* * *
…– Так Хаор в самом деле вернулся в Этернию? Откровенно говоря, мне все казалось, что дух ведьмака во всей этой истории играет роль отвлекающего маневра. Или козла отпущения.
Лунник, который до этого сидел абсолютно неподвижно, вздрогнул и задумчиво глянул на Малику. Он все еще пребывал во власти воспоминаний, все еще держал в руках холодные пальчики несчастной Шани.
– Для Дина это примерно так и было, госпожа Вейн. Разумеется, если принять на веру рассказ Жанны… И мы ведь поверим ей, верно? Она сказала правду, ничего не утаив. А теперь я изложу вам свою точку зрения на последние события и, полагаю, после этого вы сможете принять правильное решение.
– Я бы не стала на вас доносить в любом случае, – пробормотала Малика, – что бы вы сейчас не рассказали.
Лунник широко улыбнулся, демонстрируя белые острые зубы, причем сделал это намеренно – мол, вы же взрослая ведьма и должны понимать с кем имеете дело.
– Единственное, в чем меня можно обвинить, так это в убийстве двух фанатиков. Но такое обвинение весьма сомнительно, госпожа Вейн. Нет тел – нет преступления. Разве что спустя несколько лет прибавилось бы работы вашему отделу. Так что, продолжим?
Она молча кивнула. История близилась к завершению и, пожалуй, единственное, чего бы хотелось Малике – так это счастливого финала. Для графа, для нее, для всех, кто смог избежать "мести" Хаора.
– Он пришел ко мне, – тихо начал граф, и в голосе явственно прозвучали нотки страха, – и говорил со мной. Вам должно быть известно, что в последние дни Сэлдима духи иногда показывают своим потомкам места сокрытых кладов. И в ту ночь, когда мне явился дух ведьмака… он приказал мне написать письмо Нэйду. Хаор собирался увидеться со своими потомками и, если они окажутся достойны, открыть место, где припрятал сокровища. Теперь вам должно быть понятно, почему Нэйд пытался отправить вас обратно в Пражен, госпожа Вейн. Ему было совсем не с руки, если у пустошей будет вертеться ведьма с вашими талантами, да еще и упокаивающая призраков за жалованье. Нэйду призрак Хаора был нужен живым и здоровым, как это ни глупо звучит. О готовящемся ритуале узнала и Джин – а надо сказать, что с годами приступы безумия у нее участились. Хвала Эо, что ее бедная мать уже не видела своей дочери с выпученным глазами, сбитыми в колтун волосами, яростно кидающейся на стены… Но Джин не всегда такая. Порой рассудок ее чист как роса поутру, и тогда это наиприятнейшая собеседница, какую только можно себе вообразить. Так вот. Джин узнала о приезде Нэйда, а потом, во время приступа, сболтнула, что намерена одновременно провести свой ритуал и тем самым вернуть деда к жизни. В теле Нэйда, разумеется. Когда я оставлял вас в своей спальне, госпожа Вейн, мне нужно было привести Джин в чувство. Это она ударила меня кинжалом, но я все еще надеялся сохранить в тайне происходящее. Это она явила морок Дину, выманила его на курган Хаора и там зарезала ножом, который стащила из замка. Толкнула вас в окно тоже Джин, вернее, ее магия. И это ее землянку вы видели перед тем, как на вас напали двое ее приспешников…
Малика крепко зажмурилась. Если бы только можно было забыть, смыть страх, боль, унижение, которые она испытала в ту ночь – тогда, наверное, она стала бы счастливейшей из ведьм. Но теперь и низколобое лицо Арчи, и правильные черты блондина, имени которого она так и не узнала, будут преследовать ее до конца дней.
– Они сказали мне, что Джин – святая женщина, – медленно произнесла ведьма. Получилось как-то хрипло и беспомощно, как будто Малика до сих пор боялась…
Да, боялась. Что уж тут скрывать?
"Но могло получиться и хуже, гораздо хуже", – в смятении подумала она, – "если бы граф не подоспел вовремя".
– Иногда она ведет себя именно так, – лунник усмехнулся, – много ли надо жителям Блюменса, чтобы уверовать в святость кого-либо? Для этого довольно чуть отличаться от прочих, но именно – чуть. Например, жить в землянке, не иметь любовников и выставлять напоказ книгу о деяниях Всеблагого, понимаете? Люди легковерны, и жаждут чуда. А Джин еще и умудрялась исцелять некоторых из горожан, непременно при этом бормоча молитвы. Разумеется, мало кто видел ее во время приступов – Джин невероятно хитра.
– И где сейчас Джин?
Он пожал плечами.
– Еще не знаю, госпожа Вейн. Она покинула замок после того как прокусила мне руку.
Малика поднялась из-за стола.
–Что мы будем делать дальше? Ваш рассказ наконец расставил все по своим местам, но… вы предупредили Нэйда об опасности?
Медленный кивок. Блеск золота в звериных глазах.
– Разумеется. Однако Нэйд уверен в себе и не собирается отсюда уезжать без сокровищ. Тут, понимаете, дело не в деньгах, Нэйд в них не нуждается. Тут, скорее, дело в том, что частенько среди древних вещей попадаются ценные амулеты. А если учесть, что все это – фамильные драгоценности семьи ведьмаков, то вероятность найти среди побрякушек нечто интересное – весьма и весьма велика.
– Вам известно место, где будет проходить ритуал?
– Нет, – лунник покачал головой, – но я бы предположил, что это произойдет где-то в пустошах, неподалеку от кургана.
– И когда Джин хочет подарить Хаору вторую жизнь?
– Ну-у, – он нервно постукивал ногтями по полированной столешнице, – в соответствии с первоначальным планом это должно состояться не позже чем в первую ночь после фиолетовой луны.
– То есть послезавтра, – уточнила Малика.
– Да, – кивнул граф, – послезавтра.
Ночь синей луны
Сэлдим –особенныймесяц. То, что спало, свернувшись тугим бутоном, просыпается, раскрываясь навстречу солнцу. Те, кому посчастливилось пережить зиму, с наслаждением вдыхают незабываемый и ни с чем несравнимый коктейль, смешанный из запахов зелени, земли, нектара и свежести ледника, которую приносит ветер с Солнечной горы. И луна Всецветня тоже особенная. Так уж получилось, что весь месяц висит она в небе круглой плошкой, только оттенок ее меняется. Сперва – чистое серебро, белый цвет невинности, затем – как будто в разведенную известь добавили несколько капель алой краски или уронили горсть раздавленной клюквы. С каждой ночью все гуще цвет Ночной странницы, до тех пор, пока не станет она багровой, словно свежая ссадина. Потом как будто небесная синева начинает тушить гневный цвет луны, заливая алое синим. Лиловая, фиолетовая, синяя… И все. Ночная странница попросту растворяется в темноте, становясь невидимой. Сэлдим заканчивается.
…Маликахмуро вглядывалась в небо, где едва заметно синел диск луны. Она стояла у окна и куталась в шаль. Ночь обещала быть теплой, как и полагается последней ночи Сэлдима, но ведьме отчего-то было зябко. Малике очень хотелось верить, что мерзла она не от страха.
Легкий шорох за спиной.
Она резко обернулась, хотя заранее знала, кого увидит.
– Граф.
Лунник сдержанно кивнул и замер, словно черная тень. Как странно – до этого он ни разу не одевался во все черное, отдавая предпочтение куда более живым и приятным глазу цветам. Что же поменялось в эту ночь?
– Заранее оплакиваете ее? – поинтересовалась Малика.
– Пожалуй, – он с деланным безразличием пожал плечами, – но ведь… вы помните о моей просьбе?
Как не помнить. Малика до самой смерти будет помнить жуткую, неизбывную боль в звериных глазах, когда лунный лорд просил ее попытаться сохранить жизни им обоим .
"А если это будет невозможно?" – спросила она тогда, – "кого бы вы предпочли видеть живым?"
"Я не могу выбирать, госпожа Вейн, я обязан семье Хаора жизнью".
Вот вам и все, выкручивайся, как хочешь, Малика.
– Нам пора, – одними губами произнесла она.
Затем аккуратно сложила шаль на спинку кресла и двинулась следом за лунным лордом. В эту ночь ведьма отказалась от платья, одевшись в мужской костюм, ведь в штанах куда удобнее бегать по пустошам, аза высоким голенищем она припрятала нож, на тот случай, если придется прибегнуть к кровопусканию.
Нет-нет, Малика вовсе не собиралась драться на ножах с той же Джин! Она прекрасно осознавала, что преподавательница Праженской Академии – плохой боец и вряд ли одолеет сумасшедшую ведьму из пустошей. Разве что себе вены вскрыть, если до этого дело дойдет. Все-таки кровь – великая сила. В ней и жизнь, и магия, бери что нужно…
Но пока Малика шагала по коридорам живого замка, опасность предстоящего предприятия казалась эфемерной, ненастоящей – и только когда за спиной захлопнулись створки-двери, как будто кто-то в голове рычаг передернул. Вот оно, началось. Волосы на затылке зашевелились от необъяснимого, тяжкого предчувствия.
"Кого-то этой ночью не станет", – эта мысль обожгла, ужалила, словно вылетевшая из костра искра, – "и он тоже понимает, знает, что я чувствую, и все еще мечется между данным словом и желанием сохранить жизнь Нэйду…"
Граф Рутто казался воплощением спокойствия, стоя на парадном крыльце и глядя в ночь. С лунником не опасно, когда луна синяя, Малика это знала, и потому осторожно коснулась его ладони.
– Чего мы ждем?
– Угадайте с трех раз, госпожа Вейн, – ядовито отозвался граф, – или вы знаете, в какую сторону нам идти?
– Можно подумать, вы знаете, – буркнула ведьма, – или учуять пытаетесь?
– Примерно так. Вас я ведь унюхал несколько ночей назад.
Он потянул носом воздух, на несколько мгновений прикрыл глаза и заявил:
– А теперь, госпожа Вейн, нам придется сделать нечто такое, чего мы еще никогда не делали раньше. Помнится, вы пытались мне продемонстрировать свои таланты – позвольте теперь и мне показать мне то, чем богаты дети Ночной странницы.
– Не люблю напыщенных речей, – ведьма поморщилась, – что я должна сделать?
– Вы должны меня обнять, – ехидно сообщил лунник, при этом даже глазом не моргнув.
– Лестное предложение. Но я бы предпочла сделать это в другое время и в другой обстановке.
– Не сомневаюсь. И все же вам придется сделать это здесь и сейчас, если, конечно, вы хотите почувствовать то же, что и я.
У него получилось убедительно, и Малика сдалась.
В конце концов, ее ждали триста фунтов за упокоенного призрака, а лунный лорд не принадлежал к числу тех существ, что внушают отвращение одним своим видом.
Она набрала полные легкие воздуха, словно перед прыжком в воду, подошла почти вплотную и, подняв руки, покорно обняла графа за шею. Посмотреть ему в глаза Малика отчего-то не решалась, как будто сделай она это – и рухнет последняя хрупкая преграда между ними. Может быть, ведьме подспудно и хотелось этого, но… не так. Не теперь.
– Ближе, – голосом опытного искусителя проворковал лунник, – или вы, наконец, признались себе, что боитесь меня?
– Вот еще, – буркнула Малика.
В некотором замешательстве прикусив губу, она сделала последний шаг вперед, ткнулась лбом в черный шелк – и в то же миг ее накрыло солоноватой волной чужой, нечеловеческой силы.
– Нет!.. Не… не смей!
Ведьма изо всех сил уперлась локтями в грудь лунника, оттолкнулась и едва не упала. Он ее больше не держал, опустил руки вдоль тела. И все же…
Задыхаясь, Малика откинула назад непослушную прядку.
– Йоргг! Я… не знаю, что это было, но больше никогда – слышите – никогда!..
Она все еще хватала ртом воздух, легкие жгло так, словно она слишком долго пробыла под водой и теперь вот вынырнула.
– Успокойтесь, – обронил граф, качая головой, – я не знаю, что на вас так подействовало. Но вы же видели, не так ли? Видели, что и я?
Будучи не в силах отвечать, Малика затрясла головой. Да, провались все к йорггу! Она – видела.
…Нэйда, ползающего на коленях по смятым ирисам. Он вспарывал ножом землю, как будто это был мешок набитый золотыми монетами. Он торопился, вычерчивая на теле Этернии многолучевую звезду силы, без которой не провести ритуал. Малика словно ощутила на себе его дыхание, не очень-то свежее, пропитанное запахами кислого вина, лука и жирного, зажаренного на костре мяса. В темных глазах ведьмака плясала смерть. Любому, кто встанет у него на пути. И не осталось ничего от приятного попутчика, с которым малика Вейн имела удовольствие беседовать по дороге к Блюменсу.
…Джин, быстрым шагом идущую сквозь ирисы. В свете синей луны они расходились вокруг нее волнами, длинные волосы плыли за ней, словно плавники вуалехвостки, и между прядями то и дело проскальзывали фиолетовые искры. Как странно, подумала Малика, у Джин совершенно белые волосы. Седые? Или она уродилась блондинкой в отличие от своего братца? Джин была одета в простую холщовую рубаху и грубые штаны, одеяние землепашца или пастуха, но шла с истинно королевским величием, а за ней, почти приминая цветы, тяжело стелился шлейф убийственной силы, Малика почти ощущала, как магия безумной ведьмы ищет дверцу к ее собственному рассудку.
…Но это не все. Отталкиваясь от лунника, отрываясь от бушующего потока его энергии, в самый последний миг ведьма увидела незнакомца в старомодном кафтане с серебряным позументом. Он был высок ростом, довольно тонок в кости, темноволос и бледен. Красив той красотой, которая обычно зовется йоргговой. Хотелось утонуть в его глазах, упокоиться среди мертвой, неподвижной тьмы, чтобы уже никогда, никогда не возвращаться…
– Смотри на меня, не отворачивайся! – в сознание просочился рык лунника. Малика дернулась в его руках, осознала, что лунный лорд держит ее лицо в ладонях, наклонился к ней так близко, что горячее дыхание коснулось губ.
По телу прошла болезненная судорога, и Малика, вцепившись в запястья лунника, почти повисла на его руках.
– Вы стоять можете? – с непонятной злостью в голосе спросил граф.
– Не знаю.
– Мы только-только вышли на охоту, а вам уже дурно.
– Это все… он.
– А! Вы наконец увидали Хаора Ливори, так?
– Помогите мне сесть, – шепнула ведьма.
Тьма, заполнившая ее, медленно отступала. Но глаза… Всеблагий, эти глаза… Она даже не могла подыскать слов, которые бы описали пережитое. Темный смертный покой. Бездонная воронка, в которую лишь соскользнешь – и падение будет длиться вечно.
Она и не заметила, как граф обнял ее за плечи и крепко прижал к себе. А потом, окончательно придя в себя, хихикнула.
– Вы что, на самом деле считаете, что я им ровня?
– Почему бы и нет?
– Ведьмаки такой силы да еще призрак такой степени ярости не оставят от меня и мокрого места. Все равно, что попасть между молотом и наковальней.
Пальцы лунника осторожно перебирали пряди ее волос, и было это невыносимо приятно. Как последнее, очень мутное воспоминание о матери.
– Но мы ведь уже обсуждали, что вам не следует вступать с ними в противоборство, – почти прошептал он, – все, что вам нужно сделать, это дождаться, когда Джин начнет колдовать, вырвать у нее Хаора и отправить его за пределы Этернии.
– А как же Нэйд?
– Если он успеет сделать то, что хотел – хорошо. Не успеет –как-нибудь переживет.
– Сомневаюсь, что я все это переживу, – буркнула ведьма и тут же решила, что пессимизм – это плохо, просто хуже некуда, – вся беда в том, граф, что у Хаора могут быть свои собственные планы. Так-то.
Граф отстранился и пристально, не мигая, посмотрел на Малику.
– Я сделаю все, чтобы вы остались живы, госпожа Вейн. Ну что, идем?
Она вздохнула. Голова не кружилась, сил прибавилось. Это означало, что надо просто подняться – и идти. Возможно, навстречу собственной гибели.
– Подумайте о трех сотнях фунтов, – усмехнулся лунник, – эта мысль должна вас согреть.
– Перестаньте смеяться надо мной, граф.
* * *
Прогулка под синей луной напоминала поход к гнезду василиска. Ты идешь, не видя опасности, василиск притаился в своей норе, обвил драгоценную кладку. Если к гнезду забредет бедолага из числа простых смертных – ему конец. А если ведьма… Впрочем, ведьма никогда добровольно не приблизится к логову чудовища, потому что ощутит его присутствие за много футов до смертельной черты.
Вот и сейчас – Малика брела, словно годовалый младенец вцепившись в руку лунника – и всем телом чувствовала возрастающий напор силы, будто ледяной ветер хлестал по щекам, давил на грудь, вырастая невидимой преградой. Сила была знакомой, почти родной, свитой из невидимых нитей с привкусом ржавчины и стоялой воды. И не было в этом ровным счетом ничего удивительного, если вспомнить о своеобразной "специализации" Хаора Ливори, которую унаследовали его внуки.
Ведьма посмотрела на синий диск луны. Он почти утонул в глубоком ночном небе, стал едва заметен, но при этом стелил по долине полотна призрачного светло-голубого света. Покосившись на своего спутника, Малика поняла, что он тоже смотрит на луну.
– Время заканчивается, – глухо произнес он, как будто простонал сквозь зубы, – Нэйд начнет призывать Хаора, когда Ночная странница будет в зените.
– Надеюсь, мы не столкнемся по дороге с Джин.
– Она будет двигаться к нашему другу Нэйду с противоположной стороны пустоши. – он замолчал, потом спросил, – вам страшно, госпожа Вейн?
Малика покачала головой. Врать не имело смысла – толку-то, если через час ее может не стать?
– Немного. Я боюсь, что не справлюсь с вашими птенчиками, граф. Я…
Ведьма не успела закончить. Резкий удар вбок – и она оказалась на сырой земле.
– Что вы… – возмущенно начала она, – что вы себе позволяете?!!
– Ш-ш-ш… тихо, – граф приложил палец к губам, – послушайте лучше.
И тут же отполз на пару шагов, улегся на землю. Малика, морщась, прислушалась к звукам ночи. Сперва – ничего странного или необычного. Шелест ирисов, доносящееся издалека уханье филина. А потом ведьма услышала – слабое, как будто придушенное… мяуканье.
Она молча посмотрела на лунника – и тот кивнул, словно отвечая на так и не заданный вопрос.
– Мы почти на месте, госпожа Вейн. Будет лучше, если и Нэйд, и Джин останутся в неведении относительно нашего присутствия.
Малика судорожно выдохнула. Невидимый кот продолжал надрывно мяукать, как будто знал собственную судьбу, судьбу жертвы – потому как быстро собрать нужное количество силы можно только при помощи крови, заполнившей каждую линию нарисованной звезды.
– Мне кажется, что он еще кое-что задумал, кроме беседы со своим дедом, – шепотом заметила ведьма, – Нэйд собирает силу, много силы… Зачем ему столько?
Лунник неопределенно пожал плечами.
– Это ведь вы специалист по таким штучкам, госпожа Вейн. Я рассказал вам все, что знал.
Они полежали среди ирисов несколько минут. Малика все прислушивалась, пыталась понять. Напор потока силы не ослабевал ни на секунду, ощутимо вдавливая в землю. Потом заверещал кот и все стихло. По коже побежали мурашки: ведьма слишком хорошо понимала, что означает это гробовое молчание.
Но, во имя Всеблагого, зачем Нэйду такое количество чистейшей магической силы?
Она, стараясь не терять самообладания, посмотрела в желтые глаза лунного лорда.
– Вы ничего не хотите добавить к своему рассказу, граф?
Он нервно мотнул головой.
– Нам пора, госпожа Вейн.