- Я должна. Я должна заставить тебя понять, как все было. Я любила его… по-своему. Он любил меня… тоже… по-своему… легкомысленно. Не так, как он хочет любить тебя. Ты можешь сделать его лучше, Кейт. Пожалуйста, попытайся.
- Ты не должна сейчас думать о нем, Николь. Пожалуйста, отдохни. Ты обязательно поправишься. Как же мы сможем обойтись без тебя?
- Прости меня…
- За что? Это ты должна меня простить. Я удержала тебя здесь. Я должна была заставить тебя уехать с ним. Ты знала, что это было бы правильно… и ты этого хотела. Но я отказалась ехать, и поэтому… О, Николь, как мне отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделала?
- Это все он.
- Нет, Николь, это делала ты… ты.
- Пожалуйста, Кейт…
Видно было, что она умирает.
Она закрыла глаза. Ее дыхание становилось все более затрудненным. Казалось, мое присутствие умиротворяет ее. Прошло, должно быть, с полчаса, когда она захрипела, пытаясь вдохнуть воздух. Я выбежала в коридор, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Найдя сестру милосердия, привела ее к постели Николь.
Но она уже затихла.
- Эта дама была слишком тяжело ранена, - сказала сестра. - У нее не было никаких шансов.
И закрыла ей глаза.
Спотыкаясь, я вышла на улицу. Что происходит? Николь умерла… Но еще утром она была жива и здорова… мой самый близкий друг, на которого я привыкла во всем полагаться. А теперь ее нет… Я и раньше знала, какой жестокой бывает жизнь, но никак не предполагала, что трагедия может разразиться так неожиданно.
"…Чтобы удачи у вас было больше, чем здравого смысла". Я вспомнила теперь его слова. Он приходил за нами. Он любил нас… все это время. Вовсе не дружба привела ко мне Николь. Она это сделала по его просьбе.
А теперь Николь умерла. Как я скажу Кендалу, что он никогда больше не увидит Николь? Как я смогу забыть, что это из-за меня она осталась в Париже? Если бы не я, она сейчас была бы жива.
Весь ужас происшедшего с огромной силой обрушился на меня. Следующий орудийный выстрел, подобный тому, который унес жизнь Николь, мог в любую секунду убить любого из нас! О Боже! - подумала я. - Кендал!
И бросилась бежать со всех ног.
Дом по-прежнему стоял на своем месте. Я уже была готова застать его в руинах.
Война. Кругом война. Никогда не думала, что меня это может коснуться. Теперь она пришла и принесла с собой горе, разрушения, кровь, смерть… искалеченные жизни.
Я вбежала в дом с криками:
- Жанна! Кендал! Скорее! Где вы?!
Появилась Жанна. Ее лицо было смертельно бледным.
- Где Кендал? - спросила я.
- Его нет… он в безопасности, - ответила она. - Мсье из сада…
Комната вихрем закружилась вокруг меня. От страха я едва не потеряла сознание.
- Он пришел сразу после вашего ухода и сказал, что мальчику не место в Париже. Нужно спасти его, увезти в безопасное место. Я пыталась… но он просто забрал его.
- А Кендал…
- Заявил, что никуда не поедет без мамы… но он поднял его… и унес.
Я закрыла лицо руками.
- Этого не может быть, - прошептала я. - Он забрал его в Сентевилль. Я должна ехать за ним. О, Жанна… Николь умерла.
Она растерянно уставилась на меня.
- Да… У меня на глазах, - с трудом выговорила я. - А… в это время он пришел и забрал моего сына. Жанна, я должна ехать за ним. Туда, в замок… Поехали со мной. Здесь нельзя оставаться. Если бы ты видела Николь…
- Но как мы туда доберемся?
- Не знаю, но нужно немедленно отправляться в путь. Нельзя терять ни минуты. За ним, за ним!
Я вбежала в свою комнату, собрала все деньги, которые были в доме, надела пелерину. Чтобы справиться с этой ужасающей ситуацией, нужно было действовать, и действовать незамедлительно.
Внизу меня ожидала Жанна.
- Пойдем же! - воскликнула я.
Вдруг распахнулась входная дверь. На пороге стоял барон, держа за руку Кендала.
Я вскрикнула, подбежала к сыну, упала на колени и обняла его. На лице ребенка читалась растерянность, но было ясно, что он тоже безмерно рад.
- Время, - сказал барон. - Вы одеты. Где Николь? Позовите ее.
Несколько мгновений я смотрела на него, не в состоянии вымолвить ни слова.
- Поспеши! - закричал он. - Через несколько часов город будет в осаде… если он уже не окружен. Зови Николь… скорее!
- Николь умерла, - прошептала я, - я только что от нее.
- Умерла?!
- В больнице. Ее ранило… тем… снарядом. Я оставалась с ней, пока она еще…
Он был потрясен. Я впервые увидела, что он может страдать.
- Николь… мертва… Ты… ты не ошибаешься?
- Несколько минут назад. Я была с ней, поэтому вы не застали меня…
Я отвернулась.
- Она была хорошая… самая лучшая… - услышала я его шепот.
Затем барон взял себя в руки.
- Пойдем. У нас нет времени. - Он обернулся к Жанне. - Ты тоже. Здесь оставаться нельзя.
Мы вышли на улицу. Вокруг не было ни души. Обстрел заставил всех разбежаться по домам.
- Неподалеку ожидают лошади, - сообщил барон. - Надо как можно скорее убираться отсюда. Вперед! Вперед!
Мы добежали до конца улицы, когда разорвался еще один немецкий снаряд.
Это был самый страшный момент в моей жизни. Снаряд угодил в здание, мимо которого мы в этот момент бежали. Время как будто замедлило свой ход. Я увидела, как здание закачалось, подобно пьяному прохожему, а потом начало оседать… как-то неправдоподобно медленно… Его фасад буквально сползал на тротуар. На моих глазах разворачивалась… катастрофа. Кендал замер и, как завороженный, смотрел на рассыпающееся здание. Я услышала крик барона. Мальчик обернулся, но было уже поздно.
В это самое мгновение раздался оглушительный грохот.
Кендал лежал на земле. Сейчас на него обрушится гора обломков. Я бросилась к нему… но барон меня опередил. Он бы не успел оттащить в сторону малыша… поэтому упал на него и накрыл своим телом.
Я закричала. Несколько секунд ничего не было видно, кроме облака пыли.
- Кендал! - в отчаянии звала я.
Затем упала на колени и принялась разгребать обломки, продолжая звать Кендала.
Он выбрался из-под тела барона и поднялся на ноги. Я обезумела от радости, увидев, что малыш ничуть не пострадал.
Но барон продолжал лежать среди кирпичей… молчащий и неподвижный.
Его правая нога была неестественно вывернута. Он не шевелился, и я подумала, что он умер. Противоречивые чувства овладели моей душой. Сегодня утром я уже видела смерть. Но это не могло, не должно было случиться с бароном. С кем угодно, только не с бароном. Он был неуязвим.
- Нужно позвать на помощь, - сказала я.
Люди уже начали выходить из своих домов, и вскоре вокруг нас собралась небольшая толпа. Я не могла оторвать глаз от неподвижно лежащего передо мной человека в окровавленной одежде. Его лицо было мертвенно-бледным, глаза закрыты. Я физически ощутила ледяную пустоту в душе.
Николь, мой верный друг, только что покинула меня навсегда, и я осознала это. Но я никак не могла себе представить, как буду жить без барона. Кого же тогда бояться, бранить, ненавидеть?
Кто-то принес лестницу, и его погрузили на нее, как на носилки. Они сказали, что отнесут раненого в больницу.
- Несите в мой дом, - импульсивно предложила я. - Там будут ухаживать за ним. И… позовите какого-нибудь врача… скорее… скорее…
Барона занесли в дом.
- Он умер? - спросил Кендал.
- Нет! - с жаром воскликнула я. - Нет… он не мог умереть… этого не может быть!
* * *
Это было началом осады Парижа, той осады, которая стала самым трагическим и унизительным событием в истории этого великого города.
Но тогда я напрочь забыла о войне, всецело посвятив себя своему пациенту. Врач определил, что у барона раздроблена кость правой ноги. Можно было надеяться на то, что он еще сможет ходить, хотя бы с помощью палки. Ни один жизненно важный орган не пострадал, потеря крови также не была угрожающей. Оправившись от шока и залечив травмы, барон сможет вернуться к полноценной жизни, хотя хромота уже никогда не оставит его.
Всю первую ночь я провела у его постели. Он не приходил в себя, и мы тогда еще не знали, насколько серьезны полученные повреждения. Я была рада, что его не забрали в больницу. После обстрела туда поступило много пострадавших, к тому же ожидались новые жертвы, поэтому врач не стал настаивать на госпитализации. Я заявила, что сама буду ухаживать за пациентом, а Жанна изъявила готовность мне помогать. Врач был чрезвычайно рад предоставить нам эту возможность.
Он показал, как следует делать перевязку. Рана привела меня в ужас. Я знала, что барону очень больно, но он стоически вытерпел все, что я делала. Собственно, иного я от него и не ожидала.
Мы с Жанной перенесли свои кровати вниз, так что теперь все находились на одном этаже и недалеко друг от друга. Меня преследовал изнуряющий страх разлуки с Кендалом.
Наступила ночь. Все обреченно ждали новых обстрелов. Однако все было тихо. Пока.
Эта ночь у постели раненого была очень тревожной. Не верилось, что еще сутки назад я спокойно спала в своей постели, а Николь все еще была жива…
Больше всего я боялась за Кендала. Снова и снова вспыхивало в сознании то ужасное мгновение, когда я поняла, что на ребенка сейчас обрушится стена. И если бы барон не защитил его, прикрыв собственным телом… моего малыша, несомненно, раздавило бы насмерть.
Было странно осознавать, как многим я обязана этому человеку. Самыми большими в моей жизни унижениями… а теперь… самым большим счастьем - жизнью моего сына.
У меня в ушах продолжал звучать голос Николь: "В нем много хорошего. Ты должна понять это". Да, я уже увидела нечто хорошее. Он пришел, чтобы увезти, спасти нас… рискуя, как потом оказалось, собственной жизнью. И он спас моего сына.
Я просидела возле него всю ночь, в темноте, не зажигая свечей. Несколько дней назад Николь сказала, что мы должны экономить свечи… что должны экономить буквально все. Нас наверняка ожидали серьезные лишения.
Я сидела, глядя на неподвижные очертания его фигуры, пока за окном не заалела заря. Тогда я увидела, что мертвенная бледность сошла с его лица, на котором теперь стали проявляться признаки жизни. Дыхание стало более ровным. Я поняла, что он выживет, и вздохнула с непередаваемым облегчением.
А потом долго размышляла. Слишком много событий произошло за столь краткий промежуток времени. Я знала, что смерть всегда ходит рядом, но сейчас она приблизилась вплотную. Николь всегда казалась мне такой живой и энергичной… а потом она шла по улице, ее ранило осколком снаряда и… конец. А барон! То же самое вполне могло произойти и с ним.
Это была война. Я отмахивалась от нее, не проявляла к ней ни малейшего интереса, считала дурацким мужским развлечением, из которого никогда не выходит ничего хорошего, и только. Но на войне еще и погибают люди… близкие люди просто выходят на улицу и… не возвращаются домой.
Я вздрогнула. Барон смотрел на меня.
- Кейт, - слабым голосом произнес он.
- Как вы себя чувствуете?
- Странно. Очень странно…
- Это был снаряд. На вас упала стена.
- Я помню… Малыш?
- Невредим.
- Слава Богу.
- Спасибо также и вам.
Улыбка тронула его губы, и он опять закрыл глаза.
Я почувствовала, как на мои собственные глаза наворачиваются слезы. Он выздоровеет. Он и в самом деле неуязвим.
Было радостно сознавать, что он с нами. Одно присутствие этого человека, в котором сейчас едва теплилась жизнь, создавало ощущение безопасности и покоя.
В комнату заглянул Кендал. Я протянула руку, и он подбежал ко мне.
- Он спит?
Я кивнула.
- Он тяжело ранен?
- Видимо, да.
- Как ты думаешь, он захочет пойти со мной завтра в сад, чтобы поиграть со змеем?
- Только не завтра, - ответила я. - Но когда-нибудь… вполне возможно.
* * *
Все последующие дни были посвящены только барону.
Когда обстрелы прекратились, все вздохнули с облегчением, хотя наступившая тишина казалась лишь зловещим предгрозьем. Первые дни барон в основном спал. Врач прописал ему какое-то снотворное. Это был очень добросовестный молодой человек, искренне озабоченный возникшей ситуацией.
- Мы ожидали большой поток раненых, - говорил он, - но, видимо, неприятель понял, что от такой тактики мало проку. Немцы, конечно, могут продолжать обстреливать Париж, но он ведь очень большой, а жители, видя, как враг уничтожает их город, лишь сильнее ожесточаются и обретают решимость защищать его до последней капли крови. Эти пруссаки умеют воевать, и я думаю, что они попытаются, не расходуя снарядов, попросту заморить нас голодом.
- Мрачная перспектива.
- Безусловно. А этим Бонапартам придется за многое держать ответ.
Он был убежденным республиканцем. Меня политика совершенно не интересовала, но я была безмерно благодарна ему за помощь.
Жанна каждое утро отправлялась на поиски съестного, а когда она возвращалась, мы с радостным волнением распаковывали ее корзинку. В доме был изрядный запас муки, из которой можно было печь хлеб. Это позволило бы какое-то время продержаться, если бы закончились все остальные продукты.
Днем я обычно гуляла с Кендалом, а Жанна оставалась дома, чтобы в случае необходимости оказать помощь барону. Я никогда не уходила далеко и, конечно же, не спускала глаз с Кендала.
Объяснив ему, что случилось с Николь, я еще раз изумилась тому, как легко дети приспосабливаются к обстоятельствам. Похоже, он понял, что идет война, которую французы уже проиграли, вследствие чего все мы очутились в осажденном городе.
Полки магазинов были практически пусты, так как большинство продуктов раньше завозилось из окрестных деревень. Тогда мы часто слышали, как грохочут по мостовой подводы, направляясь на рынки и в магазины. Теперь никто не приезжал в Париж и никто не мог его покинуть.
Дни шли сплошной чередой, неотличимые друг от друга, зато тихие. Эта монотонность настораживала, потому что во время осады изменения наступают, как правило, без предупреждения.
К барону быстро возвращались силы. Его нога все еще была в плачевном состоянии, но более жизнеспособного человека трудно было бы себе представить, и он стремительно восстанавливался после ранения.
Он уже мог сидеть, для чего я подкладывала под его больную ногу подушки. А вскоре пришел черед палки, на которую барон опирался, ковыляя по комнате. Поначалу его изматывали даже самые короткие прогулки, и уже через несколько минут он обессиленный валился на кровать.
Странно было видеть этого человека лишенным столь привычной для него мощи.
- Вы похожи на Самсона, - говорила я ему, - у которого остригли локоны.
- Но ты же помнишь, - отвечал он, - что его волосы отросли вновь?
- Да. К вам тоже вернется былая сила.
- К чему она инвалиду?
- Все могло быть гораздо хуже.
- Но могло быть и лучше, - не без иронии заметил он.
- Вы намекаете на то, что если бы я не проявила ослиное упрямство и не отказалась покинуть Париж, как вы предлагали ранее, то сейчас с вами этого бы не произошло? И Николь была бы жива…
Мой голос сорвался, и он поспешил утешить меня:
- Мы все совершаем ошибки… иногда.
- Даже вы, - съязвила я в порыве внезапно проснувшейся враждебности.
- Да, - ответил он, - увы, даже я.
Наши отношения изменились. Это было неизбежно. Он был пациентом, я была его сиделкой, а все мы находились в крайне опасной ситуации. В любую секунду смерть могла пожаловать за любым из нас.
В глубине души я надеялась на то, что если она явится, то заберет меня и пощадит Кендала и барона. Я лежала ночами без сна и думала: в этом случае барон позаботится о Кендале. Я ни за что на свете не хотела бы, чтобы из моего сына вырос еще один Ролло, но он вырастит Кендала, и он его искренне любит. Поэтому, пожалуйста, Господи, возьми меня и пощади их…
Слуг у нас уже не осталось. Они ушли еще до смерти Николь. У некоторых из них хватило ума покинуть город. Это в основном были деревенские девушки, которым было куда возвращаться. Так что в огромном доме оставались лишь Кендал, барон, Жанна и я. Консьерж с женой по-прежнему жили в своей квартирке, но старательно избегали нас.
Я проводила с бароном очень много времени. Входя в комнату, где он лежал, я неизменно замечала радость, озаряющую его глаза. Иногда он говорил:
- Тебя не было так долго.
Я на это отвечала:
- Теперь вы не нуждаетесь в постоянном уходе. Вам уже гораздо лучше, а у меня, знаете ли, есть и другие дела.
Так я разговаривала, с оттенком суровости, как и прежде.
- Посиди со мной, - просил он. - Поговори… Что там еще затевают эти безумцы?
И я пересказывала ему все, что слышала о войне, в частности то, что пруссаки окружают Париж и стремительно продвигаются на север страны.
- Они захватят большие города, - уверенно заявил барон, - но не станут связываться с небольшими замками вроде Сентевилля.
Также рассказала я и о том, что из магазинов почти полностью исчезли продукты, и если так будет продолжаться, скоро вообще нечего будет есть.