Поэтому в ближайшем будущем изменения внешней политики США ожидать не следует. Джонсон, оказавшийся в президентском кресле волей случая, сосредоточит все усилия на том, чтобы выиграть президентские выборы 1964 года. Скорее всего, он по крайней мере до выборов сохранит главных советников Кеннеди по вопросам внешней политики, будет к ним прислушиваться и не рискнет выступать с новыми инициативами. Кроме того, существенный контроль за внешней политикой осуществляет Конгресс, состав которого остался прежним. Ситуация может измениться и потребовать переоценки после следующих выборов президента и членов Конгресса.
* * *
Пономарев разговаривал с Моррисом в своем кабинете, когда туда буквально ворвались сотрудники с серыми лицами. Не зная, что Моррис понимает по-русски, они не обратили на него внимания и сообщили Пономареву, что полиция Далласа только что арестовала по обвинению в убийстве президента Кеннеди Ли Харви Освальда. Важные обстоятельства, которые они поспешно перечислили, объясняли их тревогу, граничившую с паникой.
Освальд, бывший американский морской пехотинец, перебежал в Советский Союз и жил там со своей русской женой. Советские психиатры, обследовавшие его после того, как он в Москве пытался покончить с собой, пришли к заключению, что Освальд – весьма неуравновешенная личность, если его вообще можно считать психически здоровым. Когда он попросил разрешения вернуться в Соединенные Штаты, Советы рады были от него избавиться и не поддерживали с ним никаких контактов, если не считать нескольких последних недель. Тогда он незваным гостем появился в советском посольстве в Мехико и попросил визу для возвращения в Советский Союз, указав при этом, что хочет лететь через Кубу. Посольство в соответствии с обычной процедурой запросило указаний из Москвы. В штаб-квартире КГБ просмотрели его досье, посчитали Освальда бесполезным неудачником и приказали посольству от него отделаться. В соответствии с этими указаниями посольство в Мехико сообщило, что не может выдать визу, пока он не получит соответствующую визу для въезда на Кубу. Предупрежденные заранее сотрудники кубинского посольства сказали Освальду, что не могут выдать ему визу, пока он не получит визу на въезд в Советский Союз. Эта хитроумная карусель закончилась тем, что Освальд уехал и больше сотрудники посольства вплоть до последних дней ничего о нем не слышали.
КГБ клятвенно заверял Политбюро и Международный отдел, что ни до приезда Освальда в Советский Союз, ни во время его проживания здесь, ни потом его не использовали ни как агента, ни как информатора. Политбюро реквизировало в КГБ досье Освальда, и копия, которую секретарь передал Пономареву, не содержала ничего противоречащего этому утверждению.
Во время нервного обмена репликами Моррис сидел молча и равнодушно, но старался запечатлеть в памяти каждое услышанное слово. Один из присутствовавших наконец заметил его и спросил:
– А что нам говорить этому американцу?
Пономарев его заверил, что Моррис заслуживает полного доверия, и заявил, что ему следует сказать всю правду. Через переводчика Моррис услышал ту же самую версию, что только что была изложена Пономареву. Почти умоляя, собеседники старались заставить его поверить, что не имеют ничего общего с убийством.
Логика и профессиональная подготовка склоняли его к тому, чтобы им поверить. Хотя Советы и не отрицали убийства как инструмента государственной политики, но даже убийства на низшем уровне обязательно должны были получить предварительную санкцию Политбюро, и Пономарев наверняка должен был знать о любом плане убийства президента. Ни Пономарев, ни другие советские деятели высокого ранга, с которыми пришлось в те дни беседовать Моррису, не могли скрыть своего шокового состояния – это Моррис прекрасно видел. Если Освальд был таким неуравновешенным типом, как утверждали Советы, то сомнительно, чтобы ему доверили столь важное задание, чреватое возможностью войны. Если Освальд был советским убийцей, то почему он открыто появлялся в советском и кубинском посольствах, где его легко могли засечь ЦРУ или мексиканская секретная служба? И что Советский Союз даже гипотетически мог выиграть от такого убийства?
Однако Моррис прекрасно сознавал, что в умах разъяренных американцев логика – отнюдь не решающий фактор и заметное беспокойство Советов было вполне оправданным. ФБР или ЦРУ быстро смогут установить, что Освальд выезжал в Советский Союз, и, возможно, смогут узнать, что он посещал советское посольство в Мехико. Это не может не вызвать целый ряд законных вопросов. Советский Союз не мог претендовать на звание поборника прав человека или убежища для иностранцев, скрывающихся от политических или экономических репрессий. Почему Освальд хотел жить там и почему Советы ему это разрешили, если не собирались его использовать? Сотни тысяч пограничников КГБ патрулируют советские границы не столько для того, чтобы удержать "иностранцев по ту сторону границы, сколько чтобы удержать советских граждан по эту сторону. Почему же тогда Освальду позволили уехать? Почему советские дипломаты беседовали с ним в Мехико?
Пономарев и Моррис только что выслушали достаточно разумные объяснения и сами могли убедиться, что эти объяснения звучали вполне искренне. Но много ли американцев поверит советскому правительству? И что может сказать Освальд, которого считают чуть ли не сумасшедшим? Если правительство США или большинство американцев поверят, что Советы организовали или содействовали убийству президента, то скорее всего Соединенные Штаты ответят встречными мерами. И куда более мелкие провокации приводили к войнам.
* * *
Странное убийство Освальда в подвале штаб-квартиры полиции Далласа после его ареста только усилило страхи Советов. Теперь те, кто был склонен обвинять Советы, смогут утверждать, что убийцу, в свою очередь, устранили, чтобы замести следы советского участия. Некоторые сотрудники Международного отдела предлагали срочно отправить Морриса домой, чтобы он убедил правительство США в невиновности Советов.
Абсурдность такого предложения ярко демонстрировала уровень царивших в советских официальных кругах паники и отчаяния. Как дипломатично заметил Моррис, он стоит в самом конце списка лиц, которым могло бы поверить американское правительство или общественное мнение. Хотя с 1947 года он не демонстрировал открыто свою связь с компартией, но был известен как убежденный коммунист и сторонник Советского Союза. Любые его заявления о невиновности Советского Союза рассматривались бы как подтверждение его вины, а кроме того, откуда он мог знать то, о чем говорит? То же самое было справедливо и по отношению к американской компартии, и он настаивал, чтобы были направлены инструкции, ограничивающие ее заявления по поводу убийства выражениями сожаления и осуждения политического насилия. Он также настаивал, чтобы советское правительство официально сообщило американскому правительству, тайно или публично, всю правду до последних мелочей о своих отношениях с Освальдом.
В конце концов Пономарев и Суслов согласились: Моррис вылетел обратно с инструкциями для Холла и прибыл в Нью-Йорк 2 декабря. В номере мотеля возле аэропорта Айдлу-айлд (теперь аэропорт имени Кеннеди) он рассказал Бойлу все, что удалось увидеть и услышать насчет убийства. Поспешно и как можно аккуратнее записывая, Бойл сразу понял значение привезенной Моррисом развединформации и необходимость как можно скорее передать ее в Вашингтон. Они согласились отложить составление общего полного отчета о задании, ограничились кратким изложением добытых сведений, и Бойл отправился в местное отделение ФБР на Манхэттене. По дороге он мысленно составлял сухой отчет, содержащий только твердо установленные факты и полностью лишенный каких бы то ни было интерпретаций или комментариев. Однако голые факты, которые он лично зашифровал и отправил в штаб-квартиру, складывались в безошибочное заключение: Советский Союз не имеет никакого отношения к убийству президента Кеннеди, его лидеры точно так же, как и все остальные, потрясены трагедией.
Не раскрывая источника информации, Бюро лично информировало президента Джонсона, генерального прокурора Роберта Ф. Кеннеди, брата убитого президента, и еще нескольких высших руководителей. Комиссия Уоррена, расследовавшая обстоятельства убийства, получила секретное донесение, содержавшее то, что удалось узнать Моррису. Таким образом, через две недели после убийства, когда политические страсти достигли наивысшего накала, политическое руководство США получило неопровержимые доказательства непричастности Советского Союза.
Часть 6 На грани провала
Команда "Соло" полагала, что Ева может стать соратником Морриса, чтобы поддерживать его и придавать ему новые, свежие силы; на большее ФБР поначалу не рассчитывало.
Однако под опекой Морриса, благодаря своему интеллекту и бесстрашию, она из мягкой, заботливой сестры милосердия преобразилась в едва ли не самую удачливую шпионку, которая когда-либо работала на ФБР. В Москве она собирала в среде кремлевских жен их зачастую прозорливые догадки о том, какие думы и чувства владеют их мужьями; это была своего рода интимная, очень личная информация, которую не мог добыть ни один мужчина.
Постепенно она сплотила некоторых кремлевских жен в нечто вроде феминистского кружка, поощряя их самоутверждение в мире шовинистов-мужчин. Объявляя, что не станет присутствовать на приеме или банкете, если туда не пригласят жен, Ева способствовала росту их влияния. Ее подруги знали, что своему доступу в высокопоставленное мужское общество они обязаны именно ей.
Когда Бойл предостерег ее, что переводчицы передают каждое сказанное ею слово в Международный отдел и КГБ, Ева ответила:
– Тем лучше. Это лишняя возможность обращаться к более широкой аудитории, верно?
Ева не только добывала секретную информацию и нелегально переправляла важные документы, она становилась агентом влияния, то есть не просто передавала информацию о поведении противника, но и помогала на это поведение воздействовать.
Но если Ева в качестве шпионки смогла так много сделать, то чего же могла добиться Розалин, жена Джека? Безусловно, в Москве Роз встретила бы радушный прием. В 30-е годы ей уже приходилось там бывать, работать секретарем Коминтерна. Ее последующая партийная репутация в Соединенных Штатах осталась незапятнанной. Хотя она давно отошла от активной политической деятельности, но оставалась в дружеских отношениях с Гэсом и Элизабет Холл.
Ссылаясь на нехватку времени, Роз использовала материнство как предлог для отхода от партийной работы. На самом же деле она утратила веру в коммунизм и Советский Союз. Тем не менее она поддержала Джека и Морриса, когда те по непонятным ей соображениям решили возобновить партийную работу. Роз приветливо встречала чету Холлов и некоторых других членов партии, иногда посещавших их дом.
В конце короткого отпуска во Флориде Джек предложил по пути домой сделать остановку в Вашингтоне. Роз согласилась и составила подробный список достопримечательностей, которые там нужно осмотреть. Но путешествие оказалось вовсе не таким, как она его планировала. Когда в аэропорту Майами они предъявили свои билеты, служащий сообщил, что пассажирский салон переполнен и им предоставят места в салоне первого класса. Оказавшись в самолете, Роз заметила в пассажирском салоне свободные места. В Национальном аэропорту Вашингтона двое молодых мужчин, телосложением напоминавшие игроков задней линии "Вашингтон Рэдскинз", представились им как "друзья мистера Салливана" и сообщили, что их ждет машина. Роз спросила о багаже. – Он будет в машине, – ответил Джек. Едва они вышли из здания аэровокзала, к ним подкатил лимузин с полицейским эскортом. Роз заранее забронировала недорогой номер в Александрии. Вместо этого лимузин отвез их в один из самых шикарных отелей в центре Вашингтона. Не задерживаясь у регистрационной стойки, молодые люди пронесли их багаж в роскошный люкс. В номере их ждали цветы, шоколад, шампанское и человек, которого Роз никогда прежде не встречала, – Уильям К. Салливан, тогдашний помощник директора ФБР, отвечавший за операцию "Соло". Тот рассказал ей про операцию и роль в ней Джека. Затем он сказал буквально следующее:
– Вы нужны вашей стране. Вы нужны вашему мужу. Вы присоединяетесь к нам?
* * *
Советы хотели, чтобы Джек приехал в Москву для консультаций с КГБ, и надеялись, что после этого он сможет полететь на Кубу, встретится с Кастро, а затем доложит им о встрече. Перед отъездом Джека и Роз в апреле 1964 года Морис сочинил от имени Холла и американской коммунистической партии поздравление с днем рождения, чтобы Джек передал его Хрущеву. Бойл счел писанину Морриса возмутительно слащавой и подобострастной.
– Это предназначено не для командующего корпусом морской пехоты США, – ответил Моррис. – Нужно копировать их образ мышления.
Хрущев долгое время был подхалимом. Руководя в 30-е годы истреблением миллионов украинцев, он на все лады преподносил себя как "друга и боевого товарища Сталина", "ближайшего ученика и боевого товарища Сталина", "сталинского лидера украинского народа и большевиков" и "ближайшего боевого соратника великого Сталина". В 1944 году Хрущев заставил тринадцать поэтов написать от имени украинского народа коллективную поэму в честь великого Сталина, которую по его распоряжению, прежде чем послать ее Сталину, подписали 9 316 972 человека. Моррис понимал, что, как бывший подхалим, Хрущев и сам неравнодушен к лести.
И оказался прав. Письмо-поздравление так понравилось Хрущеву, что он приказал разослать его копии всем членам Политбюро и Центрального Комитета и пригласил Джека на торжественный ужин в честь алжирского премьера Бен Беллы в день празднования Первого мая. Присутствовали известные военачальники, четверо космонавтов и Президиум ЦК в полном составе. С большой помпой Джека представили как посланца американской компартии, и многие из собравшихся подходили к нему с неискренними, льстивыми тостами. Как и советовал Моррис, Джек ответил льстивой здравицей в честь Хрущева. В свою очередь, Хрущев сказал ему:
– Вот завершается этот Великий день. Он поистине международный, и среди нас находится представитель страны, в которой родился этот великий праздник. Когда я обнимаю вас, я обнимаю вашего выдающегося секретаря (Холла). Доброго ему здоровья. Он истинно стойкий руководитель вашей героической партий. Отпразднуйте этот день. Садитесь с нами. Вы для нас – желанный гость. (Цитаты из речи Хрущева взяты из отчета, который Джек представил Холлу.)
Пока Пономарев неотлучно сопровождал Бен Беллу, Джек общался с Мостовцом и его помощниками, Алексеем Гречухиным и Олегом Коржановым. По его просьбе ему предоставили пишущую машинку с латинским шрифтом, чтобы он мог писать домой своим товарищам. Используя простой словесный код он отправил письмо некой Вивиан – это был почтовый ящик ФБР в Нью-Йорке. Расшифрованное письмо гласило:
"Мостовец и Гречухин больше меня хотят, чтобы я поехал на Кубу. Складывается впечатление, что даже мои ангелы-хранители вынуждены дожидаться за дверью, пока Кастро любуется собой в зеркало перед выходом на сцену. С китайцами дела обстоят хуже, чем можно представить, гораздо хуже".
* * *
Четвертого мая Джека пригласили на встречу с "нашим товарищем", офицером КГБ, осуществлявшим общее руководство операциями поддержки из Москвы. Отчасти по своей природной дерзости, отчасти по точно рассчитанным тактическим соображениям Джек относился к сотрудникам КГБ как к своим подчиненным. Он дал им понять, что работает на Хрущева, Суслова, Пономарева, Мостовца, а также на августейшего генерального секретаря американской компартии и ни на кого больше. Если что-то получалось не так, он не стеснялся громогласно обвинять КГБ в некомпетентности. Возможно, поэтому КГБ, вопреки своему собственному высокопрофессиональному мнению, порой предпочитал ублажать его или оставить в покое, что. и требовалось Джеку и ФБР.
Офицер из группы поддержки был похож на молодого Авраама Линкольна. На безупречном английском он обратился к Джеку по имени, не назвав себя. В ходе беседы он обнаружил исчерпывающее знание деталей операций в Нью-Йорке и несколько раз давал понять, что имеет полномочия непосредственно от Центрального Комитета.
– Послушайте, мистер Икс, если вам угодно так себя именовать. Дела с Политбюро и Центральным Комитетом я веду лично, – заявил Джек. – Если кто-то оттуда захочет мне что-то сказать, он сделает это с глазу на глаз. Поэтому давайте говорить конкретно. Для чего я сижу в этом гостиничном номере?
Словно демонстрируя Джеку некое величайшее технологическое чудо, офицер вынул контейнер с микропленкой, который уничтожал содержимое, если его неправильно открыть. Затем последовала лекция о достоинствах контейнера и его функциях.
– В прошлом году ваши люди уже показывали мне эту штуку, – прервал его Джек. – Я знаю, как она работает. Вы сказали, что передадите мне несколько контейнеров через тайник или при встрече. Это что, музейный экспонат, или вы все же хотите, чтобы я им пользовался? Если да, то отдайте его мне.
Офицер сообщил ему, что криптологи придумали новый код для связи "Морат", которому Джека вскоре обучат.
– Это хорошо, – кивнул Джек. – Тридцать лет назад, когда вы были мальчишкой, а я обучался в Москве ремеслу разведчика, я узнал, что коды следует менять почаще. Что же касается наших будущих уроков, вам придется спросить у людей из Международного отдела ЦК. Моим временем распоряжаются они.
Словно разыгрывая козырную карту, мистер Икс с гордостью заявил, что Советы решили передать Джеку по его возвращении в Нью-Йорк 300 000 долларов. Говорил он так, словно это были деньга из его собственного кармана, и явно ожидал благодарности.
– Мне уже сказал об этом Мостовец, – ответил Джек. – Сумма меньше той, на которую рассчитывал наш генеральный секретарь, но она поможет нашему делу. Между прочим, пошлите деньги 50-долларовыми банкнотами; со 100-долларовыми обычно ходят наши гангстеры, и это привлекает внимание.
Офицер покорно согласился, что 50-долларовые банкноты будут уместнее. Расстались они вполне дружелюбно, договорившись встретиться позднее, чтобы обсудить с экспертом КГБ новые шифровальные системы.