- Я ездил к нему, когда дело касалось стоимости помола.
- Ну да, конечно - за все время, что я тут живу, ты наконец решил сделать что-то сам!
- Просто я предпочитаю не трубить на всех углах о том, чем занимаюсь в течение дня, - ответил Джордж, затягивая пояс. - Твой отец, возможно, любил хвастать своими делами, но некоторым это не по душе.
- Мой отец знает, в чем состоят обязанности настоящего хозяина, и исполняет их!
Круто повернувшись, Джордж уставился на Элайю. Лицо его раскраснелось, глаза запылали гневом.
- Вот только он забыл, что надо еще присматривать за собственной дочерью! Ответь-ка мне, жена, я лучше Руфуса?
- Что? - Она непонимающе взглянула на него.
Джордж медленно приблизился к постели, двигаясь, как кот, выслеживающий добычу.
- Говори! Я искуснее в любви, чем Рыжий Руфус? - почти прорычал Джордж.
- Не знаю, - недоуменно ответила она, натягивая на себя покрывало, как будто желала защититься от мужа, в которого словно демон вселился. Внезапно смысл его вопроса дошел до нее, и она ахнула. - Я никогда не была близка с ним.
- А тогда с кем? - воскликнул Джордж. Элайя отшатнулась и прижалась спиной к стене. - Кто научил тебя доставлять мужчине наслаждение? Кто тот счастливец, которому досталась твоя невинность?
- Ты!
- Не лги мне, Элайя, - предостерег он сдавленным голосом. - Что хочешь делай, только не лги.
- Я говорю правду! - возразила она. - У меня никогда никого не было, кроме тебя!
На мгновение взгляд его дрогнул, но затем Джордж резко выпрямился, и перед ней снова оказался спокойный и невозмутимый сэр Джордж де Грамерси, впрочем, какой-то новый - враждебный и безразличный.
Элайя была потрясена. Ведь он только что со всем пылом искренней страсти любил ее - так как же он может смотреть на нее с такой ненавистью? Ведь она не предала и не обманула его. Она пришла к нему непорочной и не потерпит таких обвинений.
- По какому праву ты меня оскорбляешь? - четко выговаривая слова, спросила она, поднялась с постели и быстро завернулась в покрывало. - Чем ты можешь доказать свои обвинения?
- На простыне не было крови.
И он говорит это так спокойно, таким ледяным голосом!
- А на мне - была! - с нажимом парировала она. - И на тебе тоже. Я смыла кровь.
- Какое удобное объяснение!
- Недостойно бросаться такими обвинениями, чтобы потешить себя!
- А чем можно потешить тебя, Элайя? - тихо спросил он. - Ты, кажется, обладаешь немалым любовным опытом, обретенным еще до брака.
Услыхав такое, Элайя подскочила к нему и замахнулась, собираясь влепить пощечину.
Он перехватил ее руку, и она сжалась, ожидая, что он ударит ее. Так поступили бы ее братья, да и разгневанный отец тоже поднял бы на нее руку.
Однако Джордж лишь оттолкнул ее и быстро вышел из опочивальни, с оглушительным шумом захлопнув за собой дверь.
Элайя бросилась за ним, желая задержать его и все ему объяснить, но ее остановила гордость.
Да как он посмел обвинить ее в развращенности?
Она пришла к нему девственницей, и кто, как не он, должен знать это лучше всех?! Что же касается ее "опыта" - она всего лишь прилежно слушала и давала волю воображению, вот и все.
А он, ничего не поняв, заподозрил…
Внезапно ей стало все равно, что ее могут увидеть полураздетой. Она должна найти Джорджа и рассказать ему, откуда у нее столь обширные познания в искусстве любви.
Джордж присел возле колодца, прячась от часовых, что расхаживали у ворот в полосе лунного света.
Ему отчаянно хотелось верить словам Элайи, однако рассудок приказывал ему быть осмотрительнее. Пожалуй, он далеко не первый глупец, которого обманула коварная женщина. Она пробудила в его душе такой гнев, что он мог бы убить ее, окажись в руке меч. Или палка…
Именно палка была его оружием много лет назад, когда раздраженная душа его была так переполнена яростью, что он бил, и бил, и бил, не помня себя.
Бил, пока не увидел карих глазенок жалобно скулящего щенка. В ужасе вскрикнув, Джордж рухнул на колени и взял в руки маленькое тельце. Казалось, он до сих пор ощущал тепло этого беспомощного создания.
Вот что случилось, когда он последний раз пытался кого-то "воспитывать"! Тогда ему было всего десять лет…
Джордж и поныне видел перед собой того щенка. Любимая охотничья собака отца ощенилась, и этот песик был самым смышленым и шустрым. Он обещал стать не только самым ловким охотником, но и верным защитником.
Поэтому Джордж и решил научить щенка какой-нибудь команде: надеялся доказать отцу, какой славный пес вырастет из щенка - и как умен сам Джордж, раз сумел так рано это распознать.
Господи, каким же безжалостным негодяем он тогда был! В течение нескольких часов показавшихся ему бесконечными, Джордж пытался научить щенка приносить наполненный воздухом бычий пузырь. Песик был еще слишком мал, и игра быстро надоела ему. Тем не менее наставник был решительно настроен завершить урок в первый же день.
Тогда щенок легонько тяпнул его, чуть оцарапав кожу, и внезапно Джорджа охватил такой гнев, что он потерял всякий контроль над собой и схватил палку.
Он очнулся, увидев у своих ног умирающую собачку. Таким и застал его отец. Обняв сына за плечи, он спросил, что случилось. Его голос звучал мягко, с неподдельной нежностью, так что нечего было и думать отрицать постыдный поступок.
Он совершил убийство - или так по крайней мере ему тогда казалось. Давясь слезами и всхлипывая, мальчик во всем признался, тщетно пытаясь объяснить необъяснимое.
Отец терпеливо слушал. Затем, взяв в руки мертвого щенка, он печально объявил Джорджу, что даже его искреннее раскаяние не вернет к жизни погибшего песика. Есть вещи, исправить которые нам не дано, поэтому настоящий мужчина, человек чести, должен научиться держать себя в руках. Он обязан уметь владеть собой, подавлять свой гнев, скрывать раздражение. Его долг - стать хозяином своих эмоций.
Затем отец стер слезы с лица сына и добавил, что жизнь иногда преподносит нам суровые, но необходимые уроки.
И все же, несмотря на сочувствие и понимание, в глазах отца появилось какое-то новое выражение. И Джордж, увидев его, догадался, что утратил навсегда что-то очень важное. Много лет спустя он понял, что именно потерял в тот день: доверие своего отца. Не совсем, разумеется, однако с тех пор их отношения так и не стали прежними.
В тот день Джордж де Грамерси начал учиться подавлять и скрывать гнев и раздражение - вернее, всякое сильное чувство.
И был уверен, что научился владеть собой, пока не влюбился в Элайю Дугалл. Что же теперь делать? Уехать, оставить ее, скрыться бегством…
Выбора у него нет. Придется уехать, по крайней мере пока он снова не почувствует себя способным сохранять ясную голову. Некоторые из его поместий располагаются довольно далеко от Равенслофта, и он может отправиться туда, сославшись на дела.
Приняв решение, Джордж медленно встал.
И увидел Элайю. В тонком плаще, босая, она осторожно кралась в казармы.
Глава пятнадцатая
Ожидая в зале окончания утренней мессы, Элайя оглушительно чихнула. Она чувствовала себя совсем разбитой - и не только физически, ибо прошлой ночью, после того как Джордж в гневе оставил ее, она так и не сумела его разыскать.
Ей казалось, она целую вечность ходила по спящему замку, в одной лишь сорочке и тонком плаще, босая, чтобы ступать как можно тише. К сожалению, это было не самым мудрым решением, так как теперь ей сильно нездоровилось.
Глаза словно жгло огнем, из носа текло, в горле першило, и в довершение всего она еще и раскашлялась. Каждая косточка в теле отзывалась на любое движение ноющей болью.
Ей хотелось только одного - добраться до постели и лечь, остаться одной, побыть в тишине и покое. В зал она пришла лишь потому, что ей отчаянно хотелось повидаться с Джорджем, объяснить, какой ошибочный вывод он сделал.
Элайя понимала, что обязательно должна убедить его, что она была девственницей в их первую брачную ночь. Что же касается ее чувств к Руфусу… Вспоминая, как она почти упрашивала его взять ее в жены, Элайя испытывала острое смущение, но и только. Так взрослый стыдится, припоминая досадный проступок из своего детства. Да, она и сейчас думала о Руфусе с нежностью, однако он ни разу не пробуждал в ее душе такого страстного желания, как Джордж.
Кто-то вошел в зал, и Элайя, с трудом подняв голову, увидела леди Марго, которая направлялась к столу.
Элайя с тревогой оглядела свое платье из жесткой темно-вишневой парчи и горько подумала, что ни один наряд не будет сидеть на ней столь безупречно, как на леди Марго. Платье кузины Джорджа было сшито из такой же ткани, однако оно будто льнуло к ее телу, и двигалась она в нем легко и естественно, тогда как Элайе казалось, что ее кожа всячески избегает любого соприкосновения с новой одеждой. Шелковое покрывало, окутывавшее голову леди Марго, подчеркивало точеные черты ее лица. Элайя всей душой ненавидела любые головные уборы, и надевать их было для нее настоящей пыткой. Покрывало сдавливало шею, словно норовя удушить, и то и дело соскальзывало на глаза.
- Голубушка, да ты же совсем больна! - воскликнула Марго, прохладной рукой касаясь пылающего лба Элайи. - Тебе надо лечь! Я сейчас же пошлю за лекарем!
- Я… я лягу, когда поем, - хрипло ответила она и чихнула. - Мне… мне надо поговорить с Джорджем.
- Ну, разговор наверняка может подождать, - обеспокоено произнесла Марго.
Лоб Элайи был горячим. Лихорадка, кажется, еще не началась, но состояние девушки могло ухудшиться в любой момент.
- Нет, не может, - упрямо возразила Элайя.
В зал вошли сэр Джордж, отец Адольфус и сэр Ричард. Сэр Джордж медленно направился к столу и уселся в кресло. Соблаговолив наконец бросить беглый взгляд на жену, он пришел в изумление.
- Ты, кажется, захворала, - заявил он, пристально вглядываясь в нее.
Элайя собралась было ответить, однако ей пришлось ждать, пока отец Адольфус не закончит благодарственную молитву.
- Мне надо с тобой поговорить, - сказала она, как только священник произнес последнее слово.
- Что бы ты ни желала мне сообщить, тебе придется подождать, пока я не вернусь, - ответил муж. - Я принял решение навестить дальние поместья.
Марго поняла, что Элайя так же поражена этим известием, как и она сама.
- Хватит лениться, - откровенно иронизируя над собой, заметил Джордж и в упор посмотрел на жену. - Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь обвинял меня в том, что я пренебрегаю обязанностями хозяина.
На лице Ричарда промелькнуло недоумение, а Марго понимающе вздохнула.
- Пренебрегаете, милорд? - переспросил управляющий.
- Да. Или ты скажешь, что такого не случалось?
- Разумеется, нет, милорд, - незамедлительно отозвался сэр Ричард.
Джордж искоса взглянул на жену, и Марго болезненно поморщилась. Может, стоит намекнуть Элайе, что никому из мужчин не нравится, когда их критикуют? Даже Джорджу это не по душе.
- Однако, милорд, я считаю, что личный визит будет весьма полезен, - добавил управляющий.
- Тогда мы отправимся, как только соберемся, лучше бы до полудня.
- Очень хорошо, милорд, - ответил сэр Ричард. - В таком случае я немедленно отдам необходимые распоряжения. - Он поднялся, не закончив трапезы, и торопливо вышел из зала.
Наступило долгое молчание. Джордж снова принялся есть, а Элайя сидела молча, рассматривая лежащую на коленях салфетку.
Наконец Марго поняла, что дальше просто не выдержит.
- Долго ты собираешься пробыть в отъезде? - небрежно поинтересовалась она.
- Не знаю.
Элайя, пошатываясь, встала.
- Милорд, я желаю поговорить с вами до того, как вы отправитесь в путь.
- У меня не будет времени.
- Джордж! - воскликнула Марго, стараясь, однако, чтобы ее не услышали остальные. - Она же больна! Уведи ее и уложи!
- Из тебя, Марго, выйдет куда лучшая сиделка, чем из меня, хотя мне кажется, что эта болезнь - лишь следствие ночных прогулок по замку в полураздетом виде, - отчеканил он.
Элайя так резко побледнела, что Марго испугалась, как бы она не упала, и поспешила ее поддержать.
В глазах Джорджа мелькнула неподдельная тревога, он резко вскочил, но, видя, что Марго обняла Элайю за плечи, снова сел.
- Отведи мою супругу в опочивальню, - обратился он к кузине таким резким и отрывистым тоном, что Марго едва поверила своим ушам. - А ты беги за лекарем, скажи, что леди Элайя занемогла, - приказал он Эльме.
Марго открыла было рот, собираясь что-то возразить, но передумала. Прежде всего надо уложить Элайю в постель. В глубине души она надеялась, что уладить размолвку будет нетрудно. Внезапно ей пришло в голову, что так же просто будет добиться признания этого брака недействительным…
Герберт мрачно наблюдал, как его старший брат раздраженно кидал вещи в объемистый кожаный мешок. Они находились в доме Ричарда - большом, из толстенных бревен, с трапезной, кухней, кладовыми, комнатой прислуги на первом этаже и двумя спальными покоями наверху. Опочивальня Ричарда была обставлена с такой же роскошью, как и покои сэра Джорджа, чего никак нельзя было сказать о помещениях на первом этаже. Входить в опочивальню, кроме самого хозяина, могли лишь его брат да слуга, чье молчание покупалось щедрым жалованьем.
Герберт угрюмо раздумывал об убожестве своей комнатушки. Впрочем, на то были свои причины. Он тщательно скрывал от всех, что в городке милях в десяти от Равенслофта у него жила зазноба, и уж ее-то нарядный домик мог похвастаться и изяществом, и изобилием.
- Ты вроде бы говорил, будто он хозяйством не интересуется, - напомнил Герберт бесившемуся от злости Ричарду. - Что ты, мол, позаботился о том, чтобы его не потянуло в дальние имения. Что будет, если он захочет проверить записи доходов и расходов?
- Мне и в голову не приходило, что он пожелает этим заняться, идиот! - проворчал Ричард. Громко хлопнув крышкой сундука, из которого доставал дорожную одежду, он сердито уставился на брата. - Разве я мог такое предположить? Он же ни разу туда не ездил! Это все она, - пробормотал он и присел на сундук. - Его ненаглядная женушка. Стерва! Гарпия!
- Тогда почему ты винишь ее в том, что…
- Да потому, болван, ведь это она довела его до того, что он решил сбежать из дома! - Ричард с размаху хлопнул по сундуку и вскочил. - Почему, как ты думаешь, он выглядит так, словно уже которую ночь не высыпается, а? - поинтересовался он и начал расхаживать по комнате. - С чего это ему вдруг взбрело в голову уехать? Держу пари, она не слишком-то ласкова с ним!
- Но ты же говорил, что нам нечего бояться!
- Да, она не представляет для нас опасности, но… Нет, не могу придумать иного объяснения! - воскликнул Ричард. - Откуда мне было знать, что он предпочтет заняться делами, а не тешиться с молодой женой дома? Хоть бы она убралась на тот свет!
- Ричард!
- А что? Она и так уже захворала. Выходя из-за стола, едва держалась на ногах. Было бы чудесно, если бы она упала и раскроила себе голову!
- Что же с ней приключилось?
- Не знаю. Мне показалось, это всего лишь простуда. Они уже послали за лекарем.
- Надеюсь, болезнь не опасна, - искренне произнес Герберт.
- Надеюсь, болезнь не опасна, - сладким голосом передразнил его Ричард. Схватив пару сапог, он с силой швырнул их через всю комнату, так что они ударились о стену, оставив грязный след на побелке. - Послушать тебя, так ты влюблен в нее по уши, - насмешливо добавил он. - Вот обрадуется Лизетта, если узнает!
- Что ты мелешь! Скажи лучше, что будет, если леди Элайя умрет? - перебил его Герберт. - Он снова женится - и наверняка на женщине, которая будет обучена грамоте!
Скрестив руки на груди, Ричард внимательно посмотрел на брата.
- Уж не собираешься ли ты шмыгнуть в кусты?
Герберт ничего не ответил. Подняв с полу сапоги, он аккуратно поставил их возле кровати.
- Смотри в оба, пока меня не будет, - приказал ему Ричард. - И ни шагу без меня.
- Ты же знаешь, я всегда очень осторожен.
- Ни шагу без меня, или те сговорчивые ребята, что так славно проучили мельника, навестят и тебя.
Герберт похолодел, но тут же постарался убедить себя, что страх его напрасен. Ричард может обзывать его, ругать, бранить, говорить, что он глуп и туп, но никогда не поднимет на брата руку.
- Старайся, чтобы леди в наши дела не совалась, и ничего без меня не затевай. Ясно тебе? А теперь мне пора возвращаться в замок. - Ричард затянул дорожный мешок и вышел.
Герберт немного подождал, и, устало вздохнув, тоже поплелся прочь.
Когда-то, в самом начале, все казалось на удивление простым и безвредным. Несколько монет тут, слегка завышенная цена там… Вполне достаточно, чтобы купить еду повкуснее, вино послаще, да еще оставалось на подарки женщинам. Герберт направился в сторону рынка, не обращая внимания на выкрики торговцев и шумно торгующихся покупателей. Неподалеку от продавца модных тканей он подумал, что, наверное, неплохо было бы прикупить что-нибудь для Лизетты. Или стоит наведаться к ювелиру? Там всегда находилась какая-нибудь затейливая побрякушка, получив которую Лизетта бывала так ласкова…
Герберт с самого начала понял, что на содержание Лизетты денег потребуется куда больше, чем позволяет жалованье мажордома или скудный доход от родового поместья. Поэтому, когда Ричард поделился с ним своими планами, он без долгих колебаний согласился.
Впоследствии алчный брат не раз придумывал и другие способы обогащения - более рискованные, однако приносящие куда большую выгоду, и Герберт ни разу не возразил, хотя временами подумывал о том, чтобы приискать себе другую милашку, с менее изысканными вкусами.
В то время он и не подозревал, что всем сердцем привяжется к чистенькой темноволосой парижанке. Ее ласки и болтовня на ломаном английском забавляли Герберта, помогая ненадолго забыть о постоянном страхе, в котором он жил. К сожалению, теперь он понимал, что разлука с Лизеттой была бы для него слишком болезненной, а потому готов был на все, лишь бы удержать ее. Сегодня Герберт впервые осознал, что ради любовницы рискует жизнью: ведь ему в случае разоблачения виселицы не миновать.
Ричард оказался прав. Лекарь, крепкий старик по имени Паракус, с небольшой лысиной и клочковатой бородой, в черном облачении, хранившем следы всех снадобий, которые он составлял, посоветовал Элайе лежать в постели и пить отвратительный на вкус отвар, пообещав, что не позже чем через три дня простуда отступит.
Оставшись одна, Элайя выплеснула зелье в окно и наполнила флакончик водой. Пробка сохраняла пряный запах лекарства, а вода горчила, но все равно это уже был не проклятый отвар.
Через пару дней она действительно почувствовала себя лучше, хотя странная усталость не покидала ее. Время тянулось медленно, наводя тоску, и дни казались еще скучнее оттого, что Джордж был в отъезде. Ей так и не удалось поговорить с ним, и она не знала, когда он собирается вернуться.
Заботливая Марго взяла на себя все хлопоты по хозяйству, и Элайя грустно подумала, что кузина мужа в отличие от нее справляется с нехитрыми домашними делами легко и непринужденно.