- Ты вызываешь у меня отвращение, Ричард. Единственное, о чем ты думаешь, - это власть и какого лагеря следует придерживаться. Есть ли у тебя преданность? Ты отбросил прочь Екатерину и Уолси, как изношенные сапоги.
- Это именно то, что они теперь представляют собой, - спокойно отпарировал сэр Ричард. - Жена, ты хочешь, чтобы твой муж сохранил свою голову на плечах, не так ли?
Она кивнула головой, онемев от досады.
- Тогда слушай меня. Я знаю, что говорю.
- Конечно, конечно! Тем не менее, я ненавижу эти политические шахматные перестановки. Это - свадьба Фрэнсиса, и потому я приму ее. Но, клянусь своей матерью, не жди, что я буду раболепствовать и пресмыкаться перед ней. Госпожа Анна, я имею в виду леди Анна… - Она издала презрительный звук. - …И ее брат виконт - усыпаемые наградами выскочки, вот кто они, получат от меня не больше того, что требует этикет. Но я уверена, что ты с лихвой возместишь все это им. - И, нарочито шурша юбкой, громко ступая, она величаво покинула комнату.
Приезд герцога Норфолка и Генри Ниветта завершал прием гостей, приглашенных на свадьбу. И Анна Вестон, оглядывая Большой зал накануне свадьбы, должна была себе признаться, что, хотя она не выносила некоторых из присутствующих, собравшееся общество было гораздо более изысканным и блестящим, нежели на свадьбе у Маргарет.
Снова и снова она чувствовала, что ее пристальный взгляд останавливается на леди Анне Болейн, которую сэр Ричард, как своего нового покровителя после падения Уолси, посадил на почетное место. Внимательно рассматривая ее, Анна Вестон заметила, что, несмотря на роскошную одежду и драгоценности, эти большие темные глаза, даже сквозь грим, наложенный на лицо, выглядели утомленно - как будто ей пришлось проехать тысячу миль и все это ей страшно надоело. На какую-то долю секунды Анна Вестон почувствовала жалость к женщине, которая потрясла монархию до основания. Ей казалось, что Анна Болейн действует уже не по своей воле, а ею движет какая-то властная неумолимая сила.
Мысли Энн Пиккеринг тоже были об этой женщине: "Мне она не нравится. Совсем не нравится. Она безжалостная и злая. Опасное сочетание. Я бы хотела, чтобы Фрэнсис не был так близок с ней".
И в ней возникло такое сильное желание защитить Фрэнсиса от леди Анны, что она вдруг невольно заерзала в кресле.
Утренний рассвет в день свадьбы был ясным и спокойным для всех прибывших, размещенных в апартаментах вместе со своей прислугой и занимающихся своим туалетом перед свадебной церемонией. Некоторые из них разговелись рано утром в Большом зале, но большинство завтракали в своих комнатах. Только Уолтер Деннис, поднявшийся задолго до рассвета, усердно работал вместе с садовником сэра Ричарда. Он отвечал за украшение балконов для музыкантов зеленью и букетами цветов, а стен Большого зала - свисающими гирляндами из роз, водяных лилий, гвоздик и фиалок. Собственными руками он сплел венок из прекрасных белых роз на голову невесты.
Повар сэра Ричарда и его поварята и служки работали всю ночь, и теперь все было готово: говяжий бок, целый баран, гуси, каплуны, лебеди, павлины, цапли и фазаны. Было приготовлено две дюжины различных видов пирогов, креветки, устрицы, лосось и дюжина других рыб. Но самыми прекрасными произведениями кулинаров были богато украшенная голова хряка и приготовленный кондитером деликатес - сахарное древо любви, с которого свешивались лакомства в форме сердец, колец, и уз влюбленных.
- Сколько блюд будет подано на первое, Бернард? - спросила леди Вестон.
- Шестнадцать, миледи.
- А на второе?
- Восемнадцать.
- А на третье?
- Сто, миледи. Это самый прекрасный пир, который мы когда-либо готовили.
- Все должно быть подано на наших лучших хрустальных блюдах.
- Все, кроме головы хряка, которую нужно вынести на большом серебряном блюде.
Анна Вестон вышла из кухни и направилась в свою комнату, чтобы с помощью Джоан надеть праздничное платье.
Ровно в полдень вся свадебная процессия собралась в Длинной галерее. Здесь были Фрэнсис и вся его семья, за исключением его двух молодых кузенов-двойняшек Николаса и Чарльза Вернеев, которым предстояла особая роль в этой процессии. Как только подошли другие гости - придворные дамы и кавалеры, - все направились веселой, смеющейся толпой в домовую церковь сэра Ричарда, расположенную в западном крыле небольшого внутреннего двора. Когда Фрэнсис, сопровождаемый с одной стороны матерью, а с другой - сестрой, появился наверху лестницы, музыканты в ярких малиновых с позолотой ливреях, битком набившиеся на двух балконах над Большим залом, разразились самой веселой музыкой. Звуки лютни, виолы, духовых инструментов заполнили все вокруг.
Роза Пиккеринг услышала музыку в своей комнате, и ее сердце забилось от волнения. Она уже была одета в платье из белого атласа с буфами из серебристой ткани, с длинным кружевным шлейфом, ниспадающим от диадемы из хрусталя и жемчуга. Услышав шум, Пэг надела ей изящный венок из белых роз и отступила назад, чтобы полюбоваться на творение своих рук.
Раздался стук в дверь: это пришел шафер, чтобы вести ее в церковь. Фрэнсис выбрал Генри Ниветта. Роза увидела, что глаза его влажны от слез.
- Почему ты плачешь, Генри? - спросила она. - Сегодня же праздничный день.
- О, Анна-Роза, - ответил он. - Я так растроган из-за тебя. Я всегда буду твоим преданным другом.
Сделав над собой усилие и запросто утерев рукавом глаза, Генри предложил Розе руку и повел ее в Большой зал. Когда они подошли к лестнице, Николас и Чарльз Верней, два ее "пажа", одетые в голубой атлас с веточками розмарина, прикрепленными вокруг рукавов, выступили вперед, завершая ее эскорт. Музыканты, уже потные от усердия, играли так, будто от этого зависела их жизнь, сопровождая проход невесты через Большой зал в сторону церкви фанфарами.
Фрэнсис, стоя у алтаря перед священником сэра Ричарда, дожидался ее в великолепном пышном одеянии, сшитом специально для этого случая; медленно проходя к центральному приделу сквозь плотную толпу, заполнившую небольшое помещение, Роза заметила, как он мельком взглянул на нее. Она так сильно любила его, что не смела сейчас открыто встретить его взгляд, а опустила глаза, когда они оба стали на колени, ожидая начала этой торжественной и долгой церемонии. Но когда наконец все закончилось и они поднялись с колен, уже будучи мужем и женой, Фрэнсис взял ее руку и повел во главе всей процессии в замок Саттон на их свадебный пир.
Ему казалось, что они никогда не останутся одни, что тот момент, которого он ждал с тех пор, как впервые встретил ее, еще совсем девочкой, не наступит никогда. Шикарный банкет, который его мать так тщательно готовила, постоянно прерывался певцами и музыкантами, не говоря уж о новом шуте сэра Ричарда, смуглом коренастом испанце с хорошим голосом, правда не настолько, чтобы особо расхваливать его. Он вертелся вокруг новобрачной, вращая своими темными глазами, и отпускал довольно непристойные шутки, которые в конце концов должны были вывести жениха из себя.
- Исчезни, - прошептал Фрэнсис, - или, клянусь, я расквашу тебе лицо.
Наконец этот долгожданный момент наступил. Женщины повели Розу наверх. Потом и Фрэнсис удалился и под озорные шуточки приятелей, их похлопывания и подталкивания снял парадную одежду, облекся в ночную рубашку и был препровожден в недавно отделанную комнату, специально приготовленную для новобрачных. Она ждала его, опустившись на кровать, отгороженную четырьмя большими занавесями, на ней была скромная ночная рубашка, застегнутая до шеи, и ночной чепчик на голове. С криками: "Приятного времяпровождения! Иди туда, приятель!" - Фрэнсиса доставили к ней, и сама леди Вестон задернула занавеси вокруг них. Казалось, все вокруг успокоилось, но Роза видела, что Фрэнсис подмигнул ей и приложил палец к губам. Он осторожно высунул голову за занавеси, и потом последовали крики: "Вон, вон отсюда" - и небольшая драчка. Украдкой выглянув туда, Роза увидела, что Уильям Бреретон и Джордж Болейн нарушили их уединение и теперь были без церемоний выпровожены, при этом пинком ноги Фрэнсис помог им обрести надлежащую скорость.
Он запер дверь и потом без всякого стеснения снял рубашку и при свете свечей встал пред ней обнаженный. К его большой радости, она отозвалась на его движение, поднялась с кровати, неторопливо сняла сначала этот глупый кружевной чепчик и отбросила его. Ее великолепные рыжие кудрявые волосы рассыпались по плечам. Потом она также неторопливо сняла ночную рубашку. Наконец он мог увидеть ее такой, какой он всегда желал ее видеть - без одежд, которые прятали прекрасно сложенное тело.
- Хочет ли жеребец кобылку? - вопросила она.
- До конца своей жизни, - выдохнул он. Она засмеялась от удовольствия и расположилась посередине огромной кровати. А Фрэнсис, разгоряченный вином и страстью, приступил к счастливому занятию, увенчавшему его свадьбу.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Шум моря, волны которого медленно накатывали на серебряные пески Морсби, а затем так же медленно отползали, чем-то напоминал засыпающему Фрэнсису довольного кота. Он лежал на спине, под головой вместо подушки была свернута рубашка, его нагое тело было обращено к солнцу. Роза лежала рядом с ним в такой же позе, только лицо ее прикрывала широкополая шляпа, взятая напрокат у одного из ее садовников. Веснушки, которые Фрэнсис находил такими волнующими и притягательными, считались ужасным недостатком при дворе, который превозносил белый цвет лица, пока там не воцарилась красота смуглой Анны Болейн.
Лежать нагими рядом друг с другом на песке - хотя они и находились в поместье Розы и бояться любопытных глаз было нечего - большинству семейных людей показалось бы шокирующим. Но для пары, которая решила быть во всем откровенной друг с другом, это было естественным. Они только что наслаждались любовью, ничуть не беспокоясь о том, чтобы укрыться за валунами, а теперь блаженствовали от свободы среди песков и солнца. Сейчас они дремали, лежа рядом друг с другом, и Фрэнсис нежно поглаживал слегка округлившийся живот Розы.
Без преувеличений, женитьба стала их самой большой удачей: Фрэнсис удивлялся тому, каким хорошим мужем он стал! Ему никогда, даже на крохотное мгновение, не приходило в голову, что безупречные взаимоотношения с его женой, которыми он теперь наслаждался, всецело сложились благодаря ее стараниям, а в некоторых случаях и ее жертвенности. Если бы кто-либо сказал ему об этом, он бы сначала посмотрел на говорящего с удивлением, а потом рассердился. Он искренне полагал, что это Божье благословение, что его жена, которую выбрали ему его родители, была волшебным созданием, о чем подозревали только немногие счастливчики, родственные ему души.
А теперь этот очаровательно поднимающийся живот! Был ли когда-нибудь человек более счастливый, чем он?! Приподнявшись и облокотившись, он наклонился и нежно поцеловал его. Роза лениво двинулась под своей соломенной шляпой. Фрэнсис слегка пощекотал ее и снова уснул. Глядя на него сквозь соломенную шляпу, Роза думала: этот мужчина самый красивый в Англии. И как же сильно я люблю его! Но что же он будет делать там без меня, когда появится на свет ребенок? Он такой доверчивый, что это приведет его к беде.
Она, конечно, давно уяснила, что Фрэнсис - человек слабовольный. Роза поняла это с того момента, когда впервые увидела его, будучи совсем юной девочкой. Еще в то время, когда он за ней ухаживал - в год эпидемии потницы, - она решила, что должна оставаться с ним при дворе, как бы ее ни коробила эта мысль. Это необходимо, потому что больше всего Анна-Роза желала, чтобы их совместная жизнь стала источником необычайной радости и удовольствия для обоих. Поэтому-то она и должна получить место при дворе: в королевской резиденции нет комнат для жен и мужей. Поэтому, на следующий день после свадьбы, до отъезда леди Анны Рочфорд из поместья Саттон, Розе нужно было увидеть ее. Она навсегда запомнила эту встречу. Анна Болейн, как многие все еще называли ее, сидела одна в дальнем конце Длинной галереи, глядя из окна вдаль. Услышав приближающиеся шаги, она подняла глаза на вошедшую Розу.
- А, госпожа Вестон, - сказала она. И Роза почувствовала, что обращение по имени мужа доставляет ей удовольствие. - Как дела у новобрачной?
- Хорошо, миледи, - ответила Роза, делая вежливый реверанс. Сейчас она должна притвориться, чтобы обеспечить свое будущее счастье, хотя неприязнь к Анне она испытывала жгучую. Эти странные темные глаза, которые могут сколько угодно улыбаться, но всегда в глубине их скрыты надменность и негодование; эта обезображенная рука, уродство которой она так ловко маскирует; эта мистическая власть над мужчинами. На мгновение Роза засомневалась: может быть, это ревность заставила ее так невзлюбить эту леди? Но у нее не было времени размышлять, потому что Анна Болейн вопрошающе смотрела на нее.
- Госпожа, - сказала Роза, - я пришла просить вас о большой милости. Я хотела бы состоять в вашей свите.
Анна Болейн ничего не ответила и только смотрела на девушку странным, ничего не выражающим взглядом.
- Дело в том, - продолжала Роза, - что я очень люблю Фрэнсиса и не хочу находиться вдали от него. А он должен постоянно быть около Его Светлости, и поэтому, миледи, мне необходимо тоже получить место при дворе.
- Сколько вам лет? - спросила Анна Болейн. Вопрос был поставлен дерзко, и он смутил Розу, но она ответила:
- Семнадцать, миледи.
"Семнадцать, - подумала Анна. - Мне было шестнадцать, когда меня разлучили с Гарри". Она снова ощутила сильный запах цветущего полночного сада при Хемптонском дворце, слышала шепот Гарри Перси: "Анна, моя возлюбленная, моя колдунья…" - чувствовала, как он своими большими, нежными руками держит ее в своих объятиях. Неужели он так навсегда и останется с ней? Будет ли он всегда преследовать ее в воспоминаниях? Неужели ей всегда будет казаться, что это он, Гарри Перси, целует и ласкает ее, хотя на самом деле это поцелуи и ласки короля? А когда она наконец допустит его до своего тела - как однажды придется сделать, - будет ли Гарри Перси тем человеком, который окажется с ней в постели и лишит ее девственности? Если достаточно сильно убеждать себя, она сможет вступить в царство фантазий и даже получать наслаждение от любви Генри Тюдора? Потому что, если она в момент высшего наслаждения закричит: "Гарри!" - Его Светлость ничего не заподозрит и никогда не узнает, что он - лишь замена того человека, которого однажды она желала и которого будет любить вечно.
- Вы можете получить такое место, миссис, - утвердительно ответила она Розе. - Вы можете поехать ко двору вместе со своим мужем в качестве моей фрейлины. Я попрошу Его Светлость, чтобы вы с Фрэнсисом получили семейные апартаменты. Я убеждена, он согласится.
Итак, любовь к родному краю она принесла в жертву другой любви. Роза стала жить при дворе и с возрастающим беспокойством наблюдала, какой бесцельный образ жизни ведет ее муженек, поглощенный непрекращающимися азартными играми.
- Это уж слишком! - наконец сказала она после трех месяцев молчания. - Что происходит с тобой? Твое увлечение азартными играми превратилось в наваждение, в болезнь.
- Но, моя любимая, ответил он, - игры и спортивные занятия - это единственное, в чем я преуспел. Я же не политик, не государственный ум, как мой отец.
- Но ты, наверное, можешь попытаться. - Впервые она заметила в нем эту черту характера, которую он хорошо скрывал.
- А тебе не пришло в голову, моя милая, - сказал он, - что я получаю удовольствие от этих занятий? И какой от них вред?
- Они бесполезны.
- А твои занятия вышивкой и верховой ездой не бесполезны? Какой важный смысл заключается в твоей деятельности? Лучше приведи в порядок свои домашние дела, Анна-Роза, прежде чем заняться переустройством моих дел. Всего хорошего.
И он вышел. Она не видела его до рассвета, когда он пришел спать, разгоряченный от вина и торжествующий победу.
- Боже милостивый, где ты был? - спросила она.
- Играл в кости и победил короля, - ответил он сухо.
- Сколько ты выиграл?
- Сорок шесть фунтов стерлингов. - Роза упала на подушки, потрясенная. Ее муж только что взял из королевского кошелька в двадцать три раза больше денег, чем Пасхальное и Рождественское вознаграждение. И к тому же только за одну игру. - Фрэнсис, тебе не следует так грабить, притеснять Его Светлость! - Но Фрэнсис уже спал. После этого она решила оставить все так, как есть. Впервые с момента их свадьбы они так близко подошли к ссоре, и ей стало совершенно ясно, что ничего уже нельзя изменить. Все было так, как он сказал. Он был счастлив от той никчемной жизни, которую вел и которая казалась ему вполне безобидной. К тому же Роза однажды должна была признаться, что гордится им, когда он носится по теннисному корту, отбивая любые подачи. Понимая свое поражение, Роза прекратила разговоры на эту тему, и их жизнь в любви и блаженстве вновь продолжалась.
И вот теперь шел июнь 1531 года, и они приехали в Морсби, чтобы с небольшим запозданием отпраздновать первую годовщину своей свадьбы.
- Роза?
Погруженная в свои раздумья, она не сразу поняла, что Фрэнсис проснулся.
- А?
- Я снова хочу тебя.
Она приподняла свою соломенную шляпу и дерзко просмотрела на него.
- Ты никогда не устаешь от этого?
- Никогда. А ты?
- Тогда я была бы достойна жалости. - Ей казалось, что движения их тел сливались со звуками моря и земли; это было гармоничное единение всего, что когда-либо было рождено природой.
Этой ночью в постели они нежно прижимались друг к другу, уже слишком измученные, чтобы еще заниматься любовью, и все-таки желающими близости.
И именно тогда, когда они лежали таким образом, она почувствовала шевеление в своем чреве - будто бы бабочка раскрыла внутри нее крылья.
- Он шевелится, Фрэнсис, - сказала она. - Наш ребенок.
В темноте она услышала, как он вскрикнул от радости, и крепко прижалась к нему. Разве в этом человеке злобные намерения заложены? Слабость и легкомыслие, присущие ему, с лихвой восполнялись его сердечной добротой.
- А я говорю тебе, - внушал герцог Норфолк Захарию, - что такое лицемерное положение дел в королевстве не может продолжаться бесконечно. Кто-нибудь или что-нибудь даст трещину, не выдержав напряжения. Эй, эй, эй, моя прелестница, не надо плакать, твой дедушка здесь.