерживаемого гнева:
- Должна же она была что-то говорить! Может быть, скорость тоже сыграла роль, но я никогда не поверю в какое бы то ни было объяснение кроме того, что мысли Росса были далеко.
- Какое счастье для меня, что у меня была ты, Гилли.
Голос Бронте слегка дрогнул.
- Любимая моя девочка, это ты снова сделала меня человеком. В этих краях меня уже начинали считать ведьмой Севера. А когда в доме появился ребенок, я волей-неволей встряхнулась. Я полюбила тебя настолько, что была буквально опустошена, когда тебе пришлось меня покинуть.
- Я так не хотела уезжать, - призналась Бронте. - Я так надеялась, что мать совершенно забыла обо мне. Как ты считаешь, почему она вдруг вспомнила, что у нее есть дочь?
- Не знаю. - Гилли дернула на себя рулевое колесо. - Может быть, она подумала, что ты - ее имущество. Каждый раз, как она видела тебя, ты делалась все красивее и красивее.
- Да, приблизительно раз в год. - Бронте скривила губы. - Мне вот что хотелось у тебя спросить. Ты не будешь против, если сюда приедет Макс, когда начнутся каникулы?
Гилли взглянула на нее с легким укором.
- Конечно же, не буду. Но я не представляю, чтобы твоя мать его к нам отпустила. Просто назло. Ей будет невыносимо думать, что ему здесь хорошо.
- Может быть, и так.
Бронте поспешно крепко вжалась в кресло, так как машину Гилли тряхнуло на очередном ухабе.
- Решено! - торжествующе воскликнула Гилли, когда машина взлетела вверх и тут же ухнула в яму. - Напиши же мальчику! Думаю, позвонить ему в школу ты не сможешь. Места у нас достаточно. Думаю, пора нам возвращаться в дом. Чем мы будем угощать Стивена?
- А чем ты обычно его угощаешь? - подозрительно спросила Бронте.
- Разве ты забыла? Кухарка я ужасная. Я рассчитывала, что ты сделаешь нам честь.
- Отлично! Ты залучила меня сюда, чтобы я готовила для Стивена Рэндолфа! В таком случае могу предложить вяленого кенгуру, - с невозмутимым видом предложила Бронте, - или фрикассе из крокодильих хвостов с сухой лапшой.
- Шутишь, да? - обеспокоенно спросила Гилли.
Любимым блюдом самой Гилли были вареные яйца.
- Не беспокойся, - заявила Бронте. - Я приготовлю роскошный ужин. Когда ожидается Человек Действия?
- Я же знаю, ты будешь с ним любезной? - слегка нервничая, спросила Гилли. - От шести тридцати до семи. Сначала напитки на веранде, а ужинать пойдем в дом. Стивен - отличный собеседник, ты не соскучишься, родная. Это я тебе обещаю!
Бронте скептически взглянула на нее.
- Я твердо знаю только одно: я неизменно буду внимательно приглядывать за Стивеном Рэндолфом.