- До некоторой степени это верно, Мэл. - Он глубоко вздохнул. - И я должен признать, что длинный рабочий день и недовольный персонал оказывают истощающее действие, в этом нет сомнения.
Затем он, к моему удивлению, подмигнул мне и добавил более легким, веселым тоном:
- Но теперь ты со мной, любимая. Мы проведем с тобой замечательный уик-энд и не будем больше говорить о делах. Совсем. Согласна?
- Я согласна со всем, что бы ты ни сказал или ни захотел.
Он поднял брови и засмеялся.
- Давай тогда еще закажем выпить, а затем посмотрим меню.
12
В пятницу утром, когда я вышла из "Клериджа", направляясь к Беркли-сквер, было серо и мрачно. Я посмотрела на небо: оно было свинцовым и предвещало дождь, о чем мне и сказал Эндрю, перед тем как ушел в офис этим утром.
Вместо того чтобы идти пешком к Диане, как я обычно любила делать, я взяла такси и влезла в него. И весьма вовремя. Как только я захлопнула дверцу машины и сказала адрес водителю, заморосил дождь. Английская погода, подумала я насмешливо, глядя за окно машины. Всегда идет дождь. Но в Англию приезжают не только за погодой, для поездок сюда имеются другие, более важные причины. Я всегда любила Англию и англичан, а Лондон был моим любимейшим городом во всем мире. Я любила его даже больше, чем мой родной город, Нью-Йорк.
Я откинулась на спинку заднего сиденья, довольная, что нахожусь здесь. Если подумать, мог бы быть и град, и снег, и буря - мне это безразлично. Для меня погода не имеет значения.
Антикварный магазин моей свекрови находился в дальнем конце Кингс-роуд, и пока такси неслось вдоль Кингсбридж, направляясь в ту сторону, я подумала, что надо бы сегодня попозже заскочить к Херроду и Харви Николсу, чтобы сделать некоторые покупки перед Рождеством.
Поскольку мы будем на Рождество с Дианой, я могла бы спрятать подарки для нее, Эндрю и детей прямо у нее дома в Йоркшире. Безусловно, это избавило бы меня от необходимости везти их из Нью-Йорка в декабре. В магазине их и сейчас упакуют в праздничные обертки.
Эндрю не сказал матери, что я приезжаю к нему в Лондон на длинный уик-энд; когда вчера вечером я сообщила ей о своем приезде, она прореагировала обычным для нее образом. Она была радостно взволнована, рада слышать мой голос и немедленно попросила меня вместе пообедать с ней сегодня.
Как только мы приехали к магазину, я расплатилась с таксистом и стояла снаружи на улице, любуясь замечательными вещами, выставленными в витрине магазина "Диана Ховард Кесуик. Антиквариат".
Мой взгляд задержался на паре подсвечников из золоченой бронзы. Французские, вероятно, восемнадцатый век. Они стояли на красивом консольном столике, по-видимому, также восемнадцатого века и французском, с мраморной столешницей и изящно выгнутыми деревянными ножками. Я была уверена, что правильно определила век и страну.
Несколько мгновений я вглядывалась поверх этих редких и бесценных предметов в глубь магазина, пытаясь что-нибудь разглядеть. Я увидела Диану, стоявшую в глубине магазина недалеко от ее стола; она разговаривала с мужчиной, по всей очевидности, клиентом. Она очень выразительно жестикулировала, что для нее характерно, затем повернулась, чтобы указать на фламандский гобелен, висящий на стене сзади нее. Они стали разглядывать его вдвоем.
Открыв дверь, я вошла.
Я не могла удержаться от мысли, как хорошо она выглядела тем утром. На ней были ярко-красный, сшитый на заказ шерстяной костюм, простой и элегантный, шею украшало дважды перевитое жемчужное ожерелье. И этот яркий цвет, и молочный блеск жемчужин прекрасно подчеркивали ее глянцевитые каштановые волосы и золотистый цвет лица.
Мне особенно понравилось, что сегодня она надела красное, потому что я писала ее в ярко-красном шелковом платье и том же колье, которое она обычно носила и которое было в некотором смысле ее торговой маркой. Наблюдая за ней, я внезапно почувствовала уверенность в том, что я правильно уловила ее сущность и передала на полотне ее теплоту и красоту, врожденную грацию, которая, казалось, исходила из нее. Я надеялась, что Эндрю понравится портрет его матери, про который Сэра сказала, что он станет одной из лучших моих работ.
Как только Диана заметила меня, она извинилась и поспешила ко мне с радостной улыбкой на лице; ее глаза выражали тот же пыл и радость, которые у меня обычно ассоциировались с Эндрю. У него всегда бывает такой же счастливый, заранее радостный вид, когда он видит меня в первый раз после разлуки; это так внезапно и так мило.
- Дорогая, ты здесь! - воскликнула Диана, хватая мои руки. - Я не могу поверить, это такой замечательный сюрприз. Я так рада тебя видеть!
Я ответила ей такой же нежной улыбкой; в ней чувствовалась искренняя радость.
- Хэлло, Диана. - Вы - наилучшая из вещей, которую может мне предложить Лондон, не считая, конечно, вашего сына.
Она весело засмеялась с особой, свойственной только ей теплотой и приветливостью, и мы тут же бросились обниматься. Затем она провела меня немного вперед.
- Мэл, я хочу тебе представить Робина Макалистера, - сказала она. - Робин, это моя невестка Мэллори Кесуик.
Высокий, красивый, утонченный, элегантно одетый мужчина вежливо наклонил голову. Он пожал мне руку.
- Рад с вами познакомиться, миссис Кесуик, - сказал он.
- И я рада с вами познакомиться, мистер Макалистер, - ответила я.
Диана обратилась ко мне:
- Мэл, дорогая, извини меня, я оставлю тебя на пару минут. Я хотела бы показать мистеру Макалистеру картины внизу. Я не задержусь надолго, ведь мы должны успеть на ланч.
- Не беспокойтесь обо мне, - сказала я. - Я просто поброжу по магазину. Я уже заметила, что у вас много новых удивительных вещей. Как обычно.
Прежде чем моя свекровь успела что-нибудь произнести в ответ, я прошла в дальнюю часть ее заведения, внимательно глядя вокруг себя. Я люблю антиквариат, а у Дианы всегда имеются самые лучшие и самые изысканные вещи из доступных в Лондоне; многие из них поставлены крупными европейскими фирмами. Она постоянно путешествует по Европе в поисках всякого рода сокровищ, но, в основном, она специализируется на французской мебели восемнадцатого и девятнадцатого веков, декоративных предметах и живописи, хотя здесь было и несколько английских вещей в георгианском стиле и в стиле английского ампира. Деловой авторитет и безупречная репутация Дианы были следствием ее обширных знаний изысканной французской мебели, в области которой она была крупным экспертом. Однако, подобно каждому мало-мальски значительному икультурному антиквару, Диана была чрезвычайно хорошо образована и в других областях, хорошо ориентировалась во всех европейских стилях самых разных периодов.
Я заметила, что в данное время она демонстрировала коллекцию видермейеровской мебели, которую выставила на специальной площадке в магазине, и даже с этого расстояния я могла увидеть, что коллекция эта великолепна. Меня невольно повлекло в дальний конец магазина, ближе к лестнице, ведущей на верхние этажи. Здесь мебель стояла на небольшом подиуме, отгороженном шнуром.
Я стояла, с трепетом глядя на эти немецкие вещи и любуясь роскошным блестящим деревом и невероятной работой. Меня особенно восхитил круглый обеденный стол, изготовленный из разных светлых пород дерева, в большинстве своем из разных пород фруктовых деревьев, инкрустированный черным деревом. Подобное сочетание часто использовалось в видермейеровском дизайне в начале двадцатого века, когда мебель этого мастера была на вершине популярности.
"Чего бы я только не отдала за подобный стол!" - подумала я. Но, кроме того факта, что он, вероятно, стоит целое состояние, - я определенно знала, что это так, - мне некуда было бы его поставить. И не только потому, что "Индейские лужайки" были меблированы смесью английской и французской деревенской антикварной мебели, хотя мебель Видермейера достаточно универсальна и проста, чтобы ее можно было сочетать с любым периодом и стилем, она все же не совсем подходила для нас - ни для загородного дома, ни для квартиры в Манхэттене.
- А жаль! - пробормотала я чуть слышно и пошла дальше.
Остановившись перед французским зеркалом восемнадцатого века, висевшим на боковой стене, я любовалась его замечательной резной деревянной рамой и живописной декоративной сценой на верхней части рамы, гадая, над каким камином оно висело и в каком великолепном доме. В замке Луары - у меня не было сомнений на этот счет. Затем я посмотрела на себя в туманное старинное зеркало.
Мое отражение испугало меня. Я решила, что лицо мое выглядит слишком бледным и усталым, почти изнуренным под шапкой рыжих волос, но я была, тем не менее, очень элегантна в ярком синем, цвета дельфиниума, шерстяном пальто и такого же цвета платье. Не удивительно, что я выгляжу усталой, внезапно подумала я, вспоминая прошлую ночь. Мы с Эндрю были очень увлечены друг другом прошлой ночью. Я чуть заметно улыбнулась и прикрыла глаза. Мы с мужем никак не могли насытиться друг другом, и, несмотря на общую усталость и утомивший нас долгий обед, он был полон удивительной энергии. Если мы не произвели еще одного ребенка этой ночью, то, я сомневаюсь, получится ли это у нас вообще.
- Привет, Мэллори, как дела? - раздался голос, заставивший меня слегка вздрогнуть и резко повернуться. Передо мной стояла улыбающаяся помощница Дианы Джейн Петтерсон.
Шагнув вперед, я тут же обняла ее.
- Как вы, Джейн?
- Лучше не бывает, - сказала она. - А по вам видно, что вы здоровы и цветете.
Я кивнула и сказала ей, что это так.
Она справилась насчет близнецов. Я спросила ее о дочери, и мы постояли несколько секунд, любезно болтая.
Краем глаза я уловила внезапное движение. Я увидела Макалистера, направлявшегося к двери. Выходя на улицу, он вежливо нам кивнул. Сразу вслед за ним торопилась Диана на своих высоких каблуках, на ходу набрасывая на плечи красный плащ.
- Ну, мы идем, Мэл? - сказала она мне оживленно. Обернувшись к помощнице, моя свекровь добавила: - Перси сказал, что он с удовольствием подержит оборону, пока вы сходите пообедать, Джейн. Я вернусь около трех.
- Никаких проблем, Диана, - улыбнулась Джейн.
Мы с ней распрощались.
Диана устремилась на улицу, раскрыла зонтик и стала на краю тротуара, энергичным жестом подзывая такси. Казалось, она не замечала, что идет дождь.
Диана повезла меня в "Савой" на Стренде.
Хотя это было весьма далеко от ее магазина, она знала, что это одно из любимейших моих мест, и хотела доставить мне удовольствие, как она обычно и делала. Зная, насколько она занята, я пыталась переубедить ее и пойти куда-нибудь ближе, но она и слышать об этом не хотела. Временами она умела быть такой же упрямой, как и ее сын.
Мы сели за столик у окна с видом на Темзу в главном зале, который мне всегда нравился больше знаменитого гриль-зала, где обычно обедали и ели ланч издатели с Флит-стрит, политики и театральные знаменитости. Здесь же было спокойнее, более уютно, и, в любом случае, я никогда не могла налюбоваться видом Лондона, открывавшимся из окна. Вид был великолепен.
Я взглянула в окно. В воздухе висел туман, и небо все еще было странного металлического цвета, но сильный косой дождь наконец прекратился. Даже свет несколько изменился, и над рекой были видны жемчужные отсветы, падающие на старые дома и придающие им полупрозрачную нежность, от которой внезапно они начинали мерцать; наконец, зимнее солнце проглянуло сквозь темные облака. "Свет на подвижной воде, тернеровский свет", - сказала я себе, подумав, как я часто делаю, о своем любимом художнике.
Я откинулась на стуле. Я чувствовала себя расслабленной и счастливой, проникнутой самой невероятной умиротворенностью. До чего же я счастливая - нахожусь в Лондоне с мужем, сейчас вот сижу с Дианой в "Савое" за ланчем, у меня такие прекрасные дети. Может быть, я снова беременна. Моя жизнь заколдована. Я считаю себя счастливой.
Я потягивала вино и улыбалась Диане, а она улыбалась мне, потом потянулась и сжала мою руку.
- Эндрю так счастлив, что нашел тебя, и я тоже очень счастлива, что ты есть, Мэл. Я всегда хотела иметь дочь. Ты самая хорошая. Очень, очень хорошая.
- И вы тоже, Диана. Я как раз сейчас думаю, насколько мне повезло.
Она кивнула:
- Я полагаю, нам обеим повезло. - Она сделала глоток вина и продолжила: - Я очень сожалею, что не смогла приехать на свадьбу твоей матери. Для меня это было очень неподходящее время. У меня были намечены планы намного раньше, чем она меня пригласила. Я должна была ехать на аукцион в Экс-ан-Прованс, а затем в Венецию. Я действительно не могла освободиться от своих обязательств.
- Все в порядке, Диана. Мама поняла, честное слово. Сказать по правде, она была рада, что народу было не много. Это ей так несвойственно, должна я признать, поскольку она так любит общество, но она казалась довольной, что было мало народа. Мы, сын Дэвида с женой и ребенком. Ой, и Сэра с матерью, конечно. Мама дружит с тетей Пенси с тех пор, когда мы с Сэрой были младенцами. Она даже не пригласила свою мать, бабушку Эделию, но все равно, я не думаю, что она бы приехала. Она немножко впала в детство, бедняжка. Такая жалость! Она всегда была такая живая.
- Она ведь очень стара теперь, не так ли?
- Девяносто один год.
- О Боже, это старость.
- Я не возражала бы прожить до такого возраста, - сказала я, - но до тех пор, пока сохраню свои мозги.
Диана засмеялась, и я с ней.
Я сказала:
- Дэвид Нелсон - симпатичный человек, кстати. За последние несколько месяцев я узнала его лучше, он очень искренний. И по-настоящему привязан к маме.
- Я рада, что Джессика наконец вышла замуж. Она так долго была одна. Выйти замуж за Дэвида - это самая мудрая вещь, которую она могла бы сделать.
Я посмотрела через стол на Диану, изучая ее несколько секунд. И, прежде чем успела подумать, я ляпнула:
- И вы тоже, должно быть, очень одиноки, Диана. В конце концов, вы же одна.
- Я думаю, большинство женщин, - нет, я сама себя хочу поправить, - большинство людей, которые живут сами по себе, в различные моменты становятся крайне одинокими в своей повседневной жизни, - сказала она, слабо улыбаясь.
Потом мы помолчали, и я заметила в ее глазах промелькнувшую печаль, а затем она медленно произнесла:
- В некотором роде, одиночество - это форма смерти… - Она не закончила фразу и просто смотрела на меня.
У меня не хватило слов: я ощутила, как свою, ее тоску, ее утрату и почувствовала более глубокое, чем раньше, сожаление. Она глубоко растрогала меня.
За столом снова воцарилось молчание. Мы пили вино, смотрели в окно и несколько минут словно не замечали друг друга, погруженные в свои мысли.
Совершенно неожиданно у меня возникла ужасная потребность спросить ее о моем отце, рассказать ей, что мы с Эндрю насочиняли о них тогда летом. "Да, я спрошу у нее", - решила я. Но когда я повернулась к ней, чтобы видеть ее лицо, я почувствовала неуверенность. Я не осмелюсь и слова ей сказать об этом. Не потому, что она меня смущает, это не так, а потому, что она, по сути своей, скрытый человек. Я не могла бы обсуждать с ней ее сокровенные тайны, вмешиваться в ее личную жизнь.
Она поймала мой взгляд и улыбнулась самой своей сияющей улыбкой, потом сказала весело:
- Но мое одиночество не длится очень долго, Мэл, только час или два, и накатывает на меня лишь изредка. Надо отдавать себе отчет в том, что мне очень повезло с бизнесом. Он держит меня полностью занятой днем и ночью - путешествия за границу, поездки на аукционы и распродажи на континент, ланчи и обеды с клиентами и потенциальными покупателями, встречи и переговоры с иностранными лидерами, не говоря уже о визитах в магазины. В такие дни у меня просто не находится ни одного свободного момента. Я все время летаю то во Францию, то в Италию или Испанию. Или куда-нибудь еще.
- Разве вы не встречали во время путешествий кого-нибудь соблазнительного? - спросила я. - Обходительного, утонченного француза? Или восторженного, романтичного итальянца? Или, быть может, эффектного, страстного испанца? - Я не могла удержаться от легкого поддразнивания.
Рассмеявшись, как школьница, она покачала головой; глаза у нее стали веселые.
- Боюсь, что нет, Мэл, - сказала она, затем поднесла бокал к губам и выпила глоток вина, очень хорошего Монтрап. Она понимала толк во французских винах.
В этот момент появился официант с нашими первыми блюдами.
Диана заказала суп из лука порея и картофеля, "чтобы бороться с окружающим холодом", как она сказала после того, как мы изучили меню.
Я выбрала устрицы и рыбу, и все это соблазнительно стояло передо мной. У меня прямо слюнки потекли. Я сказала Диане:
- Как только я оказываюсь в Лондоне, то ухитряюсь превратиться в неряху из-за этой замечательной рыбы, которую так люблю. И я боюсь, что снова сейчас вся вымажусь.
- Я полагаю, это лучшая рыба в мире; и не забывай, что от нее не растолстеешь.
- Как будто вам нужно об этом беспокоиться, - пробормотала я.
Я всегда восхищалась стройной фигурой Дианы. Я и сама не была толстой, но она была очень тонкой и хорошо сложенной для своего возраста.
Просунув маленькую острую вилку в раковину и вонзив ее в пухлую, сочную устрицу, я приподняла ее и отправила в рот. В то же мгновение я ощутила вкус морской соли, водорослей и самого моря в этом маленьком комочке, и все эти вкусовые ощущения одновременно прокатились у меня во рту. Это было освежающее и восхитительное ощущение. Проглотив одну устрицу, я потянулась за другой, не делая перерыва, затем за следующей, не в силах удержаться. Я собиралась уже остановиться, сделав над собой усилие, иначе я проглотила бы их всех за пару минут.
Неожиданно Диана сказала:
- Интересно, не захочет ли твой отец жениться теперь, когда он свободен?
Я оторвала взгляд от блюда с устрицами и в изумлении посмотрела на нее. Отложив вилку, я откинулась на стуле и продолжала смотреть на нее. Я чувствовала, как брови сдвинулись у моей переносицы.
Обретя дар речи, я медленно сказала:
- Надо, чтобы у него был… кто-нибудь… кто-нибудь, на ком он мог бы жениться, не правда ли?
Я обнаружила, что не могу продолжать. Я снова откинулась на стуле, слишком взволнованная, чтобы произнести хотя бы слово. Я хотела, чтобы Диана сказала мне эту новость - о ней и папе. Я чувствовала себя нелепой, косноязычной и поэтому не могла должным образом повести разговор.
- О, но у него есть кто-то, - сказала она, и на ее губах снова заиграла лучезарная улыбка.
- Есть?
- Ну, почему же нет? Что тебя заставляет думать, что мужчина, подобный твоему отцу, мог быть один? Для этого он слишком общителен.
Она внезапно замолчала, пристально глядя на меня. Должно быть, она заметила выражение моего лица. Я продолжала сидеть, как громом пораженная, глупо глядя на нее. Я просто онемела.
Диана нахмурилась:
- Я думала, ты знаешь… Я думала, твоя мать сказала тебе много лет тому назад… - Снова ее голос затих.
- Сказала мне что? - спросила я сдавленным голосом.
- О Боже, - пробормотала Диана вполголоса. Что я наделала? Как я попала впросак!
- Нет, нет, Диана, честно, ничего подобного! - запротестовала я, страстно желая услышать еще больше. - Что вы имели в виду? Что, вы думали, моя мама мне сказала?
Она глубоко вздохнула: