Жизнь как загадка - Мишель Кондер 11 стр.


Страсть была яркой и безудержной, и хоть он и был таким же внимательным, как обычно, Миллер не покидала мысль, что она была лишь очередной девочкой на ночь для снятия стресса перед гонкой.

После небольшой аварии на картодроме ранее утром Тино вновь возвел барьеры и превратился в сурового воина.

Она могла его понять. Она очень нервничала, наблюдая за Тино, который объезжал трассу. Скорость была такой, что их гонки на картах выглядели черепашьим забегом. Миллер могла представить, что почувствовал Валентино, когда она чуть не врезалась в ограждение.

Чего она не могла понять… Миллер ненавидела то, как он спокойно делал вид, будто бы между ними все в порядке.

Много лет назад родители с притворной радостью сообщили ей о своем решении развестись, хотя внутри каждый из них сгорал от боли и злобы. Миллер хорошо запомнила этот момент.

Их нежелание говорить о собственных чувствах делало расставание еще невыносимее: Миллер понимала, что что-то не так, но каждый раз, когда она набиралась смелости заговорить об этом с матерью, наталкивалась на глухую стену.

Именно поэтому Миллер позволила Валентино играть в молчанку. На сей раз смелости для очередного отказа ей не хватит.

К сожалению, все не так просто. Случилось то, к чему она совершенно не была готова.

Миллер влюбилась.

Внезапное осознание пришло к ней в тот момент, когда Валентино нежно прижимал ее к стене, целиком заполняя ее.

Как только он посмотрел Миллер в глаза, вихрь эмоций заставил ее сердце замереть, и она потерялась в сладкой агонии удовольствия и страсти.

Она говорила себе, что невозможно полюбить человека так быстро, но чувства взяли верх над разумом, как это и не раз случалось рядом с Валентино Вентурой.

И сейчас, кружась в водовороте эмоций, Миллер поняла, почему люди совершали столько глупостей во имя любви. Она поняла, почему отцу встречи с бывшей женой причиняли столько боли. Его сердце было разбито. От внезапного приступа сочувствия слезы выступили на глазах у Миллер.

Отмахиваясь от воспоминаний, она улыбнулась Катрине и прислушалась к ее словам:

– Никогда не думала, что увижу своего брата влюбленным. Да он глаз от тебя отвести не может.

"Не может отвести глаз? Да он ни разу не взглянул на меня", – в сомнениях подумала Миллер.

Ну хорошо, она заметила, как он пару раз посмотрел на нее, но это точно нельзя было назвать заинтересованностью. И он каждый раз отворачивался, не позволяя их взглядам встретиться.

Это было забавно. Ведь Миллер пригласили сюда именно ради того, чтобы она спасла Тино от толпы поклонниц, желающих заполучить богатого и красивого жениха. Миллер и Тино не вели себя как пара, поэтому охотницы выстраивались в очередь вокруг знаменитого гонщика.

Злоба пришла на смену горечи, и Миллер нырнула в нее с головой.

Тино, может, и не хочет продолжать отношения с ней, но это не дает ему права вести себя таким образом. Нет, она не нуждалась в нем. Она с самого начала знала, что все когда-нибудь закончится. Но Миллер никак не ожидала получить столько удовольствия и одновременно боли. Она так долго и яростно отстаивала собственную независимость, что и не думала о любви. Но с Валентино… Он растопил ее лед. Заставил сердце воспылать. Не поэтому ли он так рьяно избегает ее сейчас? Не догадался ли он о чувствах Миллер?

Эта мысль приводила ее в ужас. Теперь она ощущала в себе силы справиться со многим, что раньше казалось неподвластным ей, если речь шла о работе, но в собственной жизни "подавить в себе труса" Миллер не удавалось. Особенно с человеком, который никогда не ответит взаимностью.

Одно дело – врать Тиджею и Декстеру об их отношениях, совсем другое – обманывать семью Валентино. Она не думала, что Тино расстроится, если она скажет правду.

– Нет, Валентино точно в меня не влюблен, – задумчиво произнесла она.

– Ох, я бы не была так в этом уверена. Может, он и не говорил…

Миллер взяла Катрин за руку:

– Я встретила Валентино всего неделю назад. Единственная причина, по которой я оказалась здесь, – это долг перед ним: он помог мне разобраться с одной ситуацией, сделав вид, что он мой парень. – Она увидела, как глаза Катрин загорелись любопытством, и покачала головой. – Не спрашивай. Это долгая история. В общем, потом я заболела, Валентино мне помог и… Теперь я здесь. Но собираюсь уезжать завтра.

Взгляд восхитительных серо-голубых глаз Катрины остановился на ней.

– Но ты ведь что-то чувствуешь к моему брату?

Миллер пожала плечами. Не было смысла отрицать то, что было очевидно Катрине.

– Как и остальные женщины мира.

– А, так ты такая же, как и он? – спросила Катрина с едва уловимым упреком.

Миллер вопросительно вскинула бровь.

– Привыкла смотреть на отношения легко? – уточнила она.

– Нет, ты ошибаешься. Я ни к чему не отношусь легко. – И Миллер рассмеялась над собой. – Я слишком серьезна. Один из моих недостатков.

Катрина состроила гримасу:

– Знаю, мой брат иногда бывает слишком погружен в себя и недосягаем, но не нужно сдаваться. Он так долго защищает себя от новых ран, что это стало для него второй натурой. После смерти нашего отца он изменился, и теперь…

– Снова разбалтываешь секреты нашей семьи, Катрина? – Язвительный голос жестко прервал страстную речь Катрины, и Миллер поежилась.

Тино стоял сзади, широко расставив ноги, впечатляющий в своем великолепном, дорогом пиджаке. Так он выглядел небрежнее и сексуальнее, чем в джинсах и футболке.

– Привет, братик. Хорошо проводишь время? – весело поздоровалась Катрина.

– Нет. И мне пора идти. Встретимся завтра на гонке. Миллер?

Он протянул руку, и Миллер пришлось за нее взяться, но только потому, что она не хотела устраивать сцену перед его сестрой.

– Приятно было познакомиться, Катрина.

– Взаимно. – Катрина прильнула поближе. – И не позволяй его скорлупе сбивать тебя с толку. Он такой нежный под ней.

Ох, Миллер знала, как сильно Катрина ошибалась. Валентино мог ранить ее так, как никто другой, и ее раздражало то, что она самостоятельно подарила ему эту возможность. Это было ее ошибкой. Глупой ошибкой. Он был честен с ней с самого начала.

На полпути из зала Миллер высвободила руку:

– Я останусь здесь. Ты не против?

– Почему?

"Потому что не хочу идти с тобой наверх, когда ты в таком настроении и можешь разбить мое сердце".

– Мне и здесь хорошо.

– Я не хочу, чтобы ты говорила с членами моей семьи обо мне или о моем отце, – холодно произнес он.

Дело было совсем не в усталости или подготовке к завтрашней гонке: он решил, что Миллер все еще пыталась выведать его тайны у членов семьи.

– Я ни о чем не спрашивала Катрину. Она предположила, что ты питаешь ко мне какие-то чувства. Мы оба знаем, что это не так. Я рассказала ей правду. Вот и все.

Валентино снова схватил Миллер за руку и отвел в сторону, пропуская проходящую мимо пару.

– Зачем ты это сделала?

Миллер испугалась его грозного взгляда, но постаралась скрыть свой страх.

– Потому что я не хочу врать твоей семье.

– Мы перестали строить из себя пару после того, как переспали, и ты знаешь это, – прорычал он.

Миллер преисполнилась надежды, и сердце ее замерло. Неужели Тино имел в виду нечто большее, чем фальшивые отношения? Неужели его тяжелое настроение было вызвано лишь любовью к Миллер, выразить которую он был не в состоянии?

– Ну а что же мы тогда делаем? – Она чувствовала, как дыхание замирает, но ничего не могла с этим поделать.

Он откинул назад волосы и в замешательстве взглянул на толпу блистательных девушек за ее спиной.

– Не знаю. Развлекаемся?

"Развлекаемся? Глупое, отчаянное сердечко", – с грустью подумала Миллер.

– Слушай, извини меня. У меня был ужасный день, и я не хочу, чтобы ты говорила о моем отце. Он погиб на гонках. Всем неплохо бы смириться с этим и начать жить дальше, – продолжал Тино.

– То есть поступить, как ты?

Он сердито посмотрел на нее:

– Обойдемся без психоанализа, Миллер. Ты не знаешь меня.

– Только потому, что ты привык надежно прятать все свои чувства.

Она подумала, что Тино рассмеется ей в лицо, сведет все к шутке. Но он не стал так делать, и Миллер поняла, насколько же подавленным он был на самом деле. Ей стало тяжело дышать. Она не хотела ссориться с Тино сейчас, когда на носу была важнейшая гонка в его жизни.

– Валентино, твоя сестра не имела в виду ничего плохого. Она пыталась меня приободрить, потому что была уверена: ты всего лишь прячешь свои чувства.

Такой же вывод она сделала после прогулки в парке.

– Глупости.

– Разве? – мягко спросила Миллер, а ее сердце было готово выпрыгнуть из груди при виде этого прекрасного мужчины, привыкшего молча переживать свою боль. – Или, может, все из-за того, что ты веришь, будто отец не любил тебя достаточно для отказа от гонок? Я знаю, тебя беспокоит завтрашнее соревнование, и слышала достаточно, чтобы понять: ты все еще зол на него. – Внезапное озарение посетило Миллер, когда она вспомнила, как отстраненно Тино держался с матерью: с человеком, которого, вне всяких сомнений, горячо любил. – Может, даже на мать. Хотя я не уверена в причинах.

– Не путай проблемы своей семьи с моими, Миллер, – жестко ответил Тино.

Миллер ахнула.

– Это очень грубо. Моя мать делала все, что в ее силах. Ты открыл мне глаза. Я всю жизнь следовала ее мечтам, но в этом нет ее вины. Тут только моя ответственность. Я не должна была забывать о творчестве. Я сделала это по своей воле, на тот момент мне это казалось правильным. – Миллер чувствовала себя так, будто Тино полоснул ее ножом и оставил истекать кровью. – Да уж, я засиделась у тебя в гостях, так что ты…

– Не уходи.

Комок встал в горле Миллер, и ее трясло. Она должна была скрыться до того, как признается в чем-то, о чем будет жалеть.

– Я устала.

– Нет, не сейчас. Вообще. Завтра. Уволься и отправляйся со мной путешествовать. На следующей неделе мы поедем в Монако.

Миллер уставилась на Тино в недоумении. В голове роем закружились счастливые предположения. Он не был полностью расслаблен. Неужели Тино говорил серьезно?

– Зачем? – выпалила она.

– А зачем нам причины? Тебе не нравится проводить со мной время?

Лицо Миллер смягчилось.

– Ты же знаешь, что нравится. Но этого недостаточно для отношений.

– Зачем вешать ярлык на то, что происходит между нами?

Миллер растерялась перед небрежностью его вопроса, перед его непринужденной самоуверенностью.

Боже, да он и не хотел отношений с ней! Настоящих, по крайней мере. Только она мечтала о чем-то серьезном.

– Я… Я не могу.

Она знала, что это предложение для нее значило гораздо больше, чем для него, и знала, что его легкомысленность неминуемо уничтожит ее. И все это лишь повторит ошибки прошлого: путешествуя с ним, Миллер будет следовать грезам Тино, а не своим.

Она отрицательно покачала головой.

– Почему нет? – Его голос звучал растерянно. – Ты ненавидишь свою работу.

– Я не ненавижу свою работу.

Он снисходительно вздохнул и развел руками:

– Это не то, чем ты хотела бы заниматься.

– Откуда тебе знать? Ты никогда не спрашивал меня о том, чего я хочу. Лишь указывал мне. – Миллер знала, что была не права, но не собиралась извиняться.

Сейчас речь шла о самозащите: Миллер противостояла очевиднейшим попыткам Тино манипулировать ею.

– Если не хочешь ехать, так и скажи. Не нужно прятаться за работу.

– Да что на тебя нашло? Ты злился весь день, игнорировал меня всю ночь, а сейчас снова засел в свой танк и пытаешься добиться своего.

– Потому что я всегда добиваюсь того, чего хочу.

Миллер закатила глаза:

– Это заносчиво. Даже для тебя.

Тино грациозно откинул полу своего великолепного пиджака.

– Не похоже, чтобы ты была недовольна последней неделей.

Его безразличие было непостижимо. Миллер привязалась к нему, а Тино обращался с ней как с очередной игрушкой.

– Не знаю, насколько ты сейчас серьезен, но могу предположить, что именно тебе от меня нужно. Но я никогда не буду иметь отношений с таким упертым, самодовольным и злым мужчиной.

– Наконец-то мы добрались до моих недостатков, – с сарказмом заметил Тино.

– Да уж, это вполне типично для тебя: отшучиваться, когда нужно говорить серьезно.

– А это так типично для тебя: быть серьезной, когда можно шутить.

Миллер медленно вздохнула, закрыв глаза:

– Думаю, сказано достаточно. Мы слишком разные, Валентино. Ты хочешь чего-то легкого и ненавязчивого, но настоящие чувства такими не бывают.

– Я знаю. Поэтому отказываюсь иметь с ними дело.

– Ты не можешь просто отказаться от собственных чувств. Они не подконтрольны.

Но Миллер неожиданно и неприятно для себя поняла, что когда-то думала так же, как Тино.

Он отвернулся:

– Все эмоции подконтрольны.

– Что же, тебе повезло, если это правда: я узнала, что своими не управляю и не могу быть с человеком, который способен только на секс, потому что слишком боится собственных чувств.

– Тебя только недостаток гарантий смущает?

Миллер предостерегающе подняла руки:

– И теперь ты собираешься рассказать мне о том, что же я чувствую, пытаясь увести разговор от себя.

– Замечательно. Хочешь знать? Я чувствую, что мой отец совершил ошибку, женившись на моей матери. Он был не способен сплотить семью, и его никогда не было рядом. Черт, я был его любимчиком, потому что мы оба обожали экстрим, но даже со мной он почти не проводил времени. И когда он врезался в ту стену… – Тино остановился, его голос стал глуше. – Я не хочу быть таким же.

"Он не хотел причинять кому-то ту же боль", – вдруг догадалась Миллер. Внутри ее все похолодело.

– Валентино, мне так жаль… – Она хотела обнять его, но непоколебимое спокойствие Тино спугнуло ее.

– Ты ведь никуда со мной не полетишь?

Миллер тяжело сглотнула. Если бы хоть намекнул, что его чувства так же сильны, как и ее. Она бы согласилась на все.

Нет, Миллер не может остаться, если речь не идет о любви. Она отказывалась быть жертвой правил и страхов. Она отказывалась от неравных отношений, не желая наблюдать за их медленной смертью. Потому что вместе с ними умерла бы частичка ее души.

– Я не могу. Я… – Миллер помешкала, боясь показаться смешной в своей искренности, но любовь к Тино вынудила попытаться. – Мне нужно больше, чем ты готов мне дать.

Он откинул волосы в замешательстве:

– Насколько больше?

– Я хочу любви. Никогда бы не подумала, что скажу это прямо, и мне до сих пор немного страшно, но ты помог мне понять, что я жила не своей жизнью: пряталась от собственных чувств и желаний за усердной работой. Я не знаю, как нужно строить отношения, но хочу попробовать.

Тино склонил голову и нахмурился:

– Не могу. Я не могу обещать постоянства.

Миллер слабо улыбнулась. Ее сердце было разбито.

– Понимаю. Потому ничего и не требую. Спасибо за выходные. За всю неделю. И удачи завтра.

– Отлично, – ответил он грубо и резко. – Скажи Микки, когда будешь готова: он организует тебе вылет.

Губы Миллер задрожали, и она отвернулась до того, как на глазах выступили слезы. Все уже решено.

Глава 16

Когда Миллер исчезла из вида, Тино принялся бродить из угла в угол без всякой цели, терзаемый гневом. Неужели она не понимает, какое признание он только что совершил? Не понимала, что он сейчас предложил?

Тино остановился на балконе, бесцельно глядя на сияющие огни города.

Слава богу, Миллер не согласилась. О чем он вообще думал? Он никогда не приглашал девушек с собой.

– Я, пожалуй, не лучший человек для таких разговоров, но я хотя бы уверена, что ты слишком меня уважаешь, чтобы уйти.

Валентино обернулся и увидел свою мать.

– Хочешь поговорить об этом? – спросила она.

Нет, он не хотел.

– Спасибо, все в порядке, мам.

– Не спрашивай, как это работает. – Она подошла поближе. – Но мать всегда знает, когда дети ей врут. Даже если они уже взрослые.

Валентино вздохнул и уставился в звездное небо. Он и правда не хотел, чтобы мама его беспокоила, и ругал себя за то, что не ушел, пока была возможность.

– Мам…

Она подняла ладонь повелительным жестом, так напоминающим Миллер:

– Не отнекивайся, дорогой. Я однажды позволила твоему отцу уйти на гонку в смятении и не позволю моему сыну кончить так же. Я могу помочь.

Валентино смотрел на эту маленькую женщину, в которой умещались сила и упорство быка, и его гнев стал чем-то иным. Отчаянием… Грустью…

– Тебе было тяжело с отцом из-за его работы. Я знаю это.

– Да.

– Так почему ты не попросила его прекратить? – Валентино услышал горечь в собственном голосе и постарался его выровнять. – Он бы сделал это ради тебя.

Она неотрывно смотрела на него.

– Ты все еще злишься на него. И на меня, может?

Тино повернулся к огням внизу. Машины двигались единым потоком, как игрушечные. Миллер сказала, что он злился, и прямо сейчас он чувствовал: она была права. Так зачем было это отрицать?

– Я никогда не замечала, как сильно ты закрылся от всех нас после смерти твоего отца. – Мягкий голос его матери проник сквозь густой туман мыслей. – Ты всегда был таким серьезным. Таким собранным. Но каким-то образом у тебя всегда получалось заставить нас рассмеяться. – И она наградила его улыбкой, полной болезненных воспоминаний. – Теперь я вижу, что ты пытался унять боль, и мне жаль, что я не была рядом чаще.

Валентино запустил руку в волосы.

– Он всегда был таким чертовски неуязвимым и… – Ком встал поперек его горла. – И я так наивно верил ему.

– Ох, дорогой, мне так жаль. И ведь я сделала только хуже, взвалив все на тебя. Я думала, ты поймешь.

Валентино ощутил, как что-то открылось глубоко внутри его. Он положил руки на ее плечи и прижал к себе:

– Я не злюсь на тебя, мама.

– Правда? – Она всхлипнула, и Тино сжал ее в объятиях.

– Прости. Я был козлом по отношению к тебе и Тому. Я вел себя ужасно, хотя он каждый месяц отвозил меня на картодром и был рядом во время каждой чертовой гонки. – Он запнулся, не в состоянии передать словами весь тот стыд, который испытывал.

Он вел себя плохо и с матерью, и с ее вторым мужем, Томом.

Мама крепко его обняла:

– Он все понимал.

– Тогда он гораздо лучше меня.

– Тебе было всего шестнадцать, когда мы с ним поженились. Трудный возраст и для семьи без таких проблем.

– Думаю, я злился на Тома из-за того, что он всегда был рядом. В отличие от отца.

Назад Дальше