Она поймала мой взгляд и неуверенно улыбнулась мне, и впервые в моей взрослой жизни я спросила себя, была ли я справедлива по отношению к ней. Может быть, все эти годы я слишком строго ее судила.
- Что такое, Мэл? - спросила она, подняв светлые брови и участливо глядя на меня карими глазами.
Я закашлялась и ответила не сразу. Наконец я сказала, старательно следя за своим голосом:
- Ничего, мама. Со мной все в порядке. Послушай, я уже помыла весь салат. Он сохнет. Положи его ненадолго в холодильник, ладно?
В этот момент я могла говорить лишь о ничего не значащих вещах.
- Конечно, - ответила она.
- Чем я могу помочь, Мэл? Может, я сделаю заправку к салату? - спросила Диана.
- Да, пожалуйста, а потом, может быть, вы вдвоем возьмете мясо для гамбургеров и начнете раскладывать их на противне?
- Будет сделано, - сказала Диана, немедленно вскакивая и направляясь в кладовую.
Снова взглянув на маму, я сказала:
- Я пойду накрывать на столы.
Улыбнувшись, она кивнула мне, и на этот раз в ее улыбке было больше уверенности. Она повернулась и принялась перемешивать картофельный салат с майонезом.
Открыв дверь кухни, я вышла в сад вместе с Трикси, которая шла по пятам за мной, оставив женщин вдвоем.
Я постояла за дверью и несколько раз глубоко вздохнула. Я чувствовала себя глубоко потрясенной, но не только этой, внезапно вспомнившейся сценой из детства, но и тем, что поняла: все эти годы, когда я росла и взрослела, я была испугана, что отец оставит нас навсегда, меня и мать; я боялась, что однажды он не вернется назад.
8
В саду было жарко и душно, и через секунду моя майка промокла и прилипла к телу. Даже Трикси, семенящая рядом со мной, выглядела слегка вялой; как только мы подошли к столам, она тут же мудро забралась под один из них.
Накануне поздно ночью мы с Эндрю расставили столы под деревьями, и теперь я порадовалась, что мы это сделали.
Клены и дубы, образующие полукруг неподалеку от моей мастерской, были очень большими и старыми, причудливой формы, с толстыми изогнутыми стволами и широкими густыми кронами. Ветви образовывали гигантский зонт зеленой листвы, прохладный и гостеприимный, защищающий от солнца. Подобное тенистое место здесь было необходимо; к часу дня кругом будет настоящее пекло, как Нора мне предсказывала еще в пятницу.
Ранним утром я принесла сюда красно-белые клетчатые скатерти и большую корзину столовых приборов и теперь принялась накрывать столы. Я почти закончила с самым большим столом, где будут сидеть взрослые, когда услышала:
- Ку-ку!
Я сразу же узнала Сэрин голос и подняла глаза. Я помахала ей, она тоже махнула рукой.
На ней были белый махровый халат и черные очки. Ее иссиня-черные волосы были собраны в пучок, а руки заняты кружкой. Когда она подошла ближе, я увидела, что она чем-то удручена.
- Боже, я чувствую себя ужасно, - простонала Сэра, легко вскакивая на лавку возле одного из столов.
- Меня это не удивляет, - сказала я. - Доброе утро, мисс Совершенство.
Это было одно из "наших" прозвищ, которым я ее наделила еще в детстве.
- Доброе утро, Маленькая Мама, - ответила она, назвав меня так, как она изредка меня нежно называла.
Я усмехнулась и с грохотом бросила оставшиеся вилки и ножи на стол.
- О, пожалуйста, Мэл, - простонала она, - сжалься надо мной, перестань так громко стучать. У меня разламывается голова, я чувствую себя совсем больной.
- Знаешь, сама виновата, ты вчера не на шутку надралась.
- Спасибо, друг, за сочувствие.
Поняв, что она ничуточки не притворяется, я подошла к ней и положила руку ей на плечо.
- Извини, я не должна была тебя дразнить. Хочешь, принесу тебе что-нибудь от головной боли? Таблетки? Алказельцер?
- Нет, я уже приняла столько аспирина, что можно было бы убить слона. Я приду в себя. Пожалуйста, двигайся около меня очень осторожно, на цыпочках по траве, не стучи приборами и говори только шепотом.
Я покачала головой.
- О, Сэра, милая, ты сама себя наказываешь. Томас Престон Третий не стоит того.
Не обратив ни малейшего внимания на мое последнее замечание, она произнесла:
- Я полагаю, это говорит во мне еврейская половина, доставшаяся мне от Чарлза Финкелстайна… Именно это я унаследовала от моего дорого папочки: склонность к самоистязанию, тенденцию рассматривать все как национальную драму, считать это еврейской судьбой, на все смотреть мрачно.
- Давно ли ты что-нибудь слышала о Чарли?
Она улыбнулась и сделала гримасу.
- Боюсь, что давно. У него теперь новая жена, еще одна блондинка, стопроцентная американка, как моя мать, так что ему теперь не до меня. Я позвоню ему на той неделе, чтобы узнать, как он там, и назначу встречу с ним и Мирандой. Не хочу снова терять с ним связь.
- Да, лучше и не надо. Особенно после того, как он тебя простил за то, что ты взяла фамилию отчима. И к тому же чисто англосаксонскую фамилию.
- Ты хотела сказать, простил мою мать! - воскликнула она, слегка повысив голос. - Это ведь она сменила мою фамилию на Томас, а не я; мне было всего семь лет, и я была слишком мала, чтобы что-то решать.
- Я знаю, что дело в твоей матери, - пробормотала я, переходя к дальнему концу маленького стола, который начала накрывать для детей.
Сэра сделала большой глоток кофе, потом поставила кружку. Сняв солнечные очки, она положила локти на стол и опустила на них голову. Ее большие бархатные темно-карие глаза следили за тем, как я продвигалась вдоль стола.
- Сколько народа у вас будет к ланчу, Мэл? - спросила она.
- Примерно восемнадцать. Я так думаю. Давай посчитаем: моя мама и Диана, ты, близнецы и Дженни, плюс я и Эндрю, получается восемь. Я пригласила Нору, Эрика и Анну, это уже одиннадцать. Еще будут три пары - Лоудены, Мартины и Коллены, - это будет семнадцать, и еще два ребенка - Ванесса, младшая дочь Колленов, и Дик и Оливия Мартины приедут со своим младшим сыном Люком. Итого я насчитала девятнадцать.
- Могу только поблагодарить Бога, что нам не приходится на всех готовить.
Меня рассмешило выражение ее лица.
- Я знаю, что ты хочешь сказать. К счастью, Эндрю нанял и привез сюда людей, которые будут готовить барбекю. Нора, моя мама и Диана помогут мне подавать.
- Я надеюсь, к ланчу я буду лучше себя чувствовать и смогу к вам присоединиться.
- Это не обязательно, Сэш. Отдохни. В любом случае, я здесь накрою стол с закусками, поставив на него заранее салаты, хлеб, вареную фасоль, вареный картофель и кукурузу. Только сосиски, гамбургеры и жаркое нужно будет приносить сразу же на противнях от жаровни в кухонном дворе.
Сэра кивнула головой, но некоторое время молчала. Она сидела, глядя в пространство, и лицо ее было задумчиво. Затем она медленно произнесла:
- Твоя мать выглядит, как кошка, которая сегодня утром съела канарейку.
- Что ты имеешь в виду?
- У нее блестят глаза, и она не переставала улыбаться мне все время, пока я делала себе гренок. И, без сомнения, это была самонадеянная улыбка, даже немного самодовольная.
- Я думаю, что могу тебе сказать… - начала я, а затем заколебалась.
- Конечно, можешь; ты мне всегда все рассказывала с того дня, как научилась говорить.
- Предполагается, что это секрет.
- Ну и что, ты мне всегда рассказывала свои секреты, Мэл. А иногда и чужие тоже.
- Но и ты тоже! - воскликнула я в ответ.
- Готова поспорить, это касается мужчины. - Сэра ухмыльнулась и подмигнула мне.
- Я потрясена. Как ты догадалась?
Она рассмеялась.
- У нее такой взгляд, взгляд, который как бы говорит: "У меня есть мужчина, и он целиком мой". Мужчина может его не узнать, а каждая женщина догадается.
- Моя мама выходит замуж.
- Черт возьми! Вот так да! Молодец! Должно быть, ты шутишь?
- Нет, не шучу.
- Рада за тетю Джесс. Кто этот человек?
- Дэвид Нелсон. Я думаю, ты с ним встречалась раз или два, когда он был у мамы в гостях.
Сэра присвистнула.
- Ну и добыча, я тебе скажу. Очень хорошо выглядит и преуспевает, и к тому же моложе нее.
- Ты уверена, что он моложе?
- Да, уверена. Моя мама что-то говорила мне несколько месяцев тому назад о тете Джесс и Дэвиде, и она упомянула, что ему около пятидесяти восьми лет.
- О, всего четыре года, это не много. Во всяком случае, моя мама выглядит намного моложе него, как ты думаешь?
- Да, конечно.
- Я не могу представить, зачем она хочет делать еще одну косметическую операцию на лице. По-моему, она ей не нужна.
Если Сэра и была поражена моим замечанием, то не подала вида. Она сказала:
- Да, она в этом не нуждается, но, возможно, она чувствует себя неуверенно, беспокоится из-за своего возраста. С моей мамой происходит то же самое теперь, когда ей исполнилось шестьдесят лет: она всегда старается выглядеть моложе. Я полагаю, многие женщины считают, что это веха.
Я пожала плечами.
- Может быть. С другой стороны, шестьдесят лет - это не старость. На самом деле, в наши дни это считается молодостью. Сегодня утром, когда моя мама сказала, что хотела бы сделать небольшую подрезку и подтяжку, я пыталась убедить ее, что она в этом не нуждается. Но она сделает, что задумала. Она всегда так поступает.
- Интересно, сказала ли она моей маме? О том, что выходит замуж?
- Я не знаю. Но ничего не говори, Сэш, на случай, если она не сказала. Я объяснила тебе - это секрет. Мама еще даже отца не поставила в известность и пока не разговаривала со своим адвокатом о разводе. Она только совсем недавно приняла решение… по крайней мере, у меня сложилось такое впечатление.
- Я не скажу ни одной живой душе, обещаю тебе, Мэл. И я в самом деле рада за тетю Джесс, рада, что она счастлива.
- Я тоже.
Я помолчала, глядя на Сэру, затем уселась напротив нее.
- Что-нибудь не так? - спросила она, слегка нахмурившись и устремив на меня взгляд прекрасных темных глаз.
Я покачала головой.
- Нет. У меня что-то вроде… ну, какое-то озарение. Мама возилась с картофельным салатом, а я вдруг вспомнила сцену, в которой тоже присутствовал картофельный салат, произошедшую давным-давно, тоже утром четвертого июля. Мне было тогда пять лет. Я глубоко похоронила это воспоминание, забыла все. И вдруг память вернула его мне, по крайней мере, фрагмент той сцены, и я стала думать о своих родителях и об их отношениях в то время, когда я была маленькая, и вдруг я почувствовала жалость к своей матери. Мне внезапно пришло в голову, что, должно быть, она много страдала, когда была молодой женщиной.
Сэра кивнула в знак согласия.
- Оглядываясь назад, я думаю, наверное, да. Она всегда была одна. Вы обе были всегда одни. По крайней мере, я так это запомнила.
Некоторое время я молчала, затем пробормотала:
- У меня сегодня утром появилось ужасное чувство, Сэш…
- Что за чувство?
- У меня душа заболела. Я внезапно поняла, что была несправедлива, что, наверное, я напрасно осуждала ее все эти годы.
- Что ты имеешь в виду?
- Я думала, что их брак распался из-за нее, а теперь я не так уж уверена, что во всем была виновата она.
- Я уверена, что не только она. Во всяком случае, танго танцуют вдвоем, Мэл. - Сэра вздохнула. - Твой папа почти всегда был за границей, как я припоминаю. Он обычно сидел над кучей черепков где-нибудь на Ближнем Востоке, изучая обломки древних каменных орудий, пытаясь установить, из какого тысячелетия пришли они к нам.
- Ему часто приходилось отсутствовать именно из-за работы, ты это знаешь, Сэра, - сказала я и тут же поняла, что это звучит как оправдание.
- Но он никогда не брал с собой тебя и маму. Он всегда уезжал один.
- Мне надо было ходить в школу.
- Когда ты стала старше, ты могла бы ходить в местную школу, где бы твой отец ни проводил раскопки, или же тебе могли нанять учителя.
- Ходить в местную школу было бы невозможно, - отметила я. - Я не смогла бы говорить на местном языке, хотя бы поэтому. В конце концов, я была маленькая и не могла свободно изъясняться на арабском, урду, португальском, греческом или каком-нибудь еще.
- Твой сарказм не обязателен, Мэл, и есть много способов, чтобы приспособиться к необычной ситуации. Просто множество.
- Может быть, мои родители не могли себе позволить нанять учителя, - пробормотала я.
Сэра молчала.
Я смотрела на нее несколько мгновений, затем спросила:
- Ты осуждаешь моего отца?
- Эй, я никого и ничего не осуждаю! - воскликнула она. - Как я могу знать, что происходило между твоими родителями? Даже ты не знаешь этого в действительности. Господи, я не понимала даже, что происходит между моими собственными. Дети никогда этого не понимают, но всегда страдают. В конечном итоге.
Я ничего не сказала, и Сэра продолжала:
- Может быть, твоя мать чувствовала, что лучше, разумнее вырастить тебя в Нью-Йорке вместо какой-нибудь обветшалой, засаленной гостиницы где-нибудь посреди Аравийской пустыни.
- Или, может быть, просто мой отец предпочитал оставлять нас и уезжать в одиночестве, потому что у него были свои личные причины. - Я снова пристально на нее посмотрела.
- Ладно, Мэл, я никогда этого не говорила и даже отдаленно на это не намекала!
- Я не обвиняю и не пытаюсь приписать тебе чужие слова. Но, тем не менее, все могло быть и так. Я думаю, я никогда не узнаю, что там у них не сложилось в их браке.
- Ты могла бы спросить у твоей матери.
- Ох, Сэра, не могла бы.
- Уверена, что могла бы. Думаю, бывают такие моменты, когда ты вполне можешь у нее это спросить. Вот увидишь, и я готова держать пари, что она тебе за это не оторвет голову. На самом деле, она, может быть, будет рада, что ты это спросила, почувствует облегчение, если расскажет тебе об отце и о себе. Люди любят выкладывать то, что у них наболело, в особенности матери своим дочерям.
Я усомнилась в том, что моя мать придерживается того же мнения, но сказала:
- Я надеюсь, Сэш. Ты хорошо знаешь, что у нас с ней много различий. Но моя мама любит меня, а я люблю ее, даже несмотря на то, что она может быть невозможной. А сегодня я ощутила что-то еще, что-то совсем другое - истинную симпатию, настоящее сочувствие и что-то вроде… болезненного сожаления. Я поняла, что, по-видимому, ей приходилось не так уж легко с папой. И именно в тот момент я поняла, что была несправедлива к ней. Я думаю, что не могла видеть, что происходило в действительности, потому что была ослеплена своим обожанием отца.
- Возможно, ты была несправедлива, да, но теперь ты этого не сможешь изменить, дорогая. Что сделано, то сделано. Я рада, что у тебя было это… озарение, как ты сказала. - Сэра хмыкнула и, глядя прямо мне в глаза, сказала: - Твоего отца никогда не было с тобой. А твоя мать всегда была рядом.
Я с изумлением поглядела на нее, собираясь возразить, но резко закрыла рот. Я поняла, что сказанное Сэрой - чистая правда. Каковы бы ни были события тех лет, когда я росла, мой отец неизменно был за границей. Только маме приходилось решать мои проблемы, когда я была подростком, потом молодой девушкой, и даже когда я стала старше.
Я кивнула головой.
- Ты права, - сказала я наконец, признавая справедливость ее слов.
А потом ощутила резкий приступ угрызения совести и поняла, что впервые не была полностью лояльна по отношению к моему отцу. Однако, по всей вероятности, он столько же был виноват в разрушении их брака, сколько и моя мать.
Сэра встала, обошла стол и, подойдя, обняла меня.
- Я тебя люблю, - прошептала она.
- А я тебя; ты мой лучший друг, - сказала я, сжимая руку, лежавшую на моем плече.
Выпрямившись, она сказала с легким смешком:
- Лучше я пойду оденусь. Не хочу, чтобы твои гости застали меня в халате.
Я тоже встала.
- А я должна закончить накрывать столы.
Я взяла стопку красно-белых клетчатых салфеток и начала складывать их пополам.
Сэра отошла уже на несколько метров, но потом повернулась и сказала:
- Сегодня будет хороший день, Мэл. Этот праздник Четвертого июля будет самый удачный из всех твоих праздников. Я это обещаю.
Я ей поверила.
9
Сквозь застекленную створчатую дверь террасы я видела их, моих прекрасных детей, играющих на площадке перед дверью.
А как восхитительно они выглядели этим утром! Они были похожи на маленьких ангелов Боттичелли: выгоревшие на солнце светлые волосы, ярко-голубые глаза, унаследованные от отца, и округлые младенческие щечки, гладкие и розовые, как кожица спелого персика.
Я подошла к стеклу, слушая, о чем они болтают между собой. Они близко придвинулись друг к другу, почти неразделимые на самом деле. Они были так похожи друг на друга и в то же время были совсем разные.
Лисса говорила:
- Да, Джейми, это хорошо. Дай им каждому по флажку. У нас на доме большой флаг, так что и они тоже должны иметь свои флаги.
- Я не знаю, когда они смогут увидеть свои флаги, пробормотал Джейми, бросая на сестру быстрый взгляд, а затем снова вернулся к прерванному делу.
Мой шестилетний сын старался закрепить маленький звездно-полосатый флажок на верху стены, в трещинах между камнями.
- Этот для Тибиты и Хенри. Но они не вылезут, чтобы посмотреть на него, когда кругом столько народу, и мама пригласила еще гостей на ланч. Ванесса и Люк тоже приедут.
- Тьфу! - Лисса скорчила рожицу. - Откуда ты знаешь?
- Мне сказала бабушка Джесс.
- Тьфу! - снова произнесла Лисса. Подойдя к своему брату, она дружески обняла его за плечи и стала смотреть на флажок, прикрепленный к стене. - Не беспокойся, Джейми, маленькие бурундуки увидят свой флаг сегодня ночью.
- Ты в этом уверена?
- Конечно. Они вылезают ночью поиграть. Они все вылезают - черная змея и кролик тоже.
Лисса успокоила брата, ее голос звучал, как всегда, уверенно. Моя дочь была одной из наиболее самоуверенных особ, которых я когда-либо встречала.
- Теперь, - продолжала она, - давай прикрепим один флаг сбоку, вот здесь, для Элджернона, а другой для Анджелики.
Джейми кивнул и бросился делать то, что она предложила. Но почти сразу же, как он водрузил его, флажок упал на площадку.
- Он не держится! - закричал он, повернувшись к Лиссе, как всегда, ожидая ее руководства. Она родилась первой и была среди них лидером; Джейми часто был неуверен в себе, чересчур чувствительно относился к некоторым вещам и вообще унаследовал мою артистическую натуру.
- Есть ли у папы тот замечательный клей, которым он иногда пользуется? - спросила Лисса. - Мама говорит, что он клеит все.
- Да, он приклеит, - сказала я, открывая дверь с террасы и выходя на площадку. - Но я не хотела бы, чтобы вы сегодня утром возились с этим клеем. Его непросто использовать - он очень быстро сохнет и может приклеиться к коже.
- Но, мамочка… - начала Лисса.
Я прервала ее: